Geum.ru

Рауль Мир-Хайдаров. За все наличными

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   25   26   27   28   29   30   31   32   ...   45

4



Расставшись с Колетт, Карлен довольно долго гулял пешком по центру, как

ни странно, не ощущая ни холода, ни сырости, ни ветра, а ведь погода

нисколько не изменилась, ничуть не потеплело, -- мысли его были возле

Натальи, высветившейся с неожиданной стороны, -- теперь о ней можно было

строить любые догадки.

Если у него, сначала в Москве, потом в самолете "Эр-Франс", а затем

рано поутру в Париже, в кафе "Верона", и выстроился какой-то план, схема

расследования, теперь все это ни к черту не годилось -- все карты спутал

французский муж Натальи, некий Робер из торгового дома Кристиана Лакруа.

Машинально глянув на своего "Чингизхана", Карлен от удивления аж

присвистнул: время приближалось к полудню, а в Москве он привык обедать

обстоятельно и потому почувствовал, как проголодался. Нужно было

возвращаться в отель на Елисейских полях, пообедать там, а затем в тепле

уютного номера, рядом с телефоном выстроить новый план действия. Вероятно,

придется звонить в Москву Абреку с Крисом, чтобы узнать, там ли находится

один из мужей Натальи, о чьей свадьбе в "Пекине" он не только поведал им, но

и показал любопытные фотографии участников торжества. А может, ему придется

здесь, в Париже, прибегнуть к чьей-то помощи, если одному окажется не по

силам разобраться с "невестой", -- следовало обдумать и этот вариант. В

общем, напрашивался небольшой перерыв, чтобы переосмыслить возникшую

ситуацию, хотя первый день пребывания в Париже следовало признать удачным:

повезло ему и в "Себастьяне", и с Колетт, от них он получил нужную

информацию.

Приняв такое решение, Карлен остановил первое же свободное такси и

поехал к себе в "Палас-отель". В номере он отдохнул с полчаса, попытался

позвонить в Москву, но телефон Абрека с Крисом не отвечал, и он спустился

вниз, в ресторан. Обедал он уже в другом, основном зале, хотя и утренний,

где завтракал, ему понравился. Карлену и тут подфартило -- в ресторане был

день итальянской кухни. Конечно, лучше бы русской, но после Петровича из

"Золотого петушка" его вряд ли любая другая русская кухня устроила, да еще

во Франции. Но итальянская кухня для него все же лучше, чем французская, --

как южанину, кавказцу, она была ближе, роднее. С пряностями, приправами,

соусами, зеленью; равиоли, спагетти, пасты, террапитос -- слоеные пирожки с

особым сыром... при одной мысли у него разыгрался аппетит, и Карлен кивком

подозвал официанта, молча дожидавшегося, пока он перелистает многостраничное

меню и винную карту.

Во время обеда Татляну вдруг пришла на ум такая невероятная мысль, что

он чуть не выронил в бульон с равиоли ложку. А что, если во всей этой

истории со свадьбой в Москве, с женихом-чистоделом, известным в уголовных

кругах, и мужем-французом в Париже, занятым в сфере высокой моды, что более

всего поразило Карлена, -- главное действующее лицо не мужчина, а женщина:

невеста -- в Москве, мужняя жена -- в Париже, некая очаровательная россиянка

Наталья? Задав этот вопрос, Карлен окончательно испортил себе роскошный обед

-- любимые равиоли, напоминающие русские пельмени, только совсем мелкие,

если не сказать крошечные, даже непонятно, как их начиняют, Карлен доедал

почти остывшими. Второе блюдо -- особо запеченная рыба -- требовало при еде

внимания, но он не мог отдаться ей целиком и тоже не получил удовольствия,

хотя рыба была редкостная и подана с соусами, приправой, зеленью -- огромное

блюдо походило издали по цветочной гамме на букет-икебану.

Смешно, но все складывалось совсем по-французски: ищите женщину! Об

этом им толковали еще в разведшколе: женщина, ее причуды, капризы, вкусы,

требования, запросы и даже ее преступления слишком индивидуальны и

неповторимы! Мысль о том, что главным лицом в производстве супербанкнотов

может оказаться женщина, настолько взбудоражила душу Карлена, что он

окончательно потерял интерес к обеду и, не дожидаясь десерта, покинул

ресторан и поднялся к себе. Правда, попросил подать кофе в номер.

В конце ноября в Париже темнеет рано, особенно в такие пасмурные дни, и

в комнатах было уже мрачно, неуютно. Сгущавшаяся за окнами темень ничуть не

напоминала привычные московские сумерки, которые Карлен так любил. Он

завесил плотные шторы, включил свет, и номер преобразился. Расхаживая по

просторному номеру, устланному дорогими персидскими коврами ручной работы,

отчего шаги делались вкрадчивыми, бесшумными, Карлен пытался нащупать в

памяти хоть какую-то зацепку насчет женщин-"граверов", но, сколько ни

старался, ничего припомнить не мог, таких фактов просто не было. Правда,

были женщины-подручные, женщины-подружки, женщины -- реализаторы готовой

продукции. Таковых, причем даже очень известных, прославившихся шумными

аферами, он мог перечислить много, ведь этот этап работы у

фальшивомонетчиков не менее важен. Запустить фальшивки в жизнь, чтобы не

попасться сразу, даже не ощутив результатов своего рискованного труда, -- на

это тоже требуется большой талант, даже артистизм.

Возвращаясь мыслями в Москву, особенно к шумной августовской свадьбе в

"Пекине", Карлен, развивая тему, предположил: а может, она сама и без

"завязавшего" жениха-чистодела известна в уголовных российских кругах? Мысль

о русской красавице, наверняка имеющей связь с преступным миром, как ни гнал

он ее от себя, не давала покоя, и он стал ворошить в памяти свои долгие

беседы с Крисом и Абреком об уголовной среде Москвы, Кавказа и даже Средней

Азии, но не припомнил, чтобы когда-нибудь в них упоминалась женщина. Но

Наталья, как бы он ни прикидывал, не походила на тех бандерш, что готовят

вооруженные налеты или занимаются по ночам с подругами и дружками

гоп-стопом. На аферистку, мошенницу, даже на "гравера" или крупную

растратчицу она еще могла потянуть, но не на пресловутую уголовницу. Может,

поэтому он не мог отделаться от навязчивой идеи, что эта женщина теперь его

главный ориентир в поисках подпольного монетного двора...

В Париж Карлен прилетел ненадолго, от силы на недельку, да и виза была

краткосрочной, поэтому действовать следовало оперативно. Первый день во

Франции подходил к концу, а ясного плана, с чего начать, у Карлена не было.

И тут он впервые ощутил, как тяжело работать одному, или, вернее, лично для

себя. Искал бы он фальшивомонетчика от имени всемогущей Америки, немедленно

получил бы в Париже подмогу: тут же взяли бы старинный особняк у Булонского

леса и его прекрасную обитательницу с мужем под круглосуточное наблюдение,

поставили бы телефоны на прослушивание, а через двадцать четыре часа, ну,

максимум через сорок восемь, он знал бы все о некоем мсье Робере, занятом в

сфере высокой моды, если, конечно, он действительно мсье Робер и работает у

великого кутюрье Кристиана Лакруа. Но чего нет, того нет -- зато и успех ему

не придется делить ни с кем. А если выйдет на самого "гравера" и подпольный

монетный двор, то получит не премию, равную двум-трем окладам, и повышение в

звании, а огромное состояние, которого хватит на всю жизнь. Последняя

перспектива приободрила Карлена, опускать руки у самой цели он не имел

права, да и удача пока не отворачивала от него свое ехидное лицо.

Наступил вечер, первый вечер в Париже после долгой разлуки с этим

городом, и эта мысль несколько взбудоражила Карлена. Он тут же искренне

пожалел, что у прекрасной молочницы Колетт вечер сегодня занят, а просидеть

его в номере один он не собирался. Друзей, особо близких людей, к которым он

мог наведаться или пригласить их куда-нибудь в ресторан, у него в Париже не

было, оставались девушки, с кем он приятно проводил время в своей тесной

комнатушке под самой крышей старого восьмиэтажного дома, которую снимал во

время стажировки во "Франс суар".

Достав из "дипломата" электронную записную книжку, Карлен начал

отыскивать старые парижские телефоны -- их набралось всего четыре, хотя ему

казалось, что их должно быть больше. "Изабель... Беатрис... Мануэла...

Жанетт..." -- читал он имена своих бывших парижских пассий, пытаясь

припомнить какие-нибудь детали давних встреч. Не дай Бог спутать особо милые

подробности свиданий -- женщины очень обидчивы, ведь они считают, что

остаются в памяти мужчин единственными и неповторимыми. Отчетливее всех он

помнил Жанетт -- она работала с ним во "Франс суар" и проявляла к нему

повышенный интерес, кажется, даже имела на него виды. У нее была небольшая

двухкомнатная квартира с балконом на Сену -- наследство от любимой бабушки.

Жанетт была единственной, с кем он встречался на ее территории. Но звонить

ей первой ему не очень хотелось, большие страсти ему ни к чему, в Москве у

него невеста, а Жанетт такая взбалмошная, замучает потом по международному

телефону.

Первой он позвонил Мануэле, черноокой брюнетке с пышной грудью и

дивными вьющимися смолисто-черными волосами, она работала в каком-то

музыкальном театре, пела и танцевала, веселая девушка, хохотушка. Первый

блин оказался комом: на том конце провода сказали, что такая здесь давно не

живет. Не повезло и с Изабель: какая-то бабуля садистски строго отчеканила

на его вопрос, что Изабель вышла замуж и отныне живет в Лондоне, и, не дав

сказать ему ни слова, положила трубку. Два прокола подряд сбили спесь с

Карлена, но вечер коротать одному все-таки не хотелось, а знакомиться было

поздно, лень было выходить на холод, ветер, в темень. Оставались Беатрис и

Жанетт, и он, переведя дух, позвонил студентке Сорбонны. К этому времени

Беатрис должна была уже закончить филологический факультет или одолевала

последний курс университета. На этот раз ему повезло: Беатрис оказалась

дома, замуж не вышла, никуда не уехала, пребывала в прекрасном настроении и

даже обрадовалась его звонку. Поддразнивая Карлена, видимо, не забыла его

бедную студенческую жизнь стажера, она сказала:

-- Может, ты пригласишь меня ужинать в "Максим"?

-- А почему бы и нет, -- огорошил ее ответом Карлен. -- В Москве, где я

сейчас работаю, открыли такой же ресторан "Максим" и на открытие приезжал

сам мэтр Карден, правда, я до сих пор там не побывал -- дела, заботы.

Говорят, "Максим" парижский и "Максим" московский -- один к одному, до

последней тарелки, до последнего бокала и вешалки в гардеробе. Так что мне

представляется прекрасная возможность проверить, так ли это, может, даже

наскребу на какой-нибудь скандальный материал. "Максим" так "Максим", я

принимаю с удовольствием твой выбор...

-- Ты не шутишь? Или неожиданно разбогател? -- спросила иронически

Беатрис.

-- Я думаю, что наша встреча после долгой разлуки стоит того, чтобы ее

отметить в изысканном "Максиме". Тем более что для меня, да и для тебя

скорее всего, это первое знакомство с карденовской гастрономией, --

отшутился Карлен. -- Так во сколько мне ждать тебя? Может, мне заехать за

тобой?

-- Нет, спасибо, я приеду на своей машине. Будь любезен, не забудь

предупредить метрдотеля, я вряд ли похожа на завсегдатаев "Максима". А буду

я там ровно через два часа.

-- Какие тебе сегодня нравятся духи? -- спросил он напоследок в

радостном порыве -- хотелось порадовать Беатрис и поблагодарить за спасение

от одиночества в этот сырой и ветреный вечер.

-- "Ван Клиф" и "Дюн". Но учти, у меня сегодня другая парфюмерия, духи,

что я назвала, -- из области мечты. Целую. До встречи...

Перво-наперво Карлен набрал номер главного метрдотеля в "Максиме" и

заказал столик на двоих, на всякий случай, -- не хотелось огорчать ни себя,

ни Беатрис, если случится какой-то наплыв гостей, хоть и редко, но такое

бывает в Париже. Затем позвонил вниз -- в холле отеля он видел несколько

роскошных магазинчиков, где в витринах стояли изысканные французские духи,

-- и спросил, нет ли у них "Ван Клиф" и "Дюн". Ему ответили, что есть, но

предупредили, что через час закрываются. И он поспешил в холл, ему очень

хотелось удивить Беатрис. Заодно он купил себе там же шелковую сорочку от

"Труссарди" и строгий галстук, напрашивавшийся к его костюму от "Дормей".

Времени у него было в достатке, и, забыв на время о "граверах", о женщине,

живущей у Булонского леса, ее мужьях, московском и парижском, он с

удовольствием принял ванну, тщательно побрился и вскоре был готов

отправиться в знаменитый ресторан.