История философии: Запад Россия Восток
Вид материала | Документы |
Содержание1. Социокультурный контекст развития 2. Предмет религиозной философии |
- История философии: Запад Россия Восток, 12465.72kb.
- Запад есть запад, восток есть восток, не встретиться им никогда. Лишь у подножья Престола, 103.57kb.
- Литература Основной учебник Введение в философию. Учебное пособие для вузов. М.: Республика,, 21.49kb.
- Кросскультурное взаимодействие в современном мире и диалог, 174.93kb.
- Г. А. Смирнов Схоластическая философия, 776.32kb.
- Список литературы для студентов, изучающих мэмо учебники и учебные пособия Авдокушин, 165.97kb.
- Методические рекомендации студентам по теоретическому изучению курса "Россия в мировой, 132.94kb.
- История России, 409.95kb.
- О необходимости исторической составляющей в экономическом образовании, 35.87kb.
- Международная научная конференция «Восток Россия Запад», 129.87kb.
Схоластическая философия
ВВЕДЕНИЕ
^ 1. СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ КОНТЕКСТ РАЗВИТИЯ
СРЕДНЕВЕКОВОЙ ФИЛОСОФИИ
Период средневековья в Западной Европе отделен от античности
эпохой великого переселения народов, варварских вторжений, положив-
ших конец существованию Западной Римской империи. Это время
войн, политической неопределенности, разрухи и упадка как в экономи-
ке, так и в культуре. Относительная стабилизация жизни в VIII-X вв.
связана с формированием новой социальной структуры, называемой
феодализмом.
Феодальное западное общество - это общество земледельческое;
крестьяне составляли преобладающую часть населения, крестьянское,
натуральное хозяйство служило основой экономики. По поводу владе-
ния и пользования землей в обществе устанавливается сложная система
отношений - она-то и именуется словом "феодальная". Эта система
иерархична. Обычно землевладелец является держателем феода, по-
лученного от стоящего выше сеньора, который в свою очередь тоже
чей-то вассал. Земельный надел, получаемый вассалом, - это одна из
форм вознаграждения, в которых находит свое выражение покрови-
тельство, оказываемое сеньором вассалу или за прямую службу, или
за обязательство выполнять в случае необходимости ряд услуг, опре-
деляемых договором. Эта взаимная зависимость фиксируется в фео-
дальном обществе правовыми нормами. Наследование землевладения
влечет за собой наследование и всех прав и обязанностей, связанных с
ним, т.е. всех социально-экономических и политических связей. Фео-
дальное общество поэтому представляет собой иерархию наследуемых
социально-юридических уровней. Каждый человек, группа, корпора-
ция, сословие характеризуется особым юридическим статусом. В этой
иерархии нижний уровень образует крестьянство, целиком подчиненная
группа; но крестьяне обладают имуществом, определенный правовой
статус признается также и за ними. Политическая власть сосредоточена
на высших уровнях иерархии. Промежуточный слой землевладельцев
представляет собой сословие воинов-рыцарей, обязанных старшим, сеньо-
рам, прежде всего военной службой; покровительство сеньоров возна-
граждается также поддержкой со стороны рыцарей в политических
делах, участием в других предприятиях сеньора.
Наряду с "вертикальными" отношениями вассальной зависимости
в средневековом обществе существовали и "горизонтальные" связи
корпоративного типа: в сельских общинах, рыцарских орденах, ре-
месленных цехах, купеческих гильдиях. С ростом городов, начиная с
XII в., особенно заметными становятся корпорации, имеющие профес-
сиональную подоплеку. Однако сами эти корпорации встраиваются в
иерархическую структуру средневекового общества как носители оп-
ределенного правового статуса.
Одной из важных предпосылок становления феодальной цивили-
зации в Западной Европе было происшедшее в раннесредневековый
период коренное преобразование культуры земледелия. Систему агро-
техники, сложившуюся в 1Х-Х1 вв. в областях севернее Альп, куда
теперь смещается центр западной цивилизации, отличали от традици-
онной средиземноморской три главных элемента: эта система была
трехпольной, более производительной, чем двупольная, практикуе-
мая в Средиземноморье, а применение тяжелого колесного плуга и
использование лошадей в сельском хозяйстве делали ее еще более ин-
тенсивной.
Усовершенствование агротехники - лишь одна составляющая подъ-
ема экономики на Западе в Х-Х1 вв. Другая его сторона - создание
ряда приспособлений, позволяющих использовать силу воды и ветра в
ремесленном производстве и сельском хозяйстве. Их появление по-
служило толчком для волны технологических усовершенствований,
затронувших все сферы хозяйственной жизни. Уже с раннего средне-
вековья распространялись водяные, а позднее, с XII в., ветряные мель-
ницы. Строительство водяных мельниц стало заметным явлением уже
в IX в., а начиная с Х в. темп его все нарастает. И самое важное,
создаются устройства, открывающие возможность их применения для
выполнения самых разных задач. Использование неживых сил воз-
можно лишь при условии механизации некоторых приемов в процессе
труда. Монотонные тяжелые операции, более всего нуждающиеся в
механизации, легче всего поддаются ей. Благодаря относящемуся к
этому времени изобретению кривошипа и махового колеса оказалось
возможным заставить воду работать не только в обычных мельницах,
где мелют зерно, но и приводить в действие различные машины: меха-
нические решета для просеивания муки, молоты в кузницах, машины
в сукновальнях и сыромятнях. Например, в описании цистерцианско-
го аббатства Клерво, относящемся к XII в., рассказывается о раз-
личных приспособлениях - мукомольных, валяльных, кузнечных и
др., - заставляющих воду выполнять разнообразные работы. Как
пишет восхищенный автор, она "варит, просеивает, вращает, моло-
тит, орошает, моет, мелет, разминает, повинуясь без сопротивления"
(PL*, 185,570-571).
Уровень технологического развития, которого достигает к своему
закату средневековое общество, настолько значителен, что современ-
ные исследователи говорят о технической революции в эпоху средне-
вековья, суть которой видят в овладении силами природы, силой жи-
вотных, силами воды и ветра (см. [17, р. 560]). Со средневековья
' Издание: Migne, J.P. Patrologiac cursus completus. Series latina: In 221 vols.
Paris, 1870-1890.
начинается опирающийся на все возрастающую мощь техники новый
этап в истории человечества, проходящий под знаком "покорения при-
роды" , который продолжается вплоть до настоящего времени. По мне-
нию американского медиевиста Л. Уайта, "главным достижением сред-
невековья были не его соборы, не его этика или схоластика, а построение
(впервые в истории) сложной цивилизации, не основанной на исполь-
зовании тяжелого труда рабов" [18, р. 22].
Очень важной составляющей экономического подъема в средневе-
ковой Европе было также развитие торговли. Более продуктивное сель-
ское хозяйство, высвобождающее рабочие руки, и расширяющееся в
связи с этим ремесленное производство нуждаются в налаженной тор-
говле, а она в свою очередь еще больше стимулирует ремесленное
производство. Результатом такого процесса стала прогрессирующая
урбанизация. Надо сказать, что к этому времени большинство старых
городов, служивших административными центрами Римской империи,
захирело и пришло в запустение вместе с проложенными римлянами
дорогами. Появление новых городов знаменует разрушение замкнутого
натурального хозяйства, обособление торгово-ремесленного сословия,
жизнедеятельность которого созидает для себя формы городского быта,
хотя, конечно, многие города оказываются и административными цен-
трами новых государственных образований, и очагами культуры. Рост
городов требует большого строительства, и, действительно, строитель-
ные профессии надолго становятся весьма распространенными и ува-
жаемыми. Строительное дело опять-таки побуждает к изобретатель-
ности и к новым технологическим усовершенствованиям. Энергично
начинает развиваться горное дело, подталкиваемое острой нуждой в
строительных материалах, а также в железе для военных и хозяйствен-
ных нужд и в серебре для чеканки монеты, так как монетный голод
сковывает торговлю.
Характерной чертой европейской средневековой экономики явля-
ется ее рациональная организация, когда различные стороны хозяйст-
венной жизни взаимно поддерживают и стимулируют друг друга. И
это не просто разумная упорядоченность: ведь всякое хозяйство, а
традиционно воспроизводящееся, может быть, еще в большей степени,
предполагает взаимосогласованность своих частей. Здесь важно под-
черкнуть именно тенденцию к рациональному усовершенствованию,
которая и собирает отовсюду технические новшества, и распространяет
их, стимулирует их открытие, а на их основе вновь и вновь переупо-
рядочивает соответствующие части хозяйства. Это процесс нарастаю-
щий, и начинается он в средние века, когда появляется соответствую-
щая тенденция.
Может показаться довольно неожиданным, что радикальные сдвиги
в сторону рационально совершенствующейся экономики приходятся в
Европе на период Х-Х11 вв., когда главенствование христианской церк-
ви во всех сферах общественной жизни неоспоримо, когда реформатор-
ские движения в католической церкви, ратующие за осуществление
христианского идеала в церковной жизни, укрепляют авторитет христи-
анского вероучения. Более того, несомненным является факт, что начи-
ная с раннего средневековья рациональные способы хозяйствования,
новые изобретения быстрее всего пробивают себе дорогу в монасты-
рях. Монастыри, в ранний период - бенедиктинские, позднее - цис-
терцианские и другие, вообще играли важную роль в жизни средневе-
кового Запада. Они были хранителями и распространителями античной
образованности. Монастыри же дали образцы рационального упорядоче-
ния хозяйственной деятельности.
Тут видится противоречие. Ведь христианское вероучение предла-
гает человеку иной центр, куда должны быть обращены его сознатель-
ные устремления, находящийся вне сферы его обычной социальной,
"мирской" жизни. Христианство настаивает на уходе от мира, и если
не насовсем и не в пустынное уединение, то по крайней мере насколько
возможно. Христианин настолько и христианин, насколько он может
"удалиться", "отвратиться" от мирской жизни и приблизиться, обра-
титься к Богу. И тем не менее следует признать, что христианство
оказало влияние на формирование новых ценностей, ответственных
за социальные сдвиги в сторону европейской технической цивилизации.
Среди этих ценностей важное место занимает изменившееся отношение
к труду.
В античном обществе простой физический труд - в ремесленном
ли деле, в сельском ли хозяйстве - считался занятием рабским, недос-
тойным свободного гражданина. Ситуация в древнем мире была такова,
что сбережение человеческого труда вообще не могло быть осознано
как проблема. Тяжелый физический труд раба был нормой, и потому
облегчение его не становилось задачей для свободного человека, который
только и мог бы внести в методы труда рациональные усовершенство-
вания, так как имел необходимые для этого досуг и знания. Свободное
знание, для которого был предназначен досуг свободного человека,
представляло собой несравненно большую ценность, чем изобретатель-
ская деятельность; достаточно указать на Архимеда, который не толь-
ко свои знаменитые военные машины, но даже и решение механичес-
ких задач ценил гораздо ниже, чем занятия чистой математикой. Не
исключены технические нововведения, но они не могут стать система-
тическими, не ведут к дальнейшему совершенствованию технологии.
В период раннего средневековья картина существенно меняется.
Распространение христианства создает новый духовный климат с иной
оценкой человека и взаимоотношений людей между собой. Норма, кото-
рой должен руководствоваться христианин в своей жизни, - любовь
к ближнему, которым для него может стать любой, с кем сводит его
Бог на жизненном пути: и брат, и согражданин, и чужеземец, и раб.
Христианство утверждает равенство людей перед Богом, ибо все люди
сотворены Богом, всем, если они пожелают, открыт путь к Богу. Все
люди - братья как сыновья небесного Отца. Выполнение заповеди о
любви к ближнему ставит перед христианином главным образом духов-
ные задачи, однако диктуемые этой заповедью жизненные установки
предписывают также делать все необходимое для разумного устрое-
ния жизни, и экономической ее стороны, и социальных отношений.
Это, прежде всего, требование трудиться для поддержания своей жизни,
чтобы не быть обременительным для других людей. В послании апо-
стола Павла читаем: "Умоляем же вас, братья, более преуспевать и
усердно стараться о том, чтобы жить тихо, делать свое дело и рабо-
тать своими собственными руками, как мы заповедовали вам, чтобы
вы поступали благоприлично пред внешними и ни в чем не нужда-
лись" (1 Фессалон. 4, 10-12). И трудиться надо не только ради себя;
заботясь о других, надо делать больше, чем необходимо себе самому.
"Трудись, делая руками своими полезное, чтобы было из чего уделить
нуждающемуся" (Ефес. 4, 28).
Христианское вероучение, считая духовную жизнь главной заботой
христианина, требует для всякого человека без различия необходимого
досуга для отправления религиозных предписаний, открывающих ему
путь духовного совершенствования. Многое в этом требовании воспро-
изводило мотивы античного осмысления досуга как условия подлин-
ного бытия человека: беспрерывный тяжелый физический труд, не
оставляя человеку ни времени, ни сил, не дает обрести необходимую
внутреннюю независимость ума и действий, без которой стремление к
духовному совершенствованию остается бесплодным.
Но христианство вносит сюда и совершенно новый мотив: человек
должен трудиться, ибо праздность есть потворничество греху. Биб-
лейское "в поте лица твоего будешь есть хлеб" (Быт. 3, 19) толкуется
в том смысле, что обязанность трудиться есть не просто печальное
следствие грехопадения, наказание человеку, но и средство, препятству-
ющее усилению греха, овладевающего человеком. Следует трудиться,
"потому что праздность научает всякому злу", - говорит св. Иоанн
Златоуст (IX в.) [15, с. 727]. Для монахов это становится неукосни-
тельным правилом, внесенным в монашеские уставы. Так, в разделе о
ежедневных трудах монахов в уставе св. Бенедикта, по которому жили
западные монастыри начиная с VI в., читаем: "Праздность - враг
души, а посему в определенное время братья должны быть заняты
трудом телесным, в другое же время - душеспасительным чтением"
[16, с. 76].
Новое отношение к труду, господствующее в христианском обществе,
причисляет физический труд к разряду занятий, одинаково достой-
ных наряду с другими мирскими делами. Однако тяжесть физического
труда, необходимого для поддержания жизни, осознается как нечто
нежелательное: от физического труда нельзя, да и не нужно освобож-
даться совсем, но хозяйственные работы должны быть упорядочены
так, чтобы у каждого оставались и силы, и свободное время. И это
относилось не только к монахам, а постепенно становилось универ-
сальным требованием. Таким образом, побудительным мотивом к вве-
дению технических новшеств, облегчающих труд, была теологическая
посылка о бесконечной ценности даже самого ничтожного человечес-
кого существа.
И все же прилежание к ремеслу или же к инженерии требуют
слишком много внимания и усилий, чтобы не отклонять человека от
его духовных устремлений. Успехи хозяйственной деятельности скоро
показали, что технические усовершенствования вместе с общей рацио-
нализацией хозяйства ведут к накоплению богатства. Это обстоятель-
ство, идущее вразрез с христианскими заповедями, незамедлительно
обнаруживается, и одновременно сказывается его разлагающее влия-
ние на духовное здоровье христианской церкви.
Особенно болезненным оказывается это внутреннее противоречие
для монашеских общин. Зачастую не удается гармонично примирить
две противоположные тенденции, бытующие в умонастроениях мона-
хов и в жизни монастырей. На одном полюсе - высокая оценка тру-
да, в том числе и хозяйственного, столь высокая, что его крайними
апологетами труд приравнивается к молитве (laborare est orare), a
отсюда - уважительное отношение к рационализации хозяйства и к
технической деятельности. На другом - резко отрицательное отноше-
ние к накоплению богатства, проповедь нестяжания, апостольской бед-
ности, протест против подмены молитвенного монашеского подвига
физическим трудом, т.е., вообще говоря, мирскими занятиями. Иско-
мый порядок ищется где-то посередине: рачительный труд, но с долж-
ным смирением и молитвой, рациональное хозяйствование, но без стрем-
ления к обогащению. Однако это равновесие вряд ли достижимо; во
всяком случае, оно все время оказывается неустойчивым: монастыри
снова богатеют, вновь и вновь разгорается борьба за чистоту церков-
ной жизни. Но ни проводимые церковью реформы, ни создание мона-
шеских орденов с более строгим уставом не могли изменить общей
ситуации. Это внутреннее напряжение сказывается и в жизни всего
средневекового общества, хотя в мирской жизни тенденция рациона-
лизации пролагает себе дорогу более решительно.
В средние века была сделана попытка упорядочить общественную
жизнь таким образом, чтобы она была в гармонии с идеалом духовной
жизни, выдвигаемым христианской церковью, которая стремилась пре-
вратить все общество в церковный организм. Задача распространить
начала духовной жизни на все сферы человеческой деятельности и
усилия по ее осуществлению создавали в средневековом мире внут-
ренние напряжения, одно из которых было очерчено выше.
В социальных напряжениях нашло свое отображение основное про-
тиворечие, характеризующее внутренний мир средневекового челове-
ка. К анализу структуры средневекового религиозно-философского
сознания, в котором сочетаются принципиально несовместимые мо-
менты, и следует теперь обратиться.
^ 2. ПРЕДМЕТ РЕЛИГИОЗНОЙ ФИЛОСОФИИ
Схоластическая философия, или схоластика, является системой
религиозной философии. Ее часто называют христианской фило-
софией средневековья. Уже сами словосочетания: религиозная филосо-
фия, христианская философия, - порождают ряд вопросов. Филосо-
фия, в частности античная философия, - это дитя свободной, не стес-
ненной внешними предписаниями мысли; философия ничего не прини-
мает на веру, подвергая каждое положение суду разума. Религия же
обращается скорее не к уму, а к сердцу человека, апеллируя к неизре-
ченной тайне. Круг представлений и образов религиозного сознания
очерчен раз и навсегда - Священным Писанием, религиозными
догматами, церковным преданием, символикой богослужения. Каждый
верующий усваивает эти представления не с целью их проанализиро-
вать, проверить их истинность или логическую совместимость. Он отно-
сится к ним совсем по-иному, чем к чувственным и понятийным образ-
ам, с которыми он оперирует в повседневной жизни или в процессе
познавательной деятельности. Верующий использует их не в качестве
инструментов разума, а для поддержания и укрепления веры.
Поэтому, на первый взгляд, для того чтобы стать религиозной,
философия, видимо, должна совершить некий акт насилия над собой:
добровольно ограничить свободу своих исследований, приняв в качес-
тве необсуждаемых постулатов основные положения религиозной док-
трины. Нередко основную задачу философии средневековья видят имен-
но в согласовании истин разума (в средние века под истинами разума
понимались, как правило, положения, обоснованные в философских
учениях Платона и Аристотеля) с истинами веры, т.е. изречениями
Священного Писания и формулами Вселенских Соборов. Повод к та-
кому истолкованию схоластической философии дали сами средневе-
ковые мыслители. Проблема согласования утверждений античных ав-
торов, обладавших почти непререкаемым философским авторитетом в
глазах схоластов, с абсолютно авторитетными положениями христи-
анского вероучения была в центре внимания великих мыслителей запад-
ного средневековья: Ансельма Кентерберийского, Абеляра, Бонавен-
туры, Фомы Аквинского, Дунса Скота и др. Но схоластика решала не
только задачу внешнего согласования философских и религиозных
текстов. Главная ее задача состояла в другом.
Схоластическая философия средневековья опирается не только на
текст Священного Писания, но и на непосредственное видение реаль-
ности, открывающейся взору человека, для которого путь веры состав-
ляет главное содержание и смысл его жизни. При этом схоластичес-
кая философия пытается выразить и концептуально осмыслить опыт
постижения Бога и мира, приобретаемый на самых высоких ступенях
духовного совершенствования. Недаром среди наиболее выдающихся
представителей средневековой философии мы найдем людей, впослед-
ствии причисленных католической церковью к лику святых, - Ансель-
ма Кентерберийского, Бонавентуру, Фому Аквинского, т.е. людей,
реализовавших на практике принципы христианской жизни. Напря-
женный поиск рационального выражения духовного опыта определя-
ет своеобразие схоластики как одной из форм религиозной философии,
отличающейся от философии нерелигиозного типа особым предметом
исследования, а от современной религиозной философии - уверен-
ностью в возможности рационального постижения веры.
Мир религиозного опыта
Поскольку жизнеощущение и мировосприятие нерелигиозного чело-
века значительно отличаются от переживаний, образов, мыслей и
чувств, составляющих содержание религиозного сознания, то, чтобы
приоткрыть дверь в мир религиозной философии средневековья,
необходимо прежде всего уяснить исходные постулаты религиозного
сознания, выявить предпосылки, лежащие в основании религиозного
опыта, которые обычно принимаются верующими как нечто самоочевид-
ное, не подлежащее обсуждению, но скрытые, непонятные для сто-
роннего наблюдателя. Эти предпосылки в религиозной жизни играют
роль, аналогичную той, которую исполняют аксиомы при построении
научной теории. Пока не введены аксиомы, пока не научились извле-
кать из них следствия, до тех пор ни о какой научной дисциплине как
о связной, целостной системе знания говорить невозможно. Подобным
же образом принятие "аксиом" веры является условием порождения
целостного мира религиозного опыта. Но между научными аксиомами
и аксиомами веры есть и существенное различие: если для понимания
и оперирования с аксиомами научного знания достаточно воспользо-
ваться одной из многих способностей, присущих человеку, а именно,
мышлением, то усвоение религиозных аксиом возможно лишь при
условии совместного и согласованного функционирования всех без
исключения способностей - интеллектуальных, душевных (эмоцио-
нально-психологических), телесных. Опыт веры недостижим, пока че-
ловек не обратится к Богу, говоря словами Евангелия, всем сердцем,
всей душою, всем разумением своим (Матф. 22, 37; Марк 12, 30;
Лук. 10,27).
Человек из глубины души должен воззвать к Богу, чтобы состоял-
ся первичный акт Богопознания, акт молитвы. Его осуществление оз-
начает начало религиозной жизни, которая отличается от обычной,
мирской жизни совершенно особым состоянием ума, души и тела. Лю-
бая "мирская" деятельность, будь то повседневно-практическая,
научная, художественная или какая-либо иная, базируется на опреде-
ленной совокупности актов (операций), часть из которых осваивается
как бы сама собой начиная с детского возраста, а другие требуют
специального обучения. Но в основе любого вида "мирской" деятель-
ности всегда лежат очень простые операции, овладеть которыми мо-
жет любой человек со средними способностями. Освоив их, например
научившись складывать, вычитать, делить и умножать, человек вхо-
дит в мир, состоящий из тех "вещей", к которым применимы эти опе-
рации, в данном случае - в мир чисел. Пока же не освоены эти опе-
рации, для человека не существует таких объектов, как числа, он их
не "видит", и ему невозможно объяснить, что они собой представля-
ют. Насколько далеко ему удастся продвинуться в постижении этих
объектов, зависит от его способностей: памяти, склонности к логичес-
кому мышлению и т.п. Нона первую ступень математического зна-
ния он уже взошел в момент, когда выучил таблицу умножения и
научился ею пользоваться.
Фундаментальные акты познания и действия, открывающие дос-
туп в мир, внутри которого человек реально живет и действует, - не
в мир объектов, существующих независимо от него (с такими объекта-
ми фактически никто никогда не имеет дела), а в мир, находящийся в
определенном отношении к нему, увиденный под определенным углом
зрения в результате осуществления определенных познавательных ак-
тов, - как правило, просты и легко выполнимы. Фундаментальный
акт религиозного познания, акт молитвы, гораздо более сложен и тру-
ден. Ради его совершенного выполнения первые христианские подвиж-
ники уходили в пустыню. Для большинства верующих молитвенное
состояние высочайшей степени интенсивности, в котором пребывают
достигшие полноты духовно-религиозной жизни, является идеалом,
реализовать который им не по силам; но и любая, даже несовершен-
ная молитва требует уединения и полной сосредоточенности. Необыч-
ность этого состояния в том, что человек весь, целиком устремлен к
тому, что является для него самым главным, самым дорогим и желан-
ным, но предмет, к которому он стремится и которого домогается,
есть... ничто. Ничто в том смысле, что этот "предмет" не может быть
найден ни среди вещей мира, воспринимаемого посредством органов
чувств, ни среди мысленных объектов, постигаемых посредством ума.
В обычном состоянии человек имеет дело с объектами и образами вооб-
ражения, доступными чувственному созерцанию или умосозерцанию.
Обычная жизнь - это жизнь, протекающая в условиях определенной
установки сознания, жизнь, предполагающая определенное психофи-
зическое состояние человека, когда все его внимание приковано к об-
разам, возникающим в его сознании в результате чувственного вос-
приятия и мышления. Что бы ни происходило с ним самим, все собы-
тия окружающего мира человек фиксирует с помощью таких образов.
Человек привык жить, устремляясь к тому, что предносится его
сознанию как некий образ; его жизнь не сводится к образам, но любые
другие аспекты его жизнедеятельности, иные его способности (эмо-
циональные, волевые, различения добра и зла, сосредоточения) про-
являются и функционируют в теснейшей взаимосвязи со способно-
стью представления: если человек не усматривает (глазами или умом),
к чему он должен устремиться, он, как правило, остается в бездейст-
вии. И вот, наперекор привычке жить и действовать в мире образов,
человек в акте молитвы обращается - не только и не столько слова-
ми, но и всем существом своим - к Богу, пребывающему за гранью
этого, т.е. видимого, слышимого, умосозерцаемого мира, обращается
в состоянии предельной сосредоточенности, так, что исчезает весь этот
мир, не имеющий в данный момент никакой ценности, значимости для
человека по сравнению с Творцом, исчезает и сам человек как живу-
щий в этом мире, постоянно вынужденный заботиться о себе, реагиро-
вать на происходящее, строить планы на будущее, как существо, обла-
дающее чувством самосохранения, томимое страхами и надеждами.
Он отрекается в этот момент от самого себя, от мира, в котором жи-
вет, всецело устремляясь к неведомому, непостижимому Богу, говоря:
"Да будет воля Твоя". Чтобы искренне обратиться к Богу всем серд-
цем, всей душой, всем разумением своим (акт молитвы состоится только
в случае искреннего обращения к Богу), человек должен поверить в
Бога, поверить, что он существует, несмотря на то что его невозможно
найти среди вещей, находящихся в пространстве и времени, поверить
не просто в его существование, а в то, что Бог является главной опорой
его собственного существования, центром и источником жизни.
Причина, по которой для многих людей религиозно-духовное изме-
рение человеческого бытия остается скрытым и недоступным, кроется
в очевидной противоречивости (для обычного сознания) требований,
которые необходимо выполнить, чтобы войти в это измерение бытия.
Для этого необходимо признать в качестве самой главной, единствен-
но значимой ценности факт общения с Неведомым, который на самом
деле не является для меня фактом, оборвав все нити, привязывающие
меня к тем ценностям, которые мне хорошо известны, дороги, которые
до настоящего момента составляли все содержание моей жизни: обще-
ние с людьми, стремление завоевать их уважение, достижение успеха
в любимом деле, забота о материальном благополучии и т.п. Человечес-
кая жизнь определяется стремлениями, которые суть всегда стремле-
ния к чему-то, к каким-то целям. Структура человеческой личности,
ее самосознание и способ видения окружающего мира формируются в
"силовом поле" сознательных и бессознательных стремлений; чело-
век, как правило, отождествляет свое "я" с набором доминирующих
устремлений, - в соответствии с ними он реагирует на внешние воздей-
ствия и строит определенную линию поведения. Набор доминирую-
щих устремлений представляет собой "сито", позволяющее просеи-
вать массу поступающих извне сигналов, сортировать их на важные и
неважные, давать оценку полученной информации и принимать реше-
ние о том, как следует реагировать на то или иное событие. Без этого
"сита", играющего одновременно роль "системы координат", человек
просто захлебнулся бы в потоке информационных воздействий. Поле
жизненных устремлений образует своего рода эмоционально-информа-
ционный скелет жизнедеятельности, позволяющий приобретать и нара-
щивать плоть жизненного опыта, который, как и всякий скелет, дол-
жен обладать достаточной жесткостью и прочностью и сопротивляться
воздействиям, направленным на его изменение. Изменение поля жиз-
ненных устремлений означает изменение способа ориентации в мире,
трансформацию структуры внутреннего мира человеческой личности.
Поэтому осуществление религиозного акта равносильно перевороту в
самосознании и мироощущении человека: последний должен вырвать-
ся из "силового поля" привязанностей и стремлений, в котором он
привык жить, отказаться быть и сознавать себя тем "я", чья жизнен-
ная траектория сформировалась в этом "силовом поле", и шагнуть -
куда? - он в данный момент не имеет никакого представления.
И только после того, как он шагнет в Неведомое, ему, если он
решителен, терпелив и настойчив, откроется, как свидетельствуют мно-
гие тысячи очевидцев в истории христианства (и других религий),
новая реальность, он получит удостоверение, что за пределами види-
мого мира действительно есть нечто невидимое и неизреченное, но
имеющее непосредственное отношение к его собственному существова-
нию. Соприкосновение с трансцендентной Реальностью, как утвер-
ждают люди, пережившие это состояние, оказывает целительное воз-
действие на человека: дарует ясность и чистоту его сознанию, живит
душу и наполняет ее радостью бытия. Такое воздействие в христиан-
ской традиции называется благодатью. Благодать - это способ непо-
средственного переживания и осознания реальности, предстоящей чело-
веку в религиозно-духовной сфере его существования. В зависимости
от степени продвижения по пути богопознания человеку дается дар
благодати разной степени интенсивности. На высших ступенях духов-
ного совершенствования происходит освобождение от тирании стра-
стей и интересов, присущих малому "я", из чувства самосохранения
вынужденного отстаивать свое место под солнцем и прагматически
относиться к людям и другим живым существам; чувство любви, пере-
полняющее человека в момент непосредственного общения с тем, что
предстает как средоточие жизни, радости, совершенства, становится
определяющим в "поле жизненных устремлений". Структура сознания,
душевно-духовной жизни претерпевает радикальную трансформацию.
У человека как бы открывается новый орган восприятия, "духовное
око"; что именно усматривается с его помощью, о том повествуют
немногие, достигшие духовного совершенства в итоге овладения труд-
ным искусством религиозной аскезы и удостоившиеся высшей награ-
ды за свои труды - полноты Богосозерцания и Богообщения. Одни
описали это в своих собственных сочинениях, устные рассказы других
сохранены для потомков их учениками и последователями. В качестве
примера можно упомянуть живших в разное время и почитаемых хри-
стианской церковью как святых Макария Великого, Симеона Нового
Богослова, Франциска Ассизского, Серафима Саровского, в XX в. -
старца Силуана.
Трудности рационального выражения духовного опыта
Для людей, имеющих опыт пребывания в обоих мирах, знакомых
как с этой, так и с иной реальностью, становится жизненно необходи-
мым определить свое отношение к каждой из них, установить, каково
их взаимоотношение. Но при переходе от реального осуществления
акта веры к его осмыслению средствами мыслительно-познавательной
деятельности, при построении общей картины мира, включающей чело-
века в всем многообразии его жизнепроявлений, одним из которых
является акт веры, возникает препятствие, которое очень трудно, а
может быть, и в принципе невозможно устранить. Реализуя акт веры,
человек перемещается в реальность, совершенно отличную от мира, в
котором он обычно живет. В "силовом поле" этой реальности ясно
выделяются два момента - его собственное "я" и Бог, - все осталь-
ное, если и попадает в поле его зрения, отступает на задний план,
находится на периферии сознания. В этот момент он не видит и не
хочет видеть ничего, кроме Бога. Он весь устремлен к Богу, но уст-
ремлен не так, как устремляются к объекту познания. Не только мир,
но и Бог в религиозном акте не выступает как предмет объективного
знания. Ооъект знания находится вне субъекта, который рассматри-
вает его с позиции внешнего наблюдателя, сравнивая и сопоставляя с
другими объектами, выделяя в них отдельные характеристики с це-
лью их анализа, классификации и логической обработки, фиксируя
результаты аналитической деятельности в языке. Если субъект займет
интеллектуально-познавательную позицию по отношению к Богу, акт
веры не состоится: ему противопоказана объективистско-рационали-
стическая установка сознания. При познании объектов внешнего мира
276
человек отстраненно взирает на предмет познания; от последнего не
зависят его жизнь и смерть, поэтому он может его спокойно созерцать,
может дистанцироваться от него, переходя от созерцания целого к
анализу частей, к другим объектам, с которыми тот находится в соот-
ношении. Отсутствие потребности в постоянном, ежемгновенном при-
сутствии предмета, отсутствие связи, накрепко привязывающей к нему
и не дающей возможности отойти и оглянуться вокруг, препятствую-
щей свободному, незаинтересованному созерцанию, которое само изби-
рает, на что в данный момент направить свой взор, а что следует
исключить из поля зрения, - это обязательная предпосылка объек-
тивного познания, т.е. экзистенциального акта, в результате которого
человек осознает себя живущим в мире объектов. Отношение к Богу
во многих религиозных традициях недаром уподобляется отношению
к возлюбленному: душа верующего, согласно метафоре, широко рас-
пространенной в христианской литературе, преисполнена любви к Бо-
гу, живет ожиданием встречи с Ним, томится и тоскует, не видя Его,
подобно невесте в ожидании жениха. Душа, взывающая к Богу, живет
в ослеплении любви, неспособная отойти и посмотреть со стороны на
того, без кого не может жить. Очевидно, что ни о каком рациональном
познании в этот момент не может быть и речи; если слова здесь и
возможны, то они слагаются в гимны Красоте, Совершенству, Высше-
му Благу. Объективно-рассудочному знанию нет и не может быть мес-
та в душе, приносящей всю себя в жертву Богу, сгорающей в огне
жертвенной любви; реальность, внутри которой живет человек в та-
ком состоянии, радикально отличается от преднаходимой им в акте
рационального познания, она не только непознаваема в обычном смысле
слова, но и невыразима.
Духовная реальность, постигаемая в религиозном опыте, и реаль-
ность мира ооъектов, в который тотчас попадает человек, осуществ-
ляющий акт рационального познания, несовместимы друг с другом,
так как нельзя находиться в обоих мирах одновременно: наличие по-
знавательной установки означает невозможность принесения всего себя
целиком, включая познавательную способность, в жертву Богу, как
это предполагается в акте веры, и наоборот. Духовный мир и мир
объектов в одинаковой степени реальны; каждый из них непосредст-
венно осознается любым человеком как нечто самоочевидное и не тре-
бующее доказательств при условии, что человек в соответствующем
состоянии. Но поскольку нельзя находиться в обоих состояниях одно-
временно, то пребывание в одном мире фактически ведет к отрицанию
в данный момент реальности другого мира. Взаимоисключающий харак-
тер двух типов реальности давал повод на протяжении всей истории
культуры ставить под сомнение существование одной из них: либо
мир объектов квалифицировался как мир неподлинный, иллюзорный,
либо, наоборот, признавался единственно реальным.
На первый взгляд может показаться, что религиозная практика
опровергает только что сформулированный тезис о взаимоисключающем
характере двух типов опыта. Так, например, в Библии, как и в священ-
ных книгах других религий, изложение истин веры, указывающих
путь в мир религиозно-духовного опыта, переплетается со сведениями
исторического, социально-психологического и "естественнонаучного" ха-
рактера. В Священном Писании представлены фрагменты разных "жиз-
ненных миров", различных измерений человеческого существования.
Но разве цель Писания заключается в том, чтобы постичь своеобразие
каждого из них? Безусловно, нет. Его задача - используя все средства,
в том числе и представления о мире, исторических событиях и т.п.,
ввести человека в одно из этих измерений. Характерно, что в Новом
Завете вообще нет учения о мире; в нем формулируются (в виде запове-
дей, притч, иносказаний) предписания, руководствуясь которыми чело-
век достигает духовного состояния, позволяющего ему войти в Царство
Небесное. И духовные книги, и ритуал церковного богослужения по-
могают ему в этом; они как бы перебрасывают мостик, позволяющий
верующему переместиться из мира объектов в мир духовного опыта.
Но даже человек, подвизающийся на путях веры, в моменты, ко-
гда он не осуществляет религиозный акт, продолжает жить в обычном,
рационально-постижимом мире, не говоря уже о людях, для которых
иной реальности, помимо "этого" мира, попросту нет. Поэтому неиз-
бежно должен возникнуть вопрос о связи и соотношении двух миров,
двух типов реальности. По существу это философская проблема: на-
ходясь внутри сферы духовного опыта или объективно-рационального
познания, человек просто живет в соответствующей реальности, и аль-
тернативного мира для него не существует. Эта проблема является
главной проблемой религиозной философии.
Построить модель их взаимоотношения невозможно, находясь внут-
ри сферы религиозного опыта; это можно сделать только средствами
рационального познания. Внутри рационального познания нет места
вере как экзистенциальному акту, но характерная черта рационально-
го знания состоит именно в том, что его предметом может быть все,
что угодно, поскольку оно позволяет создать (рациональный) образ
любого явления, доступный обсуждению и концептуальному анализу.
Очевидно, что эта задача может быть выполнена с привлечением
различных концептуальных средств и в принципе не имеет единствен-
ного решения. Одна и та же духовная реальность может отображаться
с помощью моделей, весьма отличающихся друг от друга, может по-
разному вписываться в рациональную картину мира. Нет и не может
быть однозначной связи между сферой духовного опыта, недосягае-
мой для непосредственного усмотрения при рациональной установке
сознания, и понятийно структурированной картиной мироздания. Мож-
но быть христианином и видеть этот мир иначе, чем он описан в Биб-
лии, можно рассматривать его сквозь призму других концептуальных
структур, чем те, что были использованы при создании "естественнои-
сторической" концепции Священного Писания. Но отсутствие прямой
и однозначной связи между двумя мирами - миром рационального
знания и миром религиозного опыта - было осознано и осмыслено
лишь в результате долгого и трудного исторического развития. Только
после многовековых усилий доказать приоритет либо веры над разумом,
либо разума над верой человечество постепенно приходит к осозна-
нию важности и необходимости двух взаимодополняющих измерений
человеческого существования.