- Путь к гармонии Цель, 125.18kb.
- Содержание предисловие 3 Введение, 2760.07kb.
- Глобальный Союз Гармонии готовит «Азбуку Гармонии» своего рода учебник, 236.25kb.
- Содержание предисловие издателя содержание вступление, 1900.67kb.
- Проблемы -гармонии с окружающей средой и гармонии с собственной душой, 10554.2kb.
- Тест №1 Первая попытка объяснить мир в не-мифологических образах предпринята в эпоху:, 631.47kb.
- 30. 06. 2010 21. 12. 2011 содержание, 605.08kb.
- Абросимов Игорь Дмитриевич. Содержание: Предисловие Перечень программ Содержание тем, 1055.08kb.
- Предисловие, 1000.53kb.
- Иван Андреевич Крылов и его басни краткое содержание, 175.35kb.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 25
^ ПАМЯТЬ – ОСНОВА СОЗИДАНИЯ МИРА
Мы уже упомянули о том, что память свойственна природе. Ею обладает и малое, и большое. Мы не знаем механизма ее, но полагаем, что она – материальна. Более других тканей памятью обладают нервные клетки. Все раздражения, поступившие в кору головного мозга, не только вызывают ответную реакцию, но и откладываются «на память». Есть ли память у животных? Скорее всего – есть! Наблюдения за поведением их заставляют так думать. Дикие животные в саванне прежде ничего не знавшие об огнестрельном оружии, научились отличать ружье от обычной палки. Собака, попавшая под каменные завалы во время бомбежки и оставшаяся живой под кроватью, сохранила об этом память. При всяком авиационном налете, она вбегала в комнату и лезла под кровать. Мало того, она научилась по звуку отличать самолеты, безошибочно определяя их последующие действия.
Память человеческая может иметь врожденный и приобретенный характер. Первая память передается нам вместе с генами. В нее входит и то, что И. П. Павлов назвал безусловными рефлексами, и то, что ранее учитывалось только врачами на приемах, когда больного спрашивали:
«В вашей семье не было психически больных?»
Теперь мы знаем, что список, передаваемых на генетическом уровне страданий, слишком длинный. Они получили название наследственных. Примером таких заболеваний является гемофилия. Гемофилия цесаревича Алексея сыграла немалую роль в действиях его отца – последнего монарха России, призвавшего ко двору старца Григория Распутина, того самого Распутина, которого люто возненавидело царское окружение. Последствия этой ненависти оставили заметный след в истории России.
Передаются и естественные наследственные признаки. А это означает то, что гены несут в себе видовую и родовую память.
Все в семье имели темные волосы и смугловатые лица, как по женской, так и по мужской линии. А он появился на свет рыжим, и не просто рыжим, а – огненно-рыжим. Пламя волос его было изумительным, ярким, видным издали. Кожа его, вся усеянная крупными коричневыми пятнами, была похожей на кожу земляной лягушки. Можно было бы вспомнить поговорку: «Не в мать, ни в отца, а в прохожего молодца». Но если бы была возможность покопаться в родословной, то можно было найти одного из предков, имеющего точно такой же цвет и вид – Марк был полной копией прадеда, жившего 200 лет тому назад.
Человек с рождения несет в себе черты родителей. Построение его тела происходит по модели, заложенной в генах. Если бы мы могли представить всю сложность этой модели. Ученые говорят, что она соответствует тексту в миллион страниц. Вот и представьте память гена, здесь вся анатомия, вся физиология и вся программа на всю жизнь, включая все системы защиты. Да, трудновато разобраться в этом слепой эволюции!
Память текущих событий по крупицам складывается из той информации, которую принесли органы чувств. Яркая, сногсшибательная информация, запоминается человеком навечно. Особенно, если она сопровождалась возможностью гибели. Менее яркая обыденная тоже закрепляется в клетках коры, но она со временем слабеет и вспоминается уже не полностью, а в виде обрывков из прошедших событий.
Иногда данные о ней настолько стерлись, что она может проявиться только при сходных с теми, прошлыми, событиями. И мы называем ее – интуицией.
Многое еще в памяти остается для нас загадочным. Эта загадочность возникает еще и потому, что не ведется фиксация событий, хотя бы на уровне ведения дневников.
Память может иметь коллективный и индивидуальный характер. Коллективная – это история мира, история отдельного государства. Естественно, не следует искать исключительной достоверности изложенных в ней событий. У вас на глазах создается история того государства, у которого прежде не было своей государственности. В такой истории важно, с какого времени начнется исторический отсчет? Чьими потомками будут считать себя люди, живущие в таком государстве? У каждого – свои способности и возможности…
Иногда такая история является «лукавой» формой ухода от прямого обсуждения проблем сегодняшних. Только исторический взгляд на общественное явление позволяет проникнуть в его сокровенный, глубоко скрытый смысл. Порою заметно, с какой целью эксплуатируется исторический материал, отнюдь не руководствуясь задачами познания. Следует задуматься над тем, почему так упрямо пренебрегают уроками, опытом прошлого, повторяют одни и те же ошибки, отдают себя во власть иллюзий и заблуждений? Бывает и так, что рот раскрываешь в изумлении от сознания, как основательно и прочно сидит в нас то, от чего, казалось бы, мы так далеко ушли. Прошлое всегда пересекается с настоящим, не познав прошлого, не поймешь настоящего. Многие проблемы современности корнями своими уходят в далекое прошлое. Просто отмахнуться от них не возможно. Как, скажем, отмахнуться от национальной идеи, являющейся стержневой нитью государственной политики?
Национализм и религиозен, и безбожен одновременно. Вспомним программу немецкого фашизма: человечество неравноценно по своей природе, делится на высшие и низшие расы. Высшая раса на земле – арийская, наиболее чистые представители арийской расы – немцы, и им предопределено господствовать. Слово немцы можно заменить любым, кто избирает своей целью национализм. Так прекрасно, быть посредственностью, ничего не делать и одновременно чувствовать себя выше тех, кто превосходит тебя и умом, и душевными достоинствами. В этом случае на первый план выходит решимость верить в свою высшую людскую природу без фактических и логических доказательств. Верующий в нее готов защищать ее не только с пеной на губах, но и оружием в руках. Рождается вера в ее крайнем виде – воинствующем. И богом этой религии в фашистской Германии был Гитлер. Преклонение перед ним достигало степени общенациональной истерии, его личность всячески культивировалась. Его каждое слово возводилось в закон. Он стал богом нации, и все же он – не Бог… Не было у него запредельных для человека возможностей. Тот не Бог, чье могущество не превышает возможностей самых выдающихся людей, героев. Быть Богом и человеком одновременно нельзя.
Но нельзя забывать, что при национализме многое просто принимается на веру. В исключительность своего народа националист фетишизирует свою историю, свой быт, свои традиции, старые обычаи, одежду, речевые обороты. Посмотрите трезвыми глазами на любой национализм в современном мире. Ну, хотя бы, на украинский, и станет многое понятным!
Но продолжим…
Память каждого индивидуума зависит от многих особенностей и условий. Первый параметр памяти – скорость запоминания. Для животного необходима неоднократность повторений, что получило название дрессировки. У некоторых людей скорость запоминания по характеру процесса приближается к животным. Они очень поздно начинают говорить, словарный запас их мал, учат их в специальных школах. Есть и такие, кто проявляет невероятную скорость протекания мозговых процессов. Как ни странно это наблюдается в определенных диапазонах знаний. Например, в середине прошлого столетия в Индии проживала женщина Шакунтала Деви, решавшая с молниеносной быстротой и абсолютной точностью арифметические задачи. Например, на решение перемножения чисел в последовательном ряду от единицы до 73, ей потребовалось всего две минуты. По скорости решения она соперничала с вычислительными машинами. Она обладала удивительной способностью мгновенно называть любые дни календаря. Но, самое удивительное, что эта женщина была неграмотной, нигде и никогда не училась. Вот и задача для неверующих: «Откуда это?»
В среднем же, скорость запоминания зависит от характера нервной системы. Несмотря на долгую историю человечества, лучшей классификацией характеров нервной системы является конституция, предложенная Гиппократом. Согласно этой конституции все люди делятся на четыре группы:
Сангвиники – способны активно и долго работать. Легко переключаются от одного эмоционального состояния на другое, могут ставить перед собою и решать самые сложные задачи, коммуникабельны, с ними легко работать.
Холерики – легко возбудимые люди, долго успокаиваются. Обладают сильной нервной системой, часто становятся лидерами, но работать с ними не легко.
Флегматики – медленно вникают в дело, но обязательно доводят его до конца. В роли руководителя ведут себя спокойно, но при быстрой смене ситуации, не успевают «перестроиться», не терпят быстрых изменений, не любят принимать срочных решений.
Меланхолики – теряются в сложных положениях, не всегда могут найти выход, неохотно принимают решения, быстро устают от умственной и физической работы, плохо переносят неприятности и заболевания, трудно приспосабливаются к новой обстановке.
Второй параметр памяти – объем ее. В определении ее играла роль не только конституция, но и величина переработанной информации. Здесь может иметь место узкая направленность информации, и ее широкий охват.
Память может зависеть от преобладания деятельности того или иного органа чувств. Если преобладает работа зрительного анализатора, легче запоминаются зрительные картины. При преобладании слухового анализатора – нагрузка для формирования памяти падает на орган слуха.
Что касается самой конституции, то следует знать, что особенности конституционного типа – это результат «творческой» жизни всех предшествующих поколений, о которых вы ничего не знаете. Вам это передали в наследство. Когда и кем вынашивался ваш генетический код, вы не знаете? Говорят, что вы от обезьяны произошли, и вы верили этому. Ведь так просто согласиться, не подвергая сомнению такого предположения. Ведь в том, что предки ваши – порождение великого разума доказывать еще надо. А безбожие – этого не требует…
А как же быть с конституцией? Как быть с кодом генетическим? Откуда он все-таки пришел?
Атеисту можно и не отвечать на эти вопросы, поскольку часто приходится иметь дело со смешанными типами людей, следует каждому примерить эту конституцию к себе. Конституция определяет не только особенности памяти, поскольку предполагает соответствующее реагирование на любое требование внешней среды, но, повторяем, следует не опираться на научные догмы, а присмотреться к своему образу жизни. Как много в нем может быть негативного. Вначале вы не чувствуете вредных влияний. В вашем организме идет накопление негативных тенденций. Примерно, это происходит следующим образом:
Вы никогда и ничем не болели. Вы настолько чувствовали себя сильным, здоровым, что считали, что ничто вас не сломит. Сознание здоровья вас успокаивало. По утрам вставали не сразу, предпочитая выкурить папиросу, находясь в постели. В выходные дни предпочитали распить бутылочку с друзьями. Питались в различное время, нерегулярно, не в меру. И книги читали допоздна… Расточительность в отношении здоровья – непозволительная роскошь. Наступило время, и движения стали вызывать одышку, появились боли в области сердца… Причины вроде бы и не было, но была совокупность отрицательных действий…
Несколько слов о самом Гиппократе. Гиппократ – философ, которого принято считать отцом медицины, несколько лет жил в Египте, медиков которого считали лучшими врачами древнего мира. В двадцатилетнем возрасте Гиппократ уже приобрел славу искуснейшего врача. Но Гиппократ оставил след и в спорте. Он был великолепным пловцом, конником, борцом. Его статуя победителя была установлена в храме Аполлона. Вместе со старшим своим братом Сосандром, тоже прекрасным атлетом, Гиппократ создал на своем родном острове Кос, на берегу моря, палестру – частную гимнастическую школу, где лечил различными упражнениями, прогулками, купанием и банными процедурами. Гиппократ любил говорить: «Врач осуществляет уход, лечат природа и упражнения».
Невооруженный человек бессилен даже перед крупной собакой. Недаром в Библию введен эпизод сражения богатыря Самсона со львом. Дар жизни потерял бы всякую ценность, если бы жизнь измерялась мгновениями. А оно так бы и произошло, не получи, человек от Бога дар голоса и связанного с ним слова. Словом Бога был рожден мир. Словом человека был спасен род человеческий. Но, по порядку…
Вернемся в глубокую древность. Климат был влажным и теплым. С неба шли дожди, под ногами хлюпала влага, и грело яркое, не заслоненное дымами из многочисленных заводских труб, солнце. Хвощи и папоротники, сочной зеленью своею, достигали размеров крупных деревьев. Сквозь густую зеленую листву не проглянуть. Повсюду что-то шумело, визжало, хрюкало и чавкало. Чудовищные ящеры лежали в теплой грязной жиже болот, головы тянулись к зелени, отхватывая разом огромные пучки ее. Там где было сухо, сновали саблезубые тигры, огромных размеров львы, еще далее – пещерные медведи. На земле, тихо шурша, оставляли след огромные змеи, способные заглотить в одно мгновение человека. А сколько всюду мелкой злобной нечисти, кусающей, впрыскивающей яд, оставляющей при одном прикосновении к коже – язвы.
Как было выжить человеку, с его голой кожей? Вам известна судьба современных людей, не готовых ко встрече с дикой природой, но попавших при катастрофе авиалайнера в девственные леса Амазонии. Они послужили сюжетом для сценария американских кинематографов, и вы, сидя у экранов телевизоров, с захватывающим вниманием следили за гибелью одного за другим вооруженных пистолетами людей. Но леса Амазонии выглядят райским садом по сравнению с лесами юрского периода. В одиночку, одной семье в таких условиях выжить было невозможно. Человек жил большой общиной, где члены ее между собой общались. Можно, естественно, для общения воспользоваться языком мимики и жестов, такими, какими пользуются глухонемые между собой. Но язык этот годится в обычной, относительно спокойной обстановке, но не в той, где каждое мгновение, на каждом шагу, поджидала смерть. Тут можно было воспользоваться только звуковым сигналом. И породивший нас Разум наградил почти всех населяющих Землю способностью издавать звуки. Мир утопает в массе приятных для нашего уха и неприятных звуках. Многие из них мы улавливаем, только оказавшись вблизи и завидуем способности лошади слышать звук, издаваемый гремучей змеей за несколько километров. Мир морей и океанов нам кажется миром безмолвия, хотя, если бы наше ухо способно было улавливать ультразвуки, нам показалось бы, погрузившись под воду, что мы попали на шумный восточный базар, в период разгара торговли. Живые существа, издаваемыми звуками посылают сородичам информацию об опасности или добыче. Большего им и не надо. Стадные и стайные живые существа издают значительно больше сигналов, напоминающих примитивную речь. И это тоже естественно – стая нуждается в большей информации. Но ничто на Земле не может сравниться с человеком. Его рот, нос, небо, гортань и язык так устроены, что могут подражать любому звуку, издаваемыми живыми существами. Человек из звуков может создавать, подобно Богу, слова. Связывая их в понятную для соплеменников речь. Мы не ставим перед собою задачу нарисовать картину развития речи. Но, нет никакого сомнения, что человек появился на земле, получив эту способность изначально. Без этого он бы просто не выжил. Речь дает возможность не только общения в настоящем, она дает возможность передачи потомкам информации о событиях, имевшем место в прошлом (легенды, сказания, мифы), а также нарисовать картину будущего, определив направление работ общества.
Речь дает возможность объединить усилия там, где силы одного или нескольких людей недостаточно. Речь дает возможность обратиться к Богу, что мы и делаем, вознося молитвы.
Плохи дела того общества, чья речь не развивается, застыла в каком-то ожидании! Слово – символ, за которым стоит определенный предмет, понятие. Поэтому, произнося слова, мы образно видим этот предмет, хотя его и нет в пределах видимости нашего органа зрения. Это оторвало нашу речь от конкретности, человек перешел к абстрактному мышлению, раздвинувшего границы мышления до беспредельности. Сделан был человечеством шаг к философскому познанию мира. Количество предметов, понятий, представлений растет изо дня, в день, и речь пополняется новыми словами. Мы заимствуем их у других народов. Великий и могучий язык, содержащий в себе более половины слов иностранного происхождения, потому и стал могучим. У него, как на дереве постоянно растет и пополняется число листочков. Мы привыкаем к этим словам, они становятся для нас близкими и родными. Наше слово «дом» пришло к нам из Древнего Рима, где жители называли свое жилище – «Domus». А попробуйте понять смысл данных каждому из нас имен. Здесь будут слова из древнегреческого, египетского, римского, древнееврейского и многих западноевропейских языков.
Развитие речи шагнуло вперед с изобретением письменности. Мы не ставим вопроса так – какая письменность лучше? Все хороши, если ими пользуются. Письмо дало нам возможность закрепить нашу речь на папирусе, камне, глиняных табличках, металлических листах, бумаге. Появилась возможность перемещать ее в пространстве, пронизать ею стену времени, давая возможность заглянуть не только в прошлое, но и в будущее. Письменность стала таким великим даром, что создатели ее, донесшие имена свои, были возведены в сан святых. Имена их мы знаем – Кирилл и Мефодий.
Чтобы закончить слово о слове, следует сказать несколько слов и о форме ее. Это может быть изложение обычной речи, и называем мы ее прозой. Рифмованная речь была названа стихами. Более значимой во все времена считалась стихотворная форма. У нее есть преимущества, она обладает большой информационной емкостью, используя значительно меньше словесного материала. Недаром Святое Писание – Библия написана стихами. Стихотворную форму имеет и священная книга мусульман – Коран.
^ ПОГОВОРИМ О ДУШЕ
Опыт работы с великим множеством мертвых тел, от только что умерших, до разложившихся, никогда не сопровождался встречей с их душами, ни наяву, ни в сновидениях. Поэтому судить о форме невиданного тобою, чего-то эфемерного, не беремся. Подвергать сомнению существование души тоже не беремся, поскольку используем в своем быту сегодня много невидимого, которое могло повергнуть в трепет ближайшие поколения предков наших, если бы они могли с этим встретиться. Если мы его не видим, это еще не значит, что оно не существует. Исследовав все части тела, доступные невооруженному глазу и вооруженному микроскопом, нам не удалось обнаружить место, где бы душа находила себе убежище. Это заставило нас предположить, что душа представляет энергетический слепок человеческого тела. Следовательно, душа не должна обладать большой массой. Энергия у нас существует в двух видах: энергия химического синтеза и электрическая энергия, продуцируемая 22-мя миллиардами микроскопических конденсаторов – тел нервных клеток (нейронов). В них имеется уникальное химическое соединение – «тигроидное вещество», которое, расходуясь, превращается в потоки электронов. Если оголить нервную систему, то можно будет убедиться в том, что она соответствует контурам всего нашего тела. Правы, наверное, кинематографисты в том, что придают душе в кинофильмах форму человеческого тела. А вот в том, что ее можно видеть, мы им верить не можем.
Мы слышали от таких лиц, которым мы не можем не доверять, о том, что им удалось видеть образ умершего после смерти, причем в такое время, когда мысли на покойном не концентрировались.
…Умерла бабушка, и в течение нескольких дней она является к любимому внуку. Она, усевшись на табурет, долго смотрит на внука ничего не выражающим взглядом, Никаких попыток вступать в контакт она не проявляет. Время появления – поздний вечер. Он вынужден покинуть комнату и перебраться к родной сестре. От видения, таким образом, он избавляется.
Вера в существование души пришла к нам из глубины веков. Уже в папирусах Древнего Египта говорилось об ужасах и страданиях души, покинувшей тело и блуждающей в царстве бога смерти – Анубиса. Здесь она подвергалась нападению демонов и других чудовищ, рвущих в клочья и с жадностью пожирающих ее. Только душераздирающие звуки, соответствующие происходящим деяниям оглашают мир мертвых. Понимая, что мертвому телу страданий не применить, наказанием для него в мире живых заключалось в забвении. Нет пирамиды, нет гробницы, не сохранилось тела – куда вернуться душе?
Из Древнего Египта вера в душу пришла и к философам Древней Греции, таким значимым, каковыми являлись Платон и Аристотель.
Платон (427 – 347 до н. э.). Ему принадлежит сочинения: «Законы» в 12 книгах, и «Государство» в 11 книгах. Это ему были посвящены следующие строки:
«Речь у него с языка стекала, сладчайшей меда»…
Это с легкой руки Платона по миру стал гулять миф об «Атлантиде».
Философ глубоко чтил физические упражнения и сам был выдающимся атлетом – борцом, конником, гимнастом. Был победителем на Истмийских и Пифийских спортивных играх. Платон утверждал, что только тот, кто соединяет в себе силу, здоровье и выносливость со стойкой волей, умом и сердцем, – настоящий атлет. Под музыкой Платон понимал космологическую структуру. Под словом природа Платон понимал душу. О душе и сознании говорит Платон, Знаниями обладает наша душа, именно она видит с помощью глаза, слышит с помощью ушей. «Душа сама по себе, как мне кажется, наблюдает общее во всех вещах», – говорит он. И далее продолжает: «Тело человека, принадлежащее к миру предметов, обладающее органами чувств, как и все в этом мире, тленно, временно, преходяще… Другое дело – душа! Душа сопричастна нетленным сущностям, сама является изначальным образом нашего существования».
Развил учение о бессмертности души ученик Платона – Аристотель.
Аристотель (384 – 322 до н.э.). Величайший – ученый, энциклопедист, философ, филолог, математик, историк, зоолог, ботаник, был преподавателем в одном из афинских гимнасиев. Говорил, что красота тела – лучшее рекомендательное письмо. Его учеником был Александр Македонский. Уже, будучи царем, Александр приехал в Олимпию и победил в состязаниях по бегу.
Если Платон отделил тело от души, то Аристотель форму и душу совместил в единство. «Душа необходимо есть сущность в смысле формы естественного тела, обладающего и возможностями жизни» – говорит Аристотель. Устраняя дуализм сущности и явления, общего и единичного, необходимого и случайного, рационального и чувственного, Аристотель объединяет материю и форму. Форма (душа) становится над материей. Наличие формы – самостоятельного начала, движущего и управляющего материей, приводит Аристотеля к отрыву формы от единичных вещей, к превращению наиболее общей «формы всех форм» в демиурга, в творца, в Бога, имеющего собственное, отличное от материи существование.
«И жизнь поистине присуща ему, ибо деятельность ума – это жизнь, а Бог есть деятельность, и деятельность его, какова она сама по себе, есть самая лучшая и вечная жизнь. Мы говорим поэтому, что Бог есть вечное, наилучшее живое существо, так что ему присущи жизнь и непрерывное и вечное существование, а именно это есть Бог» (Аристотель соч. в четырех томах. т. 1, стр. 310).
Философы многих поколений пытались понять, что дает человеку силу нести всю тяжесть и противоестественность трагического конца. Человек часто сознательно и добровольно идет на смерть, теряя самое дорогое, что у него есть – жизнь. И трагическое в человеческой жизни существовало и продолжает существовать. Это трагическое связывалось с бессмертием души. После физической смерти человека, его душа должна была переселиться в потусторонний мир, где существовало всегда в чистом и незамутненном виде то, о чем мечтал и за что боролся человек, – мир подлинной справедливости и красоты. Поэтому человек не должен был испытывать ни страха, ни даже страдания. Это хорошо описано Платоном в диалоге «Федон» – последние часы Сократа перед казнью. На продолжение загробного существования уповали и ранние христиане, идя за свои убеждения на крест или на растерзание дикими зверями.
Атеизм делает человека слабым перед смертью, поскольку он знает, что со смертью кончается все. Представление смерти может не вызывать сколько-нибудь сильных эмоциональных переживаний у человека, вооруженного законом божьим. Атеизм не сегодня возник и не является порождением Советской власти, как некоторые думают. Он пришел к нам издалека, из глубин седой старины. Вначале, скорее всего, это явление возникло из-за свойственного человеку чувства дуализма. Одни верят в существование Бога или богов, другие не верят в это, иногда скрывая свое неверие, поскольку открыто проявленное безбожие становилось крайне опасным.
Верил или не верил в богов Сократ, установить сегодня трудно. Но жизнью он поплатился. Сложнее выглядит жестокая расправа с Мигелем Серветом. Иногда слышим, что его казнили за то, что он был близок к открытию законов кровообращения, описав малый круг его. Кальвина, пославшего на костер ослушника монаха, естественно не волновали специальные медицинские представления Сервета. Опасным было то, что испанский теолог настойчиво защищал право собственного понимания фундаментального догмата христианства, провозглашая религиозную терпимость. Для женевского главы протестантов тот был опаснее папских легатов. Он видел в этом посягательство на свою власть. И хотя Мигель Сервет не сомневался в существовании Господа Бога, Кальвин добился показательной казни на медленном огне, переплюнув в жестокости саму инквизицию. Кто был ближе душою своею к Господу, Сервет или Кальвин? На этот вопрос мы, живущие на земле, ответить не можем. Но одно ясно, что, казнив Сервета, Кальвин обессмертил имя мучника!
…Боже мой! Вершину твоего созидания трудно было представить, глядя на него жалкого, полностью обнаженного, человека, сидящего на металлическом покрытии операционного стола, прикрытого почти коричневого цвета простынею. В операционной было 12 градусов по Цельсию. Кожа его казалась мраморной, в свете бестеневой лампы Он дрожал от холода, резко сгибаясь, для того чтобы ему ввели огромную иглу в спинномозговой канал. Потом его спрашивали, чувствует ли он что-то? Что мог он сказать, когда он не чувствовал даже того, что ему вводили в мочевой пузырь катетер. Когда перешли к внутривенному наркозу, он успел только сказать, что ему сдавило грудь, и распирает болью все придаточные полости носа. Он был врачом. Его поняли, и ввели атропин. Потом он ушел в небытие, чтобы через множество часов вернуться на землю. Но, вернуться совсем другим, с другим воззрением на жизнь. Что произошло за такой короткий срок, он сказать не мог, потому, что просто этого не знал.
Он несся вперед, не ощущая встречного потока воздуха. Тела своего он не чувствовал, хотя знал, что не расставался с ним, что оно также как и он, находится в горизонтальном положении, ногами вперед, лицом вверх. У него появилось желание проверить это, но руки не повиновались его воле. Да, похоже, что тело было рядом с ним, но уже не принадлежало ему. Ему больше не хотелось думать о теле, ставшим на долгое время неиссякаемым источником страданий. Он летел с ощущением неземного счастья. Никакой сексуальный оргазм не мог сравниться с ощущениями полного удовольствия, которое он сейчас переживал. Боже, как хотелось, чтобы это движение никогда не прекращалось. Его окружала темнота, сквозь которую проглядывались какие-то тени. Но движение было настолько стремительным, что определить их форму и размеры не представлялось возможным. Движение не было прямолинейным. Он точно определял повороты, поскольку на какое-то едва уловимое мгновение движение приостанавливалось для того, чтобы стать еще стремительней. Он слышал звуки, напоминающие поскрипывание колеса водяной мельницы. Никаких запахов. Впереди показался круг света, испускающий лучи, напоминающие сияние радуги, с преобладанием розового и зеленого цвета. Оставалось совсем немного, чтобы приблизиться к источнику такого удивительного цвета, когда движение стало замедляться. Его охватила паника, ему не хотелось возвращаться в мир боли и страданий, и он стал кричать, как ему казалось, во всю глотку: «Я не хочу назад! Не хочу!» Никаких отзвуков на его крики. Он возвращался к жене и детям, которых прежде так любил, но впервые эгоизм захватил его полностью, в нем места близким не оставалось. Он только думал о себе, только о личном удовольствии во время этого чувственного полета. Потом его захватила темнота, мягкая, враждебная, чужая, закружила, понесла, и он полностью утратил ощущение самого себя. Глаза открылись сами собой. Никакого движения. Он окинул единым взглядом окружающее и понял, что находится в палате реанимационного отделения, уже знакомого ему по прошлому пребыванию в нем. Только теперь койка его стояла неподалеку от стены, но на расстоянии, позволяющими приблизиться к нему с любой стороны. Прежняя койка была занята другим человеком, огромным и тучным. Сосед, не переставая, стонал. Вернувшегося из полета, это раздражало, не давая сосредоточиться на том, что все-таки произошло? Воспоминания полета так были свежи, чувственны, словно он с ними расстался мгновение назад, не больше. Тело сейчас совсем не беспокоило, боли куда-то ушли. Опять на штанге, идущей вдоль кровати, над ним, находилось шесть флаконов с растворами. Из одного, повернутого горлышком вниз, по эластичной трубочке шла живительная, такая необходимая его измученному телу, жидкость. Он видел, как часто капают прозрачные крупные капли в капельнице. Эта капельница и кормила, и поила его, поэтому ни пить, ни есть ему не хотелось. И он вспомнил, как после первой операции увидел и прощупал все трубочки, тянущиеся к нему. Две трубочки вели в его брюшную полость, еще одна через всю толщу его левой ягодицы была подведена к полости малого таза. Постоянный катетер соединял его с уткой, где-то находившейся там, внизу, куда он не мог дотянуться глазами своими. Тонкий резиновый зонд через левую ноздрю проникал к нему в желудок. И эта вот капельница, вставленная ему в подключичную вену. Тоска, зеленая тоска охватила его, и он решил покончить со всем разом, вырвав капельницу из подключичной вены, чтобы воздух ринулся в его сердце и прекратил бессмысленное, временное существование, где не было будущего. Случайно находившаяся в палате медсестра увидела его действия. Капельница была помещена туда, где ей и следовало находиться. А ему привязали руки к койке, чтобы он не мог совершить непоправимое. Потом, под слово, ему освободили руки. Он смирился со своим положением. Он сам был по профессии врачом, к тому же когда-то и оперировавшим. И его удивила старушка – профессор, заведующая реанимационным отделением, которая на обходе со студентами медицинского института, подойдя к его койке, и показывая на него кивком головы, сказала: «Здесь мы имеем дело с заболеванием ректо-сигмы, с метастазами…». Она не договорила, так как в это мгновение к ней наклонился врач-реаниматор, что-то прошептавший ей на ухо. Профессор кивнула головой и подошла к соседней койке. Вот тогда у него и возникло желание покончить с собой. Он догадывался, что у него рак, но, как и всякий человек, тешил себя надеждой, что все обойдется удалением пораженного участка кишки. О метастазировании опухоли он не знал, хотя мог предполагать и подобное. Он привык к постоянным болям. Как ни странно, самыми мучительными были боли в пояснице. Тело бунтовало, не желая смириться с отсутствием движений, и сигнализировало об этом болью. Не могло оно ему сказать: «Ну, хватит тебе валяться! Ведь ты был всегда активен, подвижен сверхмеры! Поднимайся же!» Сейчас у него было столько свободного времени, как никогда. Предоставленный самому себе, он вспоминал прошлое, перебирая события, как это делает хозяйка, перекладывающая пронафталиненые вещи, давно сложенные в сундуке. Она знает, что они уже никогда не понадобятся ей, но бережет, они – свидетели ее молодости, жаль с такими ценными свидетелями расставаться. Нет средств массовой информации, нет книг. Остался мозг и его продукт – мысли. Он теперь твердо знал, что не умрет, пусть и говорят про какие-то метастазы. Не для этого его возвратили назад. Вот узнать бы, для чего возвратили? Что он должен сделать? Чего не успел? Он – не священник, отступивший от истины Святого Писания, чтобы ему была дана еще одна возможность прозреть? Он – мирянин, не несущий слова Божия людям. Он – не ученый, чтобы ему даровалось время для воплощения задуманного в реальность. Он – обычный смертный, каких на Земле немало, к тому же еще и безбожник, посмевший отнести себя к группе убежденных атеистов. И в лекциях, читаемых юношам и девушкам, закончившим школьное образование, он был обязан вносить постоянно элементы атеистического воспитания. Откуда их брать? Можно было использовать произведения Лео Таксиля: «Забавная библия», «Забавное евангелие», «Священный вертеп». Можно было использовать массу брошюр, специально издаваемых «политиздатом», в которых люди, незнакомые со Святым Писанием, во все боки критиковали его. Сейчас, находясь значительно ближе к Богу, чем к людям, он понимал всю абсурдность своего прошлого мышления, состоящего из множества фрагментов, ценных, самих по себе, но не составляющих целостной картины творения. Сейчас он пересматривал прожитую жизнь, свои и чужие поступки, сопоставлял их. Да, открытого вреда он не причинял. Он не убил ни одного животного, за исключением нескольких пойманных руками мышей и ядовитых гадюк. Он не ловил рыбы, не стрелял в птиц. Одним словом – в действиях его не усматривалось криминалитета. Ну, а слово? Он обладал даром красноречия, он накопил в голове своей огромную информацию, о которой никто не догадывался, кроме жены его. Он обладал даром убеждения. И служа атеизму, служа ревностно, он ревностно и не бездумно сеял в душах слушавших его, не только нужное и полезное, но и самое настоящее зло.
Верил ли он в приметы? Нет, не верил, хотя и читал о них. Верил ли он предсказаниям? Нет, не верил. Хотя и сам был свидетелем исполнения их.
…Цыганка, гадая по руке девушке, к которой его двоюродный брат испытывал юношескую любовь, предсказала близкую смерть, которая по ее словам должна произойти в день ее рождения. Об этом предсказании знал весь двор, где проживала эта девушка. Никто не верил этому предсказанию, в том числе и сама девушка (память сохранила фамилию ее – Дементеева). Девушка была крепкой, красивой, здоровой, никогда ничем не болевшей. Что, спрашивается, могло угрожать ей? Предсказание было сделано в мирное время, накануне войны. Был летний жаркий день 1942 года. Дементеева стояла на балконе своей квартиры, лузгала жареные семечки подсолнечника. Это был день ее рождения. За столом в квартире собрались близкие – отметить семейное торжество. Девушке надоело сидеть в душной комнате и слушать разговоры «стариков», скучные и нудные. Думала ли она о том предсказании цыганки? Едва ли? Острая мгновенная боль в сердце. Она падает на деревянный пол балкона бездыханной, на белой кофточке, в области сердца, разливается красное огромное пятно. Звука взрыва авиабомбы девушка не услышала. Он прогремел несколько мгновений спустя, а вот осколок той бомбы точно угодил ей в сердце. Эта бомба разорвалась в 70 метрах от дома, не причинив никаких разрушений. Создается представление, что бомба предназначалась только Дементеевой.
Он вспомнил об этом случае совершенно случайно. Предсказания, сделанные в его личный адрес, не сбывались. Все они, до одного, предсказывали ему скорую смерть. Порою смерть слишком близко подбиралась к нему, но время шло, и линия жизни его продолжалась. А вот другим, кому смерть не предсказывали, погибали случайно и странно. Выхватила память его из кучи событий случай, свидетелем которого он стал, работая судебно-медицинским экспертом. На юге бывают грозы. Но они почему-то редкие и не такие ужасные, какие ему доводилось видеть не раз в средней полосе России. Потемнеет воздух до вечерней темноты, заворочаются косматые тяжкие тучи черные, с фиолетовым отливом, тянущие к земле щупальца свои, придавят тяжестью все земное. Смолкнут птицы в садах. Все живое попрячется. И начнется небесная канонада. Оглушительные громы сотрясают землю, раскалывая небеса, слепящие молнии, одна за другой, прорезают тьму. А дождь полощет, а ветер гуляет в кронах деревьев. Текут потоки грязной воды, неся на себе листья, охапки соломы, сломанные ветви, щепки и просто домашний мусор. И совсем иное на юге. Редкие удары никого не пугают. Прячутся под навес не от грозы, а от дождя. Так было и на этот раз. В полдень показалась туча небольшая. Начался дождь, пока капли были мелкими и редкими, прохожие не обращали внимания. Когда дождь усилился, стали под стены домов, забежали в помещения магазинов. Довольно крупная группа горожан пряталась под навесом автобусной остановки на улице Пирогова, вблизи стоматологической поликлиники города Керчи. Вдруг стоящие увидели, как по аллее, рассекающей улицу вдоль на две половины, стремительно бежит юркий, одетый в темное, человек, за ним, оглушительно топая сапогами об асфальт аллеи, гонится милиционер. Он уже почти догнал «преступника». И вдруг удар молнии. Милиционер падает. Он лежит неподвижно. К нему подбегают горожане, чтобы оказать помощь. Тщетно – сотрудник милиции мертв. Все поражены, увидев оплавленную молнией кокарду фуражки.
Что это? Судьба ли?.. Или что-то иное?..
Воспоминание было прервано тем беднягой, который, как и он, находился в реанимации. Сосед, лежащий рядом и громко стонавший, начал непрерывно кашлять. При каждом кашлевом толчке, он хватался руками за живот, где у него на послеоперационную рану были наложены швы. Слышалось легкое потрескивание, похожее на звук, издаваемый распарываемой одеждой.
«Ой! – кричит сосед, глядя в его сторону – у меня живот разрывается!»
Чем он мог помочь соседу, сам прикованный к постели?
Сотрудники реанимационного отделения «отмечали» какое-то торжество. Слышались шум и смех в ординаторской. Никто не спешил к почти уже кричащему больному. Потом они пришли. У больного произошло расхождение швов и эвентрация кишечника. Часть кишечных петель находилась вне полости живота. Больного покатили на каталке в операционную.
Он оставлен размышлять. Снова он в объятиях воспоминаний. И опять это смерть. Почему ему удавалось ускользнуть от нее, когда надежд не оставалось? Из рассказов родителей он знал о том, как костлявая старалась расправиться с ним, когда он, родившись хилым, слабым настолько, что не хватало сил сосать грудь матери, лежал на русской печи в деревенской избе, укутанный ватой и завернутый в пуховый платок. На селе и покрепче его не выживали, а тут… Глядеть не на что!.. Позвали предсказательницу. Та только глянув на крохотное сморщенное личико недоноска, сказала небрежно: «Не жилец он на этом свете!»
Он выжил. Рос болезненным. Чего только не советовали «бабки-ведьмы», да «старики-колдуны», чтобы он выжил. И в горячую коровью требуху его завертывали, и с черной кошкой купали.
Отсылая его с матерью на юг, в Керчь, отец сказал, прощаясь: «Если умрет по пути, похорони его на ближайшей станции!»
Время огромное сконцентрировалось в его сознании, оживляя этапы жизни. Вырвало оно кусочек из далекого и вовсе не радостного детства:
…Прекрасный одноэтажный корпус Переяславской детской инфекционной больницы, куда поместили его, заболевшего скарлатиной. Заболевания прежде протекали тяжело. Лечение было симптоматическое, устраняли симптомы, поскольку не было средств, убивающих в организме микробы. Скажем, болит голова, назначают болеутоляющее. Пневмония – банки и камфара. Палата, куда его поместили, была светлой, просторной. Его койка у самого окна, из которого видны поля белого снега и скопления голых деревьев. Он уже чувствует себя совсем большим, ему скоро шесть лет будет. Он бегло читает по-русски и на украинском языке. Читает вслух. Послушать собираются дети и из других палат. Не было тогда в палатах не только телевизоров, но и простого радио. Радиоприемники были иностранного производства, громоздкие и тяжелые. Скажем, немецкий приемник – «Телефункен». Чтобы их иметь, нужно было получить разрешение из органов НКВД. Напротив него лежит на койке мальчик лет 12, бледный, отечный. Все передвигаются самостоятельно, а мальчика поднимают и садят в постели. На груди у мальчика большой серебряный крест. К нему часто приходит бабушка, приносит передачи. Постоит у окна, посмотрит на внука, перекрестит его широким крестом и уходит.
Он смотрит на мальчика, ему очень жаль его. Глядит на крест его, и невольно лезут строки из стихотворения «Смерть пионерки», в котором бабушка убеждает больную скарлатиной внучку надеть на шею крестик во имя спасения души, а возможно и тела. Как-то он из столовой раньше других вернулся в палату. Вид мальчика поразил его. Тот лежал на спине, вытянувшись. На шее, под кожей, виден был большой комок, ходивший вверх и вниз, как будто мальчик хотел проглотить что-то, и не мог этого сделать. Глаза его закатились под верхние веки, были видны только белки глаз. Это было так страшно, что Он выбежал с криком из палаты. На крик сбежались медсестры и врачи. Всех из этой палаты перевели в другую, и Он видел, как мальчика, накрытого с ног до головы простыней куда-то увезли. Он понимал, что перед ним лик свой и возможности показала смерть. Но не догадывался о том, что через трое суток, потеряв сознание, он будет бороться за свою жизнь, а мать и отец поднимут на ноги наркомат здравоохранения Украины по поводу смертности в детской больнице Переяслава, того самого города, где состоялась подписание документа о присоединении Украины к России. Были основания для вызова комиссии из Киева? Были. За период нахождения Его в больнице там успели умереть все дети цыганского табора, заболевшие корью, а это, ни мало, ни много, а 37 детей, в возрасте от 2-х до 13 лет.
И опять, нарушая последовательность течения времени, Он вспоминает смерть глубоко верующей в Бога девушки, погибшей от уремии. С ней слишком трудно было говорить неподготовленному к специальной беседе. Она здорово разбиралась в Священном Писании, чтобы Его, убежденного атеиста, не раз ставить в глупое положение. Ей было сложно лгать, говоря о ее болезненном процессе, поскольку она прочитала массу литературы о заболеваниях почек, в том числе и последние монографии, посвященные этому. Она встретила Его впервые словами: «Не лгите, доктор! Я знаю, что обречена и даже чудо не спасет меня!»
Он нашел с ней общий язык. Она всегда ждала его прихода. Они говорили о литературе и искусстве, и ни слова о болезни и религии. Но, как-то она встретила его с почти сияющими от радости глазами и сказала:
«Вот доктор Борисов мне обещал удалить пораженную туберкулезом почку! Прекратится интоксикация, и я стану поправляться. Доктор Борисов тогда был заведующим урологическим отделением Орловской областной больницы. Человек он был смелый и решительный, но… лучше бы такой решительности ему поубавить!
Чуда тогда не произошло. Операция прошла «успешно». Почка была удалена. К сожалению, у больной она была единственной…
Он несколько раз приходил на ее могилу Троицкого кладбища. С букетиком цветов. Потом он подолгу засиживался на ярко освещенной электрической лампой центральной аллее кладбища вблизи гробницы генерала Ермолова, покорителя Кавказа. Здесь он много читал, иногда думая о бренности человеческого бытия. Здесь ему никто не мешал. Хулиганов не затащишь в ночное время на кладбище, пусть у входа и освещенное электрическими лампами пространство.
Когда лежишь долго, когда нет возможности читать, остается только вспоминать. Вспоминать о причинах страха. Хотя и думать не о чем – тут на лицо сам дух воспитания…
Он с детства боялся темноты. Страх этот был не объясним, уже потому, что его не пугала темнота улиц, подворотен, старых заброшенных шахт или узких проходов древнегреческих катакомб. Он боялся темноты собственной квартиры. Ничто не могло переломить этого страха. Он отлично спал, один в ночном поле, когда на километр от него не было ни единой человеческой души, спал в шалаше, спал в стогу соломы. Здесь ему было много уютнее, чем дома. Запах скошенных трав, темное небо, усыпанное яркими звездами – что могло быть еще прекраснее! Одиночество он переносил легко, - была бы только книга под руками! Нет, темнота уютной, знакомой до мелочей квартиры, всегда чем-то тревожила его, и он выходил наружу, в ожидании прихода кого-нибудь из родных и близких. Он никому не говорил о своих ночных страхах, из-за боязни насмешек. Промолчал он, никому не рассказывая о том, что когда-то пережил во тьме своей комнаты. Он отчетливо запомнил детали той давней ночи. Ему было 18 лет. До окончания школы оставалось всего два месяца. Он переживал первую юношескую влюбленность, довольствуясь тем, что провел вечер рядом с ней. Пуританское воспитание Его и ее не позволяло им броситься в объятия друг друга, хотя этого требовали тела их. И эта ночь не отличалась от других, возможно, только затянулось свидание. Такая тихая, теплая, майская ночь. Он собирался поступить так, как об этом читал в художественных произведениях. Он держал ее за нежные, чуть полноватые руки и… вновь не сказал ни слова. Досадуя на себя, на свою нерешительность, он возвращался домой. Для полного «счастья» ему не хватало только встречи с отцом. Тот уже давно собирался серьезно поговорить с сыном, забросившим учебу накануне сдачи экзаменов на аттестат зрелости. Ворота оказались запертыми изнутри, чтобы он был вынужден стучать в окно спальни матери и отца. Но это препятствие он научился давно преодолевать. Нужно было только подпрыгнуть, уцепиться за края пробитого в воротах снарядом отверстия, подтянуться и перекинуть тело на противоположную сторону. Он глянул на светящийся циферблат часов, стрелки показывали половину второго ночи. Стараясь не шуметь, он подошел к окошку кухни, где стояла кровать бабушки, и тихонько постучал. Ожидание было недолгим, послышались неторопливые шаркающие шаги. Потом к стеклу приникло лицо старушки. Пыхтение ее сопровождало звук отодвигаемого засова.
«Тс, полуночник, – проговорила она тихо, – проходи, да не шуми, а то отец твой только-только улегся. Все ждал тебя… Там, в духовке, стоит картошка, я поставила ее туда, чтобы не остыла. Хамса и хлеб – на столе!»
Бабушка направилась к своей кровати. А он, выставив все съестное на стол, принялся обедать, ибо, уходя из дома, забыл тогда о еде. Ел он, не торопясь. Картошка была горяча в меру, хамса жирная, отличная, хлеба – достаточно. Убрав остатки пищи, он разделся в кухне и прошмыгнул в комнату, где кроме него на отдельной кровати спал его младший брат. Из комнаты отца раздавался сочный храп. Сон в голову не лез, хотя уже землю охватила в объятья самая настоящая глухая ночь с ее крепкими снами. Лежа в постели, он закурил, стряхивая пепел в стоящую на стуле пепельницу. Сделав две-три затяжки, он загасил папиросу, окурок опустил в пепельницу. Глаза уже собирались закрыться, когда увидели огромную, бесформенную фигуру, черную на фоне темноты, стоящую у противоположной стены и источающую что-то чудовищно враждебное человеческой природе. Он хотел вскочить, но тело не повиновалось ему. Фигура отделилась от стены и медленно двинулась к нему. Под тяжкими шагами поскрипывали доски пола. Он пытался зажечь спички, но они ломались в его пальцах. Руки дрожали, как впрочем, тряслось все его тело. Наконец, одна спичка вспыхнула и дала возможность взглядом окинуть комнату – в ней никого не было. Только дверь в кухню, которую он закрыл, перед тем как отправиться спать, стояла открытой. Спичка, догорев, больно прижгла ему пальцы. Он зажег еще одну, и при ее свете видел закрывающуюся со скрипом дверь, ведущую в кухню, там, где находилась бабушка. Он включил электрическую лампу, и пошел на кухню, опасаясь за жизнь бабушки. Та, открыв глаза, сказала укоризненно: «Ну, что ты не спишь, неугомонный! Тебе же сегодня в школу идти…».
Он присел на кровать и рассказал о случившемся. Бабушка выслушала его и сказала просто:
«Иди, ложись спать!»
«Ты, что, не веришь мне?» – воскликнул он удивленно.
«Почему же, я верю тебе, – сказала бабушка, зевая, – к тебе приходил домовой!»
«Зачем? Что ему от меня надо?»
«Не знаю, внучек? Только думаю, что ты покинешь этот дом, чтобы никогда не переступить его порога!»
Бабушка, как в воду глядела. Он уехал поступать в институт. И никогда больше не переступал порога этой квартиры.
И опять лезут воспоминания. Почему только такого содержания?..
Трижды пришлось ему пережить ночные кошмары. Один из них был связан с местным городским кладбищем.
Был поздний зимний вечер января 1947 года. Полтора месяца тому назад умерла во время родов двоюродная сестра отца. Ей было 36 лет, возраст, когда роды всегда протекают тяжело. А она разродилась двойней. На свет появились две крошечные девочки. Через два дня умерла одна из них, и ее похоронили в одном гробу с умершей матерью. И вот теперь, утром 13 января, умерла и вторая девочка. Сейчас за столом сидело двое мужчин. Одним был отец Его, второго звали Афанасием, он был мужем умершей родильницы и двух близняшек. Оба пили вино, почти не закусывая. На Афанасии был надет китель с погонами майора, на груди блестели прикрепленные к кителю ордена. Афанасию нужно было срочно отправляться на службу в Восточную Германию, а времени не оставалось. Поезд отправлялся днем, ходил он через день. За утренние часы похоронить ребенка, как положено, не получалось.
Отец, рубя воздух ладонью руки, сказал: «Все, Афанасий, успеем, если могилу заказать сегодня. Похороним рядом с ее матерью!»
«А не поздно ли?» – усомнился Афанасий.
«Почему поздно? – настаивал отец. – Сейчас 20 минут одиннадцатого. Полнолуние. Видно, как днем! Могильщик, он же сторож, находится на кладбище… Накинем сотню, он – все до утра сделает!
Отец сказал Ему: «Пойдешь на кладбище. Там в центре, вблизи церкви найдешь сторожа, закажешь вырыть могилу. Рядом с теткой Лидой, понял? Вот деньги, отдашь сторожу!»
Лидой звали умершую сестру отца, жену Афанасия.
Он не стал упрямиться, понимая, что другого выхода нет. Весь разговор от слова, до слова был ему слышен. Он был приучен к тактичному поведению, не вмешиваться в разговор, если к нему не приглашают. Идти не хотелось, но и бесплодный спор с подвыпившим отцом ничего бы не дал.
И вот Он на кладбище. Памятники, кресты, голые деревья. Светло, как днем и кладбище хорошо просматривается. Зима малоснежная, только кое-где пятнами виден снег. Земля скована морозом. Он тепло одет, но мороз находит щели, чтобы доказать человеку свое превосходство. Он уже облазил все кладбище, в поисках сторожа – все напрасно. В который раз он приходит к исходной точке, дереву, к стволу которого прибит кусок ржавой жести, на которой мелом корявыми буквами написано: «Сторож здесь». Чуть в стороне высится груда камней – все, что осталось от кладбищенской часовни, гордо именуемой – церковью. Вдруг потянул легкий ветерок и принес запах дыма. Он пригляделся и увидел в шести шагах, в глубине голого кустарника, трубу, на метр возвышающуюся над уровнем земли. Из трубы шел дым. Он подошел ближе и увидел дверь. Она располагалась горизонтально, видна даже прибитая гвоздями ручка. Он постучал в дверь ногой. Из-под земли послышалось: «Входи!» Он открыл дверь и стал спускаться по ступенькам лестницы в старый, приспособленный под жилье, склеп. И чугунную печурку, и скособоченный стол он увидел потом, когда пришел в себя. А пока у него дыхание перехватило от того, что увидел! В деревянном, некрашеном, гробу, наполненном стружками, сидел самый настоящий человек.
«Ну, чего уставился? – проскрипел он, выдыхая запах алкоголя. – Сторож я, сторож! Не бойся – не покойник я! Зачем пожаловал?»
Он, путаясь в словах, еще не придя в себя от изумления, смешанного со страхом, стал объяснять.
«Все – ясно! – сказал сторож, покидая гроб. – Давай деньги и показывай, где копать надо?».
Если к чему-то готовиться неприятному?.. Если ожидать что-то неприятное, это не означает, что встреча реальная все же не потрясет тебя. Вечер подходил к концу, он собирался провожать домой девушку, с которой познакомился этим вечером, когда к нему подошли двое сокурсников. Один из них сказал: «Хорошо, что мы разыскали тебя. «Додик» велел передать, если к завтрашнему утру не будет отпрепарированы мышцы нижней конечности, можешь идти в деканат и забирать свои документы!» Додиком студенты звали между собой Давида Ароновича Сигалевича, в ту пору ассистента кафедры нормальной анатомии. Нет, Он не был злостным прогульщиком. Просто всю последнюю неделю на производстве, где трудился Он, подрабатывая на жизнь, был аврал с выполнением плана. Пришлось пожертвовать занятиями. Перед этим у него был неприятный разговор с деканом, который тоже указал ему на пропуски. Он пожаловался декану Василию Максимовичу Тоцкому на материальные трудности своего бытия. На что декан, сказал, сочувственно вздыхая:
«Да и у меня были в бытность студентом тяжелые дни, когда приходилось есть только хлеб с маслом!»
После такого разговора с деканом Он понял, что нужно как-то выкручиваться! И вот это время «выкручивания» наступило. Перспектива покинуть институт не устраивала его. Безденежье не позволяло куда-нибудь перебраться. Живя здесь, он мог еще рассчитывать на продуктовую передачу из дома. Правду сказать, последнюю передачу с рыбой он получил полгода назад… но все же?.. Время позднее, одиннадцать вечера, если не сказать ночи. Нужно попасть домой, взять пинцет и скальпель, захватить халат и успеть до полуночи добраться до морга, именуемого гордо – Анатомическим театром. Он не боялся трупов, привыкнув к множеству их во время войны. В институте приучили всех студентов мужского пола работать без перчаток, разрешая ими пользоваться только женщинам.
Анатомический театр находился на окраине города. От дома, где он снимал угол, было минут десять ходьбы. Сокращая путь к нему, приходилось пробираться вдоль одноэтажных зданий дореволюционной постройки, ни одного окна их не выходило в сторону тропинки. Далее простирался обширный пустырь. Встреча со злым человеком в таком глухом месте ничего доброго не предвещала. По-счастью, злые люди к моргу в ту пору не ходили. Освещения здесь тоже не было, не считая тусклой лампочки, висящей высоко на столбе, неподалеку от «театра». Редкие люди, ходившие этой тропой, пользовались в пути электрическими фонариками. Электрический фонарик для Него был недопустимой роскошью. Он полагался на память и чутье, шагая уверенно, минуя ямы и заросли бурьяна. Вот и столб с лампочкой. Ворота морга закрывались после полуночи. Он успел – ворота были открыты. Он зашел в сторожку за ключами от входной двери. В сторожке проживала Дуся, женщина неопределенного возраста, официально занимающая должность препаратора, т. е. младшего сотрудника, утилизирующего человеческие останки, после многочисленных манипуляций над ними бесчисленного количества студентов-медиков. Такой сотрудник ценился на вес золота. Где еще найдешь работника, выполняющего за жалкие гроши такую грязную работу? Такой и была Дуся, которая уже много лет работала, не жалуясь на свою судьбу. Этому позволяло и то, что умственное развитие Дуси остановилось тогда, когда ей исполнилось семь лет. Никто не мог ответить на вопрос: «Как и почему это случилось?» Есть вопросы, на которые никто и никогда не даст положительного ответа. Долго стучал он в дверь сторожки, пока из нее не вышла Дуся. Увидев молодого человека с халатом в руках, она без разговоров вручила ему ключ от входной двери. Света в двух длиннющих коридорах морга не было, Пришлось идти, придерживаясь внутренней поверхности наружной стены здания, правильно полагая, что она обязательно приведет к цели – секционной комнате № 4, в которой хозяином был Сигалевич. Комната располагалась в самом конце здания, рядом с анатомическим музеем. Вот и заветная дверь. Она никогда не закрывалась на ключ. Оставалось, перешагнуть порог, протянуть вправо руку и нащупать выключатель. Так он и поступил, в тоже мгновение, падая на два трупа, лежащие на носилках, у самой двери. Они еще были теплыми. Похоже, санитарки, принесли их сюда, поставили на пол у входа и сбежали от страха перед самим зданием и его вечными обитателями. Вот тут он на себе почувствовал знаменитую фразу: «От страха волосы дыбом стали» У него дыбом стали волосы не только на голове, но на руках и ногах. Включив свет, он долго отводил душу, ругаясь так, как никогда не ругался, употребляя такие слова, которые никто от него ни разу не слышал. Успокоившись, он еще долго вылавливал в чане с раствором формалина труп. К утру задание было выполнено. Додик даже похвалил его, говоря: «Из тебя бы вышел настоящий препаратор!» Непонятно было только – какой?
Какую опасность может таить в себе обычное городское кладбище, да еще та часть его, которая уже многие годы не используется для захоронения усопших? Отец еще в детские годы приучил Его не бояться мест захоронений человеческих останков, говоря: «Нужно бояться живых, а не мертвых!» Урок им был твердо усвоен. И, тем не менее, с ним произошел один случай, оставивший память на всю жизнь. Их было пятеро: две девушки и три парня. Он оказался без пары. Впрочем, на этот раз это не имело никакого значения, так как пары не спешили расходиться. Просто бродили по центральной улице, одним концом выходившей на обширную без твердого покрытия площадь, за которой отчетливо проглядывались все элементы городского кладбища. Темой разговора почему-то избрали места захоронения. Один из парней предложил: « Хотите, я расскажу вам один анекдот про мертвецов?»
«Валяй!» - согласились остальные.
«Так вот, – начал Феликс, самый рослый из парней. – Как-то одна женщина спешила домой. Обходить кладбище стороной потребовало большого времени, но она решила его пересечь прямо. Уже смеркалось. Она шла, трясясь от страха, пока не увидела идущего по аллее какого-то мужчину. При виде его женщина успокоилась, подошла ближе и попросила провести ее к выходу из кладбища. Тот вывел ее. Прощаясь, она сказала: «Спасибо, что проводили меня! Я так боюсь мертвецов!»
«А чего нас бояться?» – ответил мужчина и исчез.
«И вовсе не смешно!» – сказала одна девушка.
«Да, наверное, страшно идти одному ночью по кладбищу?» – добавила другая.
«Да все это – ерунда! Чего бояться на кладбище?» – сказал Он.
Эта фраза стала основой возникшего спора. За бутылку коньяка Он обязался пересечь старую часть кладбища. От слов Он тут же перешел к делу. Перелез через каменную ограду и без тени страха углубился в лабиринт могил, памятников и старинных склепов. Остальные члены компании направились по дороге, отделяющей старое кладбище от нового, для того, чтобы, зайдя с другой стороны, ожидать прихода «смельчака». Он шел, не торопясь, ловко обходя могилы и памятники, пока что-то не заставило его обернуться. Он увидел, что в сером полусумраке, что за ним двигалось что-то белое и довольно крупных размеров. Сначала Он крепился, а потом не выдержал и побежал. Если бы можно было видеть его бег, то, вероятнее всего, все рекорды бегунов с преодолением преград были им перекрыты, Если бы нашелся хоть один свидетель, видевший, что он вытворял, перелетая через небольшие памятники и ограды. Он быстро устал, Не в силах дальше бежать, остановился. Страх исчез, его охватила ярость. Он поднял с какой-то могилы крупный обломок камня, и когда это, белое, приблизилось, метнул в него. Раздался собачий вой, сменившийся поскуливанием. И животное, с поврежденной ногой, быстро поковыляв, скрылось. Он устало опустился на могильную плиту. Не было сил анализировать, откуда и почему на кладбище в такое время оказалась белая собака? Почему она последовала за ним? Факт оставался один – это было реальное, живое существо, а не мифическое, заброшенное из небытия к нему навстречу. Когда он появился перед друзьями, лицо его было совершенно спокойно, никаких следов волнений на нем. Обращаясь к компании, Он сказал: «А теперь пойдем и разопьем коньяк. Ресторан открыт до двух часов ночи!»
Большинство из нас не обращает внимания на необычные события, имевшие место в нашей жизни до тех пор, пока они не приведут к каким-либо разрушительным печальным последствиям. И даже такой исход, не всегда заставляет нас искать причины. Мы со смехом, или безразличием, рассказываем приятелям и знакомым о фактах необычных. Считая их случайными, забавными. И начинаем мы свой рассказ примерно такими словами: «Забавная штука со мной приключилась…».
Асфальтированное шоссе было ровное, как стрела. Были спуски и подъемы. Запорожец брал их по инерции. Было жарко, и он опустил стекла дверей. Потом небо заволокло тучами, начался дождь, вначале слабый, потом настолько сильный, что «дворники» не успевали смахивать воду с ветрового стекла. Разразилась сильная гроза. Он не понимал, почему многие водители сворачивают с дороги и останавливаются на обочине. Опыта никакого. Не знал он того, что движущийся автомобиль – великолепная цель для молнии. Не знал он и того, как следует себя вести, если молния все-таки угодила в автомобиль? Нет, он не гнал машину. На спидометре его все время была одна и та же цифра – 60 км. Он обычно придерживался скорости в 75 км. Это была идеальная скорость для его «драндулета», на этой скорости мотор машины работал ровно, не перегреваясь в любую жаркую погоду, даже на затяжных подъемах. Но гроза и дождь не позволяли идти ему обычной крейсерской скоростью. За ним пристроился желтый «Москвич», еще сзади, то и дело, показывался передок новенькой «Газ-24». Похоже, что водителям более престижных марок, было зазорно двигаться в кильватере его, осмеянного многими анекдотами «Запорожца». Да, и он сам удивлялся, почему дали такое истинно казацкое название этой металлической крошке, величаемой остальными водителями «консервной банкой»? Спидометр отсчитывал километры, а строй машин не менялся. Но, такое положение не должно было длиться слишком долго. И действительно, водитель «Москвича» первым не выдержал. Он не стал мешать его обгону, но и не сбрасывал скорости. Но, когда в зеркало заднего вида увидел, что на обгон пошел и водитель «Волги», то всей кожей своею почувствовал опасность. Холод прошелся по ней, и в груди что-то заныло. Он сбросил газ и стал притормаживать. Жена спросила его: «Зачем ты останавливаешь машину прямо на проезжей части, а не сворачиваешь на обочину?»
Он только успел сказать: «Сама увидишь?»
И она увидела, как «Волга», ухватив левыми колесами грязь обочины, завиляв, перевернулась вверх колесами. А они, сидя в остановившимся «Запорожце», могли видеть, как в пяти метрах впереди юлой крутился «Москвич».
Где человека могут поджидать неожиданности? Вы правы, – конечно, на дороге! Каждый, покупающий быстро двигающееся транспортное средство, должен знать, что он приобрел не только стального друга, который будет бессовестно пожирать время, предназначенное жене и детям, но даст повышенные шансы стать калекой, попасть в тюрьму или, самое неприятное, – раньше времени предстать перед Всевышним! Причем, это может произойти вовсе не по вине хозяина стального коня. Какой-нибудь «Расхлябай» что-то оставит на дороге, что-то сделает с ней непутевое. Он спешил. И повод для этого был серьезный. Телефонограмма, принятая женой, звучала тревожно: «Папа умирает!» Речь шла о Его тесте, славном человеке, с которым у зятя установились самые добрые отношения. Между ними никогда не пробегала черная кошка. Дорога была длинной, 1300 км пути. Дорогу он знал прекрасно, выбирая ту, которая не была слишком загружена транспортом, двигающимся на юг и обратно. Дневное время миновало, наступала темная часть суток. «Москвич -412» прекрасно справлялся со своими обязанностями. Оставалось только внимательно следить за дорогой. На участке между Гадячем и Ромнами дорога всегда бывала относительно пустынной. Сейчас на ней не видно было ни огонька. Езда такая усыпляет водителя, но Ему, даже во сне такое присниться не могло… В одно мгновение он повернул руль влево, и автомобиль запрыгал по кочкам. Он прикладывал огромные усилия, чтобы взбесившееся рулевое колесо не вырвалось из рук. Машина остановилась, мотор заглох. Жена, больно ударившись об крышу салона, накинулась на мужа. Он осадил ее возгласом: «Глянь сама?» И она могла увидеть, что всю проезжую часть асфальтированной дороги перекрывает огромное бревно. Ремонтники не нашли ничего лучшего, как подвесить его, не поставив перед этим никакого предупредительного знака. Он глянул на часы, они показывали половину первого часа ночи. Остальная часть пути тоже была не без происшествий, но то были уже мелочи, они не таили в себе опасности. Приехали они к месту назначения, когда уже наступил рассвет. Около крыльца стояла крышка гроба. Как Он не спешил, встреча не состоялась. Тесть покончил с земными делами в 0 часов 30 минут.
Когда появилась первая трещина в его атеистическом восприятии мира? Этого Он не помнил. Что послужило толчком? Он уже забыл. Все случающееся с ним неординарное, необычное, он относил к разряду простых случайностей. Это не требовало никакого осмысления. Но вот наступает и такой момент, когда за простотой случившегося уже чувствуется что-то посложнее, не укладывающееся в разряд бессмысленного везения. Может, это случилось тогда, когда он, едва почувствовал себя уверенно сидящим за рулем «Запорожца», рискнул с семьей и добрыми друзьями махнуть в горы за кизилом. До этого он учился водить только грузовые автомобили. Тешило сознание того, что у него – права шофера-профессионала. Хотя, какой уже там профессионализм, когда наезжено всего 50 часов, да к тому же с инструктором, который, в случае чего, выправит так, как надо. Управлять легковым автомобилем, совсем не то, что крутить рулевое колесо грузовика! Машина подчиняется малейшему движению. Но, начал он свою поездку с грубейшего нарушения правил, посадив в салон четверых взрослых и троих детей. Автомобиль только прошел обкатку, двигатель работал хорошо. Поравнявшись на горной трассе с ответвлением дороги, ведущей вверх, он свернул. Его не насторожило то, что легковые автомобили расположились у самого подъема горной широкой тропы, на небольшой площадке. Никто из опытных водителей не стали забираться высоко в горы на своих механизированных колесах, а пошли пешком с сумками и рюкзаками.
Сейчас, лежа неподвижно на больничной койке, Он вновь, на этот раз, как будто со стороны, просматривал то, что произошло тогда, много лет назад, когда он был крепок телом и не думал, что судьба когда-нибудь бросит его в объятия тяжкого телесного недуга. Что такое автомобильный мотор в 27 лошадиных сил? Конечно же, это – не 27 лошадей, но все же – кое-что они значат. Эти лошади и завезли Его пусть и не слишком высоко, но туда, откуда спускаться было совсем непростым делом! Но, пока Он этого не ожидал, любуясь прекрасными видами, только начинающейся крымской осени, когда зелень еще бушует, но уже в нее начинают вплетаться желтые и багряные краски; воздух чистый, пьянит запахами растений и невероятной чистотой. Нашлась прекрасная поляна. Конь отдыхал, укрытый в тени дерева. Все живые существа, выбравшись из его тесного нутра, расправляли затекшие от неудобного сидения конечности. Решено было сначала собрать кизил, а потом уже и заняться желудками своими. Кизила повсюду было много. Год на него удался урожайный, темно-вишневого цвета сочные продолговатые ягоды с большущей косточкой обсыпали густо веточки растений. Кизилу набрали намного больше того, чем рассчитывали, заполнив все емкости. Потом уселись за скатерть-самобранку. Он никогда не садился за руль, употребив хотя бы каплю спиртного. Остальные выпили по стакану домашнего вина. Он, поев, лежал на спине, устремив взгляд в высокое, почему-то становящееся еще более далеким, голубое небо. Не мог Он предполагать, что его ждет через какие-то полчаса. Пикник на свежем горном воздухе окончен, все уселись. Начался спуск. Вначале все было в порядке. Потом… Возможно, все бы и окончилось без приключений, если бы на тропе не показались двое сборщиков кизила. Они просто не уступили дорогу машине. Возможно, это они сделали из презрения к автомобилю, претендующего на звание двух мотороллеров, объединенных одной крышей. Дороги ведь практически не было, была скособоченная широкая лесная тропа, переходящая в глубокую борозду – начальную стадию начинающегося развиваться оврага; вымывающаяся ливневыми дождями земля четко определила его очертания. Вот в эту промоину и сползли левые колеса автомобиля. Из них они никак не хотели выбраться. Автомобиль угрожающе наклонился. Казалось, вот-вот, – и он уляжется на бок. Движение вперед медленно, но продолжалось. А далее, впереди, был обрыв, глубиной в несколько десятков метров. Теперь Он понимал, почему никто кроме него в горы не поднимался. Он решил остановить машину и разгрузить ее от пассажиров. Но, несмотря на то, что тормозная педаль уже касалась пола кузова, «Запорожец» продолжал юзом двигаться. Тогда Он крикнул всем: «Выходите из машины все на ходу!» Высадка людей усложнялась тем, что для этого оставалась только одна дверца. Удивительно, как опасность заставляет всех двигаться. Мгновения, в машине остался только Он один. Снаружи был слышан пронзительный голос дочери: «Папочка!..» Для того чтобы оставить машину – времени уже не оставалось. До обрыва – несколько метров. И вдруг Он у самого края обрыва увидел невысокое тонкое деревцо. Оно не было крепким, но иного на пути ничего не было, и Он направил автомобиль на него. Глухой стук. Машина остановилась. Дерево потрескивало, но еще держалось. И он рискнул. Включив задний ход и нажав на газ, Он заставил машину подняться вверх по склону горы, и теперь уже по той же широкой тропе, оставляя в стороне промоину, ему удалось осторожно спуститься на горную автомобильную трассу. Правая нога его еще автоматически подергивалась, когда все остальное тело, уже, как-будто бы успокоилось. Чуть прижатое к колесу переднее крыло Он рывком выпрямил. В последствие никогда у него не возникало желания подниматься на автомобиле в горы.
«Гром не грянет – мужик не перекрестится!» – звучит пословица. Какая великая мудрость заключена в этой короткой фразе. Если жизнь идет нормально, без потрясений, кто станет копаться в истоках ее? Кому придет в голову мысль, разбирать дорогой механизм, безукоризненно работающий, только с целью покопаться в нем?
Приходит разорение и появляется желание понять, откуда все это свалилось на нашу голову? В какие времена появлялись пророки?
Ответ на все эти вопросы один: когда приходит беда, когда идет развал. Наступил развал в теле его, и задумываешься невольно, а что же душа? Почему не предупредила? Ведь и самой душе не слишком уютно в разлагающемся заживо теле. Предупреждение может и сверху придти. Только поймешь ли ты это? Или снова ответ будешь искать в мире случайностей?
Жаркий летний день. Позавтракав, решили выкупаться в море и немного позагорать на песочке. Поехать решено было в Юркино. Туда и дорога хорошая, людей там меньше, машину есть, где поставить, берег хорош, море близь берега мелкое – для внука есть, где попрыгать и понырять… Задумано – сделано. Умиротворенные, разомлевшие на ярком жгучем солнышке, возвращались оттуда домой. Он, сидящий за рулем «Москвича», любил быструю езду. Дорога это делать позволяла. На ней никогда не было интенсивного движения. Так было и на этот раз. Мотор не работает, а поет. На спидометре – 80 км. Это – предел для профиля такой дороги, ведь не трасса же государственного значения! Вот и деревня Глазовка, прежде, до войны и ранее, называемая Баксы. Небольшое закругление дороги, машина преодолевает пригорок. Местность впереди – закрытая. А дальше – кошмар! Его проезжая часть занята «Жигулями» темно-вишневого цвета. Объехать – невозможно, – встречный транспорт, грузовая автомашина. К довершению всех неприятностей, пассажиры «Жигулей» торчат по бокам своей машины. Расстояние небольшое, погасить скорость – невозможно! Справа глубокий и узкий кювет, густо обсаженный деревьями по обеим сторонам. Решено попытаться проскользнуть справа от «Жигулей», хотя Он понимает, что дело безнадежное. Машина отрывается от земли, взмывает вверх. Он не испытывает ни страха, ни растерянности! Видит, как навстречу летят густые ветви деревьев. Глухой удар. Передок машины зарывается в мягкую землю противоположного края кювета, зад, с багажником, повис на другом краю. Вся остальная часть машины взвешена, поскольку дна кювета задние колеса не достают. Машина находится поперек кювета, под 90 градусов ее прежнему движению. Как она могла вписаться так хорошо? В полутора метрах справа – ствол дерева, в метре слева – тоже. Здравому смыслу не разобраться. Быть такого не может – хоть весь отдел «динамики» на помощь призови! У водителя осталось на всю жизнь ощущение того, что огромная невидимая рука подхватила машину и, не бросила, не швырнула, а поставила. Это ощущение подтверждалось еще и тем, что сидящие в машине не получили никаких повреждений, ни ссадин, ни «синяков». Машина цела, только несколько царапин на кузове от колючек ветвей деревьев. Что касается участников движения, создавших аварийную обстановку, то они сбежали, оставив на произвол судьбы «пострадавших»! Когда с помощью друзей владелец извлек своего четырехколесного друга, он тут же, запустив двигатель, на нем покатил домой. Это происшествие и стало переломным моментом в сознании, атеизм в душе его гаснуть.
Он сопоставил происходящее с судьбой Айседоры Дункан.
Предопределенность судьбы Айседоры Дункан не вызывает у Него сомнения. Еще в ее молодые годы, автомобиль, везший двух ее малолетних детей, пробил решетку одного из парижских мостов и утонул в Сене. В 1925 году ее автомобиль столкнулся на полном ходу, пересекая остров Ситэ, с грузовиком, везущим овощи. Автомобиль Дункан был разбит и скомкан. Сама Айседора через два года погибла в автомобиле, задушенная собственным шарфом, конец которого втянулся ветром на ходу в колесо мчащегося авто.