Тацит Публий Корнелий. Опроисхождении, местожительстве и нравах народов Германии // Там же. Тацит Публий Корнелий. Анналы // Там же литература

Вид материалаЛитература

Содержание


Городская культура средних веков
I. из сочинений петра абеляра (xii век)
2. Петр Абеляр. Диалог между философом, иудеем и христианином (между 1121—1130 годами)
Философ говорит
Тогда он говорит
Ii. из сочинений альберта великого и роджера бэкона (xiii век)
Из второй книги.
Из третьей книги.
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   25
ТЕМА 8

^ ГОРОДСКАЯ КУЛЬТУРА СРЕДНИХ ВЕКОВ


План


1. Влияние города на культурные потребности общества.

2. Основные источники по истории городской культуры.

3. Возникновение городского рационализма (Петр Абеляр).

4. Начало опытного знания (Роджер Бэкон).

5. Городская литература:

а) основные жанры и темы;

б) сатирические мотивы;

в) внимание к человеку, его способностям и чувствам;

г) свободомыслие и жизнелюбие;

д) отношение к труду, творчеству, знанию.

6. Городская архитектура (XIV—XV вв.).

7. Исторический вклад городской культуры средневековья в общечеловеческую.


Источники

  1. Абеляр П. Введение в теологию // Памятники средневеко­вой латинской литературы X—XII вв. М., 1972.
  2. Абеляр П. Диалектика // Вопросы философии. 1992. № 3.
  3. Абеляр П. История моих бедствий. М., 1959.
  4. Завещание осла. Фиблио* // Зарубежная литература средних ве­ков. М., 1974.
  5. Поэзия трубадуров. Поэзия миннезингеров. Поэзия вагантов. М., 1974.
  6. Роман о Лисе/М., 1987.
  7. Штрикер. Поп Амис. (Невидимая картина). Шванк* // Зару­бежная литература средних веков. М., 1975.


Литература

  1. Голенищев-Кутузов И. Н. Бернард и Абеляр // Голенищев-Кутузов И. Н. Творчество Данте и мировая культура. М,, 1972.
  2. Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Т. 2: Жить города и деятельность горожан. М., 1999.
  3. Городская культура. Средневековье и начало нового времени. Л., 1986.
  4. Грацианский Н. П. Поэзия вагантов // Вопросы лите­ратуры и фольклора. Воронеж, 1973.
  5. Г у р е в и ч А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1984,
  6. Гуревич А. Я. Средневековый мир. Культура безмолству-ющего большинства. М., 1990.
  7. Даркевич В. П. Народная культура средневековья. М., 1988.
  8. Дживелегов А., Бояджиев Г. История западно­европейского театра от возникновения до 1789 года. М.; Л., 1941.
  9. Добиаш-Рождественская О. А. Коллизии во французском обществе 12—13 вв. по студенческой сатире этой эпо­хи // Добиаш-Рождественская О. А. Культура западноевропейско­го средневековья. М., 1987.
  10. История всемирной литературы. М., 1984. Т. 2.
  11. Неретина С. С. Абеляр и Петрарка: пути самопознания // Вопросы философии. 1993. № 3.
  12. Рабинович В.Л. Урок Абеляра: текст и жизнь // Авгус­тин Аврелий. Исповедь. Петр Абеляр. История моих бедствий. М., 1992.
  13. Рутенбург В. И. Итальянский город от раннего средне­вековья до Возрождения. Л., 1987.
  14. Сидорова Н. А. Очерки по истории ранней городской культуры во Франции. М., 1953. Гл. 4, 5, 8.
  15. С т а м С. М. Диалектика общности и личности в средние века // Вопросы истории. 1993. № 3.
  16. Ястребицкая А. Л. Западная Европа XI—XIII веков. Эпоха. Быт. Костюм. М., 1978.


Методические рекомендации


Возникновение средневековых городов изменило не только экономическую и социальную, но и культурную жизнь феодаль­ной Европы. Новое сословие, горожане, создало свою культу­ру, во многом отличавшуюся от традиционной феодальной. Условия городской жизни оказывали сильное воздействие на мироощущение горожан: новые отношения собственности, при которых ремесленник и купец были одновременно и собствен­никами, и тружениками, выпадая из надельной системы; ремес­ленная и торговая деятельность будила мысль, любознательность и расчет; постоянная связь с рынком заставляла общаться с ши­роким кругом людей, раздвигала жизненные горизонты, требо­вала элементарной грамотности; участие в борьбе с сеньорами порождало чувство собственного достоинства. Все это, вместе взятое, вырабатывало новые черты ума, характера и поведения, которые и отразились в городской литературе.

Публикуемые в этом разделе источники позволят познако­миться с основными чертами городской культуры.

Первый документ — это отрывок из автобиографии Петра Абеляра (1079—1142 гг.), которую он весьма выразительно оза­главил «История моих бедствий». Одна из самых ярких и ода­ренных личностей XII в., Абеляр был убежден в безграничных способностях человеческого разума, ставил разум выше веры, более того, считал, что истинная вера не может существовать без разумных обоснований и доказательств. Тезис Абеляра «По­нимаю, чтобы верить» был прямо противоположен ортодоксаль­ному церковному «верую, чтобы понимать». Католические ор­тодоксы учинили расправу над Абеляром на Суассонском собо­ре (1121 г.) и на Сансском соборе (1142 г.); его учение было объявлено еретическим, книги подлежали уничтожению. Неза­долго до судилища в Сансе Абеляр и написал свое жизнеописа­ние. Приведенный здесь фрагмент позволит оценить популяр­ность Абеляра — учителя, к которому ученики стекались изда­лека, «покидая города и замки», готовые жить в предельной бед­ности, лишь бы слушать лекции знаменитого магистра. Следу­ет обратить внимание на то, как Абеляр объясняет, почему он «взял на себя руководство школой»: преподавание было его един­ственной профессией, единственным способом добывать сред­ства для существования. Можно здесь вспомнить и Архипиита Кельнского, для которого «книжный труд» был единственно возможным. В городах уже в XII в. стала формироваться про­слойка из людей умственного труда.

Фрагмент из трактата «Диалог между философом, иудеем и христианином» позволит выявить рациональный подход Абеля­ра к познанию, в том числе и к познанию истин христианско­го вероучения. «Разум предпочитается авторитету», — убежден Абеляр.

Небольшой фрагмент из трудов Альберта Великого (1193— 1280) знакомит с «естественнонаучным» представлением той эпо­хи. Представления эти можно назвать невежественными, фан­тастическими, суеверными, некритическими, однако появление средневековых энциклопедий свидетельствовало о растущем ин­тересе к миру.

Основы новой, опытной науки заложил выдающийся ученый XIII в., англичанин Роджер Бэкон (1214—1294). Фрагменты из его научных произведений позволяют представить широкий круг интересов и поисков ученого, который получил у современни­ков почетное прозвище «Доктор Мирабилис» — т.е. «Доктор Необыкновенный».

Внешний облик средневекового города XIV—XV вв. нашел отражение в ряде историко-литературных произведений этого и более позднего периодов. Отрывки из «Описания Дубровника» (1440 г.) итальянца Филиппа де Диверсиса и стихотворения дал­матинского поэта середины XVI в. Ивана Болицы «Описание града Аскривия» (древнее название Котора) позволяют увидеть глазами современников красоту городских общественных постро­ек, улиц и площадей, массивность крепостных стен, роскош­ное убранство католических соборов.

Уже с XII—XIII вв. неотъемлемой частью городской культу­ры становится площадной театр. Наиболее реалистическим жан­ром светской средневековой драматургии был фарс — сатири­ческое произведение, переносившее из жизни на сцену те или иные забавные происшествия. В фарсе «Господин Пателен» (XV в.) изображены типичные горожане в типичных обстоятель­ствах — пройдоха Пателен, судья-крючкотворец, тупой сукон­щик.

В последней части темы публикуется небольшая подборка вагантских произведений XII столетия. «Орден вагантов» — зна­менитый гимн бродячих студентов. Он не знает автора, и по­тому полнее других отражает дух всего средневекового студенче­ства в целом. Еще два стихотворения — авторские. Это «Испо­ведь» Архипиита Кельнского середины XII в., в полной мере позволяющая уловить дух вольномыслия и жизнелюбия. Архи­пиит — прозвище, вероятно, значившее «Сверхталант».

В поэзии Вальтера Шатильонского (1135—1200), одного из самых образованных авторов века, особенно важно выявить ха­рактер обличений церкви и монашества, папской курии.


^ I. ИЗ СОЧИНЕНИЙ ПЕТРА АБЕЛЯРА (XII ВЕК)


1. Петр Абеляр. История моих бедствий (1132-1136 годы)


.Итак, я удалился в уже известную мне пустынь в ок­руге Труа, где некие лица подарили мне участок земли. Там с согласия местного епископа я выстроил сначала из тростника и соломы молельню212 во имя Святой Троицы. Проживая в уединении от людей вместе с одним клири­ком*, я поистине мог воспеть псалом Господу: «Вот бежав, я удалился и пребываю в пустыне». Узнав об этом, мои ученики начали отовсюду стекаться ко мне и, покидая города и замки, селиться в пустыне, вместо просторных домов — строить маленькие хижинки, вместо изысканных кушаний — питаться полевыми травами и сухим хлебом, вместо мягких постелей — устраивать себе ложе из сена и соломы, а вместо стало*, —делать земляные насыпи. Так что ты мог бы подумать, что они подражают древним философам...

Передают, что такой же образ жизни вели и сыны про­роческие, ученики Елисея. Сам Иероним213 пишет о них, как о монахах того времени, и в своем сочинении «К мо­наху Рустику» между прочим говорит: «Сыны пророческие, о которых мы читаем в Ветхом завете, были подобны мо­нахам, строили себе хижины вблизи реки Иордана и, ос­тавив города и шумные скопления людей, питались ячмен­ной крупой и полевыми травами».

Так и мои ученики, построив себе хижины на берегу реки Ардюссона214, казались скорее отшельниками, неже­ли школярами. Но чем больше прибывало их в эту мест­ность и чем суровей был образ жизни, который они вели, пока у меня учились, тем больше в глазах моих врагов это приносило мне славы, а им самим унижения. Они с го­речью видели, что все, предпринятое ими против меня, обратилось мне во благо. Итак, хотя, по выражению Иеронима, я удалился от городов, площадей, толпы и споров, все же, как говорит Квинтилиан215, зависть отыскала меня даже в моем уединении. Мои недруги, молча жалуясь и вздыхая, говорили себе: «Вот за ним пошел це­лый свет, и мы не только не выиграли, преследуя его, но еще более увеличили его славу. Мы старались предать его имя забвению, а на деле лишь сделали его более гром­ким. Ведь вот школяры в городах имеют все необходимое, но пренебрегают городскими удобствами и стекаются в эту пустынную местность, приемля добровольно нищету».

В действительности же взять на себя в то время руко­водство школой меня вылудила главным образом невыно­симая бедность, так как копать землю я не имел сил, а просить милостыню — стыдился. Итак, я был должен, вместо того чтобы жить трудами рук своих, вновь заняться знакомым мне делом и обратиться к услугам своего язы­ка. Школяры же стали снабжать меня всем необходимым — пищей и одеждой, заботились об обработке полей и приняли на себя расходы по постройкам, чтобы никакие домашние заботы не отвлекали меня от учебных занятий. Так как наша молельня не могла вместить даже и малое количество учеников, они по необходимости расширили и значительно улучшили ее, построив из камня и дерева. Хотя она и была основана, а затем — освящена во имя Святой Троицы, но так как я бежал сюда в отчаянье, а здесь, по милости божественного утешения, вздохнул несколько свободнее, то в память об этой благодати я на­звал этот храм Параклетом216.


^ 2. Петр Абеляр. Диалог между философом, иудеем и христианином (между 1121—1130 годами)


....Я постиг, что иудеи глупцы, а христиане, так ска­зать, с твоего дозволения, поскольку ты называешь себя христианином, безумцы. Я беседовал долго и с теми и с другими и, так как спор наш не пришел к концу, мы решили представить на твой суд доводы каждой из сторон. Мы знаем, что от тебя не остались сокрытыми ни сила философских доводов, ни твердыни того и другого закона. Ибо христианское исповедание опирается на свой соб­ственный закон, который оно называет Новым заветом, однако так, что не дерзает отвергать и Ветхий и уделяет величайшее внимание чтению того и другого. Нам над­лежало избрать некоего судью для того, чтобы наш спор пришел к концу. И мы не могли отыскать никого, кто не принадлежал бы к одному из этих направлений.

И затем, как бы возливая масло лести и умащивая им главу мою, он тотчас же прибавил: «Итак, поскольку идет молва, что ты выделяешься остротою ума и знанием лю­бого из писаний, постольку ясно, что ты тем более ока­жешься вполне авторитетным в твоем положительном или отрицательном суждении и сможешь опровергнуть возра­жения каждого из нас. Q том же, каковой является ост­рота твоего ума и насколько изобилует сокровищница тво­ей памяти философскими и божественными изречениями, помимо обычных занятий с твоими учениками, в чем, как известно, ты превзошел — и в области философии, и в области богословия —всех магистров, а также твоих учите­лей и самих творцов вновь обретенных знаний, достаточ­но свидетельствует та удивительная книга «Теология»217, ко­торую зависть не может ни перенести спокойно, ни унич­тожить и которую она своим преследованием только еще более прославила218.

Тогда я говорю: Я не стремлюсь к такому по­чету, который вы мне оказываете, а именно к тому, что­бы, пренебрегши всеми мудрецами, вы выбрали меня, глупца, своим судьей...

Однако, так как вы пришли к такому решению по уго­вору и по обоюдному согласию и так как я вижу, что каж­дый из вас в отдельности уверен в своих силах, то наша скромность никоим образом не считает возможным препят­ствовать вашей попытке, в особенности потому, что я, без сомнения, извлеку из нее некое поучение и для себя...

^ Философ говорит: Мне, который доволь­ствуется естественным законом, являющимся первым, надлежит первому вопрошать других. Я сам собрал вас для того, чтобы спросить о прибавленных позже писаниях. Я говорю о первом законе не только по времени, но и по природе. Конечно, все более простое является, естествен­но, более ранним, чем более сложное. Естественный же закон состоит в нравственном познании, которое мы на­зываем этикой, и заключается только в одних этических доказательствах. Ваши же законы прибавили к ним некие предписания внешних определений, которые нам кажут­ся совершенно излишними и о которых в своем месте нам также надо будет потолковать.

Оба остальные согласились предо­ставить философу в этом поединке первое место.

^ Тогда он говорит: Итак, прежде всего я спра­шиваю вас одновременно о том, что, как я вижу, отно­сится в равной степени к вам обоим, опирающимся бси-лее всего на написанное, а именно, — привели ли вас к этим направлениям в вере некие доводы разума или же вы следуете здесь только мнению людей и любви к людям вашего рода? Конечно, первое, если это так, следует больше всего одобрить, второе же совершенно отвергнуть. Я думаю, всякий сознательный и разумный человек дол­жен будет признать, что это последнее мое положение является истиной.,. И удивительно, что в то время, как с веками и сменой времен возрастают человеческие зна­ния обо всех сотворенных вещах, в вере же, заблуждения в которой грозят величайшими опасностями, нет никакого движения вперед. Но юноши и старцы как невежествен­ные, так и образованные, утверждают, что они мыслят о вере совершенно одинаково, и тот считается крепчай­шим в вере, кто совершенно не отступает от общего с большинством мнения. А это, разумеется, происходит обязательно, потому что расспрашивать у своих о том, во что должно верить, не позволено никому, как и не по­зволено безнаказанно сомневаться в том, что утверждает­ся всеми. Ибо людям становится стыдно, если их спра­шивают о том, о чем они не в состоянии дать ответа...

И эти люди особенно похваляются, когда им кажется, что они верят в столь великое, чего они не в состоянии ни высказать устами, ни постигнуть разумом. И до такой степени дерзкими и высокомерными делает их исклю­чительность их собственного убеждения, что всех тех, кого они находят отличающимися от них по вере, они провоз­глашают чуждыми милосердия Божьего и, осудив всех прочих, считают блаженными только себя.

Итак, долго обдумывая подобную слепоту и высокоме­рие такого рода людей, я обратился к Божественному ми­лосердию, смиренно и беспрестанно умоляя его, чтобы оно удостоило извлечь меня из столь великой пучины оши­бок и, спасши от ужасной Харибды219, направило бы меня после таких великих бурь к спасительной гавани. Поэто­му также и ныне вы видите, что я с нетерпением жажду как ученик ваших ответных доказательств.

Иудеи: Ты обратился с вопросом одновременно к двум, но оба одновременно отвечать не могут, дабы мно­жественностью речей не затемнить понимания. Если бу­дет позволено, я отвечу первым, потому что мы первые пришли к вере в Бога и восприняли первое учение о за­коне. Этот же брат, который называет себя христиани­ном, если заметит, что у меня не хватает сил или что я не могу дать удовлетворения, добавит к моему несовершен­ному слову то, что в нем будет недоставать, и действуя с помощью двух заветов, как бы с помощью двух рогов, он сможет, будучи ими вооружен, сильнее сопротивляться противнику и сражаться с ним.

Философ: О, если бы ты мог доказать, как ты говоришь, то, что вы являетесь логиками, вооруженны­ми разумными словесными доводами от самой, как вы говорите, высшей мудрости, которую по-гречески вы на­зываете логосом, а по-латински словом Божьим! И не дер­зайте предлагать мне, несчастному, известное спаситель­ное прибежище Григория220, говорящего: «Та вера не имеет цены, коей человеческий разум предоставляет доказа­тельства». Ведь если разум не допускается к обсуждению веры для того, чтобы она не утратила своего значения, а также к обсуждению того, во что надлежит верить, и если тотчас же должно соглашаться с тем, что провозглашает­ся, то сколько бы заблуждений ни насаждала проповедь, ничего нельзя сделать, потому что нельзя ничего опровер­гнуть при помощи разума там, где не дозволено применять разум.

Утверждает идолопоклонник о камне или бревне или каком-либо творении: это — истинный Бог, творец неба и земли. И какую бы явную глупость он ни высказал, кто в состоянии опровергнуть его, если разуму совсем не до­зволено рассуждать о вере. Ведь уличающему его, — и ско­рее всего христианину, — он тотчас же противопоставит то, что сказано выше: «та вера не имеет цены...» и т. д. И тотчас же христианин смутится в самой своей защите и должен будет сказать, что вовсе не должно слушать до­водов разума там, где он сам совершенно не разрешает их применять и совершенно не дозволяет себе открыто напа­дать на кого-либо в вопросах веры при помощи разума.

Христианин: Как говорит величайший из муд­рецов, такими и оказываются в большинстве случаев до­воды разума, то есть высказанными разумно и соответству­ющим образом, хотя на самом деле они вовсе не таковы.

Философ: Что же сказать о тех, кто считается ав­торитетами? Разве у них не встречается множества заблуж­дений? Ведь не существовало бы столько различных на­правлений веры, если бы все пользовались одними и теми же авторитетами. Но, смотря по тому, кто как рассуж­дает при помощи собственного разума, отдельные лица избирают авторитеты, за которыми следуют. Иначе мне­ния всех писаний должны были бы восприниматься оди­наково, если бы только разум, который естественным образом выше их, не был бы в состоянии судить о них. Ибо и сами писавшие заслужили авторитет, то есть то, что заставляет им немедленно верить, только благодаря разу­му, которым, по-видимому, полны их высказывания...


^ II. ИЗ СОЧИНЕНИЙ АЛЬБЕРТА ВЕЛИКОГО И РОДЖЕРА БЭКОНА (XIII ВЕК)


3. Альберт Великий221. О свойствах трав, камней и животных (вторая половина XIII века)


Из первой книги. Девятая трава... лилия. Если ты собе­решь эту траву при появлении солнца в знаке Льва и сме­шаешь с соком лавра и затем положишь этот сок под на­воз в любое время, то заведутся черви. Если из них сде­лать порошок и повесить его кому-нибудь на шею или в его одежду, он никогда не заснет или не сможет спать, пока этот порошок не будет вынут. И если вышеупомя­нутое положишь под навоз и намажешь кого-нибудь ро­дившимися оттуда червями, как тотчас его охватит лихо­радка. И если упомянутое положить в какой-нибудь сосуд, где находится молоко коровы, и закрыть шкурой коровы того же цвета, то все коровы потеряют молоко, как это было достоверно испытано в наше время...

Пятнадцатая трава... называется розой, и это трава, цветок которой наиболее известен. Возьми грамм ее и грамм горчицы и ножку мыши, повесь все это на дерево, и оно не будет давать плодов. И если упомянутое поло­жить около сети, то в нее соберутся рыбы...

И если упомянутый порошок положить в лампу, кото­рую после этого зажгут, то все будут казаться черными, подобно сатане.

И если упомянутый порошок смешать с оливковым маслом и натуральной серой и намазать этим при солнеч­ном свете дом, то он будет казаться объятым пламенем.


^ Из второй книги. Если ты хочешь одолеть врагов, возьми камень, который называется адамант, блестящего цвета, твердейший, так что нельзя разбить его, кроме как [помазав] кровью козла. Камень этот рождается в Аравии или на Кипре. И если привязать его с левой стороны, помогает он против врагов, и против нездоровья, и про­тив животных диких и ядовитых, и лихих людей, и про­тив ссоры и споров, и против яда, и от наваждения, и некоторые называют его диамантом...222

Если хочешь прибавить мудрости и избежать глупости, возьми камень, который называется хризолит, светло-зе­леный, оправленный в золото; он изгоняет глупость и при­носит мудрость.

Если хочешь одолеть зверей и истолковывать все сны и предсказывать будущее, возьми камень, который называ­ется эсмунд или асмад. Он бывает разных цветов, унич­тожает всякий яд, доставляет победу над противниками, дает дар пророчества и истолкование всех снов и делает понятным тайное.


^ Из третьей книги. Филин — птица достаточно извест­ная. Чудесны свойства этой птицы. Ибо, если ее сердце и правую ногу положить над спящим, тотчас он тебе рас­скажет все, что он делал и что ни спросишь у него, и это над нашими братьями в недавнее время было испытано,..

Крот — животное достаточно известное. У этого жи­вотного есть удивительное свойство, как говорят филосо­фы. Если завернуть его ножку в лавровый лист и поло­жить в рот лошади, она убежит от страха. А если поло­жить в гнездо какой-нибудь птицы, то никогда не вылу­пится из яиц приплод. А если хочешь изгнать кротов, то положи на дворе крота и горящую самородную серу, и все остальные кроты соберутся там, и от воды, в которой они варились, станет белою черная лошадь..

Если кто-нибудь будет носить слева сердце собаки, то все собаки онемеют перед ним.