Geum.ru

Монография Издание второе, исправленное

Вид материалаМонография

Содержание


§4. Биосферная составляющая ноосферного хозяйства
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   26
^

§4. Биосферная составляющая ноосферного хозяйства


Процессы, которые сегодня — пусть пока и незримо для массового сознания — происходят в мировой политике, науке и культуре заставляют серьезно переосмыслить биосферную, технологическую и антропологическую составляющие мирового хозяйства. Начнем с изменения отношения к природной составляющей хозяйственной жизни.

1) Сегодня очевидно, что биосфера — это гигантская «живая фабрика» по производству продуктов, без которых попросту не может существовать человек. Без компьютеров и машин он жил тысячи лет и прожить сможет, а вот без чистой воды, воздуха, плодородной земли и растений — никогда. Природа и ее девственные ресурсы приобрели к концу ХХ века такую ценность, что по сравнению с ними ценность накопленных человечеством материально-технических благ все более представляется чем-то искусственным и глубоко вторичным. Хозяйственная и эстетическая ценность нетронутого лесного массива или горного хребта с чистыми ледниками и озерами — абсолютна; а, к примеру, современного компьютера — сугубо относительна, ибо через 10 лет он превратится в никому не нужную груду железа с неизбежной проблемой ее утилизации.

Наивысшую биосферную и общехозяйственную ценность приобретают в этой связи нетронутые территории, такие, как сибирские территории Евразии, ответственные за поддержание глобального экологического кислородно-углеродного баланса, обладающие наибольшими запасами пресной воды и качественной древесины. Как мы уже отмечали, в США и в Европе девственных природных ландшафтов почти не осталось, и благополучие этих стран, также как и остальных регионов мира, во многом зависит и от экологического благополучия сибирского региона. Это, в свою очередь, напрямую ставит вопрос о необходимости перехода к принципиально иным — ноосферным — правилам «хозяйственной игры», соответствующим законам бытия общепланетарного организма и задачам его сохранения. Именно природным мерилом должны отныне измеряться и рациональность, и эффективность хозяйствования; а сохраненным биосферным потенциалом — экономическая мощь и состоятельность страны.

Так, в свете происходящих изменений климата и соответствующих решений Киотского протокола, в настоящий момент предложено несколько конкретных методик1, позволяющих оценить связывание («депонирование») свободного углерода в атмосфере болотными системами. По предварительным подсчетам специалистов один гектар болот в год может связать 0,47 т. углерода. Если учесть гигантские площади болот в сибирской части России, то нетрудно подсчитать их общую биосферную стоимость, исходя из стоимости 1 тонны углерода.

К примеру, болота составляют основной вид ландшафта на алтайском плоскогорье Укок — территории Всемирного природного наследия ЮНЕСКО, где непосредственно сходятся границы четырех государств (Китая, Казахстана, Монголии и России) и где сегодня некоторые технократические круги и недальновидные политики вынашивают планы строительства газо- и путепровода из России в Китай, могущие, якобы, иметь огромный экономический эффект и укрепить наш союз с Китаем. Но вместо того, чтобы наносить непоправимый ущерб хрупкой природе уникального горного региона, следует просто подсчитать эколого-хозяйственный потенциал Укока, а он, по самым скромным подсчетам, составляет около 1.1 млн. долларов, учитывая площадь болот равную 254 904 га и стоимость 1 тонны углерода в 10 долл. Если же учесть, что Большой Алтай является центром биологического разнообразия и районом, поддерживающим важнейшие водные, атмосферные и тонкие экологические балансы на огромных пространствах Сибири и Центральной Азии, то можно с большой долей уверенности предположить, что его хозяйственная ценность — по мере ее осознания российским и мировым сообществом — будет неуклонно возрастать.

2) Сегодня очевидно, что биосфера является живым организмом в подлинном смысле этого слова со сложнейшей иерархией информационно-энергетических связей и структурных зависимостей. Нарушение этих связей, грубое техногенное вторжение в них дестабилизируют все процессы на нашей планете. Отсюда естественное объяснение получают широко обсуждаемые в научных кругах и частично уже внедряемые в практику хозяйственной жизни методики эколого-экономического планирования и районирования природопользования с учетом «хозяйственной емкости» ландшафтов; «балансовых» подходов к развитию экономики регионов с целью сохранения системных параметров «здорового» биосферного функционирования их территорий. Отсюда же и проблема научно обоснованных мировых квот потребления возобновляемых и не возобновляемых природных ресурсов, разработка методов естественного повышения плодородия почв и рекультивации пораженных территорий.

Практическая экологизация хозяйствования и утверждение принципов так называемой «экологической этики» — самое зримое эмпирическое подтверждение правоты ноосферной философии хозяйства, как бы этим тенденциям ни противодействовали технократические структуры и технократический менталитет в целом. Любопытно, что традиционные способы хозяйствования обнаруживают в этой связи свою исключительную актуальность и современность. Если вновь обратиться к наследию алтайских народов, то выясняется, что, например, традиционное старообрядческое хозяйство русских переселенцев может рассматриваться как эталонное в плане своей полифункциональности и адаптированности к хозяйственным возможностям ландшафта. Например, в Уймонской долине хозяйственная деятельность старообрядцев включала в себя помимо выращивания зерна, традиционного занятия русского крестьянина, — также животноводство и мараловодство, охоту, пчеловодство и т.д. Особое внимание уделялось качеству вещей и предметов быта, а также рачительному отношению к природному окружению. Зверя и птицы били столько, сколько было нужно и всегда в определенное время года, дабы не подорвать воспроизводство популяции.

Быт алтайских и монгольских кочевников также включал в себя тонкий учет экологических балансов. К примеру, если резался баран, то все его части полностью использовались в хозяйстве, включая рога и кости. Существовали особые табуированные места — аналоги современных заповедников и заказников, где было запрещено охотиться в любое время года и где зверь мог найти убежище. Традиционные одежда, питание, жилище, половозрастные отношения, сезонные виды деятельности представителей алтайских коренных народов обнаруживают поразительную историческую устойчивость и органическую вписанность в объективные природные циклы, ритмы и зависимости. В хозяйстве тех же алтайцев-кочевников и старообрядцев-землепашцев существовало органическое единство между природной и культурной составляющими ландшафта, делавшими его по-настоящему ноосферным культурным ландшафтом1, где деятельность человека не истощает и не уродует естественную среду обитания, а, напротив, обеспечивает сохранение и преумножение как биосферного потенциала ландшафта, так и его культурного наследия.

Правда, эти выводы нередко ставятся под сомнение: «Логичен вопрос: если “западоцентризм” не несет человечеству освобождения от экологических потрясений, то не следует ли искать спасения в русле “востокоцентризма”? …С восточным стилем развития связывается представление об искомой гармонии между человеком и природой, об "уважении" ее законов… Но если это так, …то чем же можно объяснить тот непреложный факт, что острота мировой социально-экологической ситуации устойчиво перемещается а регионы Востока?»2 В.А. Лось указывает на ложное, по его мнению, противопоставление западных технико-технологических решений и традиционных методов ведения хозяйства: «Повседневная борьба за выживание вынуждает бедные семьи, — отмечают специалисты, — перегружать пастбища, доводить до истощения почвы, лишь бы получить урожай в текущем году, вырубать леса в порядке расчистки для земледелия или на топливо…. И если при реализации принципов “западоцентризма” страдает качество жизни, то в процессе абсолютизации установок “востокоцентризма” под угрозой оказывается само существование человека»3. Но очевидно, что из поля зрения автора попросту ускользает то, что бедность и повседневная борьба за существование является во многом следствием современной экспансии западных ценностей и стиля жизни, геополитического передела мира, а не «восточного стиля развития» самого по себе. Есть данные о том, что наши предки, в отличие от нас — самоуверенных пасынков техногенно-потребительской цивилизации, — отчетливо осознавали и тщательно учитывали в своей хозяйственной и культурной деятельности особую роль живого человека и его культурного творчества в поддержании стабильности и «здоровья» окружающей природы.

В связи с этим можно отметить, что в последнее время получает экспериментальное подтверждение факт существования особых, «тонких» форм взаимодействия между человеком и природой. Группа ученых из Новосибирска под руководством В.П. Казначеева экспериментально установила факты отрицательного физиологического реагирования комнатных растений на подземные ядерные взрывы на Семипалатинском полигоне, проводимых за сотни километров от места эксперимента1. Японскими же исследователями — и эти данные неоднократно публиковались в печати — доказано благотворное влияние классической музыки на рост и плодоношение культурных растений и, наоборот, разрушающее влияние, которое оказывает на них современная рок-музыка с ее оглушительными ритмами.

С другой стороны, накапливается статистический материал, свидетельствующий, что дестабилизация столетиями складывавшихся целостных биогеоценозов в первую очередь отрицательно отражается на здоровье коренного населения, адаптированного к вполне определенным параметрам биосферы. Так, даже если концентрации всех вредных веществ на данной территории могут быть в пределах нормы, то нарушенные энерго-информационные связи, обеспечивающие целостное бытие системы, неизбежно отразятся на физическом и психологическом самочувствии автохтонного населения. Подобные данные получены по северным народам, по тому же региону Горного Алтая2. Эти и другие факты заставляют признать, что человек десятками не только зримых, но и незримых нитей связан с биосферой планеты, а его собственное телесное и духовное здоровье в существенной мере зависит от здоровья ее «живого» тела.

3) Центр и периферия в культуре сегодня стремительно меняются местами. Есть все основания предположить, конкретизируя тезисы первой главы, что ключевую роль в становлении гармоничного хозяйства будущего века будут играть не городские и промышленно освоенные территории с деградировавшим ландшафтом и отравленной информационной средой, а уникальные культурные ландшафты, о которых речь шла выше. Они будут выступать пилотными площадками для апробации передовых ноосферных технологий, экспериментальными центрами по реабилитации поврежденной биоты, районами массового отдыха и оздоровления людей.

Удивительные хозяйственно-биосферные богатства подобных территорий только-только начинают выявляться. Приведем еще лишь несколько примеров, опять-таки на примере Алтайского региона. Получены медико-биологические данные, что мясо яка, пасущегося на алтайских высокогорьях, обладает уникальными целебными свойствами: оно повышает иммунитет организма, способствует заживлению внутренних язв, усиливает репродуктивную способность и даже обладает противораковым эффектом. Сведения об исключительном лечебном потенциале имеются также по алтайской облепихе, жимолости, дикой смородине и меду. Особую ценность — в условиях кризиса европейского животноводства и отрицательных последствий, связанных с созданием генетически модифицированных продуктов, — приобретает отличающийся устойчивостью и здоровьем генофонд горных территорий. Например, овцы, живущие в Улаганском районе Республики Алтай, выдерживают сорокаградусные морозы и приносят ягнят прямо на снегу. А есть еще особые качества алтайского воздуха, ледниковой воды, древесины, биоактивационных глин, минеральных источников, зон с благоприятным разменом энергий и т.д.

Подытоживая наш анализ биосферной компоненты ноосферного хозяйства, правомерно будет заключить, что Природа — это не пассивный объект воздействия и не безликая окружающая среда, а специфический субъект хозяйственной жизни, активизируемый человеческой мыслью, волей и действием, или подавляемый ею, — но подавляемый, напомним, только до определенной границы, после которой начинается реакция противодействия биосферы.