Geum.ru

Моя служба в царской армии России началась со случая, который оказал решающее влияние на мою жизнь

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   44

штыков. Пополнение по-прежнему представляло серьезную проблему, поскольку не

хватало оружия. Личный состав, прибывающий на фронт, был практически не обучен, так

что о его участии в боях говорить не приходилось. Тысячи солдат совершенно не умели

обращаться с винтовкой. Нехватка офицеров и унтер-офицеров становилась все более

ощутимой. Единственным светлым пятном был Кавказский фронт, где турки не так давно

понесли тяжелое поражение. Однако те части, благодаря которым эта победа стала

возможной, были все же гораздо больше нужны на основном театре военных действий.

Ситуация со снаряжением была очень тревожной. Все изнашивалось, пропадало или

терялось во время боев и отступлений: винтовки, орудия, телефоны, транспортные

средства, полевые кухни и прочая, и прочая - словом, утрачивалась вся та амуниция,

которая была столь необходима для войск. Нехватка боеприпасов заставляла предельно их

экономить. [57]

С другой стороны, не было и намеков на интенсификацию промышленности. Именно

этими обстоятельствами можно объяснить военные успехи Центральных держав -

Германии и Австро-Венгрии.

Поражения русских войск разрушили надежды на то, что политика на Балканах

повернется в нужном направлении. Ожидалось, что весной 1915 года к державам Антанты

присоединится Румыния, но она этого не сделала, а те силы, основной целью которых был

разрыв связей с Россией, победили. Болгария, все более склонявшаяся к Центральным

державам, в октябре напала на Сербию.

Общественное мнение в России было, конечно же, очень возбуждено такой ситуацией,

поэтому, как всегда, следовало найти козла отпущения. Среди министров, которых в этот

период отправили в отставку, был и военный министр генерал Сухомлинов. На самом

деле его просто очернили. Сухомлинову, более чем кому-либо другому, вменяли в вину

плохую мобилизацию промышленности. Однако эта критика была явно не по адресу. Как

я уже говорил ранее, в годы, предшествующие войне, Сухомлинов вполне удачно

занимался реорганизацией армии, а то, что промышленное производство оказалось не на

высоте, следовало спрашивать, в основном, с финансистов и других деятелей.

В конце августа верховный главнокомандующий Великий князь Николай Николаевич был

назначен главнокомандующим Кавказской армией, а верховным стал лично император.

Великий князь был солдатом до кончиков пальцев и прекрасным профессионалом. Он

руководил вооруженными силами твердой рукой, и его авторитет был значительным не

только в армии, но и вне ее. Почти все понимали, что император может быть лишь

номинальным главнокомандующим и из-за своего тихого и нетребовательного характера

вряд ли завоюет достаточный авторитет и всеобщую популярность в армии. Встав на

самой вершине вооруженных сил в столь неудачно выбранное время, Николай II поставил

под угрозу само существование своей династии. Императору, по причине отсутствия его в

столице, было трудно следить за другими проблемами государства, а этот факт еще в

большей степени обусловил его конечную изоляцию и недееспособность.

Неудачи все же привели к сильному подъему патриотических настроений, а это давало

надежду, что все здоровые силы, [58] до сей поры невостребованные, объединятся для

спасения Отечества. Николай II был окружен советниками, которые не могли ясно

представить себе положение в стране, император же хотел править лично, без помощи

нации. В начале августа 1914 года он приостановил деятельность Думы, и все

государственные вопросы решались посредством правительственных указов. Только в

феврале следующего года Дума собралась вновь, но сумела провести всего лишь три

заседания, после чего была распущена из-за резкой критики ею правительства. В августе

1915 года деятельность Думы возобновилась: под давлением общественности император в

очередной раз дал "добро" собранию народных представителей. Политические фракции,

охваченные патриотическими чувствами, образовали так называемый "Прогрессивный

блок". В начале сентября он выдвинул программу, в которой содержались требования

парламентского правления, политической амнистии, а также ряда других

демократических реформ. В ответ на это император вновь приостановил" деятельность

Государственной думы. Он зашел так далеко, что отказался принять председателя

Государственной думы Родзянко, который должен был обрисовать положение в стране и

просить императора отказаться от запрета Думы. Этот вызов, брошенный народным

представителям, дорого обошелся правящей системе, открыв дорогу такому развитию

событий, которое, в конечном счете, привело к революции.

Промышленные и финансовые круги также представили доказательства своих

патриотических настроений. По всей стране создавались промышленные комитеты,

целью которых было налаживание работы средних и мелких предприятий, а также

крупных государственных производств по выполнению военных заказов. Руководство

материальным обеспечением всех военно-промышленных усилий должно было

сосредоточиться в руках только что созданного Совета обороны. Хотя эти действия

начали сказываться на фронте значительно позднее, результат не остался незамеченным.

Во второй половине сентября 1915 года я вернулся на фронт, где русские армии

сражались между Серетом и Днестром за последний плацдарм в Галиции. Противник

стремился предотвратить вторжение русских частей в Бессарабию, так как это могло

подтолкнуть Румынию к вступлению в войну. [59]

В полосе от границы Подолья до Серета атаки сменялись контратаками.

В этот период я командовал 2-м кавалерийским корпусом, который по обстановке

перебрасывали с одного места на другое. В декабре передвижения войск закончились, и

армии перешли к позиционной войне. Мою 12-ю кавалерийскую дивизию отвели к

городку Гусятин.

После небольшой передышки дивизия получила приказ выдвинуться на 200 километров к

северу и занять плацдарм близ города Луцка, где концентрировались войска для

весеннего наступления.

Началась энергичная работа. Главной задачей было повышение боеспособности армии.

Чтобы решить ее, следовало организовать обучение войск и добиться пополнения частей

до нормального штатного состава. Увеличились поставки оружия и боеприпасов, поэтому

в спокойное зимнее время удалось накопить значительные резервы боеприпасов.

Положение несколько улучшилось, но все же материальное превосходство противника,

особенно в артиллерии, было бесспорным. С апреля 1916 года Юго-Западным фронтом

стал командовать генерал Брусилов.

Осенью 1915 года в результате успешных действий наших войск численность группировок

противника на восточном фронте уменьшилась, но вместе с тем противник усилил

оборону за счет укреплений, на строительство которых не жалели бетона и колючей

проволоки. При планировании наступления следовало учитывать, что русской армии

впервые придется преодолевать хорошо укрепленную линию обороны. Мы приступили к

необходимым подготовительным мероприятиям, используя опыт, накопленный на фронте

во Франции. С немалым напряжением сил на местах прорыва собрали большое

количество артиллерии. Центром наступления должен был стать плацдарм близ Луцка,

где сконцентрировалось несколько кавалерийских дивизий; перед ними стояла задача

нарушить пути сообщения противника на линии Ковель-Владимир-Волынский.

Артиллерийская подготовка, начавшаяся 1 июня, разрушила укрепления противника, и

четвертого числа, немного ранее намеченного срока, войска пошли в наступление.

Однако вскоре стало ясно, что армия все же опоздала со своими планами. [60]

В ночь на 4 июня я находился в своей дивизии, батареи которой принимали участие в

артподготовке на плацдарме 32-го армейского корпуса. Из места сосредоточения дивизия

конным порядком передислоцировалась в местечко Варковичи, находившееся в двадцати

километрах от Дубно, где я должен был ждать приказа о начале атаки. Ближе к вечеру

стало известно, что прорыв к северу от Дубно удался. Поэтому я получил приказ спешным

образом перебросить дивизию к месту прорыва. В мою задачу входило переправиться

через Стырь южнее Луцка и прервать сообщение противника с Владимиром-Волынским.

Однако верный момент для использования кавалерии был уже упущен.

Оседлав коней, мы срочно отправились в путь, но ехать пришлось довольно далеко,

дорога раскисла под дождями, и до места прорыва мы добрались только к заходу солнца.

Нам предстояло в темноте преодолеть на конях глубокие окопы и проволочные

заграждения как наших, так и австрийских войск; это было опасно и заняло много

времени, особенно по той причине, что артиллерия полностью разрушила австрийские

укрепления. Когда передовой отряд справился с этим лабиринтом, появилась новая

проблема: карта и местность совершенно не соответствовали друг другу. Деревни были

сровнены с землей, прежние дороги пропали, вместо них появились новые, поэтому

ориентироваться оказалось очень сложно. Только к утру наши подразделения собрались в

условленном месте по ту сторону фронта.

Не имея никаких сведений о ситуации на фронте, я продвигался строго на запад. Утром

мы столкнулись с пехотными частями австрийцев, которые в течение всего дня отходили

через Стырь. Поскольку у противника на другом берегу реки были сильные укрепления,

переправа через реку казалась безнадежным предприятием. Поразмыслив, я решил

попытаться перейти ее вброд у села Торговица, которое располагалось в десяти

километрах южнее. Этот брод я знал по императорским учениям, проходившим здесь

двадцать пять лет назад.

На следующую ночь не могло быть и речи об отдыхе. С авангардом из гусар Ахтырского

полка мы прибыли к Торговице на рассвете 7 июня.

Ожидая прибытия других частей, я отдал приказ артиллерии занять позиции и открыть

огонь. Очень быстро мы обнаружили, что на противоположном, обрывистом берегу

Стыри [61] имеются сильные батареи противника и оборонительные укрепления пехоты,

которые располагались в два "этажа". Здесь также нельзя было переправиться через

Стырь без жестокого боя, ввязавшись в который мы понесли бы большие потери и не

смогли бы выполнить полученные мною указания. Поэтому я принял решение

присоединиться к наступательной операции, которую проводил другой корпус немного

южнее. Я проехал туда, чтобы подготовить прибытие основных сил моей дивизии. Однако

после многочасовой артиллерийской перестрелки, в которой приняла участие и моя

батарея, мы получили приказ о прекращении огня.

У меня по-прежнему не было связи со своим корпусом. Утверждалось, что Луцк,

находившийся в 25 километрах к северу, уже захвачен, и я решил попытаться

переправиться через реку там. Мы шли всю ночь - четвертую ночь подряд - и к утру

достигли Луцка, который действительно был взят русскими частями.

Генерал Деникин, стрелковая дивизия которого участвовала в захвате города, разъяснил

мне ситуацию, как он ее понимал. Именно сейчас на западной окраине Луцка шли бои

против пехоты противника.

Чтобы нарушить сообщение противника с Владимиром-Волынским в соответствии с

полученными мной указаниями, я решил сначала захватить городок Торчин, стоявший на

перекрестке дорог в двадцати километрах западнее Луцка. Этот перекресток был очень

важен для передвижений нашей пехоты и снабжения частей. Прорвать линию фронта,

чтобы углубиться на территорию противника, оказалось очень сложно, жестокие бои

продолжались весь день и всю следующую ночь. Это была пятая ночь, когда дивизия не

слезала с седел, и лошади и люди крайне нуждались в еде и отдыхе. На следующий день

мы захватили село Боратынь, что к северу от Тор-чина, а после полуденного отдыха

начался бой за Торчин, который длился всю ночь.

Теперь надо было двигаться в глубь территории противника по направлению к

Владимиру-Волынскому. Утром 11 июня, еще до того, как пал Торчин, я сосредоточил

свои основные силы приблизительно в десяти километрах от него - напротив

небольшого села. Когда Торчин был захвачен, отступающие колонны неприятеля прошли

через это село, а следом и моей дивизии удалось прорваться на территорию противника.

[62] Мы направились в сторону шоссе, ведущего к Владимиру-Волынскому, чтобы в

двадцати километрах от города перерезать его. Эти бои продолжались трое суток.

Между тем австрийцы бросили в бой свои резервы, и сражение достигло апогея. Я

получил приказ срочно перебросить дивизию на западную окраину города Киселин для

прикрытия передислокации пехотных соединений. Солдаты дивизии были страшно

измотаны, лошади - вконец измождены, поэтому быстро перевести ее на новые позиции

представлялось очень трудной задачей.

Дивизия была уже на полпути к Ковелю. Неподалеку от моей колонны возвышались

несколько холмов. Судя по всему, генерал Деникин, дивизию которого мы оставили

позади, не видел в них никакого практического смысла. Поскольку генерал не

позаботился о захвате высот, я решил сделать это по собственной инициативе. Но стоило

моим частям пойти в атаку, как сражение за эти высоты началось буквально со всех

сторон. По сведениям, полученным от пленных, мы узнали, что силы, атакованные нами,

были передовыми частями немецких войск, переброшенных из Ковеля. Как видно, начали

прибывать резервы из Германии. Я позвонил Деникину и предложил ему в течение дня

сменить мои части на этих высотах, если он не хочет, чтобы холмы оказались в руках

неприятеля. Генерал отказался - он уже начал передислокацию, но в дальнейшем, если

высоты ему понадобятся, он всегда сможет захватить их. На что я ответил, что через

какое-то время будет очень сложно отбросить немцев назад.

- Где вы видите немцев? - закричал Деникин. - Здесь нет никаких немцев!

Я сухо заметил, что мне легче их видеть, так как я стою прямо перед ними. Этот пример

ярко отражает присущее русским командирам желание преуменьшать те обстоятельства,

которые по той или иной причине не вписываются в их планы.

Когда мою дивизию с приходом ночи отвели в резерв армейского корпуса, холмы снова

оказались в руках немцев. Значение этого факта генерал Деникин осознал уже на

следующий день.

Утром генерал Деникин должен был начать наступление. Приказ, отданный мне

командиром армейского корпуса, гласил, что дивизия должна в конном строю развивать

наступление, [63] начатое генералом. Я лично связался по телефону с генералом

Кашталинским и предположил, что подтянувшиеся немецкие части выиграют бой у

Деникина. Я осмелился также предложить, чтобы мою дивизию перебросили к болоту

между Киселином и Воронцами, откуда резервные части смогли бы атаковать в любом

направлении.

- Вы получили мой приказ, генерал?

- Конечно, получил.

- Так выполняйте его! - сказал Кашталинский и отключился.

Во главе основных сил я направился в сторону горящего Киселина - его обстреливала

тяжелая артиллерия немцев. Грохот стоял страшный, "чемоданы" взрывались с

ужасающим звуком. Со стороны Воронцов также доносилась громкая артиллерийская

перестрелка. Я еще не успел доехать до Киселина, как ко мне прибыл вестовой от

командующего корпусом. В связи с изменением обстановки моей дивизии

предписывалось немедленно прибыть в район западнее Воронцов, где противник сильно

теснил левый фланг 39-го армейского корпуса. Я не мог не ухмыльнуться, вспоминая

реплику генерала Кашталинского: "Так выполняйте его!" Теперь ведь нам нужно было

обогнуть болото, и переход занял весь день.

Чтобы обеспечить безопасность нашего продвижения и получить возможность связаться с

соседними соединениями, я отправил четыре эскадрона на разведку. К вечеру я прибыл на

новое место дислокации. Моим глазам открылась равнина, однообразие которой кое-где

нарушалось небольшими красивыми сосновыми рощицами. Местность перед нами была

свободна от неприятеля, но на правом фланге раздавалась громкая артиллерийская

стрельба. Я поднялся в наблюдательный пункт на ветряной мельнице. Там была

телефонная связь с другой мельницей, где располагался командир артиллерии. От него я

услышал:

- Наши отступают... немцы их преследуют... они идут цепями буквально по пятам... наши

солдаты в ужасе... они бросают оружие, сапоги... бегут изо всех сил... много сотен попало

в плен... на правом фланге немцы обходят одну из лесопосадок... на лесной опушке видны

лошади... похоже, там готовится контратака... наши наступают на фланге... заходят в тыл

немцев... полный успех... противник остановлен... он поворачивается... он бежит...

пленные освобождены... [64]

Через несколько секунд я сам увидел, как немцы отступают. Таков был результат хорошо

подготовленной контратаки, которую провела одна из моих казачьих сотен под

командованием войскового старшины Смирнова. К сожалению, этот успех нельзя было

развить: уже настолько стемнело, что, когда мой первый полк добрался до места схватки,

он не смог войти в соприкосновение с противником.

Тем же вечером мне позвонил по телефону командующий 39-м корпусом генерал

Стельницкий и поблагодарил нас за действия, которые "спасли армейский корпус от

полной катастрофы". Таким образом, генерал признал, что ситуация была угрожающей.

Победу принес героизм моих казаков, однако командир пехотной части решил всю славу

присвоить себе и отказался подтвердить, что решающую роль сыграли действия

войскового старшины Смирнова.

Последовали две недели позиционной войны. В начале июля были произведены

некоторые перегруппировки, затем развернулось наступление под Луцком, а в конце

месяца весь фронт под командованием генерала Брусилова перешел в наступление. В

Галиции были достигнуты большие успехи, однако в районе Ковеля и Владимира-

Волынского, где противник успел возвести сильные укрепления, начались

контрнаступления. Бои продолжались до 12 августа.

В эти недели мою дивизию, по-прежнему подчиненную 8-й армии, перебрасывали в

критических ситуациях с одного плацдарма на другой, используя на тех направлениях, где

появлялись шансы на прорыв линии фронта. В перерывах между этими бросками мы

получили возможность испытать и оборонительную войну и часто оказывались в окопах.

Но как бы там ни было, эти тяготы не могли даже сравниться с тем, что пришлось

пережить дивизии в самом начале операции под Луцком.

Общее наступление не принесло ожидаемого успеха. Несмотря на удачные операции

русских войск под Луцком и на других плацдармах, где была прорвана линия фронта,

австрийская армия не потерпела решающего поражения. Долгая артиллерийская

подготовка лишила наступление эффекта неожиданности, а резервы генерала Брусилова

состояли всего лишь из трех пехотных дивизий, этого было недостаточно для развития

успеха. Подкрепления, снимавшиеся с других участков фронта, подходили медленно.

Кавалерийские дивизии выступали [65] нескоординировано, а их взаимодействие с

пехотными частями оставляло желать лучшего. Во всяком случае, руководство 8-й армии

не всегда согласовывало свои операции с командованием армейского корпуса.

И все же наступление следовало считать достаточно успешным. Например, в наши руки

попало около четырехсот пленных и большое количество снаряжения. В среднем

противника отбросили на пятьдесят километров, а 9-я армия, продвинувшись на сто

километров, дошла до Станислава и взяла под контроль карпатские перевалы. Была

захвачена вся Буковина. Если вспомнить, в каком состоянии армия была предыдущей

осенью, следует признать, что целенаправленная работа в течение зимы принесла

ощутимые результаты. Особо надо подчеркнуть их влияние на военные действия на других

европейских фронтах. Австрийцы прекратили свое продвижение на итальянском фронте,

а натиск на участок французского фронта во Франции близ Вердена ослаб. Из Франции

на восточный фронт были переброшены двадцать четыре немецкие дивизии, и это

позволило французским и британским войскам 1 июля начать наступление на Сомме.