Монография: П. А. Кузьминов. Эпоха реформ 50 – 70-х годов XIX в. У народов северного кавказа в дореволюционном кавказоведении
Вид материала | Монография |
Содержаниеб) Формирование концепции аграрных и социальных преобразований |
- Система архетипических образов в балкарской поэзии 30-50-х годов ХХ века (на материале, 362.28kb.
- Проблемы эволюционного становления жанра рассказа в балкарской литературе 60-80 Х годов, 286.97kb.
- Пространственно-временное поведение в традиционной культуре народов Северного Кавказа, 911.76kb.
- Правозащитный Центр «Мемориал», 418.72kb.
- Правовое обеспечение военных реформ 60 70-х годов XIX века в россии (историко-правовое, 2558.11kb.
- Урок №6. Тема: "Адыги и ногайцы", 27.46kb.
- Художественный мир аскерби шортанова 10. 01. 02 литература народов Российской Федерации, 283.63kb.
- Нп «сибирская ассоциация консультантов», 77.89kb.
- На правах рукописи, 716.51kb.
- Человек и природа гор в художественной литературе северного кавказа. Эволюция взглядов, 351.19kb.
б) Формирование концепции аграрных и социальных преобразований
Если освещение административно-судебных изменений предполагало анализ действий высшей администрации на Кавказе, в силу чего требовалось особое разрешение цензуры, что и определило небольшое количество публикаций по данной теме, то аграрно-крестьянская реформа затронула жизненно важные стороны горского социума. Эта сторона преобразований привлекла внимание как непосредственных участников «действа», так и их последователей.
Определённое значение для нашего исследования имеет публикация документов, в которых излагались принципы, порядок и особенности выкупа крестьянами земли, вышедшими из крепостной зависимости, их усадебной оседлости28. Совокупность данных нормативных актов стала правовой основой всех действий правительства, губернских комитетов и местной администрации по реализации реформы не только в центре, но и в Предкавказье. В частности, закон об освобождении дворовой прислуги, лег в основу решения наместника Кавказа о предоставлении свободы в 1864 г. зависимым крестьянам горских офицеров, служивших в Кавказской армии.
В 1869 г. был опубликован документ «Список землевладельцам Ставропольской губернии с показанием количества владеемых ими земель», в котором приведены конкретные сведения о месте расположения и количестве владеемой земли. По этим данным, 109 владельцев имели 332 600 дес. земли на правах частной собственности29. 25 % землевладельцев получили землю в качестве потомственного пожалования от Александра II в 1861–1867 гг. за службу на Кавказе. Общее же число дворян губернии в 1825 г. составляло всего 220 чел., имевших всего по несколько крепостных душ30, что наглядно свидетельствует о слабом развитии крепостничества в Ставропольской губернии.
Отличительной особенностью первых работ о реформах был их анонимный характер. «В русской литературе, – отмечает И.Ф. Масанов, – псевдонимы получили широкое распространение. Политические условия, служебное положение авторов и разные личные мотивы обусловили широкое применение псевдонимов в дореволюционной России»31. Анонимность работ позволяла скрыть служебное положение авторов, «объективно» рассмотреть процесс освобождения и наделения крестьян землей, рельефнее показать роль «царя-освободителя» в создании новых административных, судебных и общественных отношений вместо старых «варварских, туземных, диких» обычаев.
Публикации этого направления появились в печати сразу же по завершении основных мероприятий кавказской администрации по освобождению крестьян и призваны были сформировать благожелательное общественное мнение о характере проводимых преобразований.
Ещё не завершились мероприятия по подготовке эмансипации зависимых сословий на Северо-Западе Кавказа, а в печати32 появился цикл очерков о характере сословных отношений у горцев33. В их основу легли материалы, собранные администрацией области для реализации этой идеи. По мнению М.О. Косвена, их автором был Николай Каменев34.
Первый очерк давал общее представление о формировании сословий у адыгов, но приводимые сведения хронологически не «приземлены», а материал не выверен. Интерес представляет гипотеза о причинах появления зависимых групп населения у «аристократических племен». После знаменитой Бзиюкской битвы (1796 г. – П.К.), «темиргоевцы захватили пленных, которые вошли в состав племени под именем «ог» – подвластный; корень глагола огоныръ – держать в подчинении. Те же, которые отстаивали свою свободу упорной защитой или, спасаясь бегством, были захвачены, сделались военнопленными и поступили рабами к лицам, их взявшим, под названием «пшитль» – буквально: муж высшего. Как опытные, трудолюбивые земледельцы, они, с лишением свободы, приобрели особое внимание со стороны владельцев, которые, имея в виду укрепить их за своим потомством и не допустить бегства, вместе с покровительством утвердили за ними и права, до ныне сохраненные»35. Автор абсолютизирует военное завоевание в деле формирования сословий и не видит внутренних причин социальной дифференциации социума. Выдвинутая гипотеза появления социальных общностей у народов Северо-Западного Кавказа не была поддержана научным сообществом. Тем не менее он первым в кавказоведении обозначил проблему кризиса адыгского общества в результате «потрясений от междоусобных столкновений, стремления среднего сословия к независимой жизни и столкновения с русскими»36, наметившийся в конце XVIII в., успешно исследуемый современными учеными37.
Второй очерк написан на более высоком научном уровне и даёт представление о численности зависимых сословий у народов Кубани, причем, что очень важно, с этнической маркировкой. В административном отношении, отмечает автор, горцы были расселены в пяти военных округах. Поскольку создание этнодемографической карты Северо-Западного Кавказа 60-х гг. XIX в. ещё не завершено, то считаем необходимым привести весь материал о расселении этнических общностей по округам. «В Лабинском округе живут: кабардинцы (переселенцы из Кабарды), абадзехи, темиргоевцы, махошевцы, хатукаевцы, егерухаевцы, шапсуги, хакучи и несколько семейств бжедугов. В Псекупском – бжедуги, шапсуги, незначительное число абадзехов, натухаевцев и несколько семей хакучей. В Урупском – горские армяне, бесленеевцы, ногайцы, хатукаевцы, горские греки38 и незначительное число абадзехов и других черкесских инородцев. В Зеленчукском – абазинцы, ногайцы, бесленеевцы, кабардинцы, шахгиреевцы, псхувцы и частью абадзехи. В Эльборусском – карачаевцы, абазинцы, кабардинцы и горские евреи»39.
Используя собранные сведения о сословиях, исследователь отмечает, что все зависимые крестьяне могут быть разделены на 3 разряда: унауты – общим числом 3172; пшитли – 14 295; оги – 163. Всего – 17 630 человек. В Псекупском округе всех зависимых было 1927 человек; в Лабинском – 6 429; в Урупском – 1 628; в Зеленчукском – 4 826; в Эльборусском – 2 793. Автор осветил пути образования зависимых сословий, их повинности, права и обязанности по отношению к феодалам. Озвученные данные раскрывают деятельность кубанской администрации по подготовке реформы.
Народы Северного Кавказа шли общим путем социально-экономического и политического развития, однако уровень развития варьировался от раннефеодальных до развитых феодальных отношений. Учитывать эти особенности кавказская администрация не всегда могла, а зачастую и не хотела, так как это ставило перед ней целый ряд сложных задач. Поскольку в соответствии с характером социально-экономических отношений надо было разработать оригинальные правила освобождения для каждого народа, княжеского удела или даже общества, что потребовало бы ещё больших усилий всех звеньев администрации и значительный объём времени, это заставило власти формализовать особенные черты развития и разработать общие принципы освобождения зависимых сословий для всех народов Северного Кавказа, но с небольшой дифференциацией, учитывающей некоторые особенности сословных отношений у этнических общностей. Общие принципы были взяты за основу и при процессе размежевания земель у горских народов.
В качестве прецедента решено было провести реформу у одного из народов, пользующегося определенным влиянием среди горцев. Выбор пал на Кабарду и пять сопредельных балкарских обществ. Кабарда первой на Кавказе вошла в состав России, её элита пользовалась серьезным влиянием среди народов региона, здесь было наибольшее число зависимых крестьян и их освобождение создавало ситуацию, не учитывать которую другие народы Северного Кавказа просто не могли.
Крестьянская реформа в Кабарде проводилась с ноября 1866-го по март 1867 г., а уже 2 апреля в газете «Кавказ»40 появилась статья41, освещавшая минувшие события. Она анонимна, но, как видно из содержания, подготовлена человеком, принимавшим непосредственное участие в освобождении крепостных, симпатии которого на стороне владельческого класса. В частности, автор прямо пишет, что «на днях перед нашими глазами в Кабарде совершился замечательный факт … о котором, может быть, никто и не знает, кроме лиц, принимавших в нем участие. Это – освобождение около 20 тыс. крепостных»42. В небольшой статье автор, конечно, не имел возможности рассмотреть все стороны реформы, но четко подчеркнул мысль о единении и сотрудничестве всего кабардинского народа в процессе ее реализации. «Кто бы мог поверить несколько лет назад, – замечает автор, – что на Кавказе будут решаться такие задачи, идущие вразрез со всеми понятиями туземцев, и решаться так легко и тихо, что как будто подобные переломы давно уже знакомы горцам»43. Но главная идея статьи заключалась в панегирике феодалам: «Нельзя не удивляться той гуманности, с которой отнеслись кабардинские владельцы к своим крепостным при освобождении»44. Положение о «гуманности» феодалов и царского правительства, введенное в научный оборот, получило признание и развитие в работах данного направления.
Интересно, что безымянностью многих публикаций редакция газеты даже гордилась. Так, в одной из статей первого редактора газеты «Кавказ» О. Константинова говорилось, что порой редакция сознательно не исправляет стиль, так как таким материалам газета обязана драгоценными сведениями по части истории, этнографии и статистики Кавказа. «Сколько новых имен, – пишет редактор, – ежегодно является на листах газеты, которые не решились бы явиться в печати при строгой разборчивости… сколько стран и обычаев, народов населяющих обширный Кавказ, вызваны из темной неизвестности»45.
Через некоторое время была опубликована еще одна статья, довольно значительная по объему (около 2 усл.п.л.), о реформе в Кабарде46. «Вероятно, автором двух статей о реализации реформы в Кабарде и Балкарии, – предполагает Е.С. Тютюнина, – был один и тот же человек, возможно Е.И. Старцев, заведовавший в 1866 – 1868 гг. крестьянским отделением и бывший председатель посреднического суда»47.
Анализ архивных документов о персональном составе управления Кабардинского округа48 и текстов статей позволяет согласиться с предположением Е.С. Тютюниной о возможном авторстве Старцева. Статья помещена в «Сборнике сведений о кавказских горцах», первом серийном издании, специально посвященном истории и этнографии народов Кавказа49. Функции издателя «Сборника» взяло на себя Кавказское Горское управление. Это было связано с тем, что «при обладании такого рода материалами, какие стекаются в Горское управление, представляется возможность строгого выбора сведений, получаемых всяким другим неофициальным путем, и, таким образом, является сам собой тот критерий, который может направить задачу изучения горского быта к действительному ее разрешению»50.
Определенное внимание редакция сборника уделила административным, судебным, социальным и аграрным преобразованиям. В редакционной статье первого выпуска «Сборника» прямо говорилось: «…предлагаемая книга заключает в себе разъяснение одной из важнейших реформ в быте некоторых горских племен – это уничтожение рабства, взлелеянного в горах в оригинальных формах и в довольно широких размерах»51. Добавим, что эти сюжеты нашли должное освещение и в других выпусках «Сборника».
Развивая проблемы, поставленные в газетной статье, Е. Старцев вновь обходит вопрос о причинах реформы, представляя ее как очередное мероприятие правительства, направленное на улучшение условий жизни горцев. «После умиротворения горцев, давши им время материально оправиться и подготовиться к восприятию первых начал цивилизации, правительство приступило к коренным преобразованиям, из которых первое место принадлежит, бесспорно, уничтожению крепостного права»52. Такая постановка позволила автору обойти молчанием факты острых социальных конфликтов, наблюдавшихся в период подготовки реформы, о которых он, надо полагать, знал.
Е. Старцев схематично осветил историю зарождения и развития крепостного права, а также роль привилегированных сословий в жизни кабардинского народа. Приведенный материал о взаимоотношениях сословий, как явствует содержание статьи, нужен автору, во-первых, для обоснования тезиса о том, что в Кабарде большинство населения, используя труд рабов и крепостных, живет за счет их эксплуатации и в этом видит специфические черты общественных отношений. Во-вторых, несмотря на тяжелое положение зависимых, «… крепостные несли наложенное на них веками бремя, не заявляя ничем протеста против своего тяжкого положения»53. Рисуя мрачную картину жизни зависимых сословий, Старцев концентрирует внимание читателей на освободительной, цивилизующей роли правительства, принесшего свободу кабардинскому народу. Но закономерности общественного развития таковы, что получение свободы в любую историческую эпоху всегда дорогое удовольствие, за него надо платить деньгами, имуществом, потом, кровью. А именно эта сторона реформы, то есть цена свободы, не нашла освещения в статье.
Автор затрагивает деятельность мировых посреднических судов в Кабарде, которые, как известно из опыта проведения реформы в России, юридически оформляли условия освобождения крестьян, но их деятельность освещена очень бегло. Кому же, как не председателю посреднического суда освещать эти проблемы? Кто же лучше мог знать цену истинного освобождения зависимых крестьян и донести эти факты до общественности? Игнорирование этих вопросов в статье, претендующей на объективность и полноту изложения, определяет социальные приоритеты автора.
Обойти полным молчанием условия освобождения крестьян Старцев не мог, но в то же время он, видимо, не хотел дать им объективной оценки. Это противоречие автор разрешил довольно оригинально, причем его исследовательский приём был заимствован большинством представителей официального течения. С одной стороны, приводятся нормы обычного права, на основании которых в эпоху феодализма крепостной получал свободу и в этом случае обязан был отдать феодалу почти все свое личное имущество и заплатить выкуп от 250 до 500 рублей. С другой – приведены правила, «… составленные кабардинскими рабовладельцами вместе с выборными от крепостных»54, по которым выкупная сумма ограничивалась 200 рублями и феодалу отдавалась только половина имущества, «… уступка, действительно, огромная!»55.
Использование риторических фраз о том, что «… мировым посредникам удавалось очень часто и даже в большинстве случаев вызывать рабовладельцев на значительные уступки крепостным против правил»56, отодвигает на второй план «добровольные соглашения», по которым освобождение проводилось на основе норм обычного права, и у читателя создается прочное убеждение, что в Кабарде зависимых освобождали именно по «правилам». Но в том-то и дело, что практически все крестьяне были освобождены по «соглашению», а «правила» остались на бумаге. Передергивание фактов, замалчивание неоспоримых свидетельств, не укладывающихся в правительственную схему, – основные приёмы официальной историографии, нашедшие широкое применение в кавказоведении.
В другой статье57 этого же «Сборника» анонимный автор показал процесс освобождения зависимых сословий во всех округах Терской области. Структура статьи, методика анализа приводимых факторов аналогичны предыдущей работе.
Как и в Кабарде, в других округах области администрация утвердила принципы освобождения зависимых, в основу которых положены нормы обычного права. Правда, в некоторых пунктах условия освобождения были легче (снижена сумма выкупа, уменьшена часть отдаваемого феодалу имущества и др.). Развивая официальную точку зрения о добром и благожелательном отношении правительства к местному населению, аноним привел в подтверждение этой мысли действительно важные доказательства: «ассигнование 152 тыс. рублей»58 на дело освобождения зависимых крестьян и «льготы (некоторым категориям освободившихся от зависимости горцам Терской области – П.К.) от государственных податей и повинностей сроком на восемь лет»59. Но, как отметил сам автор, льготы от податей и повинностей «… не повлекут за собой никакого уменьшения в доходах казны, так как освободившиеся лица не входили и прежде до их освобождения в податной оклад»60. Характерное признание.
Среди помещенных в «Сборнике» выделяется очерк о реформе в Дагестане61. Он невелик по объему, как незначительно, по мнению автора, и число освобожденных – 598 чел.62, но буквально в каждой строчке звучат здравицы в честь царя-освободителя, по воле которого «дарована свобода кулам и каравашам области»63. Условия освобождения здесь были мягче, чем, например, в Кабарде, а причины более радикального решения вопроса, по мнению автора, заключались в том, что владельцам дали «… возможность исполнить священную волю государя-императора»64.
Автор не отметил особенности в проведении реформы, тем не менее содержание очерка позволяет их выделить. При упразднении крупных феодальных владений: шамхальства Тарковского, ханства Мехтулинского и Присулакского наибства – крестьяне были освобождены от личной и административной зависимости, причем отказ феодалов от прав владельческих и административных был осуществлен добровольно65, но численность их не указана. Второй особенностью реформы было то, что администрация области не ограничилась проявлением инициативы, а фактически продиктовала условия освобождения других категорий зависимых, не вошедших в указанные феодальные владения, настояв на освобождении рабов частью бесплатно, частью за небольшой выкуп. В облегчение «беднейшим из освобожденных крестьян, по разрешению Его Императорского Высочества выдана сумма в 2 300 рублей»66.
Реформирование жизненного уклада у народов Северо-Западного Кавказа было проведено позднее, чем в Терской и Дагестанской областях. В статье, посвященной «Положению дела освобождения зависимых сословий в горских округах Кубанской области»67, приведены сводные данные о зависимых сословиях и их численность по округам. Всего их здесь насчитывалось 17 630 чел., или 23 % населения68. «Уже одна такая относительно значительная масса зависимых, – справедливо отмечает автор, – должна была несколько замедлить ход их освобождения»69. Были и другие причины, но о них не упоминается, например: завершение военных действий на Северо-Западном Кавказе только в 1864 г., бесконечные приказы администрации о переселении аулов с одного места на другое, упорная борьба крестьян за свое освобождение, выразившаяся в том, что здесь, в отличие от Терской области, крестьяне отказывались заключать добровольные соглашения об освобождении с владельцами. В связи с тем что статья была отдана в печать до завершения освобождения, большинство проблем реформы остались неосвещенными.
Таким образом, в «Сборнике» освещен процесс эмансипации зависимых сословий на всем Северном Кавказе. В научный оборот введены данные о численности освобожденных по округам, условия и правила освобождения, отчасти показан ход реализации реформы. Причины и значение реформы определены желанием Александра II улучшить быт подвластных народов и «ответственностью» правительства по созданию для горских народов новых гражданских условий жизни.
С последними событиями на Кавказе решил познакомить российского читателя анонимный корреспондент журнала «Грамотей»70, который, используя самые общие данные об освобождении зависимых сословий в Мегрелии и Кабарде, схематично и крайне неточно осветил события 1866-1867 гг. Так он пишет, что 19 февраля 1867 г. было «объявлено освобождение рабов и крестьян в Мегрелии и Кабарде»71. Но, как известно, освобождение зависимых в Кабарде к этому времени почти завершилось. При освобождении, отмечает автор, почти все владельцы делали значительные уступки своим крепостным при определении выкупной платы, а многие освобождали и без выкупа72. Это имело место, но не было определяющим в процессе эмансипации.
В рукописном отделе Публичной национальной библиотеки им. М.Е. Салтыкова-Щедрина нами обнаружена «всеподданнейшая записка» о необходимости дальнейших преобразований в крае, составленная наместником Кавказа великим князем Михаилом Николаевичем в начале 1869 г.73. В первой части записки подчеркивалась роль Александра II, «… даровавшего на Кавказе новую жизнь всему сельскому сословию, освобожденному от тяготевшей над ним крепостной зависимости»74. Сама мысль не нова, но она наглядно свидетельствует, что весь бюрократический аппарат Российской империи, независимо от звания и чина, восторгался и прославлял официальную концепцию отмены крепостного права.
Один из кардинальных вопросов, встающих перед всеми исследователями реформ, был анализ их причин. Косвенный, но достаточно емкий ответ находим в упомянутой «Записке» наместника Кавказа, в которой прямо говорится: «… одни победы оружия, одни административные распоряжения, одно участие русского войска и русских чиновников не в состоянии в близком будущем довершить задачу обрусения Кавказа, оно может совершиться лишь посредством участия русской цивилизации, русских капиталов и русской промышленности»75.
В январе 1869 г. в «Терских ведомостях»76 опубликована статья77, в которой обосновывалось право царского правительства решать земельный вопрос в Кумыкском округе без учета системы землепользования и землевладения, сложившейся здесь в дореформенный период. Статья анонимна, но мы солидарны с М.О. Косвеном, который считает, что ее автором был П.А. Гаврилов78, работавший столоначальником Кавказского Горского управления. Упорядочивание земельных отношений в округе было начато еще в 1859 г., но поскольку кавказская администрация не выработала общих принципов поземельного устройства на Северном Кавказе, то четырехлетний труд закончился безрезультатно. И только с учреждением в 1863 г. Комиссии по личным и поземельным правам туземного населения Терской области вопрос был разрешен. «По разделу земель, – отметил Гаврилов, – на 162 владельца досталось 184 878 десятин 1 409 сажен и столько же поступило в пользование народа»