За время службы командиром «молодых негодяев» Юань успел заслужить не только уважение своих подчиненных, но и глубокую благодарность многих из них
Вид материала | Документы |
СодержаниеТайны парфянского гарема Об искусстве врачевания |
- -, 634.23kb.
- Н. Г. Чернышевский Николай Гаврилович Чернышевский родился 12 (24) июля 1828 года, 47.6kb.
- Психопедагогика формирования, 1066.84kb.
- Дисциплинарные взыскания, налагаемые на военнослужащих, 205.22kb.
- Гдебылаявчер а…, 4439.88kb.
- Им почет и уважение в районе, 2056.85kb.
- Программа развития парусного спорта москва 2009, 1511.43kb.
- Службы занятости, 665.36kb.
- Службы занятости, 664.33kb.
- -, 6068.7kb.
Охрана отбивалась умело и твердо, но силы были неравны.
Оценив обстановку Юань бросился вперед, и сбив по пути одного из нападающих, выхватил боевой лук из руки смертельно раненого защитника обоза. В колчане его еще оставались стрелы, и Юань в считанные секунды отправил их в цель. В два прыжка он достиг повозки, в которой охрана держала необходимый военный инвентарь. Стрелы, это – то, что ему сейчас было необходимо. В повозке, среди одежды и прочего, действительно, лежали колчаны со стрелами.
Веерная стрельба из лука всегда составляла самую сильную сторону воинского искусства Юаня.
Разбойный люд, уже предвкушал победу, когда на него обрушился град смертоносных стрел. Раненых почти не было – стрелы ханьца разили наповал.
В подобных столкновениях важны внезапность, и впечатляющая мощь мастерства. Когда нападающий видит, как страшно поражен сосед, он представляет на этом месте себя, и его воля слабеет.
Именно это и произошло с темными и суеверными разбойниками.
Худощавая фигура Юаня выросла в их глазах до огромных размеров сказочного существа. Среди всех народов живут легенды о заговоренных, или бессмертных воинах. В лице невысокого молодого бойца они увидели именно такого человека.
Схватка прекратилась та же быстро, как и началась. На месте застыли не только уцелевшие разбойники, но и окровавленная охрана обоза.
- Мечи, луки, копья – на землю! – Приказал Юань.
Его приказ был выполнен беспрекословно.
Очнувшаяся от столбняка охрана бросилась к обезоруженным разбойникам, и согнала их в одну кучу.
Число рабов армянского купца явно увеличилось на десятки человек.
Юань огляделся в поисках Фарида.
Тот лежал у колеса повозки, с пробитой стрелой грудью.
Юань опустился возле него на колени, и сразу же понял: Фарид умирает. Искатель призрачного счастья, странник с разноцветными глазами доживал свои последние минуты. Изо рта его вместе с кровавой пеной вырывалось хриплое дыхание.
- …Прости, брат…. Это все из-за меня…. – Еле слышно выдохнул он. - Сестру найди…. ей тяжело одной…. Скажи ей, что я….
Юань взял его за руку.
- Успокойся, Фарид. Если ты и был виноват, то уже искупил свою вину.
- Мне больно, брат…. Вот здесь все горит….
Юань положил руку на шею умирающего, ощутив под пальцами слабеющий ритм сонной артерии.
- Сейчас все пройдет. – Тихо сказал он. - Усни, брат. И…. прощай!
Фарид захрипел в последний раз и вытянулся.
Юань закрыл ему, как-то сразу потерявшие свой яркий цвет глаза, прочитал молитву, и поднялся с колен.
Глядя в лицо усопшего, он вдруг понял, что последние слова Фарида неслучайны. Лукавый странник был заворожен пленительной красотой Ли-цин, и пошел с ними только из-за нее.
Саднило руку. Шальная стрела все-таки зацепила Юаня выше локтя, сзади. Повреждение показалось ему незначительным, и он занялся ранеными.
Погибших отнесли в сторону для того, чтобы утром предать их земле. Вместе с Фаридом их тоже было восемь, как и в посольском отряде Ли.
Юаню никто ничего не сказал, но все смотрели на него со странным выражением в глазах.
Утром, после того, как погибших похоронили, Юань подошел к хозяину.
Аршак, толковавший о чем-то с охраной обоза, встретил его широкой улыбкой.
- Ты ждешь награды, раб? Ты получишь больше, чем ожидал: я сделаю тебя начальником стражи и всех рабов в моем доме! – Торжественно сказал он.
Юань отрицательно покачал головой.
- Ты не понял, Аршак! Я ухожу.
До купца не сразу дошел смысл его слов.
- Ухожу…. - Повторил он. – Куда уходишь?
- У меня свой путь. И я должен его пройти.
- Но я…. Я заплатил за тебя деньги!
Юань усмехнулся.
- Ты не понял, Аршак. – Повторил он. – Где бы ты был вчера вечером, если бы боги не послали тебе в помощь меня? Сейчас Небо зовёт меня в другое место. И там я нужнее, чем в твоем доме.
Стражники напряженно вслушивались в разговор хозяина с этим странным рабом, проявившим вчера такое воинское искусство, которое им и не снилось.
В их ограниченном мозгу тяжело ворочались две противоречащие друг другу мысли: преклонение перед этим великим бойцом, и инстинкт цепной собаки, увидавшей, что тот, кого им поручили стеречь, хочет уйти.
Впрочем, если бы хозяин приказал им взять Юаня в цепи, то вряд ли бы кто-нибудь из них осмелился поднять на него руку.
По-видимому, эта же самая мысль посетила и Аршака.
Он был купцом, но не был неблагодарным человеком.
Поднявшись с места, он подошел к своей повозке, открыл красивый, резной сундук, и достал из него увесистый мешок с монетами. Потом вернулся к Юаню.
- Возьми! Здесь серебро. – Протянул он мешок. – И не поминай меня лихом.
- Этого слишком много. – Сказал Юань, прикинув вес мешка на своей руке. – Я возьму третью часть. И дай мне лошадь, которую тебе не жалко.
- Забирай любую. – Ответил Аршак. – И пусть боги хранят тебя!
Некоторое время стражники, рабы и их хозяин молча провожали взглядом Юаня, удаляющегося на Запад.
Этот диковинный раб, отказавшийся от должности начальника стражи и большей части серебряных монет, так навсегда и останется для них загадкой.
- Я думаю, это не человек. – Сказал один из воинов другому. – Ты видел его лицо? В наших краях нет таких людей. Да, и в чужих, я думаю, их тоже не сыщешь.
- Говорят, пустыня рождает призраки…. – Ответил его товарищ. - Цвет его кожи схож с цветом песка.
Юань торопился. По его расчетам, он и Ли-цин должны были прийти в Гекатомпил раньше посольского отряда. Только бы с девушкой ничего не случилось!
Аршак не обманул, и отдал ему лучшего коня. Дорога не была сложной, и Юань двигался быстро. Немного беспокоила раненая рука, но он надеялся, что это пройдет.
К вечеру, однако, боль в руке стала невыносимой. Она распухла и сильно покраснела.
Юань спешился, стреножил коня, и попробовал найти какую-нибудь из известных ему трав. Увы, местная, и довольно скудная флора, была ему незнакома.
Тогда он сел на землю, сосредоточился и попытался отрегулировать нарушенные в его теле потоки «инь» и «янь». По-видимому, он взялся за это поздно. Сильно болела и кружилась голова. Горло пересохло, и во всем теле ощущался жар.
Такой страшной схватки в его жизни еще не было. Из тумана забытья наплывали ужасающие видения. Невиданные твари опутывали его липкими щупальцами и душили. Он сбрасывал их, отрывал щупальца, непрерывно читал молитвы и заклинания, мысленно посылал в эти жуткие, неправдоподобные существа огненные стрелы. Они визжали, съеживались, сгорали, но на их месте появлялись десятки других.
В конце концов, они одержали над ним верх. Юань мягко опустился на бок и потерял сознание.
^ ТАЙНЫ ПАРФЯНСКОГО ГАРЕМА
Жители Парфии того времени представляли собой смешение иранских, сирийских, вавилонских и греческих этносов. Правящая династия Селевкидов, пришедшая к власти после смерти Александра Македонского, распространяла греческую культуру, утвердившуюся, в основном, в крупных городах-полисах. Остальное земледельческое и кочевое население в эллинизации страны участия практически не принимало.
Геркуланум – один из больших городов Парфии, представляет собой большую загадку для современных историков. Мы знаем, что в нем располагалась одна из многочисленных царских резиденций. Нам известно, где находились многие парфянские города, и как они выглядели. И сегодня еще можно видеть камни Хатры, Ашшура, и Дура-Эвропос. Но городище Гекатомпила не найдено. Нам ведома лишь та область Парфии, в которой он когда-то был расположен. Через него проходила дорога на столицу Парфии - Ктесифон, основанный в первой половине II века до н. э.
Позднее, в середине I века до н. э, Гекатомпил разрастается до размеров столичного полиса. А до того он представлял собой незначительное поселение с караван-сараем.
Ли -цин не знала всех этих тонкостей. Она шла в Гекатомпил потому, что понимала: через него должен пройти отряд Ли.
Ее путешествие проходило на редкость удачно. Лишь один раз в пределах видимости показались волки. Ли-цин спасли кремень и кресало. Девушка развела большой костер, и хищники побоялись к ней подойти.
Она купила в одном из селений небольшой лук, и часть пропитания добывала охотой. Недостающие продукты брала на деньги, оставшиеся от продажи двух лошадей. Девушку в ней не признавал никто, и Ли-цин уверовала в свои силы.
На двенадцатый день пути она подошла к Гекатомпилу. Первый же ее вопрос, обращенный к встречному жителю, был о большом посольском отряде иноземцев.
«Нет! Такие люди здесь не проходили». – Ответили ей.
Она не опоздала! И сейчас можно было отдохнуть и оглядеться.
В Гекатомпиле ее особенно порадовал караван-сарай. Это означало, что посольство не пройдет мимо, и остановится здесь хотя бы на два-три дня.
Побродив по селению, Лицин обратила внимание на большую усадьбу из нескольких строений. В центре ее располагался большой дом из сырцового кирпича, на каменном фундаменте.
Все говорило о достатке хозяина - озабоченные делами работники, добротные загоны для скота, с десяток мелких, подсобных строений.
У входящего в усадьбу работника Ли-цин поинтересовалась, не найдется ли для нее какого-нибудь дела.
- Работы всегда хватает. – Ответил тот, окинув взглядом юношу-подростка. – И для твоей лошадки найдется. Погоди, я спрошу хозяина.
Ждать пришлось довольно долго. Ли-цин совсем уж было, подумала, что работник забыл про нее, как тот появился и пригласил юношу во двор усадьбы.
Под сенью небольшого деревца возлежал очень полный, обнаженный по пояс мужчина лет пятидесяти, с флегматичным выражением лица. На нем были только легкие синие шаровары, да квадратный кусок материи, покрывающий его лысую голову.
Ли-цин вежливо приветствовала хозяина усадьбы.
- Можешь звать меня - господин Хатем. – Ответил тот. – Ты не из наших краев, юноша?
- Нет. Мое имя – Лян. Я отстал от посольского каравана, и пошел наперерез, чтобы упредить его. Я знаю, что он пройдет через ваше селение, и хочу подождать его здесь. Надеюсь, что караван придет через неделю-две.
- Откуда твое посольство.
- Империя Хань, господин.
- Я не знаю такой страны.
- Это очень далеко отсюда.
- Малиб сказал, что ты ищешь работу.
- Я не хочу бездельничать в праздном ожидании.
- Похвальное желание.
Хатем оглядел юношу.
- Тяжелую работу ты не потянешь. Двор возьмешься убирать?
- Мне все равно, чем заниматься.
- Что ты просишь?
- Еды для себя и корму для лошади.
- Хорошо. Иди к Малибу. Он скажет, что тебе делать.
Первый день прошел спокойно. Ли-цин подметала двор, бегала по многочисленным поручениям Малиба и поливала цветы, которые очень любил ее новый хозяин. Размеренная жизнь хозяйства, щебет птиц и деревенские запахи остро напомнили ей далекую родину.
Вечером ее хорошо покормили, а коню предоставили место в пустующем стойле.
Ли-цин уже знала, что жители Азии гостеприимны, неторопливы и рассудительны. Но флегматика, подобного господину Хатему, она еще не видела.
Полдня он спал, широко раскинув ноги и подставив солнцу круглый, загорелый живот. Куры подходили и клевали его в родинку на ноге, но Хатем не просыпался.
После полудня он обедал. Потом обходил хозяйство и, сделав несколько общих замечаний, снова ложился отдыхать.
По двору бегало десять или двенадцать детишек от пяти его жен. Жены занимались детьми, усадебной птицей и домашними заботами.
Этот небольшой гарем, с которым Ли-цин, по вполне понятным причинам, почти не общалась, жил своей обособленной жизнью. Надо сказать, что жены, старшей из которых не было и сорока лет, не были довольны своим господином. Его лень и безэмоциональность привели к тому, что он месяцами не навещал своих жен. Женщин, находящихся в расцвете своих жизненных сил, это сильно удручало.
Национальный состав женской половины Хатема вполне соответствовал общему этнографическому раскладу страны. Гордостью ленивого, но тщеславного Хатема была молодая гречанка, неведомо как попавшая в его провинциальный гарем. Она же и внесла в него настроения вольнодумства и легкомыслия, ибо до того была рабыней в доме богатого римского патриция, где и впитала в себя все дурные нравы Вечного Города.
- Возмутительно! – Говорила она. – Мало того, что мы целый день копаемся в навозе, не получаем никаких зрелищ, так здесь еще и пренебрегают нашими прелестями!
- Другие жены слушали ее, раскрыв рот. О зрелищах, за исключением редких сельских праздников они, и то только со слов гречанки, имели весьма туманное представление. Но, в остальном, полностью ее поддерживали.
Климена – так звали гречанку, попыталась было, для разнообразия, внести в аскетическую жизнь гарема элементы лесбийской любви, но женщины, воспитанные в строгости и целомудрии, с негодованием их отвергли.
Тогда Климена заманила в свои сети правую руку хозяина – бактрийца Малиба, а вскоре и прочие жены, поколебавшись, стали пользоваться его услугами. Гарем похорошел и приободрился.
Появление в усадьбе Ли-цин не могло пройти незамеченным женской частью дома.
- Видели вы этого юношу? – Спросила она вечером своих подруг. – Строен, как кипарис, чист лицом, утончен душой и не искушен в любви.
- Откуда ты это знаешь, Климена? – Спросила самая младшая из жен.
- Мне ли этого не знать! – Отозвалась распутница. – А упустить возможность обучить такого юнца искусству любви и неги, считаю грехом великим! Тем более, не пройдет одной луны, как он удалится, и вы вырвете у себя клок волос, если упустите такую прекрасную рыбку!
Гарем разволновался. Жены были смущены и встревожены.
Молодой иноземец понравился всем. Тонкий стан, удлиненные карие глаза под сенью черных ресниц, и какая-то тихая грусть в лице влекли к нему с неудержимой силой.
- Я все возьму на себя! – Заявила искусительница. – Не пройдет и дня, как он разделит с нами свое ложе.
Ли-цин немало удивилась, заметив на себе внимание Климены и других жен.
«Кажется, они меня разгадали…». – Подумала она. - «Ну, что ж, не вижу в этом ничего страшного. Думаю, они меня не выдадут».
Ближе к вечеру к ней подошла Климена, сделала большие глаза, и тихо сказала:
- Через час после захода солнца приходи на нашу половину. Малиба не будет, а хозяин спит, как суслик в норе. Мы должны сказать тебе что-то очень важное.
«Точно! Разгадали!». – Поняла Ли-цин, и молча прикрыла глаза в знак согласия.
В назначенный час она тихо поднялась на ноги, пересекла обширный двор, и вошла в дом. Миновала айван*, и прошла в боковые комнаты.
Ее ждали. Неяркий светильник выхватывал из полумрака большой ковер с расставленными на нем яствами. Небольшой кувшин с вином украшала виноградная гроздь.
Вкруг него сидели все жены Хатема, нарумяненные и прихорошившиеся. Мало, какой мужчина устоял бы перед этими мерцающими в полутьме глазами! Мало кто удержался бы от желания
*айван – главное летнее помещение дома.
прикоснуться к влажным полуоткрытым губам…
Климена жестом пригласила Ли-цин сесть.
Ей протянули чашу с вином, и она чуть пригубила его. Никто не произнес ни слова. Одна из женщин взяла в руки самбук** и тихонько заиграла.
Ли-цин была тронута.
Негромко пели струны самбука, колеблющееся пламя светильника придавало обстановке призрачный и сказочный вид.
Чаша с вином шла по кругу, объединяя женщин общей страстью и невысказанной тайной.
Климена встала, взяла Ли-цин за руку, приглашая подняться.
Девушка встала.
Гречанка легко коснулась своих плеч, и длинная рубашка неслышно упала на пол.
Прекрасное, обнаженное тело, казалось, само излучало мягкий, глубокий свет.
Лицин была поражена.
Климена шагнула вперед, провела рукой по волосам и щеке гостя, скользнула по шее, плечам, груди, и…. застыла.
- О, Небо! – Воскликнула искусительница. – Ты…. Ты – девушка?
Обеими руками она развела в стороны разрез рубахи Ли-цин.
Потрясенные женщины своими глазами увидели два чудных холмика с розовыми верхушками, отличающими грубый мужской пол от утонченной девичьей красоты.
Ли-цин все поняла. Воцарилось всеобщее растерянное молчание.
Небо – великий постановщик жизненных драм. Мы все, по своему опыту знаем, как гениально оно умеет усиливать накал страстей, выводя в подобающий момент, на сцену, новые действующие лица.
Хатема, которому, по странному совпадению, не спалось в эту роковую ночь, привлекли звуки струн. И, редкий случай: он решил посетить женскую половину дома.
Читателю нетрудно представить себе выражение лица человека, заглянувшего в свой гарем, и обнаружившего там юношу, которого он три дня назад собственноручно нанял в работники.
Даже самые спокойные натуры хранят в своих глубинах неизмеренные запасы ярости.
Хатем издал нечленораздельный вопль, воздел над головой руки, и бросился вперед с намерением стереть негодяя с лица земли.
Гречанка стремительно стала между ним и Ли-цин, и громко крикнула:
**самбук – трехструнный музыкальный инструмент.
- Стой, неразумный! Он – девушка!
Хатем окаменел. Только сейчас он увидел распахнутую рубаху Ли-цин, и с ней - все признаки женского естества.
Тем не менее, ни одна сцена не может продолжаться бесконечно.
Толстяк молча опустил руки, повернулся и вышел.
На следующий день многое изменилось. Ли-цин освободили от работы по дому, поселили в отдельной комнате и перевели в ранг почетной гостьи. Жены Хатема, оправившись от потрясения, вникли в историю девушки, и преисполнились к ней самым глубоким уважением.
Случай с Ли-цин произвел тектонические сдвиги и в апатичной душе самого Хатема. Внезапная, ночная сцена, юная красота Ли-цин и окружающий ее ореол таинственности, оказали на него сильное впечатление. Все произошедшее выходило за рамки его обыденных представлений об отношениях мужчины и женщины. Ли-цин не шла у Хатема из головы.
И чем больше он старался о ней не думать, тем ярче разгорался в нем огонь страсти.
В конце концов, он решил разрубить образовавшийся узел привычными методами: заполучить Ли-цин в свой гарем.
Его дипломатических способностей хватило ровно настолько, чтобы передать это предложение девушке через старшую из своих жен.
Ли-цин сначала удивилась, потом озаботилась внезапным осложнением ситуации, и передала Хатему свое глубокое сожаление вместе с отказом. «Пора уходить!». – Решила она.
Отказ Ли-цин пополнить собой женскую половину дома послужил детонатором, подорвавшим весь остальной заряд парфянских страстей.
Хатем, кажется, первый раз в жизни не спал ночь и, когда наутро Ли-цин с твердым намерением покинуть этот дом, подошла к двери, та оказалась заперта. Толстыми досками было заложено и единственное окно.
Переговоры, проведенные через дверь с самим хозяином дома, ни к чему не привели. Тогда Ли-цин решила прорваться с боем.
Спустя некоторое время двое слуг принесли узнице еду. Девушка бросилась в открытую дверь и, используя полученные когда-то уроки бойцовского мастерства, подбила глаз одному и прокусила ухо другому слуге.
В конце концов, сила взяла верх, и Ли-цин водворили обратно, в комнату.
Хатем решил взять девушку измором.
^ ОБ ИСКУССТВЕ ВРАЧЕВАНИЯ
Немногие люди способны выдержать страшное солнце пустынь и ледяную стужу горных перевалов. Великие караванные пути Азии требуют от человека особого склада характера и неистощимых запасов здоровья.
Юань был именно таким человеком. Но, даже его закаленная натура, не выдержала испытаний пути. Он болел долго, и более двух недель провел на грани между жизнью и смертью.
Когда, наконец, из окружившей его беспросветной тьмы, стали проступать зыбкие контуры и цвета окружающего мира, Юань приподнял голову и огляделся.
Он лежал на толстой волосяной подстилке в убогой комнате, стены которой были сложены из саманного кирпича. Рядом стоял глиняный сосуд и две чашки. В углу комнаты, спиной к нему, что-то делала очень старая женщина. Ее лица Юань не видел. Но весь облик согбенной фигуры говорил, что она уже очень долго живет на этом свете.
- Где я? – Спросил Юань на языке хань-жэнь.
Старуха обернулась.
Если бы Юань в это мгновение стоял, он бы отшатнулся: к нему было обращено сморщенное, почти черное лицо с пустыми дырами вместо глаз.
- Хвала богам, ты пришел в себя! – Сказала женщина. – Ты не понимаешь нашего языка, юноша?
Юань вслушивался в хриплый звук ее голоса, и медленно вспоминал, что с ним произошло.
- Я хочу пить. – Тихо сказал он старухе.
- Ты говоришь по-нашему. – Обрадовано сказала та и, наклонившись, безошибочно взяла с пола пиалу с темной жидкостью.
Приподняв голову больного, старуха поднесла чашку к его губам.
- Это не вода. – Сказал Юань, сделав несколько глотков. – Но, очень вкусно.
- Это лучше воды. – Ответила сиделка, и осторожно опустила его голову на свернутую валиком подстилку.
- Кто ты? – Спросил Юань.
- Меня зовут Анахит*. Я нашла тебя, когда собирала целебную траву. Еще немного, и ты бы покинул этот мир. Боги привели меня вовремя. Луна успела родиться и умереть, прежде, чем ты открыл глаза.