Geum.ru

А. В. Гулыга перевод Б. А

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   38

Космогоническая гипотеза Канта нанесла первый серьезный удар по метафизическому мировоззрению, господствовавшему в естествознании XVIII в., она впервые показала необходимость и научную значимость исторического воззрения на природу. Правда, еще задолго до Канта Р. Декарт выступил со своей по существу (7) В.И. Ленин, Соч., т.38, стр. 377.

17

первой в истории науки систематически развитой космогонической гипотезой. Однако гипотеза Декарта не объясняла фактов, известных астрономам: эллиптические орбиты планет, их движение примерно в одной и той же плоскости, различие их массы, наличие колец Сатурна и т д. Поэтому, несмотря на величие замысла - вскрыть генезис солнечной системы, гипотеза Декарта не получила признания среди естествоиспытателей, тем более что в XVII в. ничто еще не могло поколебать позиции метафизического способа мышления. B отличие от Декарта Кант в своей космогонии дает вполне удовлетворительное для тогдашнего уровня естествознания объяснение известных в то время структурных особенностей солнечной системы. При этом Кант исходит из положения, что движение (механическое) имманентно присуще материи, и руководствуется законом всемирного тяготения, открытым И. Ньютоном. Все это, несомненно, придало гипотезе Канта научную убедительность. В дальнейшем, когда принципы кантовской небулярной гипотезы были развиты Лапласом, эта гипотеза получила почти всеобщее признание. Нельзя не отметить, что, с точки зрения Канта, космогоническая гипотеза вполне примирима с религиозным представлением о сверхприродном абсолютном существе. Больше того, в работе «Единственно возможное основание для доказательства бытия бога», которая также относится к «до критическому» периоду, Кант рассматривает свою космогонию как новый, усовершенствованный вариант «физико-теологического доказательства» бытия божьего, исходным пунктом которого являлось представление о целесообразности всего существующего в природе. Выступая против вульгарно-телеологического рассмотрения явлений природы, Кант оценивает, взаимосвязь, единство явлений природы как высшую целесообразность и гармонию, причина которой может, носить лишь божественный характер.

Доказывая, что движение не было сообщено планетам богом, а является результатом действия определенных физических причин, Кант прибегает к вполне схоластическим аргументам. Так, например, он утверждает «Если бы бог непосредственно сообщал планетам

18

силу движения брошенного тела и устанавливал их орбиты, то следует предположить, что в таком случае они не обнаруживали бы признака несовершенства и отклонения, который можно найти в каждом произведении природы» (8). В этой связи Кант считает ошибкой «непосредственное подчинение устройства планетного мира божественным замыслам», ни в малейшей мере не оспаривая традиционного представления о боге как первоначальной причине всего существующего в неорганическом мире и более или менее непосредственной причине всего живого, в строении которою, по мнению Канта, «обнаруживается величайшая правильность и соразмерность», воочию свидетельствующая о «непосредственном божественном распорядке» (9).

Пытаясь примирить передовые естественнонаучные воззрения с религиозными представлениями, которые философски обосновывались лейбницевско-вольфовской философией Кант вместе с тем решительно выступает против мистицизма, «духовидения», спиритуализма и прочих антинаучных концепций. Если основные представления религиозного миросозерцания кажутся Канту вполне согласующимися с разумом, то претензии известного в то время «духовидца» Сведенборга и его поклонников Кант беспощадно осмеивает, доказывая, что никакое сверхчувственное, сверхопытное знание, а тем более предвидение принципиально невозможно. Эта мысль о возможности лишь опытного знания существенно отличает Канта от Лейбница и других рационалистов, которые рассматривали разум как независимый от чувственности, чувственного опыта источник знания о так называемых умопостигаемых и якобы сверх опытных, сверхчувственных сущностях.(10) В 1770 г. Кант защищает свою последнюю диссертацию, дающую право на занятие должности ординарного профессора. В отличие от предыдущих(8) Настоящий том, стр. 484.

(9) Настоящий том, стр. 485—486 (10) Специальная статья, посвященная ранним работам Канта помещена в т.2 настоящего издания.19

диссертационных работ это сочинение — «О форме и принципах чувственно воспринимаемого и умопостигаемого мира» - составляет поворотный пункт в интеллектуальной биографии Канта: оно знаменует начало «критического» периода, закладывает основы «Критической философии», которая собственно, и делает Канта родоначальником немецкого классического идеализма. В этой работе Кант рассматривает отношение между чувственно воспринимаемыми явлениями и умопостигаемым миром (этим понятием Кант обозначает якобы недоступную чувственным восприятием непознаваемую объективную реальность, т. е. по существу нечто сверхопытное, трансцендентное). Анализ соотношения между чувственностью и мышлением приводит Канта к выводу, что теоретические знания не могут быть сведены к чувственному опыту как к своему источнику, так как теоретическое мышление предполагает в качестве своих предпосылок и форм, в которых оно осуществляется, принципы, имеющие всеобщее и необходимое значение. Эти принципы, утверждает Кант, следует считать доопытными, или априорными. С этих же позиций Кант пересматривает свое прежнее в основном материалистическое воззрение на пространство и время: всеобщность и необходимость последних свидетельствует, по его мнению, о том, что они представляют собой априорные формы чувственного созерцания, относящиеся лишь к чувственно воспринимаемому, так как о независимой от субъекта, объективной, реальности ничего знать нельзя. Последующие труды Канта, и, прежде всего его знаменитые три «Критики» представляют собой дальнейшее развитие основных положений, высказанных философом в этой его, диссертационной работе.

Для того чтобы понять ход мыслей Канта, место его учения в истории философии, гносеологические корни его великих заблуждений и те рациональные идеи, постановку проблем, которые содержатся в идеалистическом и агностическом учении, необходимо, прежде всего, рассмотреть его критику так называемого догматизма в философии (кантовский «критицизм»), его понимание задач и основных проблем философии, в особенности в ее отношении к другим наукам.К оглавлению

20

Кант называет догматическими представления тех философов, как материалистов, так и идеалистов, которые без предварительного гносеологического анализа и оценки формулируют исходные теоретические положения своего учения. Такими догматическими положениями являются, с точки зрения Канта, утверждение материалистов о существовании независимого от познающего субъекта чувственно воспринимаемого мира, а также утверждение идеалистов о существовании трансцендентных сущностей, свободной воли и т.д. Кант не видит — и в этом его роковая ошибка — принципиального различия между этими утверждениями; он не сознает, что отправные теоретические положения материализма вытекают из всей человеческой практики, и поэтому не имеет ничего общего с бездоказательным, лишь на вере основывавшимися догмами. И тем не менее, Кант косвенным образом указывает на действительную ограниченность метафизических материалистов, которые, хотя и исходили из положений, подтверждаемых общественной практикой, не исследовали этого реального базиса своих теоретических утверждений, не считали ее основой познания и тем более философского знания. В силу этого метафизические материалисты не сумели противопоставить точку зрения философского материализма действительно некритической позиции повседневного обыденного сознания (наивного реализма), которое, будучи стихийно материалистическим, не является вместе с тем философским сознанием, так как лишь бессознательно принимает предпосылки, из которых оно исходит, и не анализирует, во всяком случае в систематической форме, своих собственных представлений. Таким образом, Кант, косвенно указывая на созерцательность старого материализма, не исправляет этого действительно присущего ему недостатка, а переходит на позиции идеализма. Поэтому его критика идеалистического догматизма оказывается непоследовательной уже в исходном пункте: речь идет лишь об отказе от объективного идеализма, допускающего бытие каких-то сверхчувственных, сверхприродных сущностей. Этой идеалистической метафизике XVII в. Кант21

противополагает субъективно-идеалистическое воззрение, оно, впечем, также не носит у Канта последовательного характера, поскольку допускается существование объективных «вещей в себе» (Dinge an sich), которые, конечно, не вещи в обычном смысле слова (последние представляют собой явления), а некие непознаваемые, потусторонние, сверхчувственные сущности. В повороте Канта от так называемого догматизма к «критицизму» большую роль сыграл Д. Юм, который, как писал сам Кант, пробудил его, пребывавшего до этого в «догматической» дремоте. Юм называл «метафизиками» (и догматиками) всех философов, признающих какую бы-то ни было независимую от человека реальность. Здесь, утверждал шотландский философ, следует занимать скептическую позицию, т. е. считать принципиально невозможным ответ на вопрос, существует ли независимый от субъекта внешний мир. Что же касается наших ощущений, которые обычно считаются образами внешних предметов, то они, по мнению Юма, не указывают на существование чего бы то ни было другого, отличного от ощущений, и должны быть, поэтому признаны единственными, первичными объектами человеческого знания. Кант в основном согласился с юмовской оценкой ощущений, но в отличие от Юма пытался доказать, что объективная реальность, правда непознаваемая, все же существует и каким-то непостижимым образом воздействует на нашу чувственную способность, вызывая ощущения. Этот вывод отнюдь не вытекал из той идеалистически-агностической интерпретации сенсуализма и эмпиризма, которая была развита Юмом. В этом смысле Юм более последователен, чем Кант. 0днако непоследовательность Канта представляет собой в данном случае достоинство, поскольку немецкий философ все же сохраняет в своей системе внешний мир, объективную реальность, категорически утверждая, что без нее не возможно существование самосознания, человеческого я, которое является таковым лишь постольку, поскольку оно отличает себя от этой внешней, независимой от него реальности. Поэтому Кант писал, что «Сознание моего собственного существования есть вместе с тем

22

непосредственное сознание существования других вещей вне меня»(11). Это положение наглядно иллюстрирует характерное для всего учения Канта стремление сочетать, согласовать субъективный идеализм в гносеологии с признанием объективной реальности. В этом основное противоречие, дуализм кантовского учения, на который неоднократно указывали уже современники Канта. Известно, например, замечание Ф. Якоби о том, что без допущения понятия «вещь в себе» нельзя войти, в философию Канта, однако с этим допущением невозможно оставаться в рамках кантовской системы(12).

Одни философы критиковали Канта за признание «вещи в себе», другие подвергали его критике за то, что он превращает «вещь в себе» в какую-то трансцендентную сущность. Истинный смысл этой критики Канта как слева, так и справа раскрыл В. И. Ленин, который писал: «Основная черта философии Канта есть примирение материализма с идеализмом, компромисс между тем и другим, сочетание в одной системе разнородных, противоположных философских направлений. Когда Кант допускает, что нашим представлениям соответствует нечто вне нас, какая-то вещь в себе,— то тут Кант материалист. Когда он объявляет эту вещь в себе непознаваемой, трансцендентной, потусторонней,— Кант выступает как идеалист» (13). Следует отметить, что в юмовской критике «метафизики» имелась еще одна весьма важная особенность,

(11) И. Кант, Критика чистого разума, СПб., 1907, стр.164.

(12) См. Ф. Якоби, Приложение к диалогу «Давид Юм о вере, или идеализм и реализм», см. «Новые идеи в философии», сборник 12, СПб., 1914, стр. 9. (13)В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 18, стр. 206. Г. Гейне., по-видимому, не понял сути кантовского учения о вещах в себе, когда он писал, излагая учёние Канта, что о самих вещах мы можем знать нечто лишь в той мере, в какой они открываются нам в явлении, и так как в силу этого вещи не показываются нам, какими они суть сами по себе и сами в себе, то Кант назвал вещи, какими они нам являются, феноменами, а вещи, как они суть в себе, - ноуменами» (Г. Гейне, собрание сочинений т. 6, стр.102). Между тем, согласно Канту, «вещь в себе» ни в какой мере не открывается в явлениях, и познание последних, как бы далеко оно не зашло, ни в малейшей степени не приближает нас к трансцендентным ноуменам.

23

которая привлекла пристальное внимание Канта и сыграла немалую роль в теоретической подготовке его «Критической философии». Юм вслед за рационалистами XVII в., но в гораздо более резкой форме (и к тому же с позиций гносеологического субъективизма) подверг критике тезис об эмпирическом происхождении понятий и суждений, имеющих всеобщее и необходимое значение. Он утверждал, что такие понятия и суждения не могут быть выведены из опыта; опыт приводит лишь к индуктивным заключениям, которые по самой своей природе не могут иметь необходимое и всеобщее значение. Отсюда, по мнению Юма, вытекает, что все категории науки основаны на привычке известным образом воспринимать наши впечатления и поэтому лишены какого бы то ни было объективного значения. Правда, в математике мы встречаемся с положениями, имеющими всеобщее и необходимое значение, но эти положения не извлечены из опыта и не имеют к нему никакого отношения: это чисто логические конструкции нашего рассудка.

Кант согласился с утверждениями Т. Гоббса, Г. Лейбница и Д. Юма о том, что чувственный опыт, индукция не могут быть основанием теоретических положений, имеющих всеобщее и необходимое значение. Однако он выступил против скептического вывода Юма о том, что такого рода теоретические положения принципиально невозможны в естествознании и опытных науках вообще. Кант поставил перед собой задачу доказать, что категории науки имеют действительно всеобщее и необходимое значение, ибо в ином случае наука как теоретическая система, как система понятий вообще невозможна. Соглашаясь с Юмом (и рационалистами XVII в.) в том, что математические положения не могут быть выведены из опыта, Кант вместе с тем решительно выступил против их утверждений, что априорные положения неприменимы к опыту, к эмпирическому исследованию. Одной из главных своих задач Кант считал доказательство того, что теоретические положения, имеющие всеобщее и необходимое значение, хотя и не возникают из опыта, представляют собой необходимые предпосылки, обязательные условия всякого возможного

24

опыта. Таким образом, вопрос об отношении априорного и эмпирического, исследование которого составляет важнейшую проблему в гносеологии Канта, предоставляет собой не какой-то надуманный, а насущный вопрос развития научного знания, вопрос о соотношении между теоретическим знанием и опытными данными. Не приходится указывать, как велико значение этого вопроса вообще и в частности для науки конца XVIII в. В конце ХVIII в. и начале ХIХ в. естествознание еще, как правило, не выходило за пределы эмпирического описания явлений природы. Это было необходимо и неизбежно на определенной стадии развития познания, пока еще вследствие недостатка эмпирических данных были по существу невозможны широкие теоретические обобщения, вскрывающие законы движения (и в особенности развития) неживой и живой природы. Однако к концу XVIII в. наиболее выдающиеся философы и ученые начинали уже сознавать необходимость теоретического естествознания, тем более что натурфилософия все более вступала в конфликт с фактическими данными, которыми располагали науки о природе. Возможность и плодотворность теоретического исследования были блестяще доказаны всей историей математики и механики. которые уже в ХVII в. рассматривались не только естествоиспытателями, но и философами как образец строго научного исследования природы. Механицизм как основная особенность естествознания (а частью и философии) рассматриваемого периода был исторически связан с признанием теоретического значения математики и механики. Отсюда же проистекали попытки некоторых философов построить свои учения математическим способом, т. е. применить свойственный, например, геометрии метод логического доказательства к философским социологическим вопросам. Все это свидетельствовало о том, что потребность в теоретической разработке научных вопросов, в теоретическом обобщении пробивает себе дорогу в науку на протяжении XVII—XVIII вв. Космогония Канта была гениальной попыткой с помощью теоретического анализа и обобщения объяснить эмпирически установленные факты,25

простая констатация которых, как это обнаруживается даже у великого Ньютона, совмещалась с теологическими выводами (например, в связи с вопросом о причинах движения планет вокруг Солнца, которое не может быть объяснено одним лишь законом всемирного тяготения). Удивительно ли, что автор гениальной космогонической гипотезы Кант поставил вопрос o природе и структуре науки, о соотношении теоретического и эмпирического знания, об условиях, делающих возможным научный опыт и теоретические выводы, отличающиеся строгой всеобщностью и необходимостью? Каждая наука, поскольку она представляет собой систему абстракций, теорию, которая исходит из определенных положений и приходит к определенным выводам, обладает специфическими понятиями, категориями. Так, классическая механика оперирует понятиями массы, количества движения, ускорения и т. д. Вместе с тем существуют общенаучные понятия, или категории, которые применяются во всех науках: материя, движение, пространство, время, причинность, необходимость, возможность и пр. Что дает ученому право утверждать, что все явления (а следовательно, и те, которые не были или даже не могут быть предметом наблюдения) имеют определенную причину, вызывающую определённое действие, что все они (без исключения) существуют во времени и в пространстве? На каком основании тот или иной закон, открытый естествоиспытателем, скажем закон всемирного тяготения, определяется как всеобщее и необходимое отношение, одинаково действительное не только для настоящего, но и для прошлого и будущего? Именно эти вопросы ставит Кант, и совершенно очевидно, что они имеют первостепенное значение для науки, ибо речь идет об основных философских предпосылкам теоретического естествознания и науки вообще. Даже в наши дни, когда все эти вопросы можно считать в основном уже решенными диалектическим материализмом, который вскрыл диалектическую относительность и противоречивость категорий и всех теоретических обобщений, имеющих неограниченный объем, даже в наши дни, повторяем, эти вопросы вновь и вновь ставятся на обсуждение. Достаточно указать на26

современных позитивистов, которые утверждают, что всеобщность применяемых наукой понятий и формулируемых ею законов основывается на соглашении между учеными, носит конвенциональный (условный), а не необходимый характер и в том смысле ничем не отличается, например, от правил игры в шахматы. В. И. Ленин отмечал в «Материализме и эмпириокритицизме», что махисты очищают кантианство от априоризма, подчищают Канта под Юма. Это же делают и неопозитивисты; полемизируя с Кантом, они отрицают возможность научных положений, имеющих всеобщее и необходимое значение. Это критика кантовского априоризма справа. Диалектический материализм критикует философию Канта слева и, вскрывая, ее гносеологические корни, показывает, какие реальные проблемы поставлены ею и почему несостоятельно кантовское решение этих проблем. Философия марксизма, следовательно, не отбрасывает эти проблемы, а дает их решение с более высокой, диалектико-материалистической точки зрения.

Основной вопрос «Критики чистого разума» Канта - как возможны априорные синтетические суждения. Лейбниц и другие рационалисты утверждали, что априорные суждения лишь аналитичны, т. е. они расчленяют, выявляют содержание субъекта суждения, но не добавляют к нему ничего нового, не расширяют нашего знания. Но если синтетические суждения, дающие новую информацию о предметах, могут носить лишь эмпирический характер, то как в таком наука обогащается новым теоретическим знанием, т. е. теоретическими положениями, имеющими всеобщее и необходимое значение? То, что такие теоретические положения существуют, не вызывает у Канта сомнения. Он прямо ссылается на математику, механику теоретическое естествознание. Задача, следовательно, заключается лишь в том, чтобы объяснить, как возможны такого рода, теоретические положения, без которых, в сущности, немыслима наука. Не видя путей, ведущих от опыта к общим теоретическим положениям и категориям Кант приходит к выводу, что эти положения и категории априорны,

27

т. е. почерпнуты не из опыта, не из исследования объективной реальности, а представляют собой доопытные формы чувственного созерцания и мышления. Отвергая субъективизм этого кантонского вывода, мы, однако, не можем игнорировать реальное содержание и значение поставленных Кантом вопросов. В «Критике чистого разума» Кант формулирует и пытается решить следующие вопросы: как возможна чистая математика, как возможно чистое естествознание, как возможна «метафизика», т. е. Философия? У Канта нет ни малейшего сомнения в том, что «чистая», т. е. не прикладная, математика существует, необходимо лишь выявить гносеологические условия ее возможности. Кант не сомневается также и в том, что «чистое», т. е. теоретическое (правда, основанное на априорных принципах), естествознание существует, хотя во времена Канта оно лишь зарождалось; задача состоит в том, чтобы исследовать его философские предпосылки. Что же касается философии, то, поскольку имеется в виду научная философия Кант категорически заявляет, что ее еще не существует: её-то и предстоит создать. Эту задачу и ставит перед собой Кант. Кант не решил поставленной им задачи, поскольку он объявил объективную реальность («вещь в себе») принципиально непознаваемой, абсолютно противопоставил друг другу явление и сущность и пришел к выводу, что все то, что мы познаем, субъективно, ибо оно существует не безотносительно к процессу познания, а в неразрывной связи с ним. Тем не менее, Кант поставил вопросы, в известной мере определившие направление дальнейших философских исследовании, особенно в рамках классической немецкой философии. «Наукоучение» И. Г. Фихте является непосредственным продолжением философии: Канта. Этот мыслитель отбросил кантовскую «вещь в себе» и вместе с нею так же агностицизм Канта. Фихте поставил вопрос о развитии знания, о диалектически противоречивом отношении теорий и практики; но он также довел до предела кантовский субъективизм, вследствие чего природа была сведена просто к «не - Я», не имеющему какой бы то ни было самостоятельной, независимой от «Я»28