Рауль Мир-Хайдаров. За все наличными

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   ...   45

4



Герман отправился к дому Звонарева в камуфляжной форме, с оружием, так

как имел право носить его и вне служебного времени; захватил он с собой и

наручники. Он знал, что без бухгалтера миллионы Шкабары за кордоном --

просто приятная, навевающая грезы сказка. А деньги, казалось, были так

заманчиво близки! Для бухгалтера арест не оказался бы неожиданным даже без

санкции прокурора, хотя тогда Герман еще не знал, что Звонарев находится в

розыске, как не знал и других, особо пикантных подробностей его лихой жизни.

Кольцов понимал, что секреты зарубежных счетов он должен выбить из Звонарева

или в обмен на его жизнь -- метод радикальный, но эффективный, -- или войти

с ним в долю. Тут интересы их совпадали полностью: ни бухгалтер без

документов, находящихся у Кольцова, не мог воспользоваться миллионами, ни

Герман, обладающий половиной тайны, не мог разжиться со швейцарских счетов и

копейкой.

Замыслив "арестовать" бухгалтера, Кольцов еще не определил, куда его

спрятать, но понимал, что Звонарева нужно перехватить позарез. Несколько

дней его можно продержать у себя -- жена как раз накануне задержания Шкабары

улетела к родителям во Владивосток: женился ее младший брат, а свадьба да

похороны -- дело святое. В конце концов он мог рассчитывать и на помощь

Хавтана, тот за последние годы круто поднялся вверх: разъезжает на "саабе",

купил шикарную квартиру в сталинском доме, кажется, в том самом, что описал

некогда Юрий Трифонов в знаменитой повести "Дом на набережной". Теперь ему

принадлежал ресторан "Золотой петушок", где некогда Хавтан угощал их,

бритоголовых, перед отправкой в армию.

Впрочем, здесь, в "Золотом петушке", он с Хавтаном и повстречался

снова, когда после службы в армии и работы во владивостокской милиции

вернулся в Москву через пять лет. Много воды утекло в России за пять лет,

многое изменилось в жизни обоих. Ресторан этот, "Золотой петушок", был

первым в жизни Германа Кольцова, где он гулял по-настоящему, и на всю жизнь

произвел на него неизгладимое впечатление: и интерьером с его искусственными

деревьями в пластмассовых кадках, и яркими голландскими цветами из шелка,

которые ежевечерне пылесосили, и огромными зеркалами в аляповатых рамах под

старину, занимавшими простенки, -- все это показалось тогда Кольцову верхом

роскоши, изящества и вкуса, атрибутами другой жизни. И как-то под

настроение, через полгода после возвращения в Москву, он предложил своей

жене Леночке: а свожу-ка я тебя в ресторан, куда до армии любил захаживать.

Об убранстве, о деталях интерьера, когда-то так поразивших его, Герман

Леночке не рассказывал, хотел ошеломить ее, тем более что в ресторанах они

вообще не бывали, да и какие во Владивостоке рестораны? Так... пункты

общественного питания... Леночка конечно же ахнула, ибо она не знала, что от

прежнего "Золотого петушка" осталось только место да название.

Перестроенное, перепланированное лучшими архитекторами и дизайнерами

заведение стало рестораном, сделавшим бы честь любой европейской столице,

будь то Париж или Лондон. Здесь царил хваленый евростандарт плюс российская

роскошь на грани милого излишества, а главное -- был простор, то, чего так

не хватает старушке Европе; она давно перестроилась и лишних метров и

капиталов ей взять просто неоткуда.

За время службы в милиции научившийся ничему не удивляться, а главное

-- владеть паузой, держаться спокойно, Герман только теперь понял, каким

жалким был тот прежний "Петушок". И еще Герман сразу смекнул, что в сто

долларов, на которые он рассчитывал в тот вечер, в таком ресторане не

уложиться, но нисколько об этом не пожалел, потому что видел, какой истинный

восторг, радость вызвал "Золотой петушок" у Леночки. Однако чудеса на этом

не закончились... Позже, анализируя событие, Кольцов пришел к мысли, что

встреча со старым знакомым по прежнему адресу была суждена ему свыше. Как

все люди, живущие двойной жизнью, он был суеверен без меры...

Зал к их приходу был заполнен уже наполовину, но на многих столиках

стояли таблички с надписью на двух языках: "Зарезервировано". Пока Леночка,

не остывшая от восторга, выбирала место по своему усмотрению, мимо них

прошел к выходу, благоухая прекрасным одеколоном, элегантный господин в

светлой тройке и ярком шейном платке вместо галстука. Герману в какое-то

мгновение показалось, что он знает этого сухощавого человека со

стремительной походкой и цепким, всевидящим взглядом. Мужчина, быстро

проскочивший мимо них, вдруг словно наткнулся на невидимую преграду,

обернулся и вопрошающе-азартно крикнул:

-- Гера, дружище, ты ли это?!

-- Хавтан?!

И старые друзья кинулись друг к другу в объятия -- слава Богу, что

русские еще не научились скрывать свои истинные чувства и не думают, как это

выглядит со стороны и какова будет реакция окружающих на шумную встречу.

Герман представил Хавтану свою жену, и тот, поцеловав ее протянутую

руку, церемонно отрекомендовался: Леонид Андреевич. Так Кольцов впервые

узнал, как зовут давнего приятеля.

Леонид Андреевич без слов понял, что гости никак не найдут удобный

столик, все лучшие уже были заняты или заказаны.

-- Не волнуйтесь, сейчас все устроим...

Он подвел Кольцовых к сервированному столику в центре зала: отсюда

хорошо просматривалась эстрада, где сегодня выступало варьете из Одессы, и,

сняв табличку "Зарезервировано", пригласил их широким жестом занять места:

-- Вот этот столик подойдет вам вполне.

Тут же, словно из-под земли, рядом с ним выросли метрдотель и официант.

Склонившись по обе стороны от хозяина, они застыли в ожидании приказа.

Хавтан, не прерывая беседы, словно мельком, негромко приказал:

-- Стол по полной программе, по высшей масти. Пусть Петрович на кухне

расстарается. Старого кореша встретил, пять лет не виделись...

Вышколенные халдеи, которым, видимо, хозяин дважды никогда не повторял,

быстро исчезли, чтобы исполнить заказ по высшей масти, -- такие приемы

Хавтан давал не часто.

-- Ты по-прежнему любишь этот ресторан? -- спросил Кольцов, оглядывая

богатую сервировку стола, тонкий, изысканно расписанный английский фарфор,

бокалы из французского хрусталя, приборы из русского серебра.

-- Да, я, знаешь ли, человек старомодный, тоскую по местам юности и,

чтобы чаще вспоминать молодость, купил этот ресторан, -- ответил хвастливо

Хавтан, поигрывая тяжелым золотым браслетом массивного "Ролекса" на худом

загорелом запястье. Глядя на жену Кольцова своими пронзительными глазами, он

вкрадчиво спросил: -- А вам у нас понравилось?

Леночка с искренним восторгом закивала:

-- Очень! Просто чудесно! Гера еще во Владивостоке говорил, что вы им

тут перед отправкой на службу богатые проводы устроили.

-- Помнит, значит... Это хорошо... -- улыбнулся и сразу помягчел Леонид

Андреевич.

Он был из той категории людей, которые болезненно относятся к своей

персоне, для таких чрезвычайно важно, как они выглядят, как их оценивают со

стороны.

-- И чем же теперь занят, Пересвет ты наш? -- добродушно, без перехода,

поинтересовался гостеприимный хозяин, вспомнив старую кличку гостя.

Герман на секунду растерялся -- говорить или не говорить, что он служит

в милиции. Он ведь хорошо помнил хавтановскую школу, его "политбеседы". В

той иерархии ценностей, что некогда пропагандировал Хавтан, ниже мента

никого не могло быть, и мусоров следовало уничтожать уже только за то, что

он мент и носит погоны. Но пока Кольцов раздумывал, его опередила Леночка и

с гордостью выпалила за мужа:

-- А Гера закончил у нас во Владивостоке высшую школу милиции, получил

офицерское звание. А теперь он уже капитан, командир особого

спецподразделения при МВД...

Герман хотел под столом нажать Леночке на ногу, чтобы та не очень-то

распространялась о его службе, которая особо не афишировалась, но Хавтан,

неожиданно для Кольцова, широко улыбнулся и, как показалось, вполне искренне

сказал:

-- От души поздравляю. Я рад, что друзья юности находят для себя место

под солнцем. Милиция, ОМОН, РУОП, ФСК, ФСБ -- это то, что нужно для

настоящего мужчины. Россия нуждается в крепких парнях и твердом порядке. --

И он кивком дал команду стоявшему у него за спиной официанту, чтобы тот

наполнил бокалы.

Под ярким светом люстр заискрилось прекрасное вино, и на душе у Германа

отлегло.

-- За вас, за встречу, на нашу молодость, -- предложил тост Хавтан, и

все дружно сомкнули тяжелые хрустальные бокалы.

Просидели в тот раз в "Золотом петушке" долго, прием действительно

оказался по высшему разряду, такого чета Кольцовых и представить себе не

могла. Расчувствовавшийся Хавтан был без тормозов, ему хотелось блеснуть

перед старым корешем богатством и властью в своем заведении. У Леонида

Андреевича уже созрел план в отношении Германа после того, как он узнал, что

Кольцов служит в особом спецподразделении МВД. Вина в тот вечер подавались

самые изысканные, шампанское французское и только "брют". Повар Петрович, по

словам Леонида Андреевича, превзошел себя, а на десерт подносили диковинные

заморские фрукты, швейцарский шоколад и итальянское мороженое, голландское

печенье и датский торт... В общем, чете Кольцовых такое изысканное внимание

и не снилось. В "Золотом петушке" высоких гостей непременно одаривали еще и

коробкой -- с напитками и закуской, что было сделано и на этот раз, и опять

Герман вспомнил первое свое посещение этого ресторана -- тогда хозяин тоже

щедро одарил их на прощанье.

В самом конце застолья захмелевший Самурай попытался попросить у

официанта счет, но более трезвый Хавтан ловко свел все к шутке. Поскольку

Леонид Андреевич уже твердо знал, чего он хочет от Кольцова, он достал из

кармана несколько своих визиток и, отобрав среди них одну, особо важную,

передал ее Герману со словами:

-- Вот тебе фирман, или, как говорили ханы Золотой Орды, пайцза. Она

означает, что в "Золотом петушке" тебя всегда примут по высшему разряду, а

расхо-ды -- за мой счет. С кем бы ты ни пришел: один, с женой, с друзьями, с

начальством, с пацанами, старыми корефанами люберецкими. Считай, что у тебя

тут открытый счет. -- И, сделав небольшую паузу, с нарочитой грустинкой

добавил: -- Все у меня есть, а старых друзей маловато осталось...

Леночка восторженно захлопала в ладоши, а Герман со смутной тревогой,

которую, однако, быстро заглушило выпитое, принял визитку.

Хавтан, словно и не грустил секундой раньше, снова заулыбался:

-- Когда бываешь в центре, особенно по вечерам, заглядывай в ресторан

"Пекин", на площади Маяковского, ах да, теперь -- на Триумфальной. Я люблю

там коротать вечера. Помнишь, как ресторан гремел в шестидесятые --

семидесятые годы?

Герман согласно кивнул в ответ, хотя в те годы не то что в "Пекине", ни

в каком другом ресторане не ошивался. Другой у него был тогда уровень жизни.

А Хавтан продолжал свое:

-- "Пекин" сейчас самое спокойное место в Москве, где не бывает пальбы

и беспредела, потому как там любят собираться крутые люди и "новые русские".

Да и кухня хороша, все-таки школа, традиции. Там меня можешь найти, если

понадоблюсь. Видишь ли, не люблю я общаться по телефону. С человеком надо

говорить глаза в глаза, так меня учили по первой ходке. -- И уже предложив

тост на посошок, тут же без перехода, вроде в шутку сказал: -- Если

возникнут какие-нибудь неожиданности по "Пекину", сам понимаешь, ты уж

как-нибудь дай знать. Многие уважаемые люди будут обязаны такой

информации...