Tennenhaus Eisler "The Chalice and the Blade"
| Вид материала | Реферат |
СодержаниеДействительность вверх ногами |
объявляется виновной за изгнание из рая.
Однако в цивилизациях, где высшую силу миро здания олицетворяла Богиня,
мудрый и справедливый источник всех материальных и духовных даров, женщины
смотрели на себя совершенно иначе. Соответственно понимая свою роль в
обществе, они считали своим правом и долгом активно участвовать в развитии и
использовании материальных и социальных технологий. Они видели себя
компетентными, независимыми и, без сомнения, творческими людьми. И
действительно, появляется все больше свидетельств участия и лидерства женщин
в материальной и нематериальной сторонах жизни, которые позднее подавила
система господства.
Прослеживая путь от того времени, когда древние приматы начали
становиться людьми, ученые постепенно вырабатывают гораздо более взвешенный
взгляд на эволюцию, признавая, что женщины в ней играли такую же важную
роль, что и мужчины. Старая модель эволюции, основанная на фигуре
"мужчины-охотника", считает, что начало образованию человеческого сообщества
положили объединения мужчин, необходимые для успешной охоты. По этому
варианту, первые орудия были созданы человеком для того, чтобы убивать свою
добычу - а также слабых и соперников. Альтернативную модель эволюции
предложили такие ученые, как Нэнси Теннер, Джейн Ланкастер, Лайла Лейбовиц и
Андриенн Зильман.
Их точка зрения предполагает, что прямохождение, освободившее руки,
было связано не с охотой, а с необходимостью собирать и переносить пищу,
чтобы поделиться ею и сохранить. Более того, толчком к развитию большего по
объему и продуктивности мозга, к его использованию при изготовлении орудий,
усвоении и обмена информацией было не объединение мужчин, необходимое для
убийства, а, скорее, объединение матерей и детей, без которого невозможно
выживание потомства. Согласно этой теории, первыми принадлежностями
материальной культуры древнего человечества было не оружие, а емкости для
переноса еды и младенцев, а также орудия, используемые матерями для
размягчения растительной пищи, - детям нужны были и материнское молоко, и
твердая пища.
Эта теория больше сообразуется с тем, что приматы, как и самые
примитивные племена, жили в основном собирательством, а не охотой. Она также
не противоречит свидетельствам, показывающим, что мясо составляло, лишь
небольшую часть питания приматов, гоминидов и ранних людей. Она
подтверждается еще и тем, что, в отличие от птиц и других видов, у Приматов
только матери делятся едой со своими малышами. И первые орудия появляются у
них не для убийства, но для собирания и, переноса еды. И, как показали
современные исследования поведения шимпанзе, женские особи используют эти
орудия чаще.
Итак, пишет Теннер, "женщина-собиратель", а не "мужчина-охотник",
очевидно, играла наиболее существенную роль в эволюции человеческого вида.
"Потомство матерей, достаточно умных, чтобы найти, собрать, приготовить пищу
и накормить детей, имело больше шансов победить в естественном отборе, -
замечает Теннер. - Среди этих выживших детей, у тех, кто более был в
состоянии научиться тому, что умели матери, и пойти дальше, и у тех, кто,
подобно своим матерям, был готов поделиться пищей, в свою очередь рождались
дети, способные прожить достаточно долго, чтобы произвести потомство". "Вряд
ли, - продолжает она, - орудия использовались для убийства животных,
поскольку добыча была небольшой и беззащитной, и ее можно было поймать и
убить голыми руками". Более того, "вполне вероятно, что именно женщины со
своим потомством изобрели новую технику собирательства". Предпосылкой для
этого являлись не только орудия, но и прямохождение, независимое
использование рук и ног. Женщинам свободные руки нужны были и чтобы носить
еду, и чтобы держать ребенка. Также весьма вероятно, что женщинам
принадлежит такое важнейшее изобретение, как одомашнивание растений и
животных, без чего. не развивалась бы наша цивилизация. На самом деле, хотя
об этом почти не упоминается в учебниках и на лекциях, где мы изучаем
историю "древнего человека", большинство ученых сегодня согласно, что так
все и было. Они отмечают, что в собирательско-охотничьих общинах именно
женщины, а не мужчины были заняты производством пищи. Таким образом, скорее
всего именно женщина впервые бросила семена в землю и стала приручать диких
животных, кормя их и ухаживая за ними, как за своими детьми. Антропологи
также указывают, что в преимущественно садоводческих хозяйствах
"развивающихся" племен и народов обработкой земли и по сей день занимаются в
основном женщины.
Это предположение поддерживается в дальнейшем многими религиозными
мифами, которые однозначно приписывают изобретение земледелия Богине,
Например, в египетских источниках создательницей земледелия называют богиню
Исиду. В Месопотамии богиня Нинлиль почитается как давшая людям знание о
земледелии. И археологические находки, и мифы содержат многочисленные
указания на связи Богини с земледелием. Так продолжалось долгое время,
начиная с Чатал-Хююка, где в дар Богине приносилось зерно, до классической
Греции, где подобные приношения совершались богиням Деметре и Гере.
На основе широких исследований доисторических мифов ученые Робер Бриффо
и Эрих Ньюманн сделали еще одно заключение: гончарное дело тоже изобрели
женщины. Считавшееся некогда священным, связанным с культом Богини, это
ремесло в основном ассоциировалось с женщинами. Ткачество и прядение в
древнейших мифах также связывается с женщинами и женскими божествами,
которые, как греческие Мойры, прядут нить человеческой судьбы.
В Египте и в Европе, а также на землях Плодородного Полумесяца
сохранились свидетельства того, что с еще с очень древних времен именно
женщины связывались со справедливостью, мудростью и разумом. Судите сами.
Маат - египетская богиня справедливости. Даже после установления мужского
господства египетская богиня Исида и греческая Деметра были все еще известны
как давшие людям законы, средоточие мудрости и справедливости.
Археологические раскопки ближневосточного города Нимруд, где почитали уже
воинственную Иштар, показывают, что даже тогда женщины еще занимали
должности судей. Из дохристианских легенд Ирландии мы узнаем, что кельты
поклонялись Керридвен, богине разума и знания. Греческие Мойры,
осуществляющие законы, и греческие Музы, вдохновляющие всякое творческое
начинание, естественно, женщины. А средневековые христиане все еще видели
Мудрость в женском образе Софии и чтили ее наравне с Мадонной.
Существует также множество свидетельств того, что духовность, и
особенно духовное видение, характерное для мудрых провидцев, было когда-то
связано с женщиной. Из археологических источников Месопотамии мы узнаем, что
Иштар Вавилонская, продолжательница Инанны, была еще известна как
Повелительница зрения, Та, Кто направляет оракулов, и Пророчица Куа.
Вавилонские таблички повествуют о многочисленных пророчествах жриц храмов
Иштар, некоторые из этих предсказаний оказали влияние на ход политических
событий.
У древних египтян изображение кобры служило иероглифом слова "Богиня",
кобра была известна как Глаз, "узаит", символ таинственного внутреннего
видения и мудрости, Богиня-кобра именовавшаяся Уаджит, была женским
божеством в Нижнем Египте (Север) еще в додинастические времена. Урей,
поднимающий голову змей, часто встречается на головных украшениях правителей
Египта. Более того, храм оракула стоял на месте раннего святилища богини
Уаджит, в египетском городе Пер-Уто, который греки называли Буто - в
греческом языке это имя самой Богини-кобры.
Знаменитый храм оракула в Дельфах также стоял на месте, ранее связанном
с культом Богини. И в классической Греции, даже когда он был перепосвящен
Аполлону, оракул все еще вещал устами женщины.
Это была жрица, Пифия, она и сидела на треножнике, вокруг которого
обвивалась змея питон. Более того, у Эсхила читаем, что в этом священнейшем
из святилищ почитали Богиню как первобытную пророчицу - еще одно
доказательство того, что даже в классические времена в Греции люди
традиционно искали божественного откровения и пророческой мудрости
через,женщину.
Из трудов Диодора Сицилийского узнаем, что еще в I в. до н. э. не
только вершили правосудие, но и врачевали преимущественно женщины.
Путешествуя по Египту, он открыл, что богиня Исида, преемница Уаджит и
Хатхор, считается не только родоначальницей закона и правосудия, но и
великой целительницей. Любопытно, кстати, что перевившиеся змеи (кадуцей)
все еще являются эмблемой медицины. Легенда гласит, что символ этот
произошел от змеи -- атрибута греческого бога Асклепия. Однако можно
предположить, что истоки его глубже - во временах, когда змея была знаком
Богини и символизировала не только целительский, но и пророческий дар.
Даже письменность, временем изобретения которой традиционно считались
3200-е гг. до н. э.к а местом - Шумер, имеет, видимо, более раннее
происхождение и тоже связана с женщиной. В шумерских табличках богиня Нисаба
называется небесным писцом и изобретательницей глиняных табличек и искусства
письма. В индийской мифологии автором алфавита считается богиня Сарасвати.
Основываясь на результатах археологических раскопок Древней Европы, М.
Гимбутас установила, что начатки схематического письма появились еще во
времена неолита, и связаны эти опыты были не с
"коммерческо-административными" нуждами, как в Шумере. Скорее первые случаи
применения этого могущественнейшего средства коммуникации принадлежит к
сфере духовного -это священные тексты, связанные с культом Богини.
Быть может, наиболее известные находки, подтверждающие эту теорию,
сделаны на раскопках Винча, близ Белграда (Югославия). Как и некоторые
другие, культура Винчи поначалу считалась гораздо более поздней, чем была на
самом деле - столь сложно и изощренно было ее искусство. Профессор М. Вазик,
проводивший здесь работы в 1908-1932 гг., сначала предложил, что это был
центр эгейской цивилизации II тысячелетия до н. э. Потом он заключил, что
поселение относится к еще более позднему периоду и, по всей видимости,
является греческой колонией - его выводы, как отмечает Гимбутас, до сих пор
приводятся в историях Балканских стран.
Эта точка зрения, распространившаяся до того, как были открыты новые
методы датировки, радиоуглеродный и дендрохронологический, вполне
соответствовала исторической концепции тех времен, согласно которой на
Балканах в древнейшие времена не было развитых самостоятельных культур. Но с
помощью радиоуглеродных исследований удалось установить, что культура Винчи
относится к 5300-4000-м гг. до н. э. Эти данные, а также археологические
свидетельства того, что верховным божеством пантеона была Богиня, однозначно
относят Винчу к периоду цивилизации партнерства. В Винче найдены таблички,
исписанные значками фигурки и керамическая посуда. Гимбутас сообщает, как
эти находки наряду со "свидетельствами значительного оживления духовной
жизни в целом" привели к возникновению теории, которая вполне вписывалась в
старую концепцию, отрицавшую существование самобытных ранних культур на
Балканах. Эта теория объявляла цивилизацию Винчи заимствованием из Анатолии
или даже Месопотамии. Теперь, однако, установлено, что цивилизация эта -
чисто балканская. Таким образом, если значки, выцарапанные на неолитических
фигурках, табличках, посуде, отрытых в Винче и других древне-европейских
поселениях, действительно представляют собой то, чем кажутся, -. зачаточную
форму линейного шрифта - мы получим доказательство, что письмо изобретено
гораздо раньше, чем принято считать, задолго до утверждения эры господства.
Этот вывод подтверждается и новыми находками. В 1980 г. профессор
Гимбутас сообщала, что "в настоящее время известно более шестидесяти
раскопок, где были найдены предметы с надписями... Большинство находится на
территории Винчи и Тисы, а также в Каранове (центральная Болгария). Предметы
с выгравированными или нарисованными знаками обнаружены также в Кукутени,
Петрешти, Ленделе, Бутмире, Букке и др.". Эти находки означают, что "больше
не приходится говорить о "письме Винчи" или табличках Тартарии, поскольку
"оказывается, что письмо было универсальной чертой древнеевропейской
цивилизации".
Более того, письмо, по всей видимости, произошло от ранней традиции
использовать рисунок как визуальный способ передачи информации. По всей
Древней Европе встречаются стилизованные фигурки Богини, покрытые
символическими меандрами, V- и Х-образными знаками, спиралями, кружками и
параллельными линиями. По предположению Гимбутас, эти значки представляли
собой общепринятые и понятные всем средства обозначения основных
мировоззренческих понятий того времени. Следующим шагом было возникновение
начатков письма, идеограмм, в которых символические значки (существовавшие
во времена палеолита и широко распространенные в неолите) видоизменились с
помощью прямых и волнистых линий и точек.
Гимбутас, работающая над расшифровкой древне-европейского письма,
полагает, что некоторые идеограммы постепенно приобрели фонетическое
содержание. "V", - пишет она, - один из наиболее часто встречающихся знаков
на фигурках и других культовых предметах. На мой взгляд, он несет
фонетическую нагрузку, которая произошла от идеограммы. "М", - по-видимому,
идеограмма воды, как и в древнеегипетском языке, - вероятно, обладала
фонетической нагрузкой с древнейших времен, по крайней мере, с VI
тысячелетия до н. э..
Изучая символы и знаки, появлявшиеся сначала на фигурках, а позднее во
все большем количестве, - на керамических сосудах, печатях, дисках и бляхах,
Гимбутас пыталась установить их значение по ассоциации. Она предположила, к
примеру, что знак "V" может обозначать Богиню в облике птицы и что предметы,
помеченные этим знаком, имеют отношение к соответствующему культу. Далее она
отмечает, что, когда позднее знаки стали выстраиваться в ряды, повторяющиеся
сцепления "V" (а также "М", "X" и "У"), возможно, означали клятвы, молитвы
или посвящения даров Богине.
Гимбутас также отмечает "несомненное сходство древнеевропейских "букв"
со знаками линейного письма А, кипрско-минойского и классического кипрского
шрифтов. Это наводит на мысль о том, что линейное письмо А, древнейший и до
сих пор не расшифрованный шрифт минойского Крита, произошел от
сохранившегося неолитического знакового письма, а не был заимствован
критянами (как до сих пор считалось) у народов Малой Азии и Египта, с
которыми они вели торговлю.
Новый взгляд на прошлое
Вся эта информация об утерянном прошлом неизбежно ведет к конфликту
между старым и новым в нашем мышлении. Старый взгляд: в основе древнейших
родственных (а затем и экономических) отношении - мужчины, охотящиеся и
убивающие. Новый взгляд: начала общественной организации заложили матери и
их дети, делящиеся друг с другом. Старая концепция рассматривала первобытные
времена, как историю "мужчины - охотника - воина". Новое видение считает и
мужчин, и женщин равноправными существами, использующими свои уникальные
человеческие возможности для поддержания и приумножения жизни.
Воинственный троглодит волочет за волосы женщину - подобная сцена
совершенно не характерна для большинства существующих в наше время
первобытных племен; так и в древности. Оказывается, что доисторические
времена палеолита были удивительно мирным периодом. И точно так же, как
Генрих и София Шлиман доказали в свое время, что город Троя не выдуман
Гомером, а действительно существовал, новые археологические находки
подтверждают легенды о той эпохе, когда бог-мужчина еще не повелел женщине
быть покорной мужчине, когда человечество жило в мире и достатке.
В общем, новое видение культурной эволюции открывает нам, что мы вовсе
не обречены вечно подчиняться мужскому господству, мужскому насилию и
самовластию, а мир невоинственный и равноправный - не утопическая мечта, но
реально возможное будущее.
Однако в наследство от цивилизации Богини мы получили не только тоску
по временам, когда "древо жизни" и "древо познания" считались еще дарами
Матери-Природы, данными и мужчинам, и женщинам. И не только горькую мысль о
том, что было бы, если б человечество взрослело, не расставаясь с этими
дарами. Как мы видели, главное, что досталось нам от древнейших времен, -
фундаментальные технологии, на основе которых и выросла вся позднейшая
цивилизация.
Конечно, эти общества вовсе не были идеальными, утопическими, хотя
внесли огромный вклад в человеческую культуру и оставили по себе добрую
память как о лучших, более безмятежных временах. Важно подчеркнуть, что
мирное общество еще не означает отсутствия всякого насилия вообще, ведь там
жили люди из плоти и крови, со всеми человеческими слабостями и
недостатками.
Более того, материальные технологии неолита, при всей их оригинальности
и перспективности, были, по сравнению с современными, еще весьма примитивны.
Хотя, видимо, существовало письмо, не было письменной литературы. И,
несмотря на наличие знаний о разнообразных предметах - от земледелия до
астрономии, не было науки в нашем понимании.
В религиозном искусстве неолита наши не вооруженные научными знаниями
предки пытались объяснить Вселенную и воздействовать на нее с помощью
средств, которые кажутся нам сегодня наивными суевериями. И, хотя существуют
многочисленные свидетельства человеческих жертвоприношений в позднейшие
времена, почти нет указаний на то, что эти ритуалы могли возникнуть уже
тогда.
Полезно взглянуть на позитивные и негативные стороны доисторической
цивилизации сквозь призму мышления того периода, насколько мы можем о нем
судить. Искусство неолита иногда называют иррациональным, потому что оно
изобилует всякого рода образами, которые мы обычно связываем со сказками,
фильмами ужасов и даже научной фантастикой. Но если мы определим
рациональное как использующее разум для преодоления жестоких и
разрушительных сил природы, а иррациональное - как разрушительное мышление и
поведение, то будет точнее сказать, что искусство неолита отражало не
столько иррациональное, сколько дорациональное мировоззрение. В отличие от
более приземленного, практического мышления, которое так ценится в наш
нерелигиозный век, образ мыслей человека неолита был продуктом интуитивного,
мистического сознания.
Это отнюдь не означает, что, как считал психолог Джулиан Джейнс, у
древнейших людей было больше развито правое полушарие мозга. Джейнс
утверждал, что настоящее человеческое сознание - которое он связывал с
использованием исключительно более "логического" левого полушария -
развилось в результате потрясений, испытанных во время кровавых набегов и
стихийных бедствий. А до того мы, по его мнению, были эдакими
правополушарными, одержимыми богом автоматами. Но достаточно лишь взглянуть
на святилища Стоунхенджа и Эвбери, чтобы убедиться: уже в период неолита
прекрасно было развито логическое, последовательное, линейное мышление,
управляемое левым полушарием. В самом деле, для того чтобы обтесать огромные
камни, перевезти их и уложить, ориентируясь по Солнцу и Луне, нужны были
немалые математические, астрономические и инженерные знания. И уж, конечно,
жители Крита - которые строили виадуки, мостили дороги, проектировали
сложнейшие архитектурные сооружения, имели водопровод в домах, вели
оживленную торговлю и неплохо знали навигацию - использовали оба полушария.
А материальные достижения Крита поразительны даже по современным стандартам,
превосходя уровень некоторых развивающихся стран.
Еще интереснее, что в отличие от нашего мира, в доисторические времена
достижения технического развития использовали для того, чтобы сделать жизнь
приятнее, а не ради стремления править и разрушать. Это возвращает нас к
основному различию между культурной эволюцией общества господства и общества
партнерства. И наводит на мысль, что в этом отношении древнейшие, технически
и социально менее развитые цивилизации партнерства были более передовыми,
чем технически более развитый современный мир, в котором миллионы детей
обречены на голодную смерть, тогда как миллиарды долларов утекают ежегодно
на производство все более изощренных орудий убийства.
С этой точки зрения современные поиски утерянной древней духовности
приобретают новый, дополнительный смысл. В сущности, мистическая мудрость,
которой взыскуют сегодня столь многие, есть духовность, присущая скорее
цивилизации партнерства.
И мифы, и археологические свидетельства указывают на то, что, возможно,
самым замечательным качеством мышления этих времен было ощущение единства со
всей природой, которое составляет сердцевину неолитического и
палеолитического культов Богини. Современные экологи все чаще признают, что
древнейшее мировосприятие, в наше время часто ассоциируемое с неким
восточным духовным началом, было значительно прогрессивнее, чем современная
природоразрушительная идеология.
Взгляды древних, по сути, предвосхитили новейшие научные теории,
согласно которым все живое на земле, включая атмосферу, океаны и сушу,
образует единую, взаимосвязанную жизненную систему. Весьма уместно химик
Джеймс Лавлок и микробиолог Линн Маргулис назвали эту теорию "гипотезой Геи"
(Гея - одно из древнегреческих имен Богини).
Представления Древнего общества о силах, управляющих Вселенной, как о
Матери, что дарит и питает, также более утешительны психологически, а
социально менее тревожны, менее будоражащи, чем вера в воинственных
богов-мужчин, угрожающих суровой карой, которая и сейчас владеет почти всем
миром. В самом деле, то, с каким упорством на протяжении тысячелетий
западной истории и женщины, и мужчины продолжали почитать в образе
христианской Девы Марии сострадательную и милосердную мать, свидетельствует
о потребности именно в таком утешении. Однако, как и многие другие, иначе
неразрешимые загадки истории, эта приверженность становится понятной лишь в
контексте того, что мы знаем о традиции культа богини в доисторическую
эпоху.
Однако именно потому, что благодаря новым знаниям об изначальном
направлении культурного развития наше прошлое - и возможное будущее - стало
видеться совершенно в ином свете, нам так трудно эти знания освоить. А так
как они представляют большую угрозу для господствующей концепции,
предпринимаются многочисленные попытки их утаить, замолчать.
История археологических исследований повествует не только о
замечательных находках, но и о случаях, когда в дело включалась система
утаивания информации. Один из поразительных примеров-приказ, который получил
Джеймс Меллаарт, предписывающий остановить раскопки неолитического городища
в Хаджиларе, хотя еще не были вскрыты нижние, древнейшие слои, под
предлогом, что "дальнейшая работа может принести лишь аналогичные
результаты, не имеющие особой научной ценности". Это решение было принято
несмотря на возражения Меллаарта. И даже несмотря на то, что еще не были
исследованы наружные части насыпи, включая окружающие захоронения (обычный
источник богатейших археологических данных большинства раскопок). Но без
дальнейшей финансовой и организационной поддержки раскопки пришлось
остановить. Разграбленное позднее охотниками за сокровищами городище не
представляет никакого археологического интереса.
Несомненно, были и другие причины, вызвавшие решение преждевременно
свернуть эту важнейшую работу - решение, которое Меллаарт назвал "одной из
самых трагических глав в истории археологии". Но остается вопрос: до какой
степени это решение вызвано - пусть неосознанно - открытием, что в основе
богатой и разнообразной творческой деятельности Хаджилара лежала, по словам
Меллаарта, "могучая и вдохновляющая сила, старая религия Анатолии, вера в
Великую Богиню".
Как мы увидим далее, попытки оправдать мировоззрение господства
восходят к доисторическим временам. Конечно, основным инструментом этого
драматического поворота истории был Клинок. Но был и другой инструмент,
который в конце концов оказался даже более могущественным. Это орудие,
писаря и ученого - перо или стило для письма на дощечках. Об этом особенно
важно помнить сегодня, когда мы пытаемся построить мирное общество. Ибо в
конечном счете именно это, на первый взгляд, слабое орудие перевернуло
действительность в буквальном смысле вверх ногами.
***************************
Главы 6, 7
^ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ ВВЕРХ НОГАМИ
"Орестея" - одно из самых известных и часто исполняемых греческих
драматических произведений. В ней бог Аполлон заявляет во время суда над
Орестом, убившим свою мать: "Дитя родит отнюдь не та, что матерью зовется.
Нет, ей лишь вскормить посев дано. Родит отец. А мать, как дар от гостя,
плод хранит".
"И вот вам правоты моей свидетельство" - продолжает Аполлон. - Отец
родит без матери. Пред вами здесь Паллада-дева, Зевса Олимпийца дочь. Она не
из чрева темного - Кто из богинь подобное дитя родит?".
Афина, которая, согласно древнегреческим верованиям, появилась из
головы своего отца, Зевса, присоединяется к словам Аполлона. "Ведь родила не
мать меня. Мужеское все Мне ближе и дороже. Только брак мне чужд. Отцова
дочь я, и отцу я предана. И потому жалеть не стану женщину, убившую супруга.
В доме муж глава".
Хор Эриний, или Фурий, в ужасе восклицает:
"О боги молодые, вы втоптали Закон старинный в грязь". Решающий голос
подает Афина - и Орест освобождается от кары за убийство своей матери.
Убийство матери - не преступление
Почему, спросите вы, кому-то могло понадобиться отрицать самые
естественные и могущественные человеческие отношения? Почему такой блестящий
автор, как Эсхил, должен писать на эту тему драматическую трилогию? И почему
эту трилогию - которая была в те времена не театральной постановкой в
привычном нам смысле, а ритуальным действом, обращенным к чувствам и
призванным воспитывать подчинение господствующим нормам - показывали всем
афинянам, включая даже женщин и рабов, во время значительных празднеств?
Пытаясь ответить на вопрос о нормативной функции "Орестеи",
исследователи традиционно видели здесь попытку объяснить с ее помощью истоки
греческого ареопага (суда). Правосудие в этом суде - новшество по тем
временам - должно было вершиться не через родовую месть, а с помощью более
беспристрастных правовых механизмов. Однако, как указывает британский
социолог Джоан Рокуэлл, такая интерпретация бессмысленна. Она даже не
касается главного: почему это судебное дело - первое дело, которое
рассматривалось в ареопаге, оказалось убийством матери ее собственным сыном?
Не ставит она и основного вопроса: каким образом в этом "моральном уроке" в
пользу государственного правосудия сын может быть оправдан за преднамеренное
хладнокровное убийство матери - да к тому же на таком явно нелепом
основании, будто бы он не имеет к ней отношения.
Для того чтобы узнать, какие же нормы в действительности выражает и
подтверждает "Орестея", нам придется взглянуть на трилогию в целом. В первой
пьесе, "Агамемнон", царица Клитеместра мстит за кровь своей дочери. Мы
узнаем, что по дороге в Трою ее муж Агамемнон хитростью уговаривает ее
послать к нему их дочь Ифигению якобы с целью выдать ее замуж за Ахилла, а
на самом деле - чтобы принести ее в жертву ради удачного морского похода.
Когда Агамемнон, вернувшись с войны, совершает ритуальное омовение, смывая с
себя грехи войны, Клитеместра набрасывает на него накидку и закалывает его.
Она ясно дает понять, что поступает так, движимая не просто личной скорбью и
ненавистью, но социальной ролью главы клана, которая должна взять на себя
отмщение за пролитую родственную кровь. Она действует согласно нормам
матрилинейного общества, где ее долг как царицы - восстановить правосудие.
Во второй пьесе, "Хоэфоры", ее сын Орест переодетым возвращается в
Аргос. Он входит во дворец матери как гость, убивает ее нового супруга
Эгисфа и, после некоторого колебания, мстя за смерть отца, убивает и мать.
Третья пьеса, "Эвмениды", рассказывает о судебном процессе над Орестом в
храме Аполлона в Дельфах. Мы узнаем, что эвмениды, как представительницы
старого порядка, стоящие на страже справедливости, защитницы общества и
вершительницы правосудия, преследовали Ореста. И теперь суд из двенадцати
граждан Афин под председательством Афины должен решить исход дела. Но
поскольку голоса разделились поровну, решение принадлежит Афине: Орест
оправдан, так как не пролил родственной крови.
Таким образом, "Орестея" переносит нас к тем временам, когда
происходило "столкновение культур матриархата и патриархата", как об этом
говорят X. Д. Ф. Китто и Дж. Томпсон. Или, иными словами, трилогия
прослеживает - и подтверждает - переход от норм партнерства к нормам
господства.
Как пишет Рокуэлл, "если в первой пьесе месть Клитеместры кажется
справедливой, то затем ее дочь забыта, призрак ее растаял, потому что у
женщины нет таких прав, на которые она претендует". Ибо "если столь
могущественная персона, как Клитеместра, в ответ на такое злодейство, как
убийство дочери, не имеет права отомстить, то какие вообще права есть у
женщины"?
То, что случилось с этой "дерзкой" царицей - наглядный урок,
долженствующий отбить у женщины охоту даже помыслить о непокорности. Более
того, роль Афины в этой нормативной драме, по словам Рокуэлл, - "мастерский
ход культурной дипломатии; очень важно, что в момент общественных перемен
ведущая фигура побежденной стороны принимает новую власть".
Когда превосходство мужчин было признано Афиной, прямой преемницей
Богини и покровительницей города Афины, переход к мужскому господству должны
были принять все афиняне! А наряду с этим - и переход от системы
коммунальной или плановой собственности (наследовавшейся по женской линии) к
системе частной собственности мужчин на имущество и женщин. Как, пишет
Рокуэлл, "если первый процесс нового ареопага признал, что матереубийство не
является святотатственным преступлением, потому что не существует
материнского родства, какие еще доводы нужны в пользу патрилинейности?".
Афинянам показали, что в конце концов сдались даже древние фурии.
Наступила новая эпоха, на смену старым нормам пришли новые, и ярость фурий
уже никого не пугала. Полностью побежденные, они удаляются в пещеры у
подножия Акрополя, так как Паллада "убеждает" их остаться в Афинах, повторив
замечательный аргумент о том, что убийство своей матери - это не пролитие
родственной крови. Подчинившись, они обращаются к своим старым силам, силам
Богини, и обещают служить Афине, охраняя этот город, который чтут "мощный
Зевс - всевершитель и Арес" (Арес, конечно, был богом войны).
Как последний след женской власти до-олимпийского периода, фурии все
еще определяют судьбы мужчин и женщин, отмеряя смертным срок их жизни.
"Подобно Кали в индуистской мифологии, - пишет Рокуэлл, - женщина дает жизнь
и смерть". Однако теперь эти последние представительницы женского могущества
загнаны под землю как в основном периферийные фигуры в мужском пантеоне
новых богов.
Сознание господства и сознание равноправия
"Орестея" была призвана повлиять на людей, изменить их взгляды.
Удивительно, что в этом все еще была потребность спустя почти тысячелетие
после того как ахейцы захватили Афины в 8 в. до н. э. Хор от имени эвменид
коротко формулирует суть трилогии: носительницы "закона старинного" обречены
"В черные недра земли нынче уйти с позором".
Хотя во времена Эсхила образ мыслей прошлого еще не был полностью
уничтожен, на общественных торжествах уже можно было открыто объявить, что
все преступления мужчин против женщин, даже убийство дочери собственным
отцом, должны быть прощены. Так основательно изменились взгляды, что можно
было утверждать: собственно, матери и дети никак не связаны, родство по
материнской линии не имеет никакой опоры в жизни, а вот по отцовской как раз
имеет.
В течение двух последних тысячелетий кое-кто из гигантов западной
науки, например, Герберт Спенсер, все еще "объяснял" мужское господство тем
фактом, что женщины - не более чем инкубаторы для мужской спермы. Теперь,
когда наука доказала, что ребенок получает равное число генов от каждого из
родителей, теория об отсутствии родственной близости между матерью и
ребенком больше не преподается в школах и университетах. Но и сегодня
наиболее влиятельные религиозные деятели, а также многие известные ученые
все еще внушают, что женщины помещены Богом или природой в этот мир прежде
всего чтобы обеспечить мужчин детьми - предпочтительно сыновьями.
И сейчас наши дети носят фамилии, говорящие только об их родственной
связи с отцом. Более того, миллионы семей на западе исподволь приучаются к
патрилинейности, слушая Библию. Речь даже не об этих бесконечных "такой-то
родил такого-то". Просто всякий раз, когда речь заходите каком-то
значительном человеке, он представляется как сын своего отца, и даже народ
Израильский (а также все человечество и сам Спаситель, или Мессия) - дети
Бога-Отца.
Носителям сознания, развивавшегося в таком обществе, где родство велось
по материнской линии, а женщины как главы кланов и жрицы занимали
общественно важное место, патрилинейность и последовательное низведение
женщин до положения частной собственности мужчин едва ли показались бы
"естественными". А оправдание сына, убившего собственную мать, и вовсе было
бы недоступно пониманию - как эвменидам в драме Эсхила. Столь же
непостижимым и даже святотатственным показалось бы им то, что высшие силы,
управляющие Вселенной, персонифицируются в воинственных, мстительных богах,
которые не только прощают людям совершение убийств, грабежей и насилия, но и
призывают их совершать во имя справедливости и нравственности.
Так как же это могло случиться? Как могло сознание так перемениться?
Интересно, что сейчас, когда мы снова стоим на пороге фундаментального
сдвига в нашей культурной эволюции, вопрос о том, как в период крайней
неуравновешенности системы распадаются или заменяются другими системами,
привлекает внимание ученых. Интереса заслуживают здесь работы Умберто
Матураны и Франциске Варелы из Чили и Вильмоша Чаньи и Дьердя Кампиша из
Венгрии о самоорганизации живых систем благодаря аутопоэсису (Матурана) или
аутогенезису (Чаньи).
Чаньи описывает, как Системы формируются и поддерживают себя с помощью
процесса, который он назвал репликацией. Будучи в основном самокопирующейся,
репликация может наблюдаться на биологическом уровне, где клетки несут
репликативную информацию в своем генетическом коде, или на ДНК. Но этот
процесс идет на всех уровнях: молекулярном, биологическом и социальном. Ибо
каждая система имеет собственную репликативную информацию, которая
формирует, расширяет систему и удерживает ее от распада.
Репликация идей, как отмечает Чаньи, необходима сначала на уровне
формирования, а затем - поддержания общественных систем. И ясно, что
определенный тип репликативной информации, свойственный обществу партнерства
(например, идея равенства) абсолютно не подходит для общества господства.
Нормы морали в этих двух типах общественной организации, оказываются полярно
противоположными. Таким образом, для того, чтобы на смену социальной
организации партнерства пришла организация господства, опирающегося на силу,
необходимо произвести фундаментальные изменения в репликативной информации.
Возвращаясь к биологической аналогии - необходим совершенно иной
репликативный код. И этот новый код должен отпечататься в сознании каждого
мужчины, каждой женщины, каждого ребенка, пока их представления о
действительности не станут полностью соответствовать требованиям общества
господства.
На нескольких страницах невозможно описать процесс, который происходил
на протяжении тысячелетий и все продолжается сегодня. Процесс, в котором
человеческое мышление - иногда тонко, иногда целенаправленно, а иногда
невольно - преобразовывалось в тот новый тип мышления, которого требовал
крутой поворот в культурной эволюции. Этот процесс нанес огромный
материальный ущерб, причем продолжалось это и в исторические времена. В
Библии читаем, как иудеи, а позже - христиане и мусульмане крушили языческих
идолов, сносили храмы, вырубали священные леса. Процесс этот повлек за собой
и тяжелейшие духовные потери, также захватив не только древнейший период.
Сжигали не только книги, преследовали и сжигали еретиков - так обращали или
уничтожали тех, кто воспринимал действительность не по предписаниям.
Прямо, с помощью личного подавления, или косвенно, с помощью публичных
демонстраций силы (например, публичных казней), у людей последовательно
отбивали охоту вести себя, думать, поступать не так, как того требовали
нормы общества господства. Страх стал частью жизни, пронизывая воспитание
детей, школьное обучение, законы. И с помощью этих и других подобных средств
определенная репликативная информация, необходимая для установления и
поддержания режима господства, распространилась на всю общественную систему.
На протяжении тысячелетий одним из важнейших средств было "духовное
воспитание", осуществляемое духовенством. Будучи составной частью
государственной власти, духовенство служило интересам мужской элиты (и само
входило в нее), которая теперь повсеместно была у власти и эксплуатировала
народы.
За священниками, распространявшими теперь то, что они называли
божественным Словом - словом Божиим, внушенным им чудесным образом, - стояли
армии, суды и палачи. Однако их высшей поддержкой была поддержка духовная.
Самым мощным их орудием были "священные" предания, ритуалы, и эдикты; с их
помощью насаждался в умах людей страх перед ужасными, далекими и
"неумолимыми" богами. Ибо надо было приучить народ повиноваться божествам и
их земным представителям, которые присвоили себе' право распоряжаться жизнью
и смертью по своему усмотрению, жестоко, несправедливо, вздорно, и
прикрываясь "волей Божией".
Даже теперь люди все еще должны узнавать о том, что есть добро и зло, к
чему нужно стремиться и чего избегать, из "священных" преданий. А участвуя в
церемониях и ритуалах, человек сам как бы становится персонажем этих
преданий. В итоге провозглашаемые ими ценности проникают, в самые
сокровенные тайники нашего сознания, где хранятся как священные и
непреложные истины.
Сегодня, когда - если не вмешиваются религия, государственная цензура
или средства массовой информации - читатель может сам выбирать из
разнообразия мнений, даже трудно представить себе тот централизованный и
однородный контроль, которому подвергали священники в теократических
городах-государствах древности священные предания. В древности же то, что
можно было читать или - для неграмотных - слушать, было строго ограничено. И
выражало прежде всего официально санкционированную точку зрения. Более того,
распространение идей, которые могли подорвать официальную идеологию, было
почти невозможно, ибо, даже если удавалось обойти теократическую цензуру,
наказанием за ересь были страшные муки и смерть.
Народная память хранит древние мифы, ритуалы, стихи и песни. Но
постепенно, с каждым поколением, они все больше уродовались и искажались,
переделываемые священниками, поэтами и переписчиками в угоду своим господам.
Многие, несомненно, верили, что ими руководит божественная воля и
внушение свыше. Однако совершалось ли, это во имя богов, епископов или
царей, диктовалось ли верой, тщеславием или страхом, постоянные переделки
нормативной устной или письменной литературы не просто следовали за
социальными изменениями. Они были составной частью процесса переоценки
ценностей: процесса, в результате которого иерархичность, насилие и мужское
господство постепенно начинали казаться не только нормальными, но и
единственно верными принципами организации общества.
Метаморфоза мифа
Джордж Оруэлл в своей книге "1984" предсказывал такое время, когда
"Министерство Правды" будет переписывать все книги и переделывать все идеи,
подгоняя их под требования властей. Однако ужас заключается в том, что это -
не будущее. Это уже произошло давным-давно почти во всем древнем мире.
На Среднем Востоке, сначала в Месопотамии и Ханаане, а позже в Иудее и
в Израиле, переделкой священных преданий наряду с переписыванием законов
занимались в основном священники. Как и в Древней Европе, этот процесс
начался во время первых "андрократических" вторжений и продолжался сотни
лет, по мере того как Египет, Шумер и все страны Плодородного Полумесяца
постепенно становились "мужскими" и воинственными. Установлено, что он
продолжался вплоть до 400-х годов до н. э., когда, по данным ученых, была
переписана еврейская Библия (Ветхий Завет).
Окончательное сведение мифов и законов, столь глубоко повлиявших на наш
западный разум, в единую священную книгу - первую часть нашей Библии
- произошло примерно сто лет спустя после Эсхиловой "Орестеи". В это
время в Палестине библейские мифы, на которых основаны иудаизм, христианство
и ислам, в очередной раз были отредактированы (отброшено лишнее, добавлено
недостающее) группой иудейских священников, названной учеными священнической
школой (обозначенной буквой Р). Это обозначение отличает их от ранних
переработчиков, школы Элохим, или Е, работавших в Израиле, и J, или школы
Яхве из южного царства Иудеи. Группы Е и J ранее уже переработали
вавилонскую и ханаанскую мифологию, а также еврейскую историю. Теперь группа
Р начала свою работу над этими разнородными древними текстами, пытаясь
создать новый священный сборник. Их целью было, говоря словами комментаторов
знаменитой Дартмутской Библии, "воплотить в жизнь проект теократического
государства".
Те же ученые отмечают, что, независимо от того, повлекла ли за собой
эта предпринятая из политических соображений переделка заговор идей, она,
несомненно, включала заговор поступков, конспиративность этих действий. "Они
соединили материалы Е и J, - пишут комментаторы Дартмутской Библии о
священнической школе (Р), - добавив тексты Р (...). Характер этого
позднейшего добавления удивляет тех, кто не знаком с работами авторов
священнической школы. Считается, что оно включает почти половину Пятикнижия,
так как многие библеисты приписывают Р одиннадцать глав из пятидесяти книги
Бытия, одиннадцать из сорока - в Исходе, двадцать восемь - из тридцати шести
- в Числах и всю книгу Левит.
К тому же многие тексты, ранее считавшиеся священными, например, части
так называемого Апокрифа, были опущены. Более того, как читаем в той же
Дартмутской Библии, "отнеся ее истоки в далекое прошлое и приписав
божественное происхождение различным обрядам, узаконили религиозную практику
того времени". В общем, последняя переработка книги, дошедшей до нас под
именем Ветхого Завета, "имела характер компиляции".
Это объясняет, почему, несмотря на попытки "создать впечатление
целостности", мы находим в Библии так много противоречий и несоответствий.
Одним из известных примеров являются две версии создания человека (Быт. 1).
Первая версия говорит о том, что Бог создал мужчину и женщину одновременно.
Вторая, более разработанная, сообщает, что Ева была создана позже из ребра
Адама.
Многие из этих несоответствий - очевидный ключ к продолжающимся спорам
между старой действительностью, сохранявшейся в культуре, и новой, которую
пытались насаждать священники. Иногда столкновение между старыми и новыми
нормами очевидно, как в случае с первой человеческой парой (равноправие
против мужского превосходства). Однако чаще конфликт старого и нового не
столь явен.
Удивительный тому пример - библейская трактовка змея. В самом деле,
роль, которую играл змей в изгнании человечества из сада Эдема, обретает
смысл только в контексте более древней реальности, в которой змей был
главным символом Богини.
В археологических находках времен неолита змей является наиболее частым
мотивом. Как отмечает Гимбутас, "мотивы змеи и ее абстрактного обозначения,
спирали, преобладали в искусстве Древней Европы". Она также отмечает, что
связь змеи и Богини сохранилась и в исторические времена, не только в
первоначальной форме, как на Крите, но и в греческих и римских мифах, как
например, мифы об Афине, Гере, Деметре, Атаргатис.
Вокруг шеи богини, найденной в Месопотамии на раскопках поселения XXIV
в. до н. э., обвивалась змея. Почти идентичная фигурка, датирующаяся 100 гг.
до н. э., обнаружена в Индии. В древнеегипетской мифологии кобра Уаджит
считается Созидательницей мира. Ханаанская богиня Астарта изображалась со
змеем. На шумерском барельефе "Богиня Древа Жизни" (2500-е гг. до н. э.)
рядом с двумя изображениями Богини - две змеи.
Этот символ Богини был столь важен, столь глубоко и повсеместно
почитаем, что его невозможно было просто игнорировать. Переделывая мышление
в угоду интересам новой системы, змея надо было либо приспособить как символ
новых правящих классов, либо, наоборот, унизить, исказить, дискредитировать.
Так в греческой мифологии рядом с Зевсом Олимпийский змей становится
символом власти. Занял он свое место и на щите Афины, которая теперь не
только воплощение мудрости, но и богиня войны. Живая змея даже содержалась в
Эрехтейне, рядом с храмом Паллады на акрополе.
Такое присвоение старого символа новыми индоевропейскими властителями
Греции служило политическим целям. Оно помогало легитимизировать власть. А
перемещение атрибута, некогда принадлежавшего Богине, в чужие руки, лишний
раз напоминало о. поражении, которое нанесли ей воинственные и жестокие боги
захватчиков.
Снова и снова символизируя разгром старого порядка, герои греческих
легенд убивают змеев: Зевс - змея Тифона, Аполлон - змея Пифона, а Геркулес
- змея Ладона, стерегущего священные яблоки богини Геры, подаренные ей на
свадьбу с Зевсом.
Аналогично, в Междуречье мы находим миф о Ваале (Балу), боге грозы и
одновременно брате-супруге Богини, который побеждает змея Латану
(характерно, что слово Лат у ханаанеян означало Богиню), А из Анатолии
пришла легенда о том, как индоевропейский хеттский бог поверг дракона
Иллуянку.
В еврейском мифе Иегова убивает змея левиафана (о нем читаем в Библии:
Иов., 40, 41; Пс., 74 : 14), представленного теперь в виде ужасного
многоголового морского чудовища. Однако в то же время, по утверждению
Дартмутской Библии, самый священный символ иудейской .религии ковчег завета,
возможно, сначала заключал не откровения. В этом ковчеге, который занимает
центральное место в иудаистских обрядах, содержался медный змей.
Это был тот самый медный змей, о котором говорится в главе 18 Четвертой
книги Царств и которому, по словам Джозефа Кэмпбелла "поклонялись в каждом
храме Иерусалима вместе с его супругой, могущественной богиней, известной
там под именем Ашера". И, как читаем в Библии, лишь в 700-х гг. до н. э., во
время религиозных преобразований царя Езекии медный змей, по преданию,
сделанный самим Моисеем во славу Господа, был изгнан и истреблен.
Однако наиболее ярким свидетельством того, что змей все еще оставался
могущественной фигурой, является история изгнания Евы и Адама из рая. Ибо
именно змей советует женщине ослушаться Бога и съесть плодов от дерева
познания добра и зла - совет, который, как считается и по сей день, обрек
человечество на вечные мучения.
Теологи предпринимали немало попыток толковать историю грехопадения, не
объявляя варварство, жестокость, черствость неизбежным следствием
"первородного греха". Подобная новая, более гуманная интерпретация этого
известнейшего религиозного мифа - часть того идеологического преобразования,
которым сопровождается социальный, экономический и технологический поворот
от системы господства к системе партнерства. Однако важно представлять
социальное и идеологическое значение этого важнейшего сюжета в его
историческом контексте.
Собственно говоря, история Евы, поддавшейся искушению змея, имеет смысл
лишь в исторической перспективе. То, что Еве, первой женщине, ослушаться
приказа мужского божества советует змей, древний пророческий символ Богини,
конечно, не случайность. Не случайно и то, что Ева действительно следует
совету змея, нарушая запрет Иеговы. Как и древо жизни, дерево познания добра
и зла было также символом власти Богини в ранней мифологии. Более того, в
древней мифической и общественной реальности устами женщины-жрицы (греческой
пифии и, позднее, римской Сивиллы) вещали божественная мудрость,
божественное откровение.
С точки зрения древней реальности, приказ Бога Иеговы Еве не есть от
священного дерева (или дерева познания добра и зла, или дерева божественной
мудрости, или дерева жизни) был не только неестествен, но и просто
кощунствен. Рощи священных деревьев являлись частью древней религии. Так же,
как и обряды,
признанные привести молящихся в состояние, когда они способны
воспринять божественные или мистические откровения, - обряды, в которых
женщины выступали в роли жриц Богини.
То есть, по старым меркам, Иегова не имел права приказывать Еве. А Ева
и змей, как представители Богини, не обязаны были ему подчиняться.
Однако если эта часть истории грехопадения приобретает смысл только с
учетом древних реальностей, остальное проясняется только в свете насаждаемой
системы господства. Ибо как и преображение быка (еще одного древнего
атрибута Богини) в дьявола с рогами и копытами христианской иконографии, так
и превращение древнего символа пророческой мудрости в символ сатанинского
зла и женской вины за все несчастья человечества были, безусловно,
политической уловкой. Привычные образы намеренно наполнялись противоположным
содержанием.
Обращенное к первоначальной аудитории Библии - народу Ханаана, что все
еще помнил страшные истязания, которым подвергли их предков люди, принесшие
с собой новых богов войны и грома, - повествование о тяжелейших последствиях
Евиного непослушания было не просто аллегорией о "греховности" человечества.
Оно явно предупреждало: перестаньте поклоняться Богине.
"Грех" Евы, бросившей вызов Иегове и осмелившейся приблизиться к
источнику знания, подразумевал, что она отказывается отойти от старого
культа. А поскольку ее, первой женщины, символа женского начала, преданность
старой вере оказалась крепче, чем у Адама, который лишь последовал ее
примеру, и наказать Еву следовало строже. Отныне она должна быть покорна во
всем. Умножится скорбь ее в беременности ее - "в болезни" предстояло
вынашивать и рожать детей. И во все времена будет над нею властвовать
жестокий Бог и мужчина, его земной представитель.
Подвергая поношениям змея, связывая женщину со злом, старались
дискредитировать Богиню. В самом деле, наиболее ярким примером попыток,
заложенных в Библии, установить и поддержать власть мужчин, иерархию и
войну, является даже не отношение к змее. Гораздо более выразительно
отношение мужчин, ее составляющих, к самой Богине.
*******************************
Сначала захватчики были просто бандами разбойников, которые убивали и
грабили. Например, в Древней Европе резкое исчезновение существовавших
культур совпадает с появлением курганных захоронений. А в Библии мы читаем,
как целые города сжигались дотла и как произведения искусства, включая
святыни поверженных народов, "языческие идолы", переплавлялись в слитки
золота, чтобы удобнее было перевозить.
Но по прошествии времени новые повелители сами стали меняться. Они, их
сыновья и внуки и внуки их внуков, восприняли некоторые передовые
технологии, ценности и образ жизни побежденных народов. Оседая, они часто
брали в жены местных женщин. Подобно микенским правителям на Крите и царю
Соломону в Ханаане, они стали больше интересоваться "изящным" в жизни,
строили для себя дворцы, собирали произведения искусства.
Таким образом, постепенно, после очередной волны вторжений, все-таки
возобновлялось движение в сторону утонченности и усложненности техники и
культуры. Всякий раз после какого-то периода культурного регресса прерванный
ход развития цивилизации продолжался. Однако развитие это принимало теперь
иной оборот. Одну черту древнейшей культуры мужчины, если они хотели
сохранить свое господствующее положение, принять не могли. Эта черта, а
точнее, совокупность черт составляла стержень Древней модели общественного
устройства - миролюбие и равноправие.
Поворот цивилизации
Одновременное существование двух систем - системы господства,
насаждавшейся поверх системы партнерства, - несло опасность, что старый
порядок, привлекательный для тех, кто жаждал мира и свободы от угнетения,
снова возобладает. Постоянно существовала угроза, что восстановится старая
социально-экономическая система, при которой глава матрилинейного клана
держала в своих руках землю, будучи попечителем своего народа.
Для укрепления власти новой правящей элиты, необходимо было отобрать у
женщин право принимать решения. А жриц надо было лишить их духовного
авторитета. И патрилинейность должна была сменить матрилинейность даже среди
покоренных народов, что и произошло в Древней Европе, Анатолии, в
Месопотамии и в Ханаане, где женщины теперь воспринимались как руководимые
мужчинами живые системы производства и воспроизводства, а не как
самостоятельные члены сообщества.
Но не только женщины отлучались от ответственности и власти. Само
техническое развитие общества также использовалось для усиления и
поддержания социально-экономической системы, основанной на неравенстве.
Как свойственно обществу господства, преимущественно развивались
технологии уничтожения. Общество не только почитало и награждало проявивших
особую удаль в грабежах и убийствах, но и направляло свои материальные
ресурсы на производство все более сложного смертоносного оружия. Рукоятки
кинжалов и мечей украшались драгоценными камнями, жемчугом, изумрудами и
рубинами. И хотя цепи, в которые заковывали пленников, тянущихся вереницей
за победителем, выковывались из неблагородных металлов, сами колесницы
полководцев, царей и императоров были изготовлены из серебра и золота.
Как только вслед за периодом застоя или регресса техническое развитие
возобновилось, качество товаров возросло. Однако способ их распределения
изменился. На Крите трудились все, и жизненный уровень был довольно высок у
всех. Теперь же, когда благодаря улучшенным технологиям увеличилось
производство материальных ценностей, львиную долю этого нового богатства
присваивала правящая верхушка, а подданным доставались лишь остатки.
Социальное развитие тоже двинулось вперед: политические, экономические
и религиозные институты усложнялись и совершенствовались. Однако новые
специальности, новые административные должности" возникавшие в результате
этих процессов, оказывались в руках сильных завоевателей и их преемников.
Обычно эти люди получали власть, разрушая и присваивая богатства
завоеванных территорий, а не создавая новые ценности. Затем, по мере того,
как возникла необходимость новых ролей в производстве и управлении
богатством, эти роли также были присвоены завоевателями. Наиболее видные и
доходные места сохранялись за мужчинами, стоящими у власти; остальные
распределялись между теми их подданными, кто служил и повиновался им. В
число таковых входили, например, новая выгодная должность сборщика дани
(позднее сборщика налогов), а также другие бюрократические посты, приносящие
людям не только власть и престиж, но и богатство.
Разумеется, престижные и хорошо оплачиваемые новые места не
предоставлялись главам матрилинейных кланов или жрицам, которые все еще
придерживались прежних порядков. Наоборот, как мы видим из документов,
скажем, шумерского города Элам, новые социальные роли и должности любого
уровня, - а также постепенно и старые - последовательно переходили от женщин
к мужчинам.
Ибо теперь лишь сила и. угроза силы определяла, в чьих руках будут
каналы экономического распределения. Неравенство стало принципом социальной
организации. Начиная с физического превосходства более сильной половины
человечества над Женской половиной, все человеческие отношения строились по
такому шаблону.
Однако постоянно добиваться послушания силой невозможно. Необходимо
было старых повелителей Вселенной, чей символ животворная Чаша, заменить
новыми, более могущественными божествами, с клинком в руках. И прежде всего
необходимо было скинуть с пьедестала не только женщину, ее земную
представительницу, но и саму Богиню.
В некоторых ближневосточных мифах такую функцию выполняет рассказ о
том, как богиня была убита. В других мифах ее подчиняют и унижают, насилуя.
Например, первое упоминание о могущественном шумерском боге Энлиле в
ближневосточной мифологий связано с насилием над богиней Нинлиль. Такие
сюжеты служили очень важным социальным целям. Они символизировали и вместе с
тем оправдывали насаждение мужского господства.
Другим распространенным средством было снижение роли Богини до
подчиненного положения супруги более могущественного мужского бога. Еще
одним средством было превращение ее в воинственное божество. Например, в
Ханаане почиталась кровожадная Иштар, наводящая ужас богиня войны. Точно так
же в Анатолии Богиня была превращена в воинственное божество - черта,
которая, как замечает Э.О. Джеймс, отсутствовала в древнейших текстах.
В то же время многие функции, связанные прежде с женскими, божествами,
теперь передавались богам. Например, как указывает антрополог Руби
Рорлих-Ливитт, "когда покровитель писцов из богини превратился в бога, в
храмах и дворцах стали нанимать только писцов-мужчин, и история стала
писаться с андроцентрической точки зрения".
Но хотя Ханаан, как и Месопотамия, уже двигались к обществу господства,
не вызывает сомнения, что вторжение еврейских племен не только ускорило, но
и усугубило этот процесс социальной и идеологической трансформации. Ибо
Богиня как божественная сила полностью отсутствует только в Библии.
Отсутствие Богини
Полное отрицание того, что женщина причастна к божественным силам,
удивительно при том, что иудаистская мифология во многом заимствована из
древнейших месопотамских и ханаанских мифов. Это тем более удивительно в
свете археологических свидетельств, доказывающих, что спустя долгое время
после иудейского нашествия народ Ханаана, включая и иудеев, еще продолжал
поклоняться Богине.
Как пишет исследователь Библии Рафаэль Патэ в своей книге "Иудейская
Богиня", археологические находки "не оставляют сомнений в том, что вплоть до
самого заката иудейской монархии поклонение ханаанским, богам было составной