Geum.ru

В. еремин, Д. Венская

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава двадцать пятая.
Глава двадцать шестая
Глава двадцать шестая
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6

- Ну, на воде всякое бывает, - стараясь быть доброжелательным, говорил Петр Самуилович. – Случай-то первый? Ну, вот видите… Хорошо, а при чем тут Постников?.. Сеть? А разве на ней написано, что это его сеть? Мало ли, знаете, браконьеров… А вот в спасении девочки он принял самое непосредственное участие… Ну, хорошо, в спасении спасителя. Как этого мальчика?.. Вот-вот, Жданкина... А с вашей стороны тут явная недоработка… не доглядели, так что, знаете… Вы, я слышал, там тоже кого-то из детей хотели утопить.


Некоторое время он молчал, слушая, что ему говорит Сайкин, а потом снова заговорил в трубку:

- С синяком под глазом, неизвестно в каком состоянии и от кого полученным… Любопытно. Разве так плавать учат? Таким дикарским способом? Вот оно что! Ха-ха… Метод, может, и действенный, но, согласитесь, варварский… Нет, Олег Иванович, оснований для увольнения Постникова я категорически не вижу… Ну, а в остальном как? Очень хорошо… с ремонтом холодильника решим ко вторнику… Да, будьте здоровы!


- И вам не кашлять, - мрачно сказал Достоевский и положил трубку.

- Ну что? – спросил присутствовавший при разговоре Говорилыч.Плюшкин.

- Мимо, - вздохнул начальник лагеря. – Значит, у этого паразита действительно мохнатая лапа. Причем, на самом верху… И, главное, все про меня знает – значит, он ему и стучит!

- Не бери в голову, - посоветовал завхоз. – После это случая он тоже, поди, сделает выводы. Чего тебе с ним, в самом деле, детей крестить?

- Можно и так сказать, - сказал Достоевский. – Ответственности не меньше… И чего он так за это место держится? М-да… Дело ясное, что дело темное!

И вот наступили сумерки. Вечерняя линейка подходила к концу. Лешка, едва дыша, с нетерпением смотрел на начальника лагеря. Вот сейчас, сейчас…

- И еще одна новость. Сегодня у нас в лагере случилось ЧП! – наконец, торжественно объявил Достоевский. – Чуть не утонула девочка, хорошая девочка Саша! Но все же не утонула. А всё благодаря кого?

Начальник лагеря сделал эффектную паузу. И в этот миг все присутствующие, прекрасно зная ответ на этот вопрос, взглянули на Лешку.

- Алексей Сергеич Жданкин!

- Я! – взволнованно выкрикнул Лешка, и собственный голос впервые в жизни показался ему чужим.

- Выйти из строя!

- Есть!

Не чуя под собой ног, Лешка сделал три шага вперед.

Достоевский сделал паузу. И в этой паузе весь лагерь, вся «великолепная» шестерка - и, главное, Саша! – смотрели на него с гордостью. Лешка облизнул пересохшие от волнения губы. Вот, сейчас, сейчас, сейчас!..

- Вот, смотрите, Алексей Сергеич, - торжественно возвестил Достоевский, - сам плавает, как топор, а девочку спас!.. Молодец!

В строй Лешка вернулся под дружный смех всех «полосатых». Даже Саша улыбнулась. Правда, немного грустно…


^ ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ.

где впервые встает простой вопрос, на который непросто ответить: человек для автотрека или автотрек - для человека?


Саша и Лешка оба были охотниками за натурой. А натура – это то, что подвержено постоянному изменению, будь то природа или человек. И человек, и природа – уходящая натура. С тою только разницей, что человек уходит быстрее, чем природа. А это обидно… И, может быть, холст Саши и видеокамера Лешки были способом остановить стремительно ускользающее мгновение.

Так или иначе, но они прекрасно понимали друг друга. Им и поодиночке-то никогда не бывало скучно, а уж вместе – и подавно. И, когда Саша, прихватив мольберт, отправлялась на этюды, Лешка со своей камерой всегда ее сопровождал.

В тот день они в очередной раз расположились на склоне Огонь-горы. Лешка стоял, уставившись на Сашин холст и, почесывая подбородок, озадаченно говорил:

- Люди и животные у тебя совсем не похожи на настоящих…

- А разве надо, чтобы было похоже? – удивилась девочка. - Дедушка говорит: искусство – не фотография. Я так вижу!

- Как – так?

- Ну, например… - огляделась Саша, - вот этот пенек похож на мамин торшер. А торшер, когда не горит, – на папину шляпу.

- Но ведь то, что я снимаю, - возразил Лешка, – это как бы живая фотография. Выходит, то, чем я занимаюсь, - не искусство?

- Ну почему? И в живописи, и в кино законы одни и те же, - возразила Саша. - Освещение, композиция… И с их помощью ты можешь снять то, что на фотографию никак не будет похоже! У тебя же все движется и звучит!

- Тогда давай работать, - согласился Лешка. - Ты будешь сочинять про лес, а я – про тебя!

Саша установила мольберт, взяла кисть. Лешка поднял камеру, поймал в объектив ее вдруг ставшее растерянным лицо.

- Что случилось?

Девочка с недоумением переводила взгляд со своего холста на раскинувшийся перед ними пейзаж.

- Ничего не понимаю… Вчера вот на этом месте, за пригорком, было четыре сосны, а сегодня – только три… Вон, смотри, лежит. Упала она, что ли?

Лешка взглянул на картину. Сомнений не было: рукой Саши на нем были изображены именно четыре сосны.

- Упала… Что это тебе – декорация? - пробормотал Лешка, спускаясь по склону. - Ну, вот, еще пенек… И свежий! Не упала, а спилили… И не одну, а вон сколько!..

Ребята спустились вниз и обомлели: склон Огонь-горы был словно подстрижен. Еще недавно покрытый красавицами-соснами, теперь он был сплошь усеян лежащими деревьями и свежими пнями.

- Ни фига себе!

- Мамочки, - всплеснула руками Саша. - Танька моя говорила, что деревья живые! Им больно, даже когда просто ветки ломают… На этой сосне у белки, я помню, был дом в дупле… и бельчата! Где они теперь?!

- Вообще-то и у людей дома рушатся, - сказал Лешка.

- И что?! Белкам от этого легче? У людей если и рушится, то от самих людей – то газ взорвется, то бомба, то пьяный с сигаретой заснет. А белки теперь бездомные – от людей! Не от какой-то там стихии…

- Да, бедные зверюги, - согласился Лешка. – То торф горит, то целые леса. А этим вообще будто головы отрубили. Как преступникам… Что же это такое?

- Бандитизм! – неожиданно громко произнес кто-то.

Ребята оглянулись и увидели пожилого незнакомого мужчину в сапогах и дождевике, с охотничьим ружьем за плечом. На веревке он держал уже знакомого нам козла.

- Бандитизм, - повторил он, - больше ничего… Вы из лагеря?

- Да, - ответил Лешка. – А вы, наверное, лесник?

- Был когда-то лесник, - усмехнулся незнакомец. – А теперь – отставной козы барабанщик… Леший! Слоняюсь тут без толку… Какой я, к черту, лесник, если от меня ни черта не зависит?!

Козел сварливо мекнул и потянул за веревку. Он явно не был расположен к беседе.

- А это ваш козел? – как старому знакомому, обрадовалась Саша. – Такой бородатенький? Он однажды наших так напугал…

- Мой, - отмахнулся лесник. – Бродяга… так и норовит сбежать. Вот, бегай потом за ним…

- А вас как зовут? – спросила Саша.

- Григорий… Матвеевич. У меня и отец, и дед лесниками были, и все за этим вот лесом смотрели. В этом месте спокон веку чудес хватало. Ну, к примеру, пустят стрелу, а она параллельно земле не летит, в землю втыкается… А все почему?

- Почему? – тихим эхом повторила Саша.

- А потому, что богатств в ней скрыто немерено! Руды, к примеру…

- И кладов тоже, – вставила Саша. – Знаем, нам уже рассказывали.

Лесник пожал плечами:

- Руда – тоже клад… она стрелу, вишь, и магнитит. Такое вот предание…

Он вздохнул, снял фуражку, вытер платком лоб, взъерошил взмокшие от пота седые волосы. Возле его рта пролегла горькая складка.

- И вот этакую красоту и древность сгубить решили! – опять глухо заговорил он. – Такого безобразия, какое сейчас творится, никто не упомнит. По ночам тут реликтовые сосны валят. А им по сто – сто тридцать лет… Вон посчитайте круги у пеньков на срезе. То-то! Они же беззащитные. Сто лет никому не мешали, а теперь… И я, лесник, ничего с браконьерами поделать не могу… Пытался им мешать, так они мне пригрозили…

- Что?! – ахнула Саша. – Чем?!

- Тем, что плохо будет, ежели от них не отстану…

- Да кто тут, в конце концов, главный?! – возмутилась Саша. – Вы или они? Как это может быть?

- А вот так, - безнадежно махнул рукой старик. – Обещали ко мне в гости пожаловать - и наведались. Все расколошматили и меня избили…

- А милиция? – спросил Лешка.

- А что милиция? Валят всё на муромцевских мужиков - мол, это они лес на бани пилят. Милиция… Купленные они тут, все до единого… Автотрек, вишь, они тут надумали строить! Наезжает всякая нелюдь ночью, сосны валят, пни корчуют и жгут, утром уезжают… а я что со своей берданкой старенькой могу? Ни-че-го! И ничего тут не сделаешь!

Саша неожиданно вспыхнула, на глазах у нее от негодования заблестели слезы.

- Как это – не сделаешь?! Непременно надо сделать! Не хочу, чтоб мои дети и внуки жили среди одних пеньков, озер с ржавой водой и отравленным воздухом дышали!.. Кто их защитит? И вас? Вот вы – тоже, получается, беззащитный. И белки! То есть, все, кто живет в лесу в опасности! Всех, кому этот лес по закону природы принадлежит, из него выживут!

Лешка положил ей руку на плечо.

- Ну, ты чего? Что-нибудь придумаем…

Григорий Матвеевич помолчал, покачал головой. Потом спросил:

- Тебя как зовут, доча?

- Саша…

Лесник положил ей на голову свою узловатую, натруженную руку.

- Саша, Саша… надёжа наша, - горько произнес он.

Потом повернулся и, не прощаясь, пошел прочь.

- Поехали в милицию, - глядя ему вслед, решительно сказал Лешка.

Они вышли на шоссе, и первая же «маршрутка» подобрала их.

- До деревни!

- Садитесь!


^ ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ,

из которой становится известно, что строителями автотрека был куплен даже Кощей Бессмертный


В Муромцево ребятам сразу указали на ветхую постройку, явно нуждающуюся в ремонте. У входа лежал штабель свежеспиленных деревьев. Судя по завезенной древесине, в самом ближайшем будущем здесь предполагали начать ремонт.

- Наши, - сказала Саша, кивнув на бревна..

- Скорее всего, - вздохнул Лешка. – Ты посиди пока здесь, я один схожу.

- Почему это?

- Ну, я не знаю, как там у них бывает, - пожал плечами мальчик, направляясь к крыльцу. - И вообще, я кто? Корреспондент с телевидения. Пятая власть, как Костя говорит. Или четвертая? Не помню…

- А первые три кто?

- Президент, милиция, ФСБ и ГИБДД, - неуверенно перечислил Лешка.

- Уже четыре. А еще Дума, генеральный прокурор, мэр. Ну, и конечно, деньги… Нет, что-то многовато набирается!

- М-да, деньги, - невесело повторил Лешка. – Ладно, жди тут, я быстро…

В обшарпанной комнатенке с допотопным письменным столом и доисторическим телефоном сидел облаченный в милицейскую форму тощий, долговязый, морщинистый человек, похожий на Кощея.

- Тебе чего? – неприветливо поинтересовался Кощей, разглядывая Лешкину лагерную униформу.

- На Огонь-горе идет незаконная вырубка леса… – без обиняков начал парламентер.

- Так, - в глазах Кощея обнаружился интерес.

- Вы ее покрываете, потому что вам за это платят.

- Так, - повторил Кощей, и в его глазах что-то сверкнуло.

- У меня к вам предложение, - продолжил Лешка. – Мой папа заплатит вам больше, и вы это безобразие прекратите.

Кощей расхохотался. Он смеялся, откинувшись на стуле, и смотрел на Лешку, как на редкое, ужасно смешное насекомое.

Потом так же внезапно умолк и стал серьезным. Встал, подошел к двери, выглянул в коридор. Закрыл дверь и присел на край стола, вплотную к мальчику.

- Малый, - вкрадчиво спросил Кощей. – Тебя кто прислал?

- Никто. Я сам…

- Не звезди. Ты от кого?

Лешка пожал плечами и сделал глубокомысленное выражение лица. Кощей, оторвав зад от стола, толкнул рукой другую дверь, она распахнулась, и телекорреспондент увидел небольшой, забранный решеткой закуток, который Тормоз, окажись он сейчас на Лешкином месте, назвал бы «обезьянником».

- А что, если я запру тебя здесь? – ласково поинтересовался Кощей.

- За что? – удивился Лешка.

- За дачу взятки должностному лицу.

- А я вам ничего не давал.

- Неважно. За предложение…

- А свидетели?

- Без свидетелей будешь сидеть. Пока не скажешь, чей ты…

- Я – Жданкин, - пожал плечами Лешка. – Не слыхали? Хотите, телефон дам?

- Слушай, пацан, - поморщился Кощей. – Ты сюда отдыхать приехал? Вот и отдыхай… Огонь-гора от вашего лагеря далеко, от лесоразработок никакого урона детскому здоровью нет… А уж валить лес или нет - не твоего ума дело. Как-нибудь без тебя разберутся… и без твоего грозного папы!

Саша ждала его, сидя на бревнах. Считала кольца, ясно видные на местах распила. У нее уже получалось больше ста… И по выражению лица вышедшего парламентера сразу все поняла.

- Не стоило сюда и мотаться, - вздохнула она. – Сказал же лесник – они тут все купленные.

- Убедиться хотел, - сказал Лешка.

- Убедился? Тогда пошли… Надо собирать батакакумбу…


^ ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ,

в которой на помощь батакакумбе приходит Егор Гусаков. Хотя и не бескорыстно…


Сумерки «великолепная шестерка» встретила, лежа в кустах на Огонь-горе. На делянку, натужно рыча, выкатил грузовик, из которого выбрались браконьеры - четверо рослых, одетых в грязные робы мужиков. Распоряжался и покрикивал горластый, пиратского вида коротышка с бельмом на глазу.

Опустив борта, они споро выгрузили из машины бензопилы. Пират – бригадир расставил работяг по склону, и закипела работа.

Ребята смотрели, как, одна за другой, падали реликтовые сосны. Спасаясь, с ветки на ветку прыгали белки, сверху, галдя, кружили потревоженные птицы. Саша лежала, закрыв лицо руками…

- В передаче «Что? Где? Когда?», - прошептала Джейн, - у знатоков спросили, зачем на Руси перед деревом шапку снимали и еду ставили? Оказалось, прежде, чем дерево срубить, наши предки у него прощения просили. Верили, что в дереве живой дух обитает, и просили его не гневаться на них...

- Я тоже чувствую, что у дерева душа есть, - еле слышно отозвался Леннон.

Лешка подал знак, ребята отползли с места наблюдения, спустились с горы и направились в сторону лагеря.…

- Есть маза поспешить, - решительно и мрачно заговорила Джейн. – Если они будут так вкалывать, Огонь-гору через пару недель можно будет назвать Лысой…

- Что будем делать? – спросила Саша.

- Предлагаю скентоваться с лесником, - предложил Асисяй. – И чики-чики…

- Тухлый номер, - покачала головой Джейн. – Что он может?

- Если Матвеич еще раз сунется, - сказал Илья, - браконьеры ему дом спалят….

- Сто пудов, - кивнул Лешка. – Старик отпадает. Менты – тоже…

- А что, если написать в Думу? – предложила Саша. – Или губернатору?

- Или турецкому султану, - усмехнулся Асисяй. – Пока письмо дойдет, пока расчухают и меры примут, эти гады тут все под асфальт раскатают…

Возникла тягостная тишина, нарушаемая только топотом ног и учащенным дыханием шестерки.

- Буксуем, ребя, - поторапливал Лешка. – А ну, напрягись!

- Может, правда, позвонить на телевидение этому твоему редактору? – повернулась Саша к Лешке.

- Да я уже думал. Понимаешь, у нас ведь - детская редакция, - с досадой проговорил Лешка. – Вот если бы криминальная хроника… Соображаешь? При чем здесь детский редактор?

- А если деревенских поднять? – загорелась Джейн. – Муромцевских? А, Илюха? Как думаешь, реально?

- Вряд ли, - усомнился Муромец. – Наши уже возбухали… да все без толку. И маманя моя молилась и Богу, и Духу Святому – не помогает…

- Стоп! – вдруг остановился и хлопнул себя по лбу Лешка. – У меня идея!

Через час с небольшим в муромцевском сельмаге появился дядя Ильи, Егор Гусаков. Дрожащей рукой он протянул продавщице винно-водочного отдела несколько смятых ассигнаций.

- Шесть пузырей, Клавочка. Водочки...

Некоторое время Егор плавился под сощуренным взглядом неровно, но щедро подведенных глаз.

- Откуда это у тебя столько денег? - справилась Клава.

- Твое какое дело? – неуверенно возмутился покупатель. – Ты что, ментура? Бабки вот, гони товар… Шнель, шнель!

Продавщица выставила бутылки, глядя на покупателя так, словно взвешивала его возможности.

- Шесть бутылок, - повторила Клава. – Да ты со стакана в отрубях валяешься! Да и сейчас уже хорош! Куда тебе столько?

- Дык не один гуляю, с компанией, - приподняв давно небритый подбородок, с достоинством отвечал Егор. - Могу себе позволить, - добавил он, дрожащими руками засовывая бутылки в авоську.

Позвякивая драгоценной ношей и стараясь держаться вертикально, быстро вышел из магазина.

У крыльца его ждала «компания» в лице Ильи и Лешки. Зайдя за угол, они быстро перегрузили водку в рюкзак.

- Пжалста, - пошатнувшись, сделал широкий жест Егор. – Нет базара. Пять флаконов…

Илья с подозрением оглядел дядьку.

- А чего это у тебя карман оттопыривается? И сдача не вся?

- А я что же, не человек? – удивился Егор. – Мне за труды что, разве не причитается?

Ребята переглянулись. Лешка махнул рукой – мол, не спорь с ним!

- Ладно, - согласился Илья. – Только мамане – ни звука… А то она мне…

- Самой собо, - заверил Егор. – То есть, собой само! Пацаны, а че у вас седня, праздник какой?

- Ага, праздник, - кивнул Лешка. – Праздник непослушания…

- Эта по-нашему, - одобрил Егор. – Тока много не пейте! И это… закусывайте, закусывайте!

И строго сдвинул брови. Это был тот редкий случай, когда Егор чувствовал себя педагогом, наставником юношества. Он хорошо знал предмет разговора, и мог поделиться опытом, которого действительно было в избытке.

- Сам закусывай, - буркнул Илья. – А то опять назюзюкаешься, как…

- Ты чё, племяш? – обиделся Егор. – Я вас выручил, вишь, а ты…

- Лыжи мои где? – Илья ухватил дядю за лацкан мятого пиджака. – Ты когда обещал вернуть? Забыл?

- Будут, - опасливо отодвигаясь, заверил Егор. – Будут тебе лыжи! Тока щас же лето! А к зиме - Илюха, ты же меня знаешь…

- Знаю… Потому и не верю!

Илья выпустил непутевого родственника. Одернув пиджачок, тот откашлялся и с облегчением засеменил прочь. Рукой он на ходу любовно и бережно придерживал содержимое внутреннего кармана. Егор предвкушал праздник своего, собственного непослушания…

- Ох, если маманя узнает, она мне устроит, – провожая его взглядом, вздохнул Илья.

- А кто ей скажет? – пожал плечами Лешка.

- Он сам и скажет…

Илья с максимальной осторожностью закинул за спину позвякивающий и побулькивающий рюкзак.

- Пять бутылок водки, - подвел черту Лешка. – Ну, что, граф, нас ждут великие дела…

И подростки двинулись в сторону Огонь-горы.

На ходу Илья вынул из кармана свою рогатку, тщательно осмотрел ее и даже пульнул в разных направлениях несколько увесистых камешков. Лешка придирчиво оглядел и зарядил новой кассетой свою видеокамеру. Они словно готовились к предстоящему бою…

Они шли туда, где их ждали друзья, которые тоже тем временем не сидели, сложа руки. Случайный свидетель был бы немало удивлен, увидев, как, расположившись на поваленном дереве, Саша разрисовывала лица «батакакумбы» маскировочным узором, которые походили теперь не то на вышедших на тропу войны индейцев, не то на морских пехотинцев, как Джейн и Асисяй готовили к стрельбе луки и смазывали особым горючим материалом острия стрел…

Все шло по заранее разработанному плану, и теперь вся «великолепная» шестерка всерьез настраивалась на успех своего необычайно рискованного предприятия…


КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ