Объяснение термина

Вид материала

Документы

Содержание Последовательная радикализация движения Дело «Родионова – Кузнецова» Реакция на дело «Родионова – Кузнецова» Провал иллюзий

Подобный материал:

• Тема Объяснения и законы в социальных науках, 143.96kb.
• Термины и терминологические сочетания: основные характеристики, 619.93kb.
• Определение и смыслы интерпретации в понимании студентов 1 курса, 78.87kb.
• Объяснение значений слов детям средней группы. Объяснение значений слов, 99.64kb.
• Западноевропейский театр содержание, 434.19kb.
• Л. К. Лободенко, 14.41kb.
• Куркиной Марии Петровны, учителя начальных классов г. Бирюч, 2011 Тема : Объяснение, 374.63kb.
• Пояснительная записка Курсовая работа по дисциплине «информатика» на тему: Ссылочные, 322.5kb.
• Пояснительная записка. Особенностью курса «Введение в языкознание» является высокая, 305.75kb.
• Н с. Иэ ран институциональная теория и экономическая психология: объяснение современных, 150.87kb.

ЛЕВОРАДИКАЛЫ В РОССИИ: ОТ РАСПАДА СССР ДО ВЕСНЫ 1997г. ИСТОРИЯ, ПРАКТИКА, ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ.

^ Последовательная радикализация движения

Усиление радикальных тенденций среди леваков после августа 1991 г. лишь в незначительной степени можно связать с внутренними проблемами леворадикального сообщества и протекавшими в нем имманентными процессами. Безусловно, признаки неизбежной радикализации появились еще до распада СССР и были связаны с кризисом КАС.

Нет сомнения, что большинство анархистов, порвавших с КАС в 1990 – первой половине 1991 г., были настроены гораздо радикальнее официальной линии КАС. “Оппортунизм” КАС были причиной выхода из нее АКРС, причем в запале критики слева в адрес руководства КАС часть АКРС (во главе с Д. Жвания) так радикализовалась, что порвала вскоре и с АКРС и вообще с анархизмом и превратилась в троцкистскую группу (РПЯ). Даже АДА, созданная в 1990 г. по принципу объединения “всех, кто против КАС”, критиковала КАС именно слева, за отход от принципов анархизма в сторону буржуазной демократии. Вообще полемика между КАС и ее критиками слева была излюбленным чтением в анархистской среде в 1990–1991 гг.ⁱ [40]

Возникшие в 1990–1991 гг. вне КАС анархистские организации поголовно были безусловно более радикальны, чем КАС. Анархо-радикальное объединение молодежи (АРОМ), созданное в октябре 1990 г., просто было группой ориентированных на анархизм панков и хиппи, причем панки, как им и полагается, эстетизировали насилие. Не случайно первыми анархистами, осужденными по поводу, связанному с насилием, были члены АРОМ Алексей Родионов и Александр Кузнецов. Показательно также то, что лидер АРОМ Андрей Семилетников (“Дымсон”) участвовал в обороне “Белого дома” в сентябре-октябре 1993 г., а весной 1994 г. даже пытался создать (неудачно) профашистскую “Праворадикальную партию”ⁱⁱ [41] .

Ожесточеннейшим нападкам слева подвергалась КАС и со стороны Московского Союза Анархистов (МСА), отделившегося в мае 1990 г. от АКРС. Лидер МСА Александр Червяков так пугал своим радикализмом лидеров КАС, что те совершенно искренне считали его сумасшедшим. Впрочем, А. Исаев вообще всех критиков слева презрительно именовал “анархо-урлой”ⁱⁱⁱ [42] .

Когда в весной 1991 г. исключенная за радикализм из КАС Е. Бузикошвили и добровольно вышедшие из КАС Д. Костенко и Вадим Дамье создали организацию под названием Инициатива революционных анархистов (ИРЕАН), всем в леворадикальном сообществе было очевидно, что это название содержит намек на то, что КАС – организация “нереволюционных анархистов”.

На этом чисто внутренние причины радикализации левацкого сообщества исчерпываются. Следующим важнейшим фактором радикализации было “дело А. Родионова и А. Кузнецова”.

^ Дело «Родионова – Кузнецова»

История "дела Родионова – Кузнецова" такова. 12 марта 1991 г. по инициативе Демократического Союза (ДС) перед зданием КГБ на пл. Дзержинского (Лубянской) состоялся митинг памяти жертв ВЧК – ГПУ – НКВД – МГБ – КГБ. Помимо других организаций в митинге участвовали представители МСА и АРОМ. После окончания митинга возвращавшиеся с него два члена АРОМ – 19-летние панки Алексей Родионов (“Параша”) и Александр Кузнецов (“Жопа”, он же “Кузя”, он же “Зеленый”) – и участвовавший в митинге гражданин Венгрии Иштван Зихерман были неожиданно атакованы двумя неизвестными в штатском. События происходили уже на значительном удалении от здания КГБ – в подземном переходе под ул. Горького (Тверской). Как впоследствии выяснилось, "неизвестные в штатском" были сотрудниками Отряда милиции особого назначения (ОМОН), имевшими, судя по всему, задание задержать А. Родионова, А. Кузнецова и И. Зихермана как участников митинга. Однако А. Родионов и А. Кузнецов оказали сопротивление (поскольку не знали, что на них нападают омоновцы) и, возможно, при этом пригрозили омоновцам бритвой, но были задержаны и при задержании жестоко избиты. Избиения продолжались также в отделении милиции, причем носили такой зверский характер, что к арестованным в течение месяца не пускали никого, в том числе и адвокатов. Свидетели, видевшие А. Родионова и А. Кузнецова в отделении милиции, утверждают, что "на них живого места не было"^iv [43] . Факт зверского избиения А. Родионова и А. Кузнецова были вынуждены признать судебные власти (Дзержинский районный суд Москвы 20 февраля 1992 г.), и материалы по факту избиения были переданы для проверки в Главное управление внутренних дел (ГУВД) Москвы^v [44] , где, естественно, "затерялись".

Между тем, обвинение выдвигало другую версию, согласно которой А. Родионов и А. Кузнецов сами немотивированно и неспровоцированно напали на сотрудников ОМОНа в штатском и нанесли им "телесные повреждения" перочинным ножом и бритвой (перочинный нож и бритва действительно принадлежали А. Родионову и А. Кузнецову и были добровольно ими выданы при аресте). Однако подтвердить на суде факт нанесения телесных повреждений, характерных для ножа и бритвы, обвинению не удалось^vi [45] .

В предварительном заключении, как стало известно, А. Родионов и А. Кузнецов подвергались систематическому жестокому обращению с целью получения от них нужных следствию показаний. От Иштвана Зихермана следователи путем систематических избиений добились нужных следствию – направленных против А. Родионова и А. Кузнецова – показаний, после чего он был освобожден из-под стражи и выехал в Венгрию летом 1991 г., оставив заверенное заявление, в котором отказывался от своих показаний на предварительном следствии, поскольку они были вырваны у него силой^vii [46] . Столкнувшись с подобными проблемами, следствие смогло подготовить дело к суду лишь осенью 1991 г., уже после падения власти КПСС (в августе 1991 г.).

Суд над А. Родионовым и А. Кузнецовым должен был состояться 24 сентября 1991 г. До суда акции в защиту А. Родионова и А. Кузнецова проводились в Москве в основном АРОМ, МСА и ДС. Однако к 24 сентября сведения о жестоком обращении с А. Родионовым и А. Кузнецовым стали достоянием широкой общественности. Ряд общедемократических и правозащитных организаций, так же как и анархисты, рассматривал это "дело" как фальсифицированное, а готовящийся процесс – как политический. Косвенным свидетельством того, что и власти рассматривали "дело Родионова – Кузнецова" как политическое, было содержание А. Родионова и А. Кузнецова в следственном изоляторе КГБ ("Лефортово"). Особое возмущение вызывало то, что при новой, антисоветской власти продолжались репрессии против тех, кто выступал против прежней власти – советской. Кроме того, анархисты бывшего СССР впервые столкнулись с систематическим жестоким обращением в тюрьме с единомышленниками (анархистами).

В результате перед зданием Дзержинского районного суда 24 сентября 1991 г. собралось 300 человек, устроивших пикет в защиту А. Родионова и А. Кузнецова. В пикете участвовали члены ДС из Москвы и Твери, анархисты из разных организаций Москвы, Тулы, Казани, Твери, Нижнего Новгорода, Санкт-Петербурга, Хабаровска, Балакова, Харькова и других городов, представители правозащитных организаций и даже члены Русского народно-демократического фронта – движения "Память" (лидер – Игорь Сычев). Но суд был перенесен на 26 сентября, а пикетчики провели демонстрацию и несанкционированный митинг у Моссовета.

26–27 сентября на суде А. Родионов и А. Кузнецов объявляют себя жертвами политических репрессий, а обвинение начинает "рассыпаться". В результате суд переносят на 30 сентября. На заседаниях свидетели, дававшие показания в пользу А. Родионова и А. Кузнецова, отвергались судом, а ходатайство защиты о вызове дополнительных свидетелей отводились. Это вызвало усиление протестов и расширение числа анархистских организаций, проводивших акции в защиту А. Родионова и А. Кузнецова.

30 сентября судебное заседание, едва начавшись, было прекращено и перенесено на 24 октября. В ответ 7 октября началась голодовка протеста анархистов, к которой – после того как трое участников голодовки были доставлены в больницу – присоединились депутаты Моссовета и Верховного Совета. Это привело к 24 октября к изменению меры пресечения А. Родионову и А. Кузнецову – освобождению их из-под стражи под подписку о невыезде.

Между тем, в ходе совместных акций протеста происходило постоянное общение более радикальных анархистов с менее радикальными, что влекло за собой медленное преодоление неприязни и, вследствие этого, размывание идейной "чистоты" КАС, лидеры которой пытались третировать радикалов как "вульгарных анархистов". В результате оба крупнейших объединения анархистов – и АДА (на III съезде 19-20 октября 1991 г.), и КАС (на конференции в Санкт-Петербурге 2–3 ноября 1991 г.) – приняли обращения в защиту А. Родионова и А. Кузнецова и решили бороться за их освобождение.

Особое возмущение у анархистов – что также содействовало росту радикальных настроений – вызвало замалчивание средствами массовой информации "дела Родионова – Кузнецова"^viii [47] .

10 февраля 1992 г. Дзержинский районный суд вынес обвинительный приговор по делу А. Родионова и А. Кузнецова. Они были осуждены на три года лишения свободы по ст.206, ч.3 УК РСФСР (хулиганство "с применением или попыткой применения огнестрельного оружия, либо ножей, кастетов или иного холодного оружия, а равно других предметов, специально приспособленных для нанесения телесных повреждений")^ix [48] . Обвинительный приговор был вынесен несмотря на то, что защите удалось доказать, что все основные следственные действия проведены с нарушением УПК и строго юридически виновность А. Родионова и А. Кузнецова обвинению доказать не удалось^x [49] . Всего же, по словам адвоката Г. Агеевой, "в деле было столько нарушений УПК, что их хватило бы на десятки дел"^xi [50] .

Степень неприятия судебного решения анархистами разных направлений была уже одинаковой – и действия членов КАС ничем не отличались по уровню радикализма от действий их "экстремистских" товарищей. После оглашения приговора анархисты провели демонстрацию в центре Москвы, перекрыв уличное движение у Моссовета и организовав митинг на Советской площади. Митинг был разогнан ОМОНом с применением дубинок, многие участники получили серьезные побои, 20 человек было задержано^xii [51] .

^ Реакция на дело «Родионова – Кузнецова»

И "умеренные", и "радикальные" анархисты были возмущены как применением силы к демонстрантам, так и освещением событий в средствах массовой информации: "Два официоза – старый ("Правда") и новый ("Российская газета") поместили насквозь лживую информацию Центра общественных связей МВД России. "Московский телетайп" вообще ухитрился показать не митинг в защиту несправедливо осужденных, а скверно состряпанную картинку «из жизни подонков общества»”^xiii [52] . В результате 13 февраля на Советской площади состоялся часовой – несмотря на жестокий мороз – митинг, в котором участвовало несколько сот человек, представлявших 8 анархистских организаций и ДС, а также депутаты Моссовета. Митинг вновь был разогнан ОМОНом с применением спецсредств, многие его участники были задержаны. В тот же день митинги и пикеты в защиту А. Родионова и А. Кузнецова прошли в Санкт-Петербурге и Казани.

После этого акции в защиту А. Родионова и А. Кузнецова принимают систематический характер. В Санкт-Петербурге почти ежедневно анархисты всех действующих в городе групп проводят пикеты и собирают подписи под обращением с требованием освободить А. Родионова и А. Кузнецова. Аналогичные акции проводятся в Казани, Саратове и Севастополе. В Москве митинги в защиту А. Родионова и А. Кузнецова продолжают разгоняться ОМОНом. В феврале-марте московские анархисты при поддержке анархистских групп России и Украины переходит к регулярным акциям блокирования здания Прокуратуры России. Участников так же регулярно разгоняет с помощью дубинок ОМОН. Результатом жестких действий властей становится нарастающее неприятие нового режима со стороны анархистов.

В ходе кампании в защиту А. Родионова и А. Кузнецова анархисты столкнулись с нежеланием своих недавних союзников – партий и печати бывшей "демократической оппозиции" – оказать им помощь. Поддержали анархистов лишь организации, оказавшиеся после августа 1991 г. "на обочине" общедемократического движения и "оттертые" от власти - мелкие независимые профсоюзы, ДС, правозащитники. Средства массовой информации игнорировали "дело Родионова – Кузнецова" или подавали сведения о нем в искаженном виде. Более или менее регулярно освещали "дело" (помимо собственно анархистской прессы) лишь газета Московской Федерации Профсоюзов (МФП) "Солидарность" (где работало много членов КАС) и правозащитная газета "Экспресс-Хроника" (главный редактор газеты Александр Подрабинек участвовал в кампании в защиту А. Родионова и А. Кузнецова).

Особенно неблагоприятное впечатление это произвело на анархистов в Санкт-Петербурге, имевших до августа 1991 г. тесные контакты с "демократической оппозицией", настроенных в большинстве своем антисоциалистически и довольно лояльных вначале к новому – постсоветскому – режиму. Несмотря на все старания анархистов лишь правозащитный канал "Радио Балтика" рассказал о "деле Родионова – Кузнецова". Санкт-Петербургское радио отказалось сообщать о "деле", "демократическая газета" "Невское время" обещала напечатать материалы о "деле Родионова – Кузнецова", но обманула. В программе Санкт-Петербургского телевидения "Пари-Прогноз" из интервью с лидером петербургских анархистов П. Раушем вся информация о "деле Родионова – Кузнецова" была вырезана. В ответ анархисты начали 7 марта пикетирование санкт-петербургского телецентра с требованием дать в эфир информацию о "деле Родионова – Кузнецова". Пикетирование привлекло внимание общественности, о нем сообщили средства массовой информации. В результате Санкт-Петербургское телевидение в программе "Альтернатива" дала краткий сюжет о "деле Родионова – Кузнецова"^xiv [53] .

В условиях непрекращающейся кампании протеста, в том числе и международной (акции в защиту А. Родионова и А. Кузнецова проходили в США, Франции, Канаде, Швеции и Польше), 24 апреля 1992 г. решением Московского городского суда А. Родионов и А. Кузнецов были освобождены из-под стражи. Суд, однако, не оправдал их, а лишь сократил срок заключения до фактически отбытого (известная советская практика). Это вызвало разочарование и возмущение анархистской массы^xv [54] .

В целом является несомненным, что "дело Родионова – Кузнецова" заметно увеличило степень неприятия анархистским сообществом нового режима в России и безусловно радикализовало настроения. Более других в процесс радикализации были втянуты анархисты, непосредственно участвовавшие в акциях в защиту А. Родионова и А. Кузнецова – в первую очередь, в Москве и Санкт-Петербурге. Участники московских акций, систематически разгоняемые и избиваемые ОМОНом, стали воспринимать новый режим как "демократическую бутафорию полицейского государства". Анархисты Санкт-Петербурга испытали тяжелое потрясение, обнаружив, что их вчерашний друг и союзник – "демократическая оппозиция", придя к власти, "предала" их и "переродилась". Серьезный удар "дело Родионова – Кузнецова" нанесло по крупнейшей нерадикальной анархистской организацией – КАС. Участвуя в совместных акциях, рядовые члены КАС убедились, что радикальные анархисты по сути мало чем отличаются от них самих – вопреки уверениям вождей КАС, что радикальные анархисты – это "просто шпана". Более того, радикальные анархисты приняли на себя всю тяжесть репрессий в ходе кампании в защиту А. Родионова и А. Кузнецова, в то время как лидеры КАС избегали участвовать в уличных акциях – и это однозначно вызывало у рядовых членов КАС симпатии к "радикалам" и увеличивало степень недоверия к своим "вождям".

Можно смело утверждать, что “дело Родионова – Кузнецова” изменило лицо российского анархизма. Во-первых, в ходе акций в защиту Родионова и Кузнецова все анархисты окончательно осознали себя представителями внесистемной оппозиции, а во-вторых, анархисты впервые перешли к тактике самостоятельного систематического неповиновения властям и открытого сопротивления закону.

“Дело Родионова – Кузнецова” сыграло непропорциональную самой сути дела роль в радикализации анархистов в немалой степени из-за действий правоохранительных органов (милиции и ОМОНа). Милиция, к сожалению, не придумала ничего лучшего, чем систематически натравливать на пикеты анархистов местную шпану, а когда анархисты стали давать шпане отпор и приводить задержанных хулиганов в отделение милиции, тех демонстративно отпускали^xvi [55] . В результате даже умеренные анархисты стали идентифицировать неполитические правоохранительные органы (т.е. не КГБ – ФСБ, к которым анархисты и ранее, разумеется, относились с неприязнью, а милицию) с уголовниками. Кроме того, милиция и ОМОН при задержании участников акций протеста в связи с “делом Родионова – Кузнецова” действовали с неоправданной жестокостью (избивали задержанных в милицейских автобусах и машинах, а затем в отделениях милиции, но когда задержанные анархисты стали отвечать насилием на насилие (в том числе и в отделениях милиции, пользуясь возникавшим иногда численным превосходством), отношение к задержанным внезапно изменилось к лучшему)^xvii [56] . Это навело анархистов на мысль о действенности именно насильственных методов как “наиболее понятных” для представителей государства.

^ Провал иллюзий

Следующим фактором радикализации – тоже внешним по отношению к левакам, явились провал иллюзий относительно улучшения экономической и политической ситуации в стране после распада СССР и введение “шоковой терапии”.

Анархо-синдикалисты и “пролетаристы” из ОПОР искренне надеялись, что разгосударствление средств производства после падения власти КПСС выльется в передачу средств производства в руки трудовых коллективов. Тот факт, что в реальности процесс приватизации превратился в перераспределение собственности от государства в руки собственников-частников, вызвал у анархо-синдикалистов и “пролетаристов” сначала недоумение (“обманули!”), а затем откровенное неприятие и возмущение. Леворадикалы начали кампанию против приватизации^xviii [57] .

Иногда эта кампания приобретала даже очень острые формы, как в Хабаровске, где местные анархисты в мае 1993 г. по сути сорвали городской праздник “День приватизации”, проведя агрессивную контракцию, в ходе которой участникам “Дня приватизации” были насильно всучены листовки матерного содержания, оскорблявшие Б.Н. Ельцина^xix [58] .

В то же время проведение “шоковой терапии”, последовавшие за ней разгул инфляции, углубляющийся экономический кризис и деиндустриализация нанесли серьезный удар по экономическому положению большинства леваков. Особенно сильно пострадали анархисты. Немногочисленные троцкистские группы, как правило, имели “патронов” за рубежом (РПЯ – “Lutte Ouvriere”, а затем – “International Socialism”; “Комитет за советскую секцию IV Интернационала” (позже – Социалистический рабочий союз) – “Рабочий Интернационал за восстановление IV Интернационала”; КРДМС – Интернационал “Милитант” и т.д.), которые оказывали им финансовую помощь; ОПОР состоял в основном из рабочих тогда еще вполне стабильно работавших предприятий, которые исправно платили взносы, – но анархистская масса стремительно нищала.

Очевидно, здесь имело место совпадение нескольких факторов. Во-первых, анархисты были, как правило, гораздо моложе остальных леворадикалов, не зарабатывали еще самостоятельно на жизнь и зависели в материальном отношении от родителей. Когда финансовое положение родителей пошатнулось – острее всего это ощутили их дети-анархисты, т.к. произошло естественное перераспределение приоритетов в семейном бюджете. Во-вторых, именно анархистская среда была изначально сильнее других алкоголизована и наркотизирована (выпивка и “травка” воспринимались почти как освященные традицией анархистские доблести). В советский период анархиствующей молодежи хватало скромных финансовых средств и на спиртное (наркотики), и на выпуск листовок. С резким уменьшением доходов пришлось выбирать что-то одно. Поскольку листовки наркотической зависимости не вызывают, выбор свершился в пользу спиртного и “травы”^xx [59] . Анархистский принцип “свободы личности” препятствовал многим анархистам в устройстве на работу “на государство” или “на частника” и фактически обрекал на паразитический образ жизни. Конфликты в семье (с родителями, а зачастую и с женами, поскольку супружеская верность в число анархистских добродетелей явно не входит) оставили многих анархистов без жилья. Само представление об анархистском сообществе как о “вольнице” влекло к анархизму людей откровенно богемного склада. Уважением к закону анархисты не отличались (многие сибирские анархисты, например, успели отбыть сроки по уголовным статьям)^xxi [60] . Видимо, экономические неурядицы лишь выявили и обострили внутренние дефекты анархистского сообщества.

В результате анархистская масса подверглась быстрой алкоголизации и наркотизации – с последующими люмпенизацией, маргинализацией, асоциализацией и прекращением общественной деятельности^xxii [61] . Многие анархисты замкнулись в частной жизни, некоторые пытались заняться бизнесом (в основном неудачно), часть ушла в другие политические организации (от троцкистов до крайне правых).

Кроме того, именно анархисты продемонстрировали исключительную неспособность к систематической целенаправленной рутинной деятельности (ярким исключением, пожалуй, можно считать лишь лидера КАС А. Исаева, перешедшего на работу в официальные профсоюзы (Федерацию Независимых Профсоюзов России, ФНПР) и сделавшего там блестящую карьеру; впрочем, и А. Исаев показал себя способным к систематической организационной работе в рамках уже существующей бюрократической структуры, а не в сфере деятельности начинающего “с нуля” оппозиционного образования). Даже изредка получаемая от западных анархистов денежная и другая материальная помощь зачастую пропадала впустую (притчей во языцех стала история с ротатором, полученным КАС от шведского анархо-синдикалистского профсоюза SAC; за многие годы касовцы так и не собрали и не запустили этот ротатор).

Оказавшись на социальном дне и наблюдая в то же время быстрое обогащение политически чуждых им слоев (в первую очередь чиновничества), анархисты, как нетрудно догадаться, быстро переходили от терпимости к радикализму.

Несколько позднее по мере нарастания экономического кризиса этот процесс распространился и на всех остальных леворадикалов. В последнюю очередь он настиг “пролетаристов” – как наиболее социально адаптированных и укорененных в материальном производстве леворадикалов. В конце 1996 г. обнищавшие рядовые члены ОПОР уже предъявляли своим руководителям претензии по поводу того, что те приносят инструкции, как “выбивать” из администрации задержанную зарплату, вместо того чтобы приносить автоматы и пулеметы.

Такую же роль сыграло и становление в стране политической системы парламентаризма. Будучи внепарламентской оппозицией, леворадикалы болезненно переживали вытеснение себя из формального политического мира и оттеснение на “обочину”. Особенно тяжело на это реагировали анархисты в Сибири, многие из которых в последние три года существования СССР вошли в различные “горизонтальные” гражданские движения, проекты, группы и низовые инициативы, которые осуществляли самоуправление по месту жительства в микрорайонах, обеспечивали контроль со стороны общества за деятельностью чиновничества в сфере охраны окружающей среды, распределения жилья, продуктов, добивались решения назревших проблем города, района (транспортных, в сфере соцкультбыта, организации досуга молодежи и т.п.); с введением общественной активности в русло многопартийности и борьбы партий на выборах эти анархисты оказались исключены из общественной жизни.