История философии: Запад Россия Восток

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 39

воду и землю (там же, с. 99). Попытаемся представить, к каким послед-

ствиям для самых рациональных подходов они привели.

Итак, оказывается, что гомеровские поэмы целиком посвящены

рассуждению об элементах природы и за перипетиями сюжета разгля-

дывается борьба сухого и влажного, горячего и холодного, тяжелого и

легкого. Отдельные боги оказываются символами элементов: огонь

называется Апполоном и Гефестом, вода - Посейдоном, воздух -

Герой, и т.д. Наряду с этим создаются гексаметрические тексты, непо-

средственно описывающие строение мира из тех или иных стихий,

причем эти тексты приписываются божественным мужам, жившим до

Гомера, и потому претендуют на авторитетность. Таким образом между

непосредственной реальностью и способом ее осмысления появляется

реальная прослойка в виде самостоятельно культивируемой опреде-

ленным институтом группы авторитетных текстов. Наличие такой про-

слойки имело принципиальную важность для осознания совершенно

специфического и автономного характера интеллектуальной деятель-

ности, впервые отделенной от решения практических задач.

Наконец, обратим внимание еще на один принципиально важный

момент, связанный с культивированием эпической литературы (включая

создание <Орфических поэм> и <Священных речей>) в специально

создаваемых институтах, какими были пифагорейские кружки. Од-

ной из важнейших функций, впервые закрепляемых за литературной

продукцией, была функция педагогическая. Осознание ее важности и

особенной значимости могло приводить к известной независимости да-

же от традиционно авторитетных текстов, в том числе от поэм Гомера.

И здесь принципиальную роль играл как раз тот факт, что культиви-

рование традиционного эпоса сопровождалось интенсивным само-

стоятельным творчеством. Согласно Диогену Лаэртию (VII 6), Пи-

фагор написал три сочинения: <О воспитании>, <О государстве>,

<О природе> или, по другим источникам, <О вселенной> в гексамет-

рах, а также <Священное слово>, которое начинается так:

Юноши, свято блюдите в безмолвии все эти речи...

Педагогическая направленность деятельности пифагорейских круж-

ков объясняет постепенный переход от собственно ритуального функ-

ционирования создаваемых сакральных текстов к их автономному функ-

ционированию в рамках школы в качестве учебных. Именно этот мо-

мент отражается в замечании Исократа о Пифагоре (Бузирис 28),

который "первым ввел в Элладу философию вообще и в особенности

отличился рвением, с которым подвизался в науке о жертвоприноше-

ниях и торжественных богослужениях... все юноши мечтали быть его

учениками, а старшие с большим удовольствием взирали на то, как их

дети учатся у него, нежели то, как они пекутся о домашних делах".

Исократ рассуждает об этом несколько иронически, и его ирония име-

ет современный адрес - Платона; однако его замечание очень хорошо

отражает реальную ситуацию постепенного формирования той сферы,

а точнее - того института, в котором было естественное место для

автономного культивирования как философии в широком смысле это-

го слова, так и для собственно научных занятий.

Все эти замечания позволяют понять ту несвойственную для ново-

европейской науки стилистику преподнесения математики и других

наук, характерную, заметим, не только для раннего пифагореизма, но

и на протяжении всей античности. Два способа преподавания в школе

Пифагора, о которых отчетливо говорит Порфирий (<Жизнь Пифаго-

ра> 36), - символический и дискурсивный - отражают как раз стрем-

ление постепенно, т. е. через усвоение определенной почтенной тради-

ции, подвести ученика к стихии собственно науки, что было совершен-

но необходимо в силу новизны и непривычности этой области.

Но главное состоит в том, что это было необходимо и для самой

этой новой области незаинтересованной интеллектуальной деятельно-

сти: в пифагорейских кружках она находила для себя законное и точно

установленное в иерархии традиционных ценностей место и не нужда-

лась более в каком-либо дополнительном обосновании.

Точно так же, как сочетались аллегорический метод толкования

Гомера и начало собственно научных занятий, связанных с изучением

греческого языка, сочетались между собой символическое толкование

отдельных чисел и специальная разработка математических проблем.

В знаменитой пифагорейской таблице противоположностей, приводимой

Аристотелем в <Метафизике> (1 5), такие ее элементы, как свет-

тьма, хорошее-дурное, мужское-женское вполне сопоставимы с пара-

ми жизнь-смерть, истина-ложь, душа-тело на культовых костяных

табличках из Ольвии середины V в.; они согласуются с ними, но уже

предполагают самостоятельную, причем специально научную разра-

ботку путем добавления к ним таких противоположностей, как пря-

мое-кривое, правое-левое, предел-беспредельное, покоящееся-движу-

щееся, единое-множество, нечет-чет, квадрат-параллелограмм.

Аристотель пишет: "Элементами числа они считают чет и нечет, из

коих первый является неопределенным, а второй - определенным;

единое состоит у них из того и другого - оно является и четным и

нечетным, число - из единого, а различные числа... - это вся все-

ленная". Этот "научный" подход совершенно соответствует в симво-

лическом или аллегорическом изложении тому, что мы находим в <Ор-

фической теогонии>, сохраненной на древнейшем папирусе из Дерве-

ни. Папирус относится к первой четверти IV в. до н.э., но отражает

значительно более раннюю традицию: с Зевсом "срослись воедино все

бессмертные блаженные боги и богини... и все прочее, что тогда суще-

ствовало, - всем этим... стал он один... Зевс стал первым, Зевс -

последним... Зевс - глава, Зевс - средина, все произошло от Зевса".

Насколько перспективным было такое выделение собственно науч-

ных занятий в специальную сферу, показывает пример пифагорейца

Гиппаса, достигшего очевидных успехов в специальных исследовани-

ях как математических, так и естественнонаучных. И здесь же проис-

ходит неизбежное и закономерное явление: будучи один раз выделена

и оправдана в рамках религиозно-философской школы, наука тут же

стремится к обособлению. Гиппас разгласил учение школы, был из-

гнан из нее, более того - предан ритуальному погребению. "После

разглашения, - пишет Ямвлих, - математические науки приумно-

жились, в особенности их продвинули вперед двое: Феодор из Кире-

ны и Гиппократ из Хиоса. По словам Пифагорейцев, геометрия была

разглашена так: один из пифагорейцев утратил состояние, и после

этого несчастья ему было разрешено зарабатывать преподаванием гео-

метрии" (<О пифагорейской жизни> 88).

После того, как подлинный путь развития науки в пифагорейской

школе был найден, она более не нуждалась для своего существования

и развития в специальном сакрализованном институте, благодаря

которому и внутри которого возникла: сама структура учитель-пред-

мет исследования-ученик" могла теперь репродуцироваться в самых

разнообразных индивидуальных формах.

Таким образом самый этот институт уже получил и свое самостоя-

тельное значение: философия, которая предполагает и вмещает все

виды независимой интеллектуальной деятельности, которая опирает-

ся на сакрализованные тексты и культивирует приемы их толкования,

впервые осознается здесь же как самостоятельная сфера, состоящая в

неразрывной связи с воспитательным аспектом. Это осознание и одно-

временно создание той исключительной интеллектуальной ниши, кото-

рую с этих пор обретает европейская философия, включавшая в себя

все виды научной и педагогической деятельности и прочно связанная с

культивированием рефлектированных форм традиционного благочес-

тия, и было главным достижением Пифагора и пифагорейцев.

Ксенофан, Гераклит, Парменид, Эмпедокл, Зенон

О том, до какой степени было влиятельно направление, заданное

пифагорейцами, мы можем судить, с одной стороны, по Ксенофану и

Гераклиту, с другой - по Пармениду, Эмпедоклу и Зенону.

Ксенофан дает нам первое достоверное свидетельство о Пифагоре

(21 В 7 = Diog. L. VII 36), из которого видно, что с его именем было

связано учение о метемпсихозе - переселении бессмертной души из

одного тела в другое. В то же время по целому ряду свидетельств мы

можем судить о том, что деятельность Ксенофана до известной степе-

ни строилась в оппозиции к тому, что делали пифагорейцы. Ксено-

фан - из первых бичевателей Гомера и сокрушителей традиционного

благочестия, и в этом смысле он поддерживает ионийскую традицию,

которой противопоставил себя Пифагор. Вместе с тем Ксенофан изла-

гает свое учение в гексаметрах, но он - странствующий поэт - не

создает школы. Рационалистическая конструкция единого бога (В 23-

26), которую он предлагает, неизбежно сочетается у него со скепти-

цизмом в вопросах познания (В 34). Ксенофан хорошо включается в

общую духовную историю своего времени, но сам по себе он не соста-

вил не только эпохи, но и направления, хотя доксографическая тради-

ция, стремившаяся по географическому принципу выделить италий-

скую школу, и называет в числе его учеников Парменида (21 А2) и

Эмпедокла (21 А 5).

В отличие от него Гераклит - явственный противник Пифагора.

Именно у Гераклита мы находим первое обозначение пифагорейцев

как "философов" (frg. 7 Marcovich) и благодаря ему видим, до какой

степени универсальной была ученость Пифагора: бичуя его многозна-

ние (16)и презирая эрудированность (= оснащенность текстами как

традиционными, так и новыми), Гераклит реагирует именно на этот

новый тип интеллектуальной работы, опирающейся на все письменно

зафиксированные достижения предшествующей и современной мысли.

106

В отличие от Пифагора Гераклит отрицает все предшествующие и со-

временные традиции. "Книга" Гераклита представляет собой ряд из-

речений на манер мудрецов, и сам Гераклит мыслит себя последним

мудрецом, в его время - единственным и потому одиноким.

Гераклиту несомненно принадлежит осознание и культивирование

ряда мыслительных ходов, воспринятых последующей философией.

Прежде всего речь идет о принципе "знать все как одно" (26), недос-

тупном тупому большинству, людям с варварскими душами. Однако в

своем непродуктивном противостоянии всему на свете Гераклит, разу-

меется, не мог создать школы, хотя у него и были толкователи и по-

следователи: его мудрость остается некультивированным порывом ума

сильного и глубокого, но ослепленного собственной исключительностью.

К самому Гераклиту можно применить его же высказывание: "боль-

шинство живет так, как если бы у них был особенный рассудок" (23а).

Поэтому первым реальным и плодотворным шагом европейской

мысли на ее собственном пути после Пифагора следует считать Пар-

менида Элейского. По Диогену Лаэртию (IX 21 == А 1), Парменид

учился у Ксенофана, но не стал его последователем, а примкнул к

пифагорейцу Аминию, чтил его как учителя, а "после его смерти воз-

двиг ему усыпальницу как герою". В духе пифагорейского почитания

традиционной гексаметрической формы как наиболее пригодной для

выражения богооткровенного учения Парменид пишет поэму, состоя-

щую из введения, в котором как раз и подчеркивает богооткровенный

характер своего учения, и двух частей, излагающих путь истины и

путь мнения. Это продуктивное различение двух сфер позволяет вме-

стить все предшествующие устремления греческой мысли в ее подлин-

ном месте: таковым оказывается бытие, впервые представленное у

Парменида как собственный и подлинный объект и в то же время

субъект всякого подлинного собственно философствования; однако все

разнообразие рационалистических набросков на бытие человеческой

мысли, помраченной небытием, также не остается беспризорным: его

вмещает сфера мнения. Невероятная отчетливость и безусловная яс-

ность противопоставления сферы подлинного бытия, которое есть и

которое тождественно мысли, сфере того, что было и будет, что воз-

никает и исчезает и потому подлежит неизбежно изменчивому мне-

нию, - как раз и очерчивает горизонт философии.

С этой точки зрения, т. е. исходя из того, что дальнейшее развитие

философии идет путем освоения открытого автономного поля мысли и

осознания ее горизонта, фигура Эмпедокла оказывается чрезвычайно

показательной.

Прежде всего Эмпедоклом безусловно усвоена основная установка

Парменида: необходимо установить умом сферу пребывающего, не-

коего единого бытия, которое обеспечивает множественность видимо-

го мира. Эмпедокл стремится выявить структуру этой исходной и ко-

нечной данности, определив ее четыре элемента и две силы, Любовь и

Ненависть, производящие смешение и разделение элементов. Ничто

не может возникнуть из того, чего нет, поэтому элементы и силы -

вечны. Люди же полагают, что может родиться то, чего прежде не было.

Далее, сама форма, в которой Эмпедокл излагает свою концеп-

цию, также инспирирована и освящена пифагорейцами и Пармени-

дом: Эмпедокл пишет гексаметрические поэмы, явно давая понять,

что он отваживается высказать не просто свою точку зрения, но бого-

откровенное знание. В поэме <О природе> он обращается к Музе из

страны Благочестие и прямо говорит читателю: "Слово, услышанное

тобой, - от бога"; и в <Очищениях> он объявляет себя божеством,

т. е. тем, кто непосредственно связан с божественным единством.

Поэтому - в отличие от ионийских "ученых" - излагаемое Эмпедо-

клом устойчиво помещено в сакральной сфере, отведенной человеку

для достодолжного размышления об истине, которое не исключает бла-

гочестия, но предполагает его. Это - подлинная философия, поскольку

она знает ту границу между невыразимым божественным бытием и

несовершенным человеческим познанием, опирающимся на недосто-

верные чувства, которая не только разделяет, но и объединяет две

названные сферы. Для нас может показаться излишним и нефило-

софским столь прямолинейное самообожествление, необходимое Эмпе-

доклу ради пребывания на этой границе. Но это странное и необос-

нованное для чисто рационалистического взгляда на мир притязание

человеческого ума на обладание божественной истиной, отысканное в

пифагорейских кружках, естественно для ученика пифагорейцев Эмпе-

докла.

Поэмы Парменида и Эмпедокла, как и положено всякому подлин-

ному и лежащему в русле соответствующей традиции "священному

тексту", нашли своего толкователя: им был ученик Парменида <Зеком

Элейский. В <Пармениде> Платона Зенон объясняет Сократу, что

цель его сочинения отнюдь не заносчива: она состоит в том, чтобы

защитить тезис Парменида. По сообщению словаря <Суда> (в статье

Зенон = 29 А 2) Зенон написал также толкование стихов Эмпедокла.

Так была поддержана традиция, четко установленная в пифагорей-

ских кружках: подлинная философия предполагает наличие "священ-

ного текста", открывающего богооткровенную мудрость, и его толко-

вания.

С именем Зенона связано еще одно очень важное обстоятельство.

Аристотель называет Зенона изобретателем диалектики (29А1). Дело

идет, по-видимому, вот о чем.

Можно усомниться в том, что изображенная Платоном сцена при-

езда Парменида и Зенона абсолютно достоверна. Но несомненно, что

Зенон начинает систематическую разработку определенных тезисов,

их защиту и опровержение. Этот элемент был абсолютно необходим

для философской школы, поскольку составлял один из главных спо-

собов обучения и упражнения, и очень быстро стал одним из консти-

тутивных признаков философской школы вообще. Зенон предвосхи-

тил ту стихию диспутов, которая развилась у софистов, расцвела в

школах сократиков, достигла своего плодотворного предела в Акаде-

мии времен Аристотеля, а затем стала обязательной рутинной приме-

той всякой философской школы.

^ 2. РАСШИРЕНИЕ ФИЛОСОФСКОЙ ПРОБЛЕМАТИКИ,

ДИСЦИПЛИНАРНОЕ ЧЛЕНЕНИЕ И ТЕХНИЧЕСКОЕ

ОСНАЩЕНИЕ ФИЛОСОФИИ

Два наиболее мощных интеллектуальных течения предшествую-

щего периода - ионийская наука и пифагорейская философия -

были приостановлены искусственно: ионийцы попали под владычество

персов, а пифагорейцы потерпели от противников их политического

аристократизма. Таким образом, примерно к началу V в. до н.э. пре-

кратилось естественное развитие одной традиции, а к его середине -

другой, что нисколько не означало прекращения развития науки и

философии как таковых, но предполагало появление новых интеллек-

туальных центров. Таким центром все более оказываются Афины, хотя

и города Великой Греции безусловно продолжают сохранять свое зна-

чение. Преимущественно с этими областями и связана деятельность

софистов - платных учителей красноречия, впервые для европейской

философии оценивших и показавших исключительную роль языка и

актуализовавших самостоятельную роль политической проблематики, не

связанной непосредственно с конкретной (практической) политической дея-

тельностью.

Софисты

Существо софистического влияния на расширение философской

проблематики можно определить так: софисты впервые стали разраба-

тывать прозаические жанры и определять все виды речевой активно-

сти в социуме за счет все того же института школы, который впервые

целенаправленно оснащается необходимыми инструментами - учеб-

ными пособиями. За этим институтом сознательно закрепляется та

функция, о которой мы уже говорили в связи с прообразом философ-

ской школы в пифагорейских кружках, - воспитательная. "Воспиты-

вать людей" - лозунг, провозглашенный

Протагором, - становится отныне задачей философии, а необходи-

мость дать программу воспитания и образования юноши определяет ее

дисциплинарную структуру.

Речь, понимаемая как "созидательница убеждения", становится предметом

специальной разработки в зависимости

от ее темы и задачи. Горгий в <Елене> утверждает, что "слово -

величайший владыка", и рассматривает виды речей. Он называет - -

наряду с "речами метеорологов" (т. е. тех, кто занимается исследова-

нием небесных явлений, рациональной наукой ионийского происхож-

дения) и речами судебными (естественным образом развившимися после

появления записанных законов) - "состязания в философских речах",

выделяя тем самым три основных вида

прозаической речи.

Для Горгия философские речи - это то искусство диспутов, которое

ввел Зенон и которое стало основным методом поддержания школьной

жизни. Горгий противопоставляет его двум важнейшим видам прозаи-

ческой речи, развитым ранее в сферах, связанных с законодательством

и наукой. Именно это искусство "философских речей" и культивиру-

ют софисты, сознательно откликаясь на установку, данную элейцами.

Парменид ввел в поле зрения философии самое ее существо -

учение о бытии и сущем, а его ученик Мелисс написал сочинение

<О природе, или О сущем> (30 А 4). Горгий, демонстрируя независи-

мую и универсальную мощь слова, пишет <О не-сущем, или О приро-

де>, и вообще он - как и Протагор - готов в порядке школьной

игры, словесной забавы, писать рассуждения за и против, причем на

любую тему.

Софистами, начиная с Горгия, развивается "показательное красно-

речие" - эпидиктические речи, не имеющие никакого смысла вне

Blog

История философии: Запад Россия Восток

Содержание