Василия Сергеевича Ощепкова и всех его учеников. Об одном из них Николае Васильевиче Мурашове в трилогии рассказ
| Вид материала | Рассказ |
- Николае Васильевиче Гоголе. Прочитать повесть «Ночь перед рождеством» из цикла «Вечера, 3286.75kb.
- Ы о Николае Васильевиче очень разнообразен: от предельно прагматичной, предназначенной, 148.78kb.
- Доклад убогова Василия Сергеевича, 937.75kb.
- Фёдоре Васильевиче Плотникове […] Яучилась в школе, где он был директором, рассказ, 20.45kb.
- России Александра Сергеевича Пушкина. Вэти дни мы еще и еще раз вспоминаем и прекрасные, 304.47kb.
- Николае Николаевиче Носове и о его произведениях. Предлагаю послушать ученицу 5 класса,, 48.82kb.
- Жизнь Василия Фивейского. Город. Так было. Красный смех. Губернатор. Иуда Искариот, 18.45kb.
- Увсех знакомство с творчеством Александра Сергеевича Пушкина, наверно, происходило, 22.46kb.
- Проза Василия Макаровича Шукшина интересна увлекательностью сюжета, приметливостью, 53.03kb.
- Василия Макаровича Шукшина? Его я вижу в образе Ваньки Колокольникова из рассказ, 25.99kb.
АНАТОЛИЙ ХЛОПЕЦКИЙ
«И ВЕЧНЫЙ БОЙ…»
Книга третья
СОТВОРЕНИЕ
Калининград
2002
- Путь длиной в жизнь
Передо мной на столе лежат два тома – две первые книги задуманной трилогии «И вечный бой…» От Святого Николая до Президента» , которую я посвящаю истории создания русского единоборства самбо, его истокам, философии и жизни основателя этого единоборства - Василия Сергеевича Ощепкова.
Рукопись, над замыслом которой я работал с таким увлечением и самоотдачей, близится к своему завершению. Время еще раз вернуться к сделанному, самому оценить, что удалось воплотить из задуманного, перед тем, как завершить всю трилогию и отдать ее на строгий читательский суд.
Знаю, что у каждой книги, как говорится, свой читатель. Очень бы хотелось, чтобы эти книги приняли прежде всего те, кто не равнодушен к состоянию своей души, к своей внутренней духовной жизни.
Хочется, чтобы трилогию взяли в руки юные, те, кто стоит в самом начале своего жизненного и спортивного пути, узнали о судьбах тех, кто стоял у истоков самбо и поняли, что выбранный ими путь это больше, чем спорт – это образ жизни и путь воспитания души.
Таким путем длиной в жизнь стала борьба для Василия Сергеевича Ощепкова и всех его учеников. Об одном из них – Николае Васильевиче Мурашове – в трилогии рассказывается подробнее. Этим я обязан своему знакомству с Николаем Васильевичем, которое состоялось, когда мы случайно встретились у подножия Сурагадайского холма в Токио, где он был в то время советником нашего посольства. Я приехал в Японию в составе спортивной делегации и пришел к месту нашей встречи привлеченный благовестом колокольни собора Воскресения. Японцы до сих пор называют этот собор «Николай-до» - в память о его основателе – Святителе Николае Японском, первом епископе японской Православной Церкви.
Наше знакомство с Николаем Васильевичем Мурашовым привело меня к встрече с митрополитом Калининградским и Смоленским Кириллом. Он и рассказал мне об удивительной судьбе мальчика со Смоленщины Вани Касаткина, которому судил Господь стать Святителем Николаем Японским и совершить подвиг апостольского служения в далекой чужой стране. Святой Николай Японский стал еще одним, как сейчас говорят, «знаковым» героем моего повествования, потому что история самбо оказалась удивительным образом связана с его именем.
Довелось мне познакомиться с отрывками из дневников и писем Святителя Николая, с воспоминаниями о нем его современников. Помню то волнение, с которым я впервые всмотрелся в фотографию с изумительным лицом Святителя, исполненным какой-то особенной строгой красоты и одухотворенности. Мне казалось, что взгляд этих глаз читает в моей душе.
Уже только эта необыкновенная жизнь была бы достаточным поводом для того, чтобы взяться за перо и рассказать о ней людям. Но случилась еще более удивительная вещь: жизнь этого святого человека пересеклась, оказывается, с не менее высокой судьбой. Я имею в виду судьбу Василия Сергеевича Ощепкова – основателя спортивного единоборства самбо. Вот что я узнал от Николая Васильевича Мурашова о начале пути этого удивительного человека.
...В самом конце морозного, с пронизывающим ветром, декабря 1892 года в поселке Александровский пост, на каторжном Сахалине, у Марии Ощепковой родился сын. Уже в одиннадцать лет мальчик осиротел. По всем канонам тех далеких лет этого мальчика , ждала незавидная судьба. Но несколько лет спустя жизненный путь сироты счастливо пересекся со светлой, благородной дорогой замечательного человека - архиепископа Японского, Преосвященного Николая.
Не имея достаточных материальных средств, отец Николай все-таки сумел создать в Японии несколько учебных заведений. В одно из них и попал четырнадцатилетний сирота Вася Ощепков.
Семинария дала Василию отличное образование, помогла стать по-настоящему интеллигентным человеком в добрых старых русских традициях. Широта взглядов архиепископа проявилась и в том, что в семинарии для желающих преподавались даже основы борьбы дзюдо, всего лишь двадцать пять лет назад созданной знаменитым теперь педагогом Дзигоро Кано. Василий с головой окунулся в эту новую для себя увлекательную стихию.
В архивах Кодокана до наших дней сохранилась запись о поступлении туда Василия Ощепкова 29 октября 1911 года. Василий в полном объеме познал всю суровую школу дзюдо тех лет. Даже в наши дни японские специалисты считают, что практикуемая в Японии тренировка дзюдоистов непосильна для европейцев.
Василий не только успешно закончил это весьма своеобразное учебное заведение, но и стал после этого претендовать на получение мастерского звания. А через полгода после того, как он прошел основной четырехлетний курс Кодокана, Ощепков завоевал право подпоясать свое кимоно черным мастерским поясом. Японцы необычайно ревностно относились тогда к присуждению мастерских степеней - данов, и особенно иностранцам. Ощепков стал первым русским и одним из всего лишь четверых европейцев, заслуживших в те годы первый дан.
Возвратившись на родину, Ощепков, знавший не только японский, но и английский язык, начал работать военным переводчиком. Совершенно естественно, что, оказавшись снова на родине, именно он стал пионером дзюдо, а впоследствии и основателем самбо в России.
^ Обо всем этом я рассказал в первой книге трилогии « И вечный бой…» -«Становление».
Я задумал эту трилогию, как повествование, посвященное глубинным истокам, истории и философии одного из истинно русских спортивных единоборств – самбо.
Ключевым для меня в повести является и образ Святого Николая Японского. Мне хотелось, чтобы как можно больше людей узнало о подвижническом житии Святого Николая от рождения до его последних дней. Полученный уникальный материал позволил впервые с такой полнотой рассказать широкому читателю об этом современном русском святом.
Особенно важным кажется мне тот исторический факт, что именно Святой Николай Японский благословил подростка Васю Ощепкова на путь овладения секретами восточных единоборств, с тем, чтобы поставить и эту силу на службу России. Я убежден, что именно благодаря сочетанию исконно русских традиций, обогащенных приемами других национальных видов борьбы, и освоенных с благословения Святого Николая древних восточных канонов, был создан принципиально новый, важный для России вид спортивного и боевого единоборства – самбо.
Раскрывая во многом неизвестный доселе читателю духовный облик В.С.Ощепкова, рассказывая о закрытых до недавних пор страницах его биографии, я не мог не придти к выводу, что, создавая самбо, Василий Сергеевич имел в виду нечто большее, чем просто эффективные приемы самообороны. В сущности рождалась новая идеология жизни, вобравшая в себя и лучшие устои российского народа, и моральные традиции, глубинные знания всего человечества. О том, что это именно так, свидетельствует и жизнь самого В.С. Ощепкова, которая является примером подлинного служения своему народу и своей стране, и жизненные пути других выдающихся мастеров самбо.
Но борьба не только вырабатывает способность максимально сконцентрировать свои усилия в очень короткое время; победить противника, используя его собственную агрессию; интуитивно предвидеть действия противника и предупреждать их. Уверенность в себе, действенное отношение к жизни, спокойная доброта и готовность в любую минуту вступить в борьбу со злом извне и в себе самом, какое бы обличие оно ни приняло, – вот тот облик, которого помогает достичь самбо. На примере многих мастеров самбо я убедился что , начав заниматься этим видом единоборства, человек любого возраста ступает на непростой, но очень важный для собственного становления путь – это кардинальное изменение характера, моральных принципов, образа бытия, взгляда на окружающих людей и собственное место в жизни.
Мне хотелось написать книгу о том, как выковываются такие люди, как В.С. Ощепков, как сопротивляются они житейским обстоятельствам и различным духовным соблазнам. Поэтому одной из центральных глав второй книги трилогии – Искания – я считаю главу «Искушение».
Николай Васильевич не дожил до второй книги трилогии, но он оставил мне поистине бесценное наследство: свои дневники, записи своих воспоминаний, архивных изысканий, фотографии. Весь этот материал будет мне помогать в работе над Сотворением – третьей книгой трилогии.
Перечитав всё написанное в предыдущих книгах, я понял, что есть необходимость разобраться, что за феномен мы имеем в лице самбо. Есть настоятельная потребность взглянуть на это уникальное явление не только с исторической или технической, но и с философской стороны.
Пора наконец осознать место самбо в духовной жизни нашего общества, определить его роль в процессе формирования национального самосознания, подчеркнуть его роль в воспитании по заветам наших предков и по Божьим заповедям тех черт народного характера, без которых невозможно великое будущее России.
Следует, по-моему, также здесь объяснить, почему трилогия имеет подзаголовок: «От Святого Николая Японского до Президента», проследить подробнее ту очевидную, связующую эти имена, нить, которая , на мой взгляд, проходит через два столетия. Мне кажется, что эта связующая нить – идея самбо как российского национального единоборства. Причем самбо выступает здесь как образ жизни и мышления, как средство воспитания деятельных, высоко моральных, духовно богатых людей, так нужных России.
Каждому верующему человеку ясно, что всё в нашем бытии – и личном, и историческом – свершается по Божьей воле и только Господним Промыслом можно объяснить то, что Святой Николай Японский, проповедуя православную веру среди японцев, не оставил без внимания ничего, что составляло дух этой нации, в том числе и национальные единоборства. Только горячий патриот своей страны мог придти к мысли, что и эту ценность можно обратить на пользу России.
Хочу предупредить читателей, что для решения той непростой задачи, которую я перед собой поставил, работая над этой частью трилогии, мне неизбежно придется иногда возвращаться к отдельным фактам, эпизодам, личностям, о которых уже упоминалось в предыдущих книгах, с тем, чтобы взглянуть на них под другим углом зрения. Этим объясняется и принятое в этой части повествования построение глав.
^ Выражаю глубокую признательность тем , чьи книги, статьи, интервью, воспоминания помогли мне при написании «Сотворения».
Мое нынешнее повествование начинается с очередного переломного момента в судьбе моего героя: он понимает, что его работа в Сибири исчерпала себя, она не позволяет ему полностью реализовать его силы и возможности, осуществить все замыслы, выполнить данное ему судьбой предназначение. Василий Сергеевич Ощепков предпринимает попытку перебраться в Центр страны, в ее столицу – Москву.
2.Обретения и потери.
Жаркий сибирский август всё же намекал на осень прохладными утренниками и как-то незаметно перетек в сентябрь. В конце августа покинул Новосибирск Коля Мурашов – единственная остававшаяся здесь близкая Василию Сергеевичу Ощепкову душа. Поехал парень в Москву за знаниями. Стало неуютно вечерами в опустевшей квартире, которую занимали с Николаем на паях, и Василий Сергеевич допоздна задерживался то в штабе за бумагами (продолжал работать военным переводчиком при штабе СИБВО), то в спортивном зале, где возобновились занятия секции дзюу-до.
Как ни выматывал он себя тренировками, как ни призывал на помощь испытанные и в Кодокане, и в семинарии способы быстро засыпать, всё чаще приходили ночные раздумья обо всем на свете, а больше всего о собственной жизни, о ее перипетиях и неуловимом внутреннем смысле.
Припоминались строчки отосланного в Москву письма, в котором он раздумывал о бесплодно уходящих годах и просился на работу в Москву или Ленинград – военным переводчиком или преподавателем в школу физо. Он сообщал в этом письме, что, в крайнем случае, готов демобилизоваться и трудоустраиваться благодаря своей редкой профессии – знанию японского языка и дзюдо.
В который раз Василий Сергеевич задавал себе вопрос: что, собственно, гнало его из Сибири? Может быть просто, как сейчас принято говорить, «личные обстоятельства» - смерть любимой жены, наступившее одиночество? Может быть, в самом деле, после «заграниц», после столичного Токио и бойкого портового Владивостока, угнетала сибирская провинция?
Да, наверное, все это играло свою роль. Но главное все-таки было не в этом. Мучило непонятно откуда возникшее убеждение, что вот именно сейчас (теперь или никогда) настало ему время совершить то, к чему он был предназначен, и этим свершением оправдать, так сказать, всю свою жизнь. А пока маялся Василий Сергеевич, как любимый им русский богатырь Илья Муромец до свершения первого своего богатырского подвига. Он был убежден, что связано было его свершение именно с тем, что он знал и умел лучше всего – с борьбой.
Но в то же время, пока ещё не вполне ясным ему самому образом, это было значительно больше любых спортивных успехов и достижений. Это было связано с рассказами деда о российских богатырях; с благословляющей ладонью Владыки Николая на его, Василия, стриженой мальчишеской голове; со словом «Россия», которое с детства звучало для него так: могучая симфоническая музыка и вдруг, вплетается в неё тоненький, щемящий душу мотив пастушьей дудки-жалейки… Чувствовал почему-то Василий Сергеевич, что этот напев, и босоногого мальца – пастушонка, и деревеньку с деревянным храмом, затерявшуюся в необозримых просторах, и сами эти просторы предназначено именно ему оберегать и защищать от любого врага и любой напасти. Не зря же Россия вот так ему помнилась, виделась и чувствовалась! Теперь, как никогда, Василию Сергеевичу казалось, что настала пора действовать, и всё, что собиралось, накапливалось, обдумывалось, должно наконец найти свое воплощение.
Хотя и ожидался с нетерпением ответ из Москвы, ( « из Центра», как привык он думать во времена своей работы в разведке), но ответ пришел как всегда неожиданно: Василия Сергеевича с утра вызвали к начальству и сообщили, что пришел ему вызов из Инспекции физической подготовки РККА (Рабоче-Крестьянской Красной Армии). Надо ехать в Москву.
И тут оказалось, что прежде надо решить, с чем он туда поедет. Речь, конечно, шла не о личных вещах – здесь всё обстояло по-военному просто. Но казалось необходимым собрать наконец воедино все обретенные за долгие годы наработки, идеи, записи, как следует посидеть и подумать над ними. А времени-то уже и не оставалось…
Провожали его из Новосибирска по-доброму и сожалели, что уезжает, понимая, что расстаются, видимо, навсегда. На вокзал пришли не только нынешние, осиротевшие с его отъездом ученики, но и те, кто занимался в его секции в прошлые годы.
В двухместном спальном купе так называемого «международного» вагона , который, полязгивая на рельсовых стыках, повез Василия Сергеевича по Транссибу, Ощепков на первых порах оказался один и, пользуясь этим, он разложил на столике взятые с собой бумаги.
Записи велись в разное время и для одного себя – краткими, только самому понятными фразами. Но теперь под мерный стук колес за каждой записью вставали сценки пережитого.
Вот пометка, датированная еще первыми владивостокскими месяцами: тогда он вел занятия в спортивном зале на Корабельной улице и однажды среди его курсантов оказался необычный паренек: поручив наиболее опытным своим ученикам проводить схватки с новичками, Василий Сергеевич увидел в одной такой паре смуглого черноволосого юношу, который вышел на ковер в одних шароварах, поверх которых был накручен широкий, как свернутое полотенце, пояс. Это было явным нарушением привычных Василию канонов дзюу-до, и он немедленно остановил схватку.
- Но у нас именно так борются, - настаивал на своем новичок, поглядывая на тренера миндалевидными черными глазами. – Этот халат, - он отодвинул кимоно, - только стесняет мои движения.
- Где это у вас? – поинтересовался Василий Сергеевич.
- Бухара, - лаконично ответил паренек.
- Василий Сергеевич, он, правда, из этих – из бухарцев. Здорово борется! – зашумели милиционеры. – Только не совсем так, как вы показываете.
- Ну хорошо, показывай, что ты умеешь, - усмехнулся Ощепков, уверенный, что новичку не устоять против одного из лучших его учеников. – Выйди к нему, Семен.
Борцы долго примеривались друг к другу. Наконец, Семен сделал попытку захватить противника за пояс сзади, но новичок ушел от захвата. Он сам предпринимал попытки атаки: хватал Семена за отвороты кимоно – но тут же отпускал.
«Не знает как использовать захват кимоно»,- догадался Василий.
Все собравшиеся в зале затаили дыхание. Болели, явно, за новенького, но никто не осмеливался ни подать реплику, ни выкрикнуть совет.
Между тем Семен ухватил-таки бухарца за пояс и подвернулся для броска через бедро – казалось, что новичка уже ничего не спасет, но тот вдруг, используя движение противника, неожиданным рывком бросил Семена на татами. В зале одобрительно зашумели.
- Ну-ка еще раз, - удивился Василий. – Так… А теперь покажи медленно, как ты это делаешь.
Оказалось, бухарец провел зашагивание за спину, притянул Семена к своему животу и прогибом назад бросил его через грудь.
- Где ты этому научился? – поинтересовался Василий.
- У нас на праздниках часто выступают борцы и приглашают всех желающих из публики. Это всегда собирает много людей. Все болеют за кого-нибудь из своих. Тот, кто хочет остаться победителем, должен одолевать все новых и новых противников. Они меняются, а он стоит против них, пока хватает сил или пока не победит всех, кто хотел с ним бороться.
« Интересно, что еще умеют борцы в Бухаре», – подумал тогда Василий Сергеевич. И снова, в который раз, борьба показалась ему чем-то живым, что постоянно развивается и обогащается. Но впервые во время встречи с этим пареньком каноны Кодокана, о нерушимости и чистоте которых Ощепкову твердили столько лет, дали в его сознании трещину – жизнь вносила в них очень интересные и перспективные поправки.
Вот, например, спортивная одежда: бухарец отбросил кимоно как что-то мешающее ему… Не значит ли это, что нужна другая форма спортивной одежды, которая не мешала бы борцу, ощущалась бы им буквально как собственная кожа?
И еще одну интересную мысль, сам того не ведая, подбросил ему новичок из Бухары: человек лучше всего овладевает тем, что, как бы, уже живет у него в крови. Нет, определенно не простое перенесение на российскую почву чужого, пусть очень эффективного, единоборства имел ввиду Владыка Николай, благословляя его на занятия в Кодокане. Речь должна идти о большем…
Вспомнились под стук вагонных колес и первые в России международные соревнования по дзюу- дзюцу: во Владивосток приехали тогда молодые японцы со своим тренером сэнсеем Хидетоси Томабеци.
Первые схватки между питомцами Владивостокского спортивного общества и их японскими гостями тогда сначала складывались не в пользу хозяев. На японцев работало то, что, согласно существующей в Стране Восходящего Солнца системе физического воспитания, они занимались дзюдо с ранних школьных лет: для них приемы этого единоборства были такими же естественными, как ходьба, бег или комплекс утренней зарядки.
Василий Сергеевич с огорчением наблюдал, как его воспитанники, непривычные к напряженной обстановке первых в их жизни международных соревнований, словно забывают даже то, что неплохо отрабатывали на тренировках. Разочарованно притихла и публика. Наконец самым опытным из ощепковцев удалось наметить перелом в ходе соревнований – теперь нужна была хотя бы одна убедительная победа, закрепляющая достигнутое.
Окинув взглядом своих питомцев, Василий Сергеевич заметил напряженные просящие глаза Петро Лукьяненко – молоденького украинца, подмастерья из ремонтного депо и кивнул ему головой.
Он понимал, что это, в общем-то, не лучший выбор: сильный и крепкий физически, Петро в глубине души был убежден, что всё дело именно в том, кто сильнее. Он и сейчас начал с напористой атаки. Но увертливый японец не давал втянуть себя в прямое противоборство – постоянно передвигаясь на ковре, он легко срывал все попытки захватов.
Василий видел, что Петро начинает злиться: его попытки становятся все более непродуманными, он пытается захватить ногу противника, но японец уходит в сторону и делает удачный бросок с подхватом под обе ноги. Василий с облегчением увидел, что Петро вывернулся: упал не на спину, а на живот и ушел в защиту.
Судья поднял борцов в стойку.
Не только Василий понимал, как много зависит от исхода этой схватки. В зале стоял разноязыкий гул. Ощепковцы, наученные собственным опытом, подавали своему товарищу в общем-то довольно дельные советы: «Не суетись ты!», « Чего прешь, как медведь – этим его не возьмешь!». Василий понимал, что Петро сейчас вряд ли слышит даже половину из того, что ему советуют, и потому не торопился присоединить свой голос к общему хору. Петро и сам, конечно, уже понял, что выбрал неправильную тактику: он начал более осмотрительно продолжать схватку.
Видимо приняв эту осмотрительность за нерешительность и, может быть, страх противника, японец явно уверовал в свою победу. Он удачно перехватил руку Петра, который потянулся за отворотом его кимоно, и сделал бросок через спину. Но Петро снова уже в воздухе перевернулся , падая на живот. Теперь схватка продолжалась в партере: японец запустил ноги и, захватив ворот кимоно возле самой шеи Петра, попытался провести удушающий прием, но его противнику удалось просунуть подбородок под захват. И снова в ход схватки вмешался судья. Однако японец еще больше уверился, что победа близка. Он уже не думает об обороне и переходит к решающим действиям: захватывает рукав и отворот кимоно Петра сверху и, потянув на себя, делает подворот для броска подхватом изнутри. Но Петро, вовремя среагировав на это движение, отклоняет свой корпус и, захватывая маховую ногу противника за бедро, проводит бросок боковым переворотом, падает сверху на японца и, проводя удержание, лишает противника возможности дальнейшего сопротивления.
Василий привстал на своей тренерской скамье: это была та победа, которой так не хватало. Но откуда взял Петро эту нестандартную комбинацию? Этого нет в классическом наборе приемов дзюдо. Видимо, удивлены и японцы. Но результат не позволяет оспаривать победу.
Потом уже, на последующих тренировках, не раз и не два Петро по просьбе Василия будет показывать этот свой бросок, но на вопрос, откуда он его взял, всё тем же застенчивым хохлацким говорком будет объяснять:
- Та воно…как-то так - самесенько выйшло…
Вот тут и понимай как знаешь! Однако Василий взял эту результативную «самодеятельность» на заметку. Во всяком случае впоследствии разбор первого международного опыта российских дзюдоистов занял не одну тренировку и был полезен не только ощепковцам, но и их тренеру. Вспоминая победу Петра Лукьяненко, Василий Сергеевич невольно подумал о том, что, Владыка Николай, благословляя его поступление в Кодокан, видимо, среди прочего имел в виду и эту славянскую способность вносить своё, неожиданное, в любые правила и каноны, четкие рамки которых тесноваты для порывистой широкой души.
И позже еще не раз приходилось ему сталкиваться с незнакомыми приемами национальных единоборств и каждый раз он убеждался, что только не следуя слепо классическим приемам борьбы можно добиваться более высоких результатов.
Однажды еще во Владивостоке Василий Сергеевич увидел перед началом занятий в схватке с кем-то из своих учеников крепыша в полосатом халате и поинтересовался, как называется единоборство, которым он занимался.
- Это наш туркменский курес! - с гордостью заявил тот. – Только у нас им не занимаются специально: это с детства умеет каждый мальчишка. А борются батыры на праздниках и на свадьбах, показывают свою силу.
- А халат борьбе не мешает? – поинтересовался Ощепков, вспоминая голого по пояс бухарца.
- Без халата в круг не пустят! – удивился тот.
- Э, там в халате или без халата, а я тебя мигом положу на спину! – вмешался в разговор еще один ученик Василия Сергеевича. – У нас, татар, во время борьбы вся сила в подножке: умеешь ее подставить, когда противник не ждет – и ты сверху!
- Давай, давай, Юсуф, покажи ему! – подначивали слушатели татарина.
Ощепков смеялся вместе со всеми, не спеша переходить к академическим занятиям. Наверное, многое из того, что демонстрировали его слушатели, показалось бы его первому японскому тренеру сенсэю Сато варварским. Но такой жила борьба в народе: здесь были свои правила, своя форма борцовской одежды, свой кодекс спортивной чести и свои чемпионы. И вовсе не хотелось сходу отбрасывать все это во имя чистоты иноземного единоборства.
Когда занятия уже были окончены, Василий Сергеевич попросил задержаться одного из самых способных учеников, который, что называется, на лету схватывал классические приемы Кодокана.
- Может быть, еще одну-две схватки? Мысль одну хочу проверить.
- С нашим удовольствием, Василий Сергеевич!
Противник оказался не слабым и, пожалуй, ему можно было бы для морального поощрения подарить победу, но неожиданно, когда схватка уже подходила к концу, Ощепков, как показывал когда-то бухарец, сделал зашагивание за спину противника и бросил его через грудь на татами.
- А так разве можно, Василий Сергеевич? – спросил ошарашенно тот, поднимаясь на ноги. – Вы нас этому не учили!
- Да и меня этому не учили! – рассмеялся Ощепков.
- А что вы проверяли? Этот прием, да? Или меня?
- Этот прием без нас с тобой уже проверили. Ему, наверное, не одна сотня лет. Да и ты, вроде, в дополнительной проверке не нуждаешься. А проверял я собственную думку, что даже самые строгие каноны не могут все время быть неприкосновенными. Есть тогда риск, что они тогда в конце концов станут мертвыми. Так что – спасибо. Свободен.