Хх века о познании и его аксиологических аспектах Материалы Всероссийской научной конференции (Ульяновск, 25-26 июня 2009) Ульяновск 2009

Вид материалаДокументы

Содержание


А.А. Тихонов
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   17
^

А.А. Тихонов




Концепции и метафоры познания как синтез

аксиологических и гносеологических представлений


Несмотря на многовековую историю развития гносеологической проблематики в различных философских учениях и сообществах, общая теория познания в строгом смысле этого понятия фактически не создана. Гносеология, эпистемология, когитология и другие подобные философские и научные дисциплины реально представляют собой весьма рыхлый конгломерат различных и конкурирующих между собой учений, концепций, метафор и теоретических моделей познавательной деятельности. На этом основании целый ряд философов (Р. Рорти, У. Куайн и др.) провозгласили «кончину эпистемологии», принципиальную неспособность теории познания разрешить проблемы сущности знания, истинности, динамики развития познания и т.п.

Традиционные для теории познания концепции, проблемы и категории многими «радикальномыслящами» философами объявляются ошибочными. Эти «революционеры», – по мнению С. Хаак, – полностью отвергают традиционные проекты, считая их заблуждением». При этом «революционный нигилизм форсирует отказ от традиционных проектов» и «вместо того, чтобы предлагать какого-либо научного преемника предмету эпистемологии, отрицает необходимость или желательность такого преемника» [4, с.107].

Негативное отношение к гносеологии высказывалось в истории философии неоднократно. Так во второй половине ХХ века ряд ученых (Ж. Пиаже, У. Куайн и некоторые представители структурализма) считали, что «теория познания как особая философская дисциплина, не сводящаяся к совокупности данных специальных наук о познании, потеряла право на существование. Все проблемы, относящиеся к пониманию познания, решаются лишь в психологии, в семиотике, в учении о формальных структурах» [2, с.13].

Широко известны попытки выдающихся философов ХХ века Э. Гуссерля и М.Хайдеггера связать «кризис европейского человечества» и «кризис гуманизма» с кризисом доминирующих форм научной рациональности, с появлением позитивистских и феноменалистических «теорий познания», обосновывающих и оправдывающих «разрыв между человеком и бытием».

В конце ХХ века постструктурализм и постмодернизм провозгласили «смерть субъекта» и «конец науки», попытались дезавуировать, обессмыслить фундаментальные проблемы гносеологии. Однако уроки множества кризисов в развитии науки и культуры показывают, что фундаментальные проблемы в любой сфере человеческой деятельности «возрождаются как феникс из пепла» и обретают еще большую глубину и значимость.

Кризисное состояние теории познания в целом и отдельных ее концепций проявляется не только в «очередных похоронах эпистемологии», в призывах к отказу от «старой эпистемологической парадигмы», но и в появлении множества новых, обладающих еще малой известностью и влиятельностью идей, концепций и направлений в традиционной проблематике гносеологии и эпистемологии. К числу подобных новаций можно отнести различные формы эволюционной теории познания, «генетической эпистемологии», естественно-исторической гносеологии, идеи когнитивной эволюции, когитологию, нейро-лингвистику, психо-семиотику и т.п.

Любой кризис представляет собой переходное состояние в развитии какого-либо процесса, являющееся предпосылкой резкого и крутого перелома, качественного преобразования самоорганизующихся систем. В современной терминологии кризис часто определяется как точка бифуркации, в которой самоорганизующаяся система достаточно спонтанно «выбирает» и реализует одну из нескольких возможных линий, траекторий развития. Расширение гносеологической проблематики, диверсификация концепций, форм, путей и способов развития познавательной деятельности показывают, что «очередные похороны эпистемологии» явно не состоятся и из состояния кризиса теория познания уже выходит – обновленной и обогатившейся целым рядом идей и представлений. По нашему мнению, теория познания не утрачивает, а напротив – восстанавливает свое фундаментальное положение в философском и метанаучном познании, в комплексе гуманитарных дисциплин и становится, «субъектно-центристской». Вместо «смерти субъекта» и «конца науки» реально происходит качественное преобразование научной рациональности и «возрождение» субъекта познания. «Субъектно-центристский» характер современной теории познания соответствует также общей тенденции фундаментализации, гуманизации и гуманитаризации научного и «мета-научного» – философского, логического, когитологического и т.п. познания.

Преодоление кризиса в гносеологии связано с формированием новых идей и концепций, с построением общезначимых теоретических моделей познания. При этом задача организации и упорядочивания многообразных идей и «теорий познания» представляет собой особую методологическую проблему, допускающую различные способы обоснования, классификации и объяснения данных идей и теорий. Наиболее продуктивным способом анализа этой проблематики является, по нашему мнению, предложенная И. Лакатосом «методология исследовательских программ». Однако для адекватного описания и объяснения динамики развития теоретико-познавательной проблематики методология И. Лакатоса должна быть несколько адаптирована к специфике философского, а не научного познания. В наибольшей мере это замечание относится к понятию «жёсткого ядра» исследовательских программ. В конкретно-научном и теоретическом познании «жёсткое ядро» действительно можно представить в виде достаточно определенных идей, принципов, аксиом, логически обоснованных моделей и т.п. В философском – рефлексивном и мета-теоретическом познании – данное «ядро» утрачивает свою «жесткость», становится более «мягким», текучим, лабильным. Это связано с более высокой степенью неопределенности, с универсальностью и глубиной философских проблем, не только допускающих, но и необходимо требующих синтеза и интеграции онтологических, аксиологических, гносеологических и других аспектов познавательной деятельности. В силу этого «ядро исследовательских программ» в философском познании зачастую выступает в виде различных метафор, неявно выраженных моделей и концепций, допускающих разнообразные интерпретации и «привязки» к конкретному познавательному опыту эпистемических сообществ. История философии вполне убедительно подтверждает этот тезис.

Действительно, можно отметить, что уподобление познания «восковой табличке», приписываемое Демокриту, представление о сознании как «чистой доске» – «табула раса», предложенное в качестве метафоры познания Дж. Локком, идея отражения как зеркального воспроизведения объекта в сознании субъекта – всё это наивные и упрощенные модели и представления о познании. Длительное время эти модели и представления выражались многими философами в виде визуальных образов – метафор познания. В традициях рационализма, как известно, существует определенное пренебрежение и недооценка роли метафор в реальном процессе познания и истории науки. В настоящее время многие философы и психологи «реабилитируют» метафору в качестве интегральной когнитивной конструкции и эффективного способа познания. Метафора органически присуща познавательной деятельности человека и обусловлена, в существенной мере, как функциональной асимметрией человеческого мозга, так и динамикой развития когнитивной деятельности на индивидуальном и социокультурном уровнях. В когнитивном аспекте метафора выступает в качестве способа визуализации смысла, его первичной интерпретации в «картине мира» и системе наглядных образов. Выражаясь «мета-метафорически», можно утверждать, что метафора есть «огрызок смысла», обладающий высокой продуктивностью в когнитивной деятельности и эффективностью в области коммуникации между людьми.

Метафоры как образные модели познания в своем историческом развитии обладают определенной преемственностью, которая позволяет выстраивать последовательные цепочки и сети метафор и выявлять их эволюционную динамику. «Восковая табличка», «чистая доска», «пещера и мир теней» Платона, «гносеологическая Робинзонада», «зеркальное или фотографическое отражение» – вся эта совокупность метафор рассматривается современными учеными как частные разновидности обобщенной «визуальной» или «оптической метафоры», существующей не только в массовом и обыденном сознании, но и продолжающей оказывать свое воздействие на современных ученых. Так сравнение знаний и реальности с географической картой и изображаемой на карте местностью, предложенное основоположником семиотики Ч.Пирсом, фактически лишь конкретизирует визуальную метафору с помощью новых образов и смыслов.

Множество концепций и моделей познания (сенсуализм, эмпиризм, теория отражения, феноменология и т.п.) использовали визуальную метафору в качестве неявной предпосылки и пред-рассудка (в герменевтическом смысле) своих теоретических построений. В свою очередь визуальная или оптическая метафора базируется также на неосознаваемом большинством людей комплексе идей и образов, именуемом «метафизикой света», которая вполне понятна и естественна, поскольку человеческое зрение выступает в качестве основного и доминирующего способа получения информации.

В современной эпистемологии и когнитивной психологии наиболее часто используется «компьютерная метафора», а также связанные с ней «программная», «фреймовая» и «файловая» метафоры. Психолог-когнитивист Б.М. Величковский утверждает, что «представители когнитивной психологии трактуют знание как информированность. Соответственно и сам человек рассматривается как активный преобразователь информации, главным аналогом которого в современной науке и технике является компьютер» [1, с.9]. При кажущемся правдоподобии и определенном удобстве «компьютерная метафора», тем не менее, приводит к ряду чрезмерных упрощений и ошибочных представлений. Так чувственное познание истолковывается в ее рамках как аналоговое вычислительное устройство, а вербально-дискурсивное отождествляется с цифровыми ЭВМ.

Б.М. Величковский отмечает интегративный и эвристический потенциал этой метафоры. Он пишет, что «на базе компьютерной и программной метафор были объединены структурализм, гештальт-психология и лингвистика Н.Хомского». В теоретическом плане, по его мнению, эти метафоры синтезировали «сенсуализм юмовского толка, картезианский рационализм, структурализм, функционализм и менталистскую терминологию». Но при этом он, ссылаясь на высказывание Дж. Гибсона, пишет, что «когнитивная психология…плохо обоснована. В любой момент всё может опрокинуться как тележка с яблоками» [Там же, с.65]. Так библейское, метафорическое яблоко с «древа познания», использованное как модель объекта в солипсизме Дж. Беркли, вновь «воскресает» в современной гносеологии и психологии.

Интересно отметить, что в последние годы многие психологи и философы углубляют исследование различных форм активности человека как субъекта познания и разрабатывают новые представления и гипотезы о конструктивной роли чувств и разума. По нашему мнению, эти гипотезы способны привести к выдвижению современной и обобщенной «радарной метафоры» познания. В рамках этой метафоры получение человеком знания включает в себя активность человека на уровне функционирования мозга и отдельных органов чувств, излучающих специфические энергии и поля. Согласно этим представлениям, изложенным, например, в «онтопсихологии» А. Менегетти, образ объекта конструируется субъектом наподобие радара в результате «сканирующих» операций, их репрезентаций и интерпретаций в сознании человека. При всей кажущейся новизне этой метафоры следует отметить, что впервые в истории философии ее выдвинул и детально описал великий Платон. В диалоге «Тимей» он писал, что «глаза несут с собой свет», что «внутри нас обитает особенно чистый огонь», который «изливается через глаза», что «зрительное истечение сталкивается с внешним потоком света» и «отсюда возникает тот вид ощущения, который мы именуем зрением»[3, с.485-486].

Смена метафор и концепций, описывающих эволюцию «знания о знании», приводит к значимым социокультурным последствиям, изменяющим статус знаний в деятельности человека и сам характер познания. При этом следует учитывать, что знание обладает слабой степенью само-репрезентации и любые попытки его выражения в метафорических и концептуальных формах зачастую приводят к возрастанию неопределенности в понимании сущности знания. В самом общем смысле знание как многомерный, параметрический (в смысле, предложенным А.А. Любищевым) «духовный организм» не может быть в принципе выражено в исчерпывающе определенной форме; оно всегда будет представлять собою динамическое взаимодействие двух фундаментальных сторон – определенности и неопределенности. При этом высшей формой существования знания может считаться истинное знание, степень определенности которого (и «интервала» его применимости) максимальна в его основных параметрах и измерениях – гносеологических, аксиологических, праксеологических и т.п.

В различные исторические периоды существенно изменяется аксиологический статус основных гносеологических феноменов и категорий. Так, ситуация, характерная для европейского Нового времени существенно повышает значимость научных знаний. И далеко не случаен всплеск интереса ученых и философов Нового времени к гносеологической и методологической проблематике. Афоризм «Знание – сила», приписываемый Ф.Бэкону, характерен для этой исторической эпохи и показывает высокий аксиологический статус знания. В настоящее время, в «эпоху постмодернизма», когда «зеркало мира разбилось вдребезги», складывается новая ситуация «аксиологического вакуума» и нарастания неопределенности в большинстве сфер деятельности. Эта ситуация усугубляется некритическим использованием анти-гуманной «компьютерной метафоры», что, в конечном счете, снижает аксиологический статус знания до уровня информации и даже может привести его к дальнейшей «деградации» – к пониманию знания в качестве «данных», т.е. своего рода информационного сырья. Однако следует учитывать, что в кажущемся инволюционном процессе девальвации истины и «вырождения» знания в информацию и «данные», существенно возрастают активность и когнитивные способности человека и сообществ как субъектов познания. Подобные «инволюционные» для знания процессы характерны, кстати, для социокультурного развития человечества в его обозримой истории. Наличие противоречивых процессов: с одной стороны, нарастания «атомарности» знания как информации и, с другой стороны, – интегративности и системности познания в целом, выявляет различные формы и способы взаимодействия определенности и неопределенности в динамике развития знания и становлении человека как субъекта познания. В социокультурном контексте знание не только выступает в качестве «памяти» и преемственности познания, но и в двуединой ипостаси «дискурса власти» (М.Фуко) и «власти дискурса», определяющего развитие человека и человечества.