Geum.ru

В. еремин, Д. Венская

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава восьмая.
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6
ГЛАВА СЕДЬМАЯ.

О безграничной любви бабы Сони к бродячим домашним животным, а также о том, что от плохой экологии случается смертельно опасная болезнь – лейкемия...


Баба Соня Жданкина (мама Сергея Андреевича и, соответственно, Лешкина бабушка), на удивление молодой и живой человек лет под шестьдесят, в спортивном костюме, подпоясанном мужским ремнем, кроссовках, наушниках и с плеером на груди, бежала по дорожке старинного парка. Со многими, кто попадался ей навстречу, она приветливо здоровалась: с молодой супружеской парой, со старичком, не по сезону укутанным в теплый шарф, с толстушкой, толкавшей впереди себя детскую коляску.

Судя по тому, как встречные улыбались, отвечая на ее «Доброе утро», можно было заключить, что Софью Михайловну в этом районе не только хорошо знали, но и любили. Увидев пожилую женщину с ребенком, баба Соня сделала остановку, опустила наушники на шею.

- Доброе утро, Софья Михайловна, - приветствовала ее женщина. – И как это у вас получается, ума не приложу – все время в движении! Совсем себя не жалеете…

- Потому и в движении, что жалею, Зоя Ивановна, - отвечала баба Соня, участливо склоняясь к мальчику лет четырех, который пальцем сосредоточенно исследовал содержимое своего носа. - Ну, как мы себя чувствуем?

- Колясик, прекрати ковырять в носу!.. – дернула мальца за руку Зоя Ивановна. – Скажи: спасибо, Софья Михайловна, больше мы на памперсы не тратимся! Уж это такое счастье, что вам не передать… Колясик, скажи доктору: спасибо!

- Пасиба, - неожиданным для своей хрупкой комплекции басом проговорил Колясик.

- Умница, Никола, - похвалила баба Соня. – Так держать!.. А кто это у тебя в клетке? Пернатый друг?

- Да, - подтвердил с ярко выраженным прононсом Никола, - педнатый ддуг… хомяцёк!

- Зоя Ивановна, как хорошо, что я вас встретила, - повернулась баба Соня к своей собеседнице, - а у меня ведь для вас в некотором роде сюрприз. Помните, вы как-то говорили, что хотели котика взять? Так вот, у меня есть для вас подходящий: сам черный, галстук и носочки белые, древнекитайской породы и, что самое главное, сын кошки Надежды Бабкиной, от которой вы без ума!

- Что вы говорите! – довольно ненатурально изобразив энтузиазм, воскликнула Зоя Ивановна, - самой Бабкиной? Но как он к вам попал?..

- Лечу ее племянницу, - интимно сообщила баба Соня. – Она, оказывается, уже давно в нашем городе живет. У них с Колясиком сходные проблемы… были, - добавила она, поймав взгляд мальчугана. – Ну, как, берете? И хомячку с ней веселее будет!

- Древнекитайский, - задумчиво повторила Зоя Ивановна.

- О, разумеется, совершенно бесплатно! – спохватилась баба Соня. – Ей-богу, вы не пожалеете!

На лице Зои Ивановны запечатлелась борьба. Несомненно, давным-давно и вскользь высказанное ею желание иметь котика не было искренним. Просто бабе Соне это было приятно услышать. Но сказать «нет» врачу, излечившему Колясика от энуреза? Как можно! И, пока Зоя Ивановна собиралась с духом, баба Соня в затянувшейся паузе коварно адресовалась к мальчику, продолжавшему раскопки в другой ноздре своего курносого носа.

- Колясик, ты хочешь котика?

- Хоцю! – не задумываясь, отвечал Колясик и, повернувшись к бабушке, настырно повторил:

- Хоцю!

- Берем, - решившись, махнула рукой Зоя Ивановна.

В этом жесте сквозила безнадежность.

- Замечательно! – обрадовалась баба Соня. – Тогда я вам его принесу… прямо сегодня!

И, опасаясь, что та передумает, доктор припустила трусцой вниз, к реке…

Пробежав с десяток метров, она вскоре обнаружила рядом с собой щенка - дворняжку. Собачонка бежала, прихрамывая и умильно поглядывая на бабу Соню. Тут же к щенку присоединилась другая дворняжка, и тоже припустила следом, будто знала, на что рассчитывать. И она не ошиблась, потому что бегунья остановилась, извлекла из прикрепленного к ремню пакета кусок колбасы, и со словами: «Сейчас, сейчас…» протянула просительнице. Собака деликатно взяла угощение прямо с руки и мгновенно проглотила.

- Не жевано летит, - пробормотала баба Соня, вновь запуская руку в пакет…

Баба Соня продолжала пробежку. Теперь за ней бежали уже три собаки – к щенку и дворняжке постарше присоединился крупный, похожий на лайку, пес. И он тоже не остался в накладе…

Через непродолжительное время за бабой Соней выстроился целый хвост собак, желающих подкрепиться. Они бежали, переругиваясь между собой, - каждая претендовала на исключительное внимание. Но, увы, пакет был уже пуст…

Баба Соня забежала в уютный зеленый двор многоэтажного дома и, подхватив на руки хромоногого щенка, скрылась в подъезде.

С десяток собак расположились у подъезда в ожидании ее следующего появления…

В передней их встретили глухим ворчанием две собаки – Децл и Земфира. Обе они имели дворянское происхождение, поскольку подобраны были в разное время тоже во дворе. Децл, судя по всему, имел некоторое отношение к славному роду сенбернаров, а мама Земфиры находилась в отдаленном родстве с фокстерьерами.

- Земфира, Децл, фу! Спокойно, дети, - обратилась к ним баба Соня. – Это наш гость. Ему нужна наша помощь… так что давайте без хулиганства!

Собаки с отвращением обнюхали гостя и, ворча, отошли. Баба Соня прошла в кухню, извлекла из шкафчика сумку, вынула бинт и йод. Щенок в руки не давался. Держа больную лапу на весу, игриво отбивался здоровыми.

- Ах ты, бандюга, - ворчала баба Соня. – Совести у тебя ни на грош.

Щенок только весело скалился и вилял хвостом. Ему нравилось в гостях, тем более, что из кухни доносился ни с чем не сравнимый запах недавно поджаренных котлет. Децл и Земфира взволнованно смотрели то на него, то на хозяйку. Они явно не желали, чтобы гость прописался у них надолго. А уж о том, чтобы поделиться котлетами, не могло быть и речи…

И тут грянул телефон.

- Людмила Петровна! – схватив трубку, закричала баба Соня. – Как вы кстати! А ведь у меня для вас сюрприз! Тут у меня щеночек… родной сынок самой Аллы Пугачевой… Э-э-э, в смысле – ее собачки! Как – откуда? В подарок привезли… Да, консультировала племянницу ее массажистки… Порода? Чья, собачки? М-м-м… Южноамериканский игуанос! А как же, есть такая порода, очень редкая, всего три особи на всю Россию… Похожа на… - тут баба Соня, прищурившись, еще раз взглянула на щенка так, словно собиралась сшить ему комбинезон, - на ньюфаундленда… Возьмете? Ну, что вы, для вас – абсолютно бесплатно!

Щенок потрясся на кухню, куда его неудержимо влекло обоняние, и баба Соня с телефонной трубкой в руке устремилась следом. Ноги на паркете у гостя смешно разъезжались. Собаки возмущенно переглянулись - за гостем по полу тянулся влажный след.

- Ох, ну ты и свинюга!.. – ахнула баба Соня, впотьмах наступив в лужицу. – Нет, это я не вам! Тут у меня гости… Хорошо, я вам перезвоню!

Земфира заворчала, сбегала в кухню и вернулась оттуда с тряпкой в зубах.

- Молодец, Земфира! Вот это настоящая хозяйка…

Баба Соня ездила по полу шваброй, щенок набрасывался на тряпку и громко тявкал. Земфира и Децл опять переглянулись и вышли в соседнюю комнату. Смотреть на это безобразие было выше их собачьих сил…

Щелкнул замок, вошел Лешка.

- Сонь, привет!

Именно так он обращался к бабе Соне, опуская «бабу» как нечто, само собой разумеющееся.

- Звонили из собачьего приюта, - сходу сообщила бабушка. – Нужны деньги на корма и ремонт клеток, а взять негде. У кого можно, уже просила. И у меня заначка вся вышла…

- Надо подумать, - сдвинув брови, по-взрослому ответил внук.

Баба Соня усмехнулась, взлохматила ему шевелюру, почесала за ухом. Лешка «подал лапу» и ответил: «Гав!» Это был с давних пор заведенный между ними шуточный ритуал нежности…

- А я в лагерь еду, - сообщил внук. – Буду там репортажи снимать.

- Здорово. В пионерский? – не удивляясь, уточнила бабушка.

- Сонь, ку-ку! – рассмеялся Лешка. – Какой пионерский? Их еще в прошлом веке отменили… Спортивно-оздоровительный!

- Ура, - озабоченно глядя на щенка, сказала баба Соня. – Заодно и оздоровишься… как зверь!

Бабушке было явно не до него. Лешка вздохнул и вышел на балкон.

На соседнем балконе стояла Саша, его сверстница, очаровательная девочка с длинными, ниспадающими на плечи волосами. Она повернула к Лешке заплаканное, перепачканное зеленой краской лицо.

- Ты чего? – встревожился Лешка. – Что случилось?

Саша приложила палец к губам и махнула рукой в сторону кого-то, находящегося в комнате.

- Сестра приехала? – шепотом спросил Лешка.

- Приехала, - всхлипнув, так же тихо ответила Саша. – Еще вчера. Тут такие дела…

Она вытерла рукой слезы, оставив на этот раз на щеке красное пятно.

- Ты выпачкалась, - сказал Лешка.

- Плевать, - отмахнулась девочка, еще раз оглянулась и подошла к краю балкона. Лешка последовал ее примеру. Теперь они стояли почти рядом.

- У нашей Тани – лейкемия, - голос Саши дрогнул. - Представляешь?

- А что это такое?

- Такая страшная болезнь. От радиации. От облучения этими… отходами. Когда кровь портится…

- А где она…

- Где-то там, у себя, в Челябинске…

- Это точно? – спросил Лешка. – Соня говорит, врачи часто ошибаются.

- Сегодня ложимся на обследование… Буду за ней ухаживать.

На балкон вышла Сашина мама Елизавета Иннокентьевна. Она тихо плакала, сморкаясь в платок.

- Будь проклят тот день, когда я отпустила ее в этот Челябинск, - тихо проговорила мама. - Господи, как я мечтала о внуках…

- Не плачь, - сказала Саша. – Я рожу тебе внука…

- О чем ты говоришь, - горько усмехнулась мама. – С нашей экологией… только детей рожать… Иди лучше умойся. У тебя гуашь на лице.

Но Саша даже не пошевелилась, хотя так трепетно относилась к своей внешности, что при других обстоятельствах давно бы уже торчала возле зеркала.

- А я еду в лагерь, - сообщил Лешка. – Спортивно-оздоровительный. На озеро Зеркальное …

- Очень хорошо, - не вникая в смысл услышанного, ответила Елизавета Иннокентьевна. - Когда?

- Послезавтра. Саша может поехать со мной, - добавил он. – Я в принципе договорился.

Мама невесело усмехнулась – так по-взрослому это было сказано.

- Ничего себе, - возмутилась Саша. – У меня сестра… - тут она запнулась, - а я в лагерь поеду!

- Таню мы отправим за границу, - сказала мама. – Лечиться. Так что, может, имеет смысл подумать…

- Никуда я не поеду! – упрямо ответила Саша. – Не хочу!

И с балкона прошла в свою комнату. Ее комната была заставлена холстами, посредине стоял раскрытый этюдник.

- Пойми, взять тебя с собой в Германию – это дополнительные расходы, - идя за ней следом, убеждала Елизавета Иннокентьевна. – А денег у нас и так – в обрез. С кем ты тут останешься?

- С папой!

- У папы разъезды, командировки…

- Тогда с дедушкой!

- За дедушкой самим нужен глаз да глаз…

- Вот и буду! Что я, маленькая?

- Это за кем тут нужен глаз да глаз?

В комнату заглянул Иннокентий Семенович, горбоносый и элегантный статный старик в дымчатых очках в тонкой золотой оправе. Даже без шляпы он был чем-то похож на постаревшего Михаила Боярского.

- Вот, Леша едет в лагерь, - сказала мама, - приглашает Сашу, а она ни в какую…

Иннокентий Семенович, явно положивший себе за правило никогда не унывать, погладил по спине дочь, подмигнул внучке.

- Полно, Шуренок, поезжай. Ну, черта ли тебе торчать все лето в городе? Кстати, в каких краях этот ваш лагерь?

- На озере Зеркальном, - неохотно ответила Саша.

- Зеркальном?! – воскликнул дед, удивительнейшим образом молодея на глазах. – Ба! Да я в этих краях дважды на раскопках бывал! Минутку… Да-да! В пятьдесят девятом и семьдесят шестом… Ах, какие там места! Клянусь аллахом, во всем мире краше не сыскать!.. Оба раза нам, впрочем, не свезло, так ничего серьезного и не откопали. Зато у меня там случился… гм-м… впрочем, об этом как-нибудь в другой раз! Как сказал поэт: «Где я страдал, где я любил, где сердце я… гм-гм… похоронил!»

- Папа, - укоризненно округлила глаза Елизавета Васильевна, скашивая глаза на дочь.

- «Остроконечных елей ресницы над голубыми глазами озер» - вот что такое Зеркальное, прелестницы, - не замечая подаваемых ему знаков, продолжал дед. – Поезжай, Шурик, не пожалеешь! И я к тебе буду наведываться. Поезжай, освежись. Смотри, какая ты бледненькая… и под глазами круги! Какие, в самом деле, проблемы? И кавалер твой, Алексис, львиное сердце, если что, тебя в обиду не даст…

Саша колебалась. Иннокентий Семенович обнял внучку за плечи и повлек к себе в кабинет.

- Дело в том, что в тех краях, - говорил он на ходу, - в давние времена гулял Степан Разин, и правой рукой был у него разбойник по прозвищу Огонь…

- А почему - Огонь?

- Вспыльчив был, как порох, - пояснил дед, - и кудри имел ярко-рыжие, до плеч…


^ ГЛАВА ВОСЬМАЯ.

О Фуфыре, Мэнсоне и неразделенной любви Михи к самокатам, благодаря которой ему тоже было суждено очутиться на озере Зеркальном


Миха, чья хитрая физиономия, веснушки, вечные ссадины и рыжий «ежик» на голове вполне сгодились бы в каком-нибудь «Ералаше», киношниками востребован не был и потому, маясь бездельем, околачивался в собственном дворе. Впереди был долгий летний день, и его нужно было чем-то заполнить. А чем - Миха не знал. Как, впрочем, не знал он и того, что именно сегодня его судьба сделает резкий поворот, который всю его дальнейшую жизнь направит совсем в иное, неожиданное русло…

Судьба Михи в то утро приняла облик подъехавшей «вольво», из которой в обнимку с самокатом выбрался хорошо одетый толстенький мальчишка и, тут же вскочив на него, сделал по двору круг. Он управлял этим транспортным средством так ловко, что перестал казаться неповоротливым и мешкообразным. Водитель «вольво» остался за рулем - с кем-то разговаривал по мобильнику.

Миха уже пытался осваивать скейтборд, но навернулся с него однажды так больно, что затею эту оставил. Да и одалживать эту доску то у одного, то у другого было не в кайф. А тут… Если этот пузырь так насобачился ездить, то уж я-то полечу на нем, как птица, подумал Миха. И двинулся в сторону толстячка.

- Эй, дай прокатиться.

Пузанчик смерил его взглядом. Не то, чтобы он был жадюгой, просто Михин вид кому угодно мог бы внушить сомнения.

- Свой надо иметь…

В числе дарований Михи, которые еще станут предметом нашего отдельного рассмотрения, к сожалению, отсутствовал дар дипломатии - то есть умения вести переговоры.

- Ну и катись, - обиделся он.

- И покачусь, - ухмыльнулся толстячок, отворачиваясь от непрошеного собеседника.

И, оттолкнувшись, действительно откатился.

- Жиртрест, - ощутив в себе чувство, известное как классовая ненависть, кинул ему вслед Миха. – Жмот… Терпеть ненавижу!

Самокатчик в отдалении остановился и поднял обломок кирпича.

- А ну, вали отсюда, - с угрозой произнес он. – Даун…

- Сам вали, пельмень, - огрызнулся Миха. – Этой мой двор!

- Папа! – позвал толстячок.

Мужчина в машине, не прерывая телефонного разговора, повернул к ним голову, нахмурился. Этого было достаточно, чтобы понять: силы неравны.

И Миха отошел. А мальчишка торжествующе покатил дальше. И завернул за угол.

Этого нельзя было так оставить. Если бы Миха смирился с поражением, он не смог бы относиться к себе с прежней степенью самоуважения. Уступить? И кому? Чужаку? Индюку надутому? Ни за что на свете! После недолгого размышления он выдернул торчащий из забора гвоздь и, незаметно подобравшись к «вольво», вставил гвоздь под заднее правое колесо. И так же незаметно отошел.

Толстячок вывернул из-за угла и тормознул у машины.

- Поехали, - закончив разговор, скомандовал сыну автовладелец. – Где тебя носит?

Отдуваясь, «жиртрест» вместе с самокатом забрался в машину. Достал из бардачка «сниккерс» и бутылочку «колы». Автомобиль тронулся. И тут же раздался звук лопнувшей шины.

Водитель выбрался наружу, с досадой сплюнул, открыл багажник, вынул запаску и инструменты.

- Иди, помоги! – крикнул он сыну.

Вылез из машины и толстячок. Принялся качать домкрат.

Поглощенные сменой колеса, они не заметили, как к машине подобрался Миха. Тихонько открыл заднюю дверцу, вытащил оттуда самокат – и был таков…

…Миха мчался на самокате, и с его лица не сходило выражение счастья. Мир был прекрасен, как прекрасен был и сам Миха. Взрослые, вполне солидные люди летают в космос, не останавливаясь ни перед какими тратами, выкладывая за это удовольствие сумасшедшие миллионы. А он, Миха, без всяких затрат приобрел себе право на полет! Вот вам, твердил он себе, все сильнее отталкивая ногой землю и с необычайной остротой ощущая, что вращается она сегодня сильнее обычного… Суперски получилось, как в кино! – проносилось у него в голове. А тебе, индюк, так и надо - не будь жмотом, - примешивалось заодно. Справедливость! Да, то был миг настоящей гармонии!

Пребывая в состоянии, близком к невесомости, забыв обо всем, Миха подкатил к подъезду собственного дома, остановился, чтобы набрать код на домофоне…

И тут чья-то рука крепко ухватила его за шиворот. Он обернулся и, стремительно возвращаясь в действительность, увидел сначала милиционера, а затем и тех, кого на милицейском языке называют пострадавшими. Они ели мороженое и с усмешкой смотрели на съежившегося воришку.

…В забранном решеткой помещении, широко известном как «обезьянник», кроме Михи и еще двух подростков, Фуфыря и Мэнсона, сидели наркоман с потусторонними глазами, бомж и молчаливое «лицо кавказской национальности».

Фуфырь – долговязый, тощий, с выбитыми в недавней драке двумя передними зубами, – как волчонок в клетке, безостановочно ходил из угла в угол. Его дружок и подельник Мэнсон – выкрашенные добела патлы, скошенные к переносице глаза – время от времени меланхолически плевал в угол. Оба были задержаны за попытку угона мотоцикла.

Бомж - одутловатый, нетрезвый, измятый жизнью человек неопределенного возраста - грозно хрипел, обращаясь к младшему поколению:

- От что с вас дальше буит, если вы еще сопля на плетне, а уже – форменный отброс общества? Мотоцикалы, вишь, им подавай! А робить кто буит? А? Я вас спрашиваю! Кто буит робить?!

- Слышь, дед, кончай лечить, - мрачно отозвался Фуфырь. – Чисто замухарились уже тебя слушать…

- Сам в мусарнике парится и еще другим ботву на уши вешает, - поддержал товарища Мэнсон. – Ну и ботан!

Миха молчал. Остальные обитатели «обезьянника» тоже хранили разумный нейтралитет.

- Че-во-о? – поразился одутловатый. – Щенки… да я вам в отцы гожусь!

- Такие отцы, - сплюнув, процедил Мэнсон, - в базарный день по три копейки за пучок идут. Понял?

Избегая дальнейших осложнений, бомж тоже сплюнул и отвернулся.

- Понял! – дружно заржали дружки.

И тут нарисовался дежурный милиционер. Чтобы унять гам, шваркнул резиновой дубинкой по решетке.

- А ну ша, золотая рота! – ни манерами, ни лексиконом не отличаясь от охраняемых, рявкнул он. – А ну, шустро разбежались! Шо такое тут устр-роили?!

Фуфырь и Мэнсон умолкли.

- Ты, мелкий, - дубинкой ткнул в Миху страж закона, - на выход, строиться!

- Куда? – неприязненно поинтересовался тот.

- Куда-куда, - хохотнул мент, гремя ключом в замке. – На расстрел! Р-руки за спину!

Миха вздохнул, вышел из «обезьянника». Двинулись по коридору.

- Я т-те покажу, как в ментовке бузить, - беззлобно произнес конвоир.

И несильно пнул носком ботинка идущего впереди мальчика ниже спины.

- Ты че? – обиженно обернулся тот. – Это же не я…

- Это ты прокурору скажи, - постращал страж закона. – А я бы вас всех, уродов, в бетон закатал – и в речку!..

Миха съежился и поплелся еще медленнее. Тогда конвоир пнул его еще раз. И в следующее мгновение почувствовал, как кто-то крепко схватил его самого за локоть.

- Еще раз такое увижу – посажу, понял? – послышался чей-то знакомый нам хрипловатый басок.

- Чего-о?!

Милиционер оглянулся – перед ним стоял неизвестно откуда взявшийся Олег Сайкин. Только теперь на его камуфляжной форме можно было разглядеть погончики с майорскими звездочками.

- Что слышал, - глядя конвоиру в глаза, жестко добавил начальник лагеря.

Блюститель, ничуть не смущаясь, смотрел на офицера с молчаливым вызовом. Обернувшись, Миха испуганно переводил взгляд с одного на другого, ждал взрыва. Но ничего из ряда вон выходящего не произошло; выдержав паузу, Сайкин повернулся и пошел по коридору.

- Ты чего тут развоевался? – насмешливо бросил ему вдогонку мент. – Не на своей территории?

Сайкин обернулся, на его скулах сыграли желваки.

- Впер-ред! – скомандовал милиционер.

И снова подтолкнул мальчика. Миха, обернувшись на Сайкина, двинулся в указанном направлении. Конвоир – следом. И тогда Сайкин решительно направился за ними…

А в это самое время в кабинете, куда, собственно, и конвоировался Миха, его мама, простоватая и, в свои сорок с небольшим, увядшая женщина в форме железнодорожного проводника, слушала дежурного офицера, который, заканчивая что-то писать, говорил так:

- Ну, смотри, мать, чтоб в последний раз. Заметут твоего спиногрыза еще раз – помочь не смогу. А это теперь сплошь и рядом: сегодня он самокат попятил, а завтра кого-нибудь прирежет…

- Спасибочко вам огромадное, товарищ капитан, - мелко кивая, прочувствованно отвечала женщина, - уж не знаю, как вас и благодарить-то…

- Знаешь, знаешь, - оглянувшись на дверь, усмехнулся офицер. – Не прикидывайся!

Мама Михи тоже опасливо обернулась, из ее руки в руку перекочевало несколько денежных купюр. И в следующее мгновение в дверь постучали. Женщина вздрогнула и отпрянула.

- Да! – как ни в чем не бывало, отозвался капитан.

Дверь распахнулась, в ее проеме показались Миха и его конвоир.

- Ну, мать, - сказал офицер, - получай свое сокровище…

Выходя, мать Михи столкнулась с Сайкиным. Олег Иванович внимательно оглядел ее и зашел в кабинет. Дверь тут же захлопнулась.

- Иваныч, что-нибудь забыл? – спросил офицер. – С охраной вашего лагеря мы вроде все прокачали…

- Я по поводу этого пацана, - сказал Сайкин. – Что он натворил?

…Миха вышел на крыльцо, зажмурился от солнечного света.

- У, гангрена! – стукнув его по затылку, гневно произнесла мать. – Всю получку за тебя вытряхнула… Прибить тебя дешевше, паразита…

Опустив голову, Миха с тоской рассматривал окурки, в неимоверном количестве разбросанные у крыльца. День, полный приключений, заканчивался скучно и нудно. Завтрашний будет таким же…

- Мам, - сказал он вдруг. – Купи мне самокат, а?

- Че-го-о?! – задохнулась от возмущения мать. – Мало того, что я вас, уродов, кормлю – тебя и батьку твоего?! Да лучше я тебя придушу собственными руками, скотина ты безрогая!

Следом за ними на крыльцо вышел и Сайкин.

- Тамара Петровна, - обратился он к женщине, - у меня к вам предложение…

- Чего такое? – испуганно заморгала женщина.

Было видно, что она давно ждет и жизни, ни от людей ничего хорошего.

- Меня зовут Олег Сайкин, я начальник детского спортивного лагеря. Если вы не против, я могу взять в этот лагерь вашего сына. Бесплатно. И на все лето…

- За что?! – растерялась мама. – Вы чего – в лагерь? Чуть что – сразу в лагерь! А он, между прочим, ничего такого не сделал! И вообще – не те времена!

- Пойдемте, - улыбнулся Сайкин. – Я вам все объясню…