Книга перемен 2-е издание исправленное и дополненное
| Вид материала | Книга |
- Психология лидера издание третье, исправленное и дополненное ннбф "Онтопсихология", 2605.04kb.
- Головин Е. Сентиментальное бешенство рок-н-ролла. (Второе издание, исправленное и дополненное), 1970.65kb.
- М. А. Мам-лы Издание 2-е, исправленное и дополненное. Печатается по изданию Товарищества, 1334.99kb.
- Издание Атласа Республики Коми Министерство природных ресурсов и охраны окружающей, 191.5kb.
- Владимир Петрович Морозов Искусство и наука общения: невербальная коммуникация Oт редактора, 1590.81kb.
- Учебное пособие 2-е издание, исправленное и дополненное Согласно Федеральному компоненту, 4650.13kb.
- Православная Церковь и Сектанты. Часть Общие вопросы, 6403.26kb.
- Приказ № от 20 г. Рабочая программа по физике 8 класс, 511.35kb.
- Очерки российского сектоведения Сборник Издание 2-е, дополненное, 10804.55kb.
- Учебно-методическое пособие для студентов специальности «Социальная педагогика» 2-е, 1186.26kb.
^ ОТРАЖЕНИЕ "КНИГИ ПЕРЕМЕН" В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
Можно сказать, что почти все писатели древнего Китая со времени канонизации
классиков при Ханьской династии так или иначе были знакомы с "Книгой перемен"
как с важнейшим из классических текстов. Поэтому неудивительно, что на них она
оказала заметное влияние. Оно прежде всего сказалось в их образовании, а
отсюда – в их идеях и в их лексике, как бы она ни различалась в разные периоды
истории китайской литературы. Однако в этой области влияние книги не больше,
чем влияние любого другого классического текста.
Наряду с таким просачиванием идей "Книги перемен" в китайскую литературу, в
ней существует целый ряд произведений, посвященных именно самой "Книге", в
них она находит свое литературное отражение. Ей посвящены как прозаические
эссеи, так и стихи.
Ниже в качестве образца такой литературы приводится эссей Су Сюня и
несколько стихотворений. Су Сюнь был хорошо знаком с "Книгой перемен", и его
высказывания об отдельных местах ее текста в первую очередь принимаются Оу-
и, комментарий которого положен в основу моего интерпретирующего перевода.
Поэтому нахожу нелишним привести перевод указанного эссея. В нем Су Сюнь
дает яркое противопоставление "И цзина" и "Ли цзи"694. Его сын Су Ши (Су Дун-по)
также написал одноименный эссей, но его я не перевожу, так как он
рассматривает вопросы исключительно мантического характера: символику чисел
6, 7, 8 и 9, которыми при гадании обозначаются черты гексаграмм.
Лирика, посвященная "Книге перемен", конечно, не лучшие стихи из
сокровищницы китайской поэзии. Поэтому я привожу очень немного из нее лишь
для того, чтобы читатель мог составить хоть некоторое представление об этой
области поэзии Китая и о том, какие эмоции вызывала "Книга перемен" у
китайских поэтов. Перевод более экстенсивного материала мог бы подавить
основную тему моей работы, ибо количество его громадно: он занимает несколько
томов энциклопедии "Ту шу цзи чэн"695.
Лирика в большинстве случаев повторяет образность наивной традиции "Книги
перемен". И у поэтов, конечно, Конфуций признан ревностно изучавшим "Книгу",
так что кожаные завязки на его экземпляре три раза рвались. Конечно, он написал
"Десять крыльев", а Фу-си (иначе Бао-си-ши) начертал триграммы и т.д., и т.п.
Только критически настроенный Оу-ян Сю оставил нам стихотворение, в котором
сквозит саркастическое отношение к "Книге перемен". Впрочем, в этих стихах его
больше занимает неудачный поворот собственной карьеры, чем сама "Книга". "Я
– в опале. Что ж, буду изучать "И цзин"!" Так можно парафразировать основное
настроение его стихов. Образцом иного отношения к "Книге перемен" – как к
сокровищнице мировых тайн – может служить стихотворение Мэн Цзяо. Такое же
настроение можно найти в многочисленных одах (фу), которые столь же
многословны и высокопарны, сколь мало говорят современному читателю.
Поэтому я не перевожу их. Что же касается их содержания, то все оно выражается
в знаменитом восклицании Чжоу Дунь-и: "О, как величественна "Книга перемен"! В
ней – источник сущности и рока".
Я избегаю примечаний, чтобы не заслонить ими текст. Пусть китайские поэты
говорят сами за себя!
Су Сюнь (1009-1066)
^ РАССУЖДЕНИЕ О "КНИГЕ ПЕРЕМЕН"
Когда в учение совершенномудрого были приняты Обряды696 – люди уверовали в него;
когда были приняты Перемены – люди почтили его. Веря в него, они не могли его
отринуть; чтя его, они не смели его отринуть. Учение совершенномудрого человека не
отринуто потому, что Обряды придали ему ясность, а Перемены придали ему глубину.
Когда впервые появились люди, не было ни знатных, ни подлых, ни высших, ни низших,
ни старших, ни младших. Они не пахали, но не голодали; они не выделывали шелк, но не
мерзли. Поэтому тем людям было привольно.
Люди горюют от труда и радуются от приволья, как вода течет вниз. И только
совершенномудрый человек установил среди них государей и подданных так, что
знатные в Поднебесной подчинили себе подлых; он установил среди них отцов и сыновей
так, что отцы в Поднебесной подчинили себе сыновей; он установил среди них старших и
младших братьев так, что старшие в Поднебесной подчинили себе младших.
[Совершенномудрый человек сделал так, что] они стали одеваться лишь после того, как
выделали шелк, и стали есть лишь после того, как возделали землю. Руководя
Поднебесной, совершенномудрый дал ей труд.
Однако сил одного совершенномудрого человека, конечно, недостаточно для того, чтобы
одолеть множество людей в Поднебесной. И если он мог отнять у них радость и заменить
ее горечью, так что люди Поднебесной последовали в этом за ним и согласились
отвергнуть приволье и приступить к труду, с радостью и почтительно принять
совершенномудрого и счесть его государем и учителем, поступать по его законам и
установлениям, – ко всему этому привели Обряды.
Как только совершенномудрый создал Обряды, он в пояснение к ним сказал, что если бы
в Поднебесной не было знатных и подлых, высших и низших, старших и младших, то
люди бы убивали друг друга без конца; если бы они, не возделывая землю, поедали мясо
животных и птиц и, не выделывая шелк, одевались в шкуры животных и птиц, то
животные и птицы поедали бы людей без конца. Если же будут знатные и подлые,
высшие и низшие, старшие и младшие, то люди не будут убивать друг друга. Если люди
будут есть то, что они возделали на земле, и одеваться в тот шелк, который они
выделали, то животные и птицы не будут поедать людей.
Люди любят жизнь больше, чем приволье, и ненавидят смерть больше, чем труд.
Совершенномудрый человек отнял у них приволье и смерть, но дал им труд и жизнь. В
этом даже малые дети поймут, к чему стремиться и чего бежать. Так в Поднебесной
поверили в учение совершенномудрого и не могли его отринуть, потому что Обряды
сделали его ясным.
Однако то, что ясно, – легко постижимо, то, что легко постижимо, – профанируется, а то,
что профанируется, – легко может быть отринуто. Совершенномудрый человек боялся,
что его учение будет отринуто и Поднебесная вернется к хаосу. И вот тогда он создал
Перемены. Рассмотрев образы неба и земли, по ним он построил отдельные черты;
вникнув в изменчивость сил тьмы и света, по ней он построил гексаграммы; обдумав
устремления демонов и духов, по ним он построил афоризмы. И вот люди в юности
начинали изучать Перемены, но и с побелевшей головой не достигали ее истоков.
Поэтому в Поднебесной взирали на совершенномудрого человека как на глубины духов,
как на высоты неба, чтили этого человека и вслед за этим чтили и его учение. Так в
Поднебесной почтили учение совершенномудрого и не смели его отринуть потому, что
Перемены сделали его глубоким.
Вообще если люди доверяют чему-нибудь, то потому, что в нем нет ничего, чего бы они
не могли разгадать; если они чтят что-нибудь, то потому, что в нем есть нечто, чего они
не могут подсмотреть. Так в Обрядах нет ничего, чего бы нельзя было разгадать, а в
Переменах есть нечто, чего нельзя подсмотреть. Поэтому люди Поднебесной уверовали
в учение совершенномудрого человека и почтили его. А если бы это было не так, то
неужели Перемены – это то, над чем совершенномудрый человек трудился и создал
нечто небывалое, странное, загадочное и причудливое для того, чтобы прославить себя в
грядущих поколениях?
Совершенномудрый человек мог распространить свое учение лишь при посредстве того,
что наиболее чудесно в Поднебесной. Гадание на панцире черепахи и гадание на
тысячелистнике – это то, что чудеснее всего в Поднебесной. Но гадание на панцире
черепахи внемлет небу и не предуготовано человеком. В гадании же на тысячелистнике
решает его небо, но строит его человек. Панцирь черепахи гладок, и нет на нем
правильных линий. Но когда обжигают шип и пронзают им панцирь, получаются трещины:
или "Угол", или "Распорка", или "Рогатка", или "Лук"; но все они сделаны только шипом, и
что в них предуготовано человеком?! И совершенномудрый человек сказал: "Это
искусство принадлежит исключительно небу. Такое искусство разве способно
распространить мое учение?!" И вот он взялся за тысячелистник. Но чтобы получить
четные или нечетные пучки на стебле тысячелистника, человек сам должен разделить
все стебли надвое. Сначала мы берем один стебель [из всех пятидесяти] и, понимая, что
это один стебель, откладываем его отдельно. Дальше [из разделенных нами двух пучков]
мы отсчитываем по четыре стебля и понимаем, что отсчитываем мы по четыре, а остаток
зажимаем между пальцами и знаем, что осталось или один, или два, или три, или четыре
и что мы их отобрали. Это от человека. Но, деля весь пучок на две части, мы не знаем
[заранее], сколько стеблей в каждой из них. Это от неба. И совершенномудрый человек
сказал: "Это единение неба и человека – [мое] учение. В нем есть то, что распространит
мое поучение". И тогда, исходя из этого, он создал Перемены, чтобы очаровать уши и очи
Поднебесной, учение же его за то и почтено, и не отринуто.
Так совершенномудрый человек воспользовался этими средствами, чтобы стяжать
сердца Поднебесной и распространить свое учение до бесконечности.
Фу Сянь (III в. н.э.)
^ СТИХИ О "ЧЖОУСКИХ ПЕРЕМЕНАХ"
Пусть низший, чтобы себя спасти.
Высших почтит, и прославится он.
В стремленье к добру, к совершенству дел
Есть искони неизменный закон.
Он будет все снова и снова сиять,
Всех озаряя со всех сторон.
Ничтожествам действовать ныне нельзя:
Путь благородных да будет продлен.
Мэн Цзяо (751-814)
^ ПОСЛЕ ТОГО КАК ОТШЕЛЬНИК ИНЬ
ОБЪЯСНИЛ "КНИГУ ПЕРЕМЕН",
ПРИ РАССТАВАНИИ С НИМ
ДАРЮ ЕМУ
Небо и Землю раскрыл мне в рассказе учитель.
Точно со мной говорил волшебный оракул:
Тайна из тайн, которой не ведают люди,
Все подтверждается мне из каждого знака.
Белая ночь озарилась осенней луною,
К свежему ветру – как рифма – прозрачный ручей.
Только проник и вдруг оказался я в далях.
Духом я чую... в безмолвии нет речей.
С первым познанием все расторжены путы.
В думе вечерней склоняюсь к тревожному утру.
Лодке скитальца нет на волне остановки.
Кони заржали: оглобли разъехались здесь.
В чащах живущий отшельник Инь Цинь, мой учитель,
Знает, что друг у него понимающий есть.
Оу-ян Сю (1007-1072)
^ ЧИТАЮ "КНИГУ ПЕРЕМЕН"
Пусть убеленные мужи стоят у алого кормила.
Оказана и здесь, в Дунчжоу, слуге болезненному милость:
Чтоб в этот бесконечный день отдаться цитре и вину,
Жечь ладан, "Книгу перемен" читать в последнюю весну...
Он был убранством мудрецов, но брошен, как туфля, теперь.
Оставили его волна и ветер на мирской тропе.
Вот, если бы сказать: кто сей отшельник-рыцарь,
То имени его наверно всякий в страхе удивится!
Чжу Си (1130-1200)
^ "КНИГА ПЕРЕМЕН"
Пусть я вникаю в "Книгу" позже, чем в удвоение триграмм,
Чтоб видеть век до их созданья, препятствий нет моим глазам.
И понял я Предел Великий: в нем обе Формы коренятся.
На "Книге" кожаным завязкам теперь как раз пора порваться!
ВДОХНОВЕНИЕ
Слышал я: некогда Бао-си-ши положил
Творчеству и Исполнению первоначало.
Действие Творчества вторит могуществу Неба.
А Исполнение знаки Земли сочетало.
В высях узрел он начального хаоса круг.
В миге едином умчался на тысячи ли;
В долах заметил он форм неподвижный покой,
Древность хранится в податливой толще земли.
Смысл этих образов, стойких вовеки, поняв,
Внидем в ворота добра в единении с ним.
Пусть никогда не иссякнет усердие в этом.
И в преклонении мысли свои укрепим!
Цю Чэн (XII в.?)
^ РАССМАТРИВАЮ ЧЕРТЫ
"КНИГИ ПЕРЕМЕН"
И ПОКАЗЫВАЮ ИХ
ЧЖЭН ДУН-ЦИНУ
В Переменах ясный смысл в образах заложен.
Но никто в одних чертах вскрыть его не сможет.
Кто не знает смысла черт, тот толкует всуе:
Точно он незримый вихрь красками рисует.
Фан Сяо-жу (1357-1402)
^ ПРОБУЖДЕНИЕ К НАУКЕ
Конфуций, этот великий мудрец,
Завязки на "И цзине" трижды порвал.
Кто скажет: "Я уши имею, но я
Традиции древней еще не слыхал"?
Глава XII
СОВРЕМЕННАЯ РОЛЬ "КНИГИ ПЕРЕМЕН" В КИТАЕ И ЯПОНИИ (20-30-е
годы XX века)
Как известно, в современном Китае еще большую роль играют пережитки
феодального строя, поэтому неудивительно, что "Книга перемен" продолжает
существовать там не только в качестве объекта филологии и истории, но и в
качестве гадательного и философского текста. Еще в 1911 г. В.М.Алексеев мог
достать у уличного гадателя тот текст, по которому до нашего времени
производятся мантические операции697. Это не подлинный текст "Книги перемен",
а лишь список гексаграмм с приложением витиеватых изречений неизвестного
автора, скрывшегося под псевдонимом Старец Дикий Журавль. Издана она в 1892
г. и представляет собою дешевый ксилограф, полный ошибок. Однако она –
несомненное свидетельство того, что "Книга перемен" в современном Китае не
только изучается в среде филологов (таких, как Юй Юн-лян, Ху Ши и др.).
Присутствует "Книга перемен" и в эпиграфике, например, в надписях на
монетовидных амулетах, как любезно сообщил мне В.М.Алексеев. Эти надписи –
чаще всего изображения триграмм, иногда сопровожденные изображениями
драконов, циклических животных или знака инь-ян. Встречаются и надписи вроде
"Гадаю на восьми триграммах "Книги перемен"", "Гадаю по "Книге перемен"",
"Гадаю по "Книге перемен"" и проникаю к духам". На обороте – обычные
благопожелательные надписи.
Техника гадания уличных гадателей упрощена до предела. Вместо классического
отсчета 50 стеблей тысячелистника698 гадатель просто встряхивает бамбуковой
кружкой, в которой свободно лежат 64 палочки, пронумерованные от 1 до 64.
Выпавшая первой палочка механически указывает гадающему номер
гексаграммы699. В таком гадании собственно уже утрачен основной смысл
мантического использования "Книги перемен", которое по своему замыслу должно
указывать сам переход, превращение одной гексаграммы в другую –
"изображение" смен жизненных ситуаций700.
Наряду с этим чисто мантическим применением "Книги перемен" в Китае до
последнего времени существовало и ее этико-мистическое использование как
"книги мудрости". Оно было сосредоточено в мистическом братстве "Дао-дэ сюэ-
шэ" ("Научное общество морали") в Пекине. К нему, как указал Руссель,
принадлежал и Р.Вильгельм, чей перевод "Книги перемен" отражает ее
интерпретацию в этом братстве, недавно, по слухам, закрытом китайским
правительством.
В Японии мы видим почти то же, что и в Китае. Наряду с университетским
научным исследованием памятника существует и гадание по "Книге перемен". В
1928 г. на улицах японских городов (Токио, Осака, Киото, Кобэ и др.) мне
приходилось много раз видеть вывески профессиональных гадателей. Тогда же
мне удалось достать "Лекции" Охата Дзюсая – своего рода учебник гадания по
"Книге перемен", построенный на подлинном ее тексте (каноне, "Туань чжуани" и
обеих "Сян чжуанях"), в отличие от китайской гадательной книжки Старца Дикого
Журавля. Мне приходилось слышать от совершенно интеллигентного японца
(преподавателя высшей школы!) признание правильности предсказаний "Книги
перемен" и видеть его серьезное отношение к гаданию. Это совсем не удивит нас,
если вспомнить, что само японское правительство всячески поддерживает
ицзинизм, тратя немалые средства на содержание целого штата придворных
гадателей, так называемых омм.ка, и, по свидетельству Р.Вильгельма, в
затруднительных дипломатических казусах прибегая к гаданию по "Книге
перемен". Живучесть "Книги перемен" в Японии особенно подтверждается тем,
что существует целый ряд японских "синологов", которые изо всех сил
занимаются ее интерпретацией во славу царствующего дома или борются с
"крамолой" содержащейся в ней гексаграммы №49 Гэ (Смена), по-видимому
неприятно напоминающей этим монархистам о гэ-мин (по-китайски) –
"революции"701.
В Китае же идеология Чан Кай-ши делает на наших глазах резкий поворот назад, к
националистически понимаемому и переосмысляемому прошлому702. Чан Кай-ши,
еще несколько лет тому назад категорически отрицавший Конфуция, в 1934 г. уже
соперничал с другими генералами в жертвоприношениях в храме Конфуция. А
правительство Северного Китая восстанавливает школьное изучение
конфуцианской литературы, отмененное несколько лет тому назад.
До тех пор пока Китай и Япония будут оставаться буржуазными странами с
пережитками феодализма, "Книга перемен" в них будет существовать так же, как
существовала до сих пор. По ней будут гадать и кули и дипломаты, ее будут так
же противопоставлять Гераклиту Эфесскому, как ничем не уступающую
творениям великого грека свою национальную реликвию. Когда же падет
существующий строй в этих странах, тогда и к "Книге перемен" будет установлено
правильное отношение – как к весьма крупному памятнику прошлого, но именно
прошлого, а не живой современности с ее борьбой и движением вперед703.
Глава XIII
^ ПРОБЛЕМА ПЕРЕВОДА "КНИГИ ПЕРЕМЕН":
ФИЛОЛОГИЧЕСКОГО И ИНТЕРПРЕТИРУЮЩЕГО
Мы можем относиться к "Книге перемен", во-первых, как к документу
определенной эпохи; во-вторых, как к гадательному тексту. Ни того ни другого мы
не можем игнорировать. Но в первом случае необходимо по возможности
очистить основной текст от наслоений последующих веков. Во втором же случае
приходится брать "Книгу перемен" полностью, со всеми "Десятью крыльями", со
всеми ошибками текста, как она существует в настоящее время на Дальнем
Востоке. В первом случае должен быть проявлен максимальный критицизм,
возможный в условиях современной китаеведной техники. Во втором случае
необходимо воздержаться от всякого критицизма, чтобы не исказить наивно-
реалистическое понимание "Книги перемен". В первом случае перевод должен
быть снабжен лишь филологическими примечаниями, идущими по линии критики
текста, ибо, как мы видели, все комментаторы смотрят сквозь очки своей эпохи и
своего класса. Во втором случае необходимо дать интерпретирующий перевод
"Книги перемен" с точки зрения устной традиции и ее понимания в Китае или
Японии.
Следовательно, "Книга перемен" должна быть переведена дважды. Однако
интерпретирующий перевод с точки зрения современной устной традиции уже
выполнен Р.Вильгельмом. Поэтому нет необходимости повторять его труд,
несмотря на допущенные им погрешности.
Настоящая работа сопровождается филологическим переводом основного текста.
Однако достаточно хотя бы бегло ознакомиться с ним, чтобы убедиться в
непонятности "Книги перемен", в непонятности, уже отмеченной Лю Сяном. Тем не
менее мы видели, что "Книга перемен" существовала в Китае и Японии как
понимаемый (хотя и по-разному) текст. Следовательно, кроме филологического
перевода необходим еще интерпретирующий перевод, в отличие от перевода
Р.Вильгельма построенный на интегральном учете какого-нибудь достаточно
значительного комментария. Этот комментарий должен быть взят именно один,
может быть взято и несколько комментариев, но обязательно одной и той же
школы, недопустима беспринципная интерпретация при посредстве многих
комментариев, из которых переводчик выбирает только легкие для понимания
фразы.
В таком случае возникает вопрос о выборе комментария. Известно, что
наибольшим авторитетом на Дальнем Востоке считается Чэн И-чуань. Однако мой
опыт склоняет меня к выбору более критически настроенного Оу-и. Его
комментарий написан с использованием терминов и выражений буддийской
философии, буддийская же терминология, ввиду ее большой точности и
изученности в европейской буддологической литературе и в японской
буддологической лексикографии, дает понимание комментария Оу-и, не
допускающее ни малейшей двусмысленности. Таким образом, по его
комментарию возможно точно установить его понимание "Книги перемен".
Конечно, это возможно и с другим комментарием, но такая работа потребовала бы
несравнимо больших усилий и времени, не создавая в то же время уверенности в
объективной правдивости интерпретации. В интерпретирующем переводе,
который приложен к настоящей работе, я, исходя из вышеизложенного, базируюсь
на комментариях Ван Би, Оу-и и Итo Тoгая.
Филологический перевод основного текста без интерпретирующих примечаний
мало понятен европейскому читателю, как, впрочем, мало понятен или совсем
непонятен основной текст, взятый без комментария, китайскому или японскому
читателю, не подготовленному специально к чтению этого текста. Однако
китаевед, независимо от его национальности, владеющий системою "Книги
перемен", безусловно может понять ее основной текст как в подлиннике, так и в
переводе. Что же делает его понятным? Знание системы, умение найти
объяснение одного места в ряде других мест. Так, при чтении основного текста
необходимо иметь в виду следующее.
1. Каждая гексаграмма представляет собою символ той или иной жизненной
ситуации, которая развертывается во времени. Каждый афоризм при гексаграмме
представляет собою краткую характеристику этой ситуации в основном или в
целом. Каждый афоризм при отдельных чертах представляет собою конкретную
характеристику того или иного этапа в развитии данной ситуации. При этом
необходимо принять во внимание то, что ввиду уровня техники мышления и языка
авторов такие характеристики почти никогда не бывают выражены в форме точных
понятий. Стихия "Книги перемен" – стихия образности. Вместо того чтобы сказать
об уместности коллективного действия, "Книга перемен" говорит: "Когда рвут
тростник, [тогда другие стебли] тянутся за ним, т.к. он растет пучком. Стойкость – к
счастью. Развитие" (гекс. №12, черта I). Вместо того чтобы сказать о тщетности
предпринятого действия, "Книга перемен" говорит: "Ничтожному человеку
придется быть мощным; благородному человеку придется погибнуть. Стойкость –
ужасна. Когда козел бодает изгородь, в ней застрянут его рога" (гекс. №34, III) и
т.п.
Кроме того, в основном тексте встречаются стандартизованные образы,
своего рода формулы, как, например: "Благоприятен брод через великую
реку" (гекс. №5, 13, 18, 26, 42, 59, 61), т.е. ситуация предрасполагает к
какому-нибудь крупному предприятию. Или "Благоприятно свидание с
великим человеком" (гекс. №6, 39, 45, 57) – указание возможной помощи со
стороны могущественного человека.
2. Как было выше указано, афоризмы при отдельных чертах повествуют о
последовательном развитии ситуации. При этом первая позиция характеризует
лишь самое начало данного процесса, когда он еще не выявлен со всей его
типичностью. Вторая позиция характеризует апогей внутреннего развития данной
ситуации так же, как пятая позиция – максимальное раскрытие его вовне. Третья
позиция характеризует момент кризиса, перехода от внутреннего к внешнему.
Поэтому, если прочитать подряд все афоризмы третьих позиций, то, несмотря на
весь встречающийся иногда лаконизм, выступает их общая черта – описание
опасности положения. Например: "Ожидание в тине. – Близится приход
разбойников" (гекс. №5); "В войске может быть воз трупов. – Несчастье!" (гекс.
№7); "И кривой может видеть, и хромой может наступать! Но если наступишь на
хвост тигра так, что он укусит тебя, то будет несчастье. Воин [все же] действует
ради великого государя" (гекс. №10); "Стропила прогибаются. – Несчастье!" (гекс.
№28); "Связанному беглецу будет болезнь и опасность. Держащему слуг и
служанок – счастье" (гекс. №33) и т.д., и т.п. Четвертая позиция характеризует
начало проявления данного процесса вовне. Поэтому она столь же мало типична,
сколь и первая. Однако на ней сказывается благотворное влияние
приближающейся пятой позиции. Поэтому и афоризмы четвертой позиции не так
мрачны, как предыдущие. Пятая позиция уже описана в связи со второй. Шестая
же позиция представляет собой завершение или переразвитие процесса данной
ситуации, в котором она или теряет свою типичность, или превращается в свою
противоположность. Последнее особенно характерно выражено в гексаграммах
№11 и 12.
3. Необходимо всегда иметь в виду, что основной текст теснейшим образом связан с
гексаграммами, триграммами и чертами, их составляющими. Поэтому для того,
чтобы вдуматься в значение того или иного афоризма, совершенно необходимо
рассматривать его с учетом их символики, указанной во введении к настоящей
работе.
4. Связь афоризмов друг с другом, их смену необходимо рассматривать как
конкретизацию семи основных положений "Книги перемен", унаследованных из
этого реального текста всеми комментаторами, несмотря на все их различие,
указанное выше. Эти семь положений ярче всего выступают в "Си цы чжуани",
однако при достаточном размышлении можно убедиться, что они как своего рода
обертоны присущи и основному тексту. Вот они в общих чертах:
1. мир представляет собою и изменчивость, и неизменность, и, более того, их
непосредственное единство;
2. в основе этого лежит проходящая через весь мир полярность, антиподы
которой столь же противоположны друг другу, сколь и тяготеют друг к другу:
в их отношениях проявляется мировое движение как ритм;
3. благодаря ритму ставшее и еще не наступившее объединяются в одну
систему, по которой будущее уже существует и в настоящем как "ростки"
наступающих событий;
4. необходимо и теоретическое понимание, и практическое осуществление
этого; и если деятельность человека нормирована таким образом, то он
гармонически включается в свое окружение;
5. таким образом исключается конфликт внутреннего и внешнего, и они лишь
развивают друг друга тем, что внутреннее определяется внешним и творит
во внешнем;
6. при этом личность уделяет достаточное внимание как себе, так и
окружающему ее обществу и, довольствуясь своим положением, находит
возможность высшей формы творчества: творчества добра, а не
выполнения каких бы то ни было правил прописной морали;
7. так, благодаря выдержанному единству абстракций и конкретности,
достигается полная гибкость системы.
Может показаться, что эти положения выражены слишком современным языком.
Однако ведь в задачи автора настоящего исследования входит посильно сделать
понятным читателю то, что ему непонятно в виде оригинального текста. Если
вооружиться этими указаниями и приступить к чтению предлагаемого ниже
перевода, то вряд ли "Книга перемен" будет столь непонятной, – конечно, лишь
при условии активного внимания читателя к тексту. Пассивное же чтение "Книги
перемен", как занимательной беллетристики, – праздная трата времени.