Geum.ru

Содержание 1999 г. №1

Вид материалаДокументы

Содержание


Северный Кавказ: проблемы этнокультурного взаимодействия И.И. Маремшаова
Ханаху Р.А.
Койчуев А.Д.
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   41
^

Северный Кавказ: проблемы этнокультурного взаимодействия

И.И. Маремшаова


Последнее десятилетие Северный Кавказ привлекает к себе всеобщее внимание в силу повышенной конфликтности в этом регионе. Экономические и территориальные коллизии, возникшие после распада СССР, привели к столкновению между народами как внутри региона, так и за его пределами: осетины и ингуши, карачаевцы и черкесы, чеченцы, народы Дагестана и т.д. Геополитическая и цивилизационная неопределенность усугубляет сложившееся положение. На протяжении длительного периода своей истории эти народы были объектом притязаний со стороны своих более могущественных соседей – Ирака, Османской империи, Крымского ханства и России и нередко служили в качестве “разменной монеты в их политических и военно-политических играх”[1], что повлияло и на развитие местных культур. В данном статье мы остановимся на проблемах, возникающих в процессе взаимодействия между северокавказскими народами. Различные аспекты этих проблем исследуются учеными – политологами, историками, социологами [2]. В предлагаемой работе, мы попытались проанализировать этапы возникновения северокавказской региональной общности, взяв в качестве основы тюркский этнический массив Северного Кавказа. Полагаем, что подобный анализ может помочь определить вектор развития этнического взаимодействия на Северном Кавказе.

Сложность сегодняшней ситуации в регионе определяет актуальность решения ряда практических и теоретических задач. В их числе стоит вопрос о едином северокавказском этнокультурном пространстве, проблемах и перспективах его развития. Еще Геродот называл Кавказ “горой языков и народов”, имея ввиду необычайную пестроту его населения.

Известно, что Северный Кавказ – уникальный регион не только Российской Федерации, но и всего мирового сообщества. Эта уникальность формировалась на протяжении нескольких тысячелетий. Он находится на перекрестке торговых путей и стыке европейских и азиатских цивилизаций, где живут приверженцы всех основных мировых религий: ислама, христианства, буддизма и иудаизма [3]. На Северном Кавказе живут и взаимодействуют около 100 самобытных народов, говорящих на 90 языках [4].

Численность народов Северного Кавказа по данным всесоюзной переписи населения 1989 г. составляет 16 629 138 человек. Из них: русских – 11 234 379 (67,60%), украинцев – 487 505 (2,30%), белорусов – 97 757 (0,60%); тюркская группа: азербайджанцы, балкарцы, карачаевцы, кумыки, ногайцы, татары, турки, туркмены составляют 742 000 (4,50%); абхазско-адыгская группа: абазины, адыгейцы, кабардинцы и черкесы – 566 059 (3,34%), вайнахская группа: ингуши и чеченцы – 1 026 819 человек (6,20%), дагестанская группа: аварцы, агулы, даргинцы, лакцы, лезгины, рутульцы, табасаранцы, цахуры – 1 258 498 (7,60%), иранская группа: осетины, таты, горские евреи, немцы, греки, корейцы, цыгане 555808 человек (3,34%) [5]. Различные по этногенезу, культуре, психологическим и ментальным характеристикам, они тем не менее сложились в единую северокавказскую общность, имеющую специфические маркеры, отличающие их от жителей других этнокультурных областей. Накопленные наукой факты показывают, что начиная с глубокой древности, исторические судьбы народов Северного Кавказа и ряда других народов соприкасались и переплетались между собой, происходило взаимодействие культур и традиций, скрещивались сложные этнические процессы, в ходе истории менялись племенные и территориальные границы. Отсюда вытекает несостоятельность идеи автохтонной исключительности, выражаемая сегодня в представлениях об особых правах, особом статусе и привилегиях так называемого “коренного населения”. Антиисторичный характер идеи автохтонности деформирует историю, культуру и сознание отдельного народа, ставя его в неестественное положение исторической изоляции.

Истоки формирования северокавказского культурного пласта связаны в первую очередь с общностью территории, включающей определенную совокупность многих исторически взаимосвязанных этносов. Этническая культура, язык, самосознание взаимосвязаны с условиями обитания, природой, ландшафтом. Одинаковая экосистема является тем фактором, который в своей основе связывает между собой порой разноликие этносы и помогает вывести некий алгоритм или общий знаменатель, а от него можно вести отсчет общерегиональных характеристик. Экологическая ниша, образовавшая в результате различных исторических катаклизмов определенную совокупность этносов, вынуждает их сформировать некое хозяйственно-культурное единство. Адаптируясь к одинаковым условиям окружающей среды, каждый этнос искал свой путь, который проявлялся в национальном своеобразии, но вместе с тем приобретал и общие для данной географической области черты.

Северный Кавказ включает в себя несколько крупных этнических массивов: вайнахский, адыгский, лезгинский, осетинский, аварский и пр. Наибольший интерес вызывает у нас тюркский этнический массив Северного Кавказа, представленный тремя этносами неравноценными по количеству, исторического пути, приведшему на Кавказ и по месту на цивилизационной шкале. Это карачаево-балкарцы, кумыки и ногайцы. В отдельных изданиях карачаево-балкарский этнос делят на два самостоятельных этноса, увеличивая тем самым число тюркских этносов Северного Кавказа. Нам же этот подход представляется неправомочным, учитывая практически полную идентичность в языке; культуре, нравах, особенностями хозяйствования, антропологическом типе его представителей. Целесообразнее было бы подходить к ним как к двум ветвям одного этноса, по примеру крымских и волжских татар, коми-зырян и коми-пермяков, южных и зауральских башкир и т.д.

Чем интересен тюркский этнический массив Северного Кавказа? Во-первых, тюрки – это вторая по численности группа населения Российской Федерации. Во-вторых, в геополитическом соседстве с Северным Кавказом находятся многочисленные тюркские государственные образования. В-третьих, история Северного Кавказа и его этнокультурных контактов немыслима без учета тюркского компонента. В-четвертых, тюрки Северного Кавказа живут разобщенно друг от друга, в отличие от компактного проживания других северокавказских этносов, т. е. в рамках региона они находятся в исключительной изоляции, в окружении иноплеменных народов. Это обстоятельство представляет особый интерес с точки зрения изучения этнокультурного взаимодействия этносов, сохранения этнокультурной “чистоты” и появления “примесей”.

По данным переписи 1989 г., наиболее многочисленными являются кумыки – 277 163 человека, из них 125 696 городских жителей и 151467 сельских. Карачаевцы насчитывают 150 332 человека, из них в городах проживают 48 950, а в сельской местности 101 382. Балкарское население составляет 78 341 человек. В городах живут 46 930 балкарцев, в селах – 31 409. Представителей нагайского этноса насчитывалось 79 918 человек, из них 13 277 – жители городов и 66 641 – жители сел.

Для понимания современных проблем в этнокультурном взаимодействии тюрков Северного Кавказа проведем краткую историческую ретроспективу. Общетюркский этногенез прошел в своем развитии несколько этапов. Ранний этап тюркского этногенеза отражен в генеалогических легендах племени ашина, а также в генеалогии киргизов, кипчаков огузов и других национальностей, и вошел в научный оборот как этап “легендарных предков” [6]. Этнической основой формирования тюркских народов в Европе были тюркоязычные племена скифов, а в Азии – сако-массагеты. Следующий, более поздний этап характеризуется возникновением первых этнополитических тюркских образований и переустройством Центральной Азии. На этом этапе (IV в. н.э.) этноним “тюрк” становится известным миру, хотя его происхождение соотносится к гораздо более ранним периодам тюркской истории [7].

Активное смещение тюркоязычных групп с востока на запад и юго-запад открывает третий этап тюркского этногенеза. В своем движении древнейшие тюрки-кочевники вступали в тесный контакт с афганскими и иранскими племенами, а на Кавказе сталкивались и смешивались с кавказскими. Иные территориальные пределы и иные социальные условия определили совершенно новый уровень этнических, культурных и экономических контактов, результаты которых имеют место в истории многих народов мира, в их языке и культуре. История древних и средневековых тюрков свидетельствует о том, что они веками жили рядом с финно-уграми, индоевропейскими племенами, китайцами, корейцами, манжурцами и т.д., тесно общаясь с ними. О взаимовлиянии русских, болгар, поляков с татарами, казахами и другими тюркоязычными народами свидетельствуют многочисленные тюркские слова встречающиеся в славянских языках, и наоборот [8]. Многие тюркские племена ассимилировались среди китайцев, индусов, персов, русских, болгар, сербов, венгров, немцев, греков, испанцев, арабов и других народов. Но и процесс ассимиляции отдельных племен и народов в тюркской среде также имел место [9]. Этот этап охватил VI-IX вв. и был связан с такими племенными объединениями, как гунны, хазары, болгары, аланы, печенеги, авары и многими другими. Четвертый, последний этап тюркского этногенеза по времени соотнесен с IX-X вв. и включает в себя процессы более узкой локализации этнотерриториальных групп. На первый план выходят контакты с окружающей этнической средой – иранской, кавказской, малоазийской, угорской, славянской. На основе этих связей формировались и консолидировались очаги новых этносов. К концу
Х в. почти все существующие сегодня тюркские народности сформировались как раннефеодальные. Привнесенная и местная субстратная линии этнического развития по разному проявились в расогенезе, культурогенезе и в собственно этнической истории тюркских народов.

Это позволяет нам вычленить две первые фазы в процессе формирования поликультурного пространства Северного Кавказа. На примере тюркоязычных народов названного региона, первые стадии северокавказского этнокультурного взаимодействия можно условно назвать “миграционной” и “стягивающей”. В первый миграционный период взаимодействие культур носило скользящий характер. Соприкасаясь, этносы не вступали в какие-либо длительные отношения, но брали “на заметку” все увиденное и услышанное. Память народа обладает необычайной способностью впитывать в себя даже незначительные на первый взгляд впечатления, которые в последствии, могут приобрести статус собственной этнокультурной характеристики, перевоплотившись и адаптируясь к ментальности народа. В этот период формировалась копилка знаний об окружающем мире. По этой причине период исторических миграций нельзя не принимать во внимание, изучая проблему этнокультурных контактов и формирования этнокультурного пространства. Второй этап, названный нами “стягивающим”, охватывает период становления отдельных локальных этносов, вычлененных из крупных этнических массивов (объединений), как то тюркский, иранский и т.д. На этом этапе происходит также процесс оседания этнических групп на той или иной конкретной территории. Сформированное и осевшее ядро этноса начинает обрабатывать и применять на практике тот опыт, который был собран в миграционный период, применительно к новой географической среде. Параллельно происходит и знакомство с теми народами, которые обитают по соседству. Этот этап во временном измерении завершается на территории Северного Кавказа XIII-XV вв. и сменяется фазой активных этнокультурных контактов в регионе на фоне активного, но неоднозначного участия в этнокультурных процессах Ирана, Османской империи и Крымского ханства, а также казачества и Российского государства.

Это третий этап в северокавказском этнокультурном взаимодействии. На наш взгляд, он является наиболее значимым во всем процессе общения между народами Северного Кавказа. Начиная с XVI и до середины XVIII в. выкристаллизовались особенности традиционных социоцивилизационных систем северокавказских народов. Сложилось этнополитическое равновесие в регионе, основанное на том, что каждый этнос определился в своей территориальной и этнической целостности. Кроме того, к этому времени сложился хозяйственно-культурный уклад каждого этнического подразделения, привязанный к определенной природно-ландшафтной нише. Контакты между народами становятся более тесными, достигается проницаемость культурно-языковых границ, вырабатывается единая соционормативная инфраструктура, регулирующая характер контактов и как результат – создается единое этнокультурное пространство Северного Кавказа. Большую роль в этом сыграли общекавказские общественные институты, такие как: гостеприимство, куначество, аталычество, патронат и т. д. Общение между индивидами и отдельными этническими группами, проходящее в русле названных институтов, способствовало выработке общекавказского этикета. Владея этикетными нормами, любой житель региона чувствовал себя комфортно в пределах Северного Кавказа. Конечно, нельзя говорить о полной идентичности этикетных норм у осетин, кабардинцев, карачаево-балкарцев, ингушей и т.д. Однако многообразие частных норм было подчинено ведущим моральным принципам, общим для всех народов данного этнокультурного пространства. Иерархия ценностей могла не совпадать, но инструментальные ценности, т.е. компоненты системы совпадали. Конфессиональный фактор, как связующий, в этот период еще не был задействован. О победе ислама в регионе можно будет говорить лишь на следующем этапе.

С середины XVIII до середины XIX в. наступает кризисный период в процессе развития единого северокавказского этнокультурного пространства. Эта фаза совпала со временем Кавказской войны и с желанием России взять Кавказ под свой военно-политический контроль. Равновесие, сложившееся в регионе было грубо нарушено, перед этносами встала задача выживания и отстаивания своих свобод. Отсюда вытекает внутренняя консолидация каждого этноса. “В борьбе за Кавказ после Ирана (для России – И.М.) вторым врагом явились закубанские горские племена. С ними пришлось вести борьбу повседневную, мелкую, упорную, то оборонительную, то наступательную. Это не была война, а просто борьба, и борьба без ощутимых результатов, ибо в то время главной целью русских было обуздание этих инародцев, а не покорение их. Затем Кабарда, Чечня, Лезгистан и Дагестан, бывшие ареною такой же борьбы. Врага приходилось уничтожать, так как оставшиеся в живых враги о покорности не думали, пощады не просили и всегда были опасны, как опасен для дома огонь, тлеющий около него” [10, с. 264]. Уже в конце XVIII – начале XIX в. отношение к северокавказцам со стороны российских военноначальников становится более жестким. Появляются воззвания к горцам, типа нижеследующего обращения генерала Павла Цицианова: “Истреблю вас всех с лица земли, пойду с пламенем и сожгу все, что не займу войсками; землю вашей области покрою кровью вашей и она покраснеет, но вы, как зайцы уйдете в ущелья и там вас достану и буде не от меча, то от стужи околеете” [10, с. 267] Для противостояния подобным заявлениям требовалась не только внутриэтническая консолидация, но и межэтническая взаимопомощь. Оба эти процесса стали реалиями кризисного этапа. Но межэтнические контакты северокавказских народов приобрели новый характер.

Изменилась основа и формы связей. Наступило этнокультурное затишье. Единственным значимым связующим элементом в области культуры становится религия. Исключая небольшие островки христианства, ислам стал господствующей формой вероисповедания, собирающей людей под свои зеленые знамена. Россия в данный период не ставила перед собой цель внедриться в традиционный общественный, хозяйственный и культурный уклад северокавказских народов, а также не предусматривала их социокультурной ассимиляции, но происходит трансплантация в культуру элитных слоев горского населения, модернизированных профессиональных форм русской культуры [11]. Однако следует отметить, что демографическая ситуация в регионе существенно изменилась. Интенсивное насильственное переселение в Турцию адыгов, появление сети казачьих станиц, истребление целых аулов и т.д. не могло не сказаться на этнокультурном взаимодействии народов Северного Кавказа, и без того имеющим кризисный характер в данный период.

Следующий период мы бы назвали, периодом русификации края, который длился со второй половины XIX до конца 40-х годов ХХ в. он, в свою очередь, имел две фазы развития, водоразделом которых послужил 1917 г. Если первая половина характеризовалась жестким административно-политическим контролем и урезанием функций традиционных элементов культуры, то во второй половине названного периода происходит открытое насаждение русской манеры поведения жизнеобеспечения, мировосприятия, которые выражались в формуле “советской социалистической культуры”. Внедряемые социокультурные инновации подавляли и разрушали северокавказскую традиционность, предлагая взамен перспективу всеобъемлющего сотрудничества с русским народом. Этнокультурное взаимодействие северокавказских народов отходит на второй план.

Период с конца 40-х до конца 80-х годов мы назвали бы этапом вынужденной толерантности. Попытки создания наднационального государства включили в себя как репрессивные меры (депортации отдельных народов), так и культивирование принципа интернационализма. Идеологизированное отношение к национальным языкам и культурам, несмотря на несомненные достижения советской модернизации, имело для большинства из них далеко идущие отрицательные последствия. Государственная система не давала возможности малым народам выражать свое недовольство, а оно постепенно зрело в недрах общественного сознания. К концу вынужденного толерантного периода почти все аспекты и стороны жизни северокавказских народов подверглись глубокой трансформации. Она затронула образ жизни, систему ценностей, ориентаций и установок, подорвала и частично разрушила традиционные институты регулирования повседневной жизни людей. Эти годы знаменовались аккультурацией, утратой национальных атрибутов и модернизацией образа жизни. Этнокультурные контакты регламентировались советским общественным строем.

Последний этап в истории этнокультурного взаимодействия северокавказских народов начался с конца 80-х годов. Это этап возрождения. Однако он не означал слепого реанимирования прошлой жизни. С одной стороны, это восстановление полноценной этничности и самосознания истории этноса (адекватной реальности), культуры, родного языка, традиционных, свойственных данному этносу нравственных норм. С другой стороны – это модернизация культуры этноса [12]. В этом процессе не останется незаметным накопленный опыт советского сотрудничества как этносов, так и республик, областей и краев. К концу ХХ в. многосторонние интегральные связи, принижающие экономические, культурные, образовательные, духовные, политические и иные структуры, стали жизненной реальностью и необходимостью, теперь они приобретают новое качество, основанное на этническом уважении и самоуважении. Основной проблемой данного этапа являются этнократические режимы, вооруженные стратегией вытеснения некоренных этносов. Добиться этнической чистоты в этнически смешанном регионе – значит устроить неслыханный геноцид, где каждая новая чистка обнаружит свою недостаточность и потребует новой, еще более “основательной” [13]. Северный Кавказ – это тот регион, где установление автохтонности крайне затруднительно. “... Пережитки доисторической культуры совершенно сбивают с толка исследователей, – писал в начале ХХ века Д.А. Пахомов, – берущихся определит эпоху, когда то или другое племя прочно основалось в местности, занимаемой им в настоящее время. Только сравнение основных языков кавказских племен с языками азиатскими и европейскими позволили немного поднять туманную завесу прошлого и осветить некоторые факты былого; но все-таки многое здесь гадательно и может быть оспариваемо” [14].

Из всего сказанного можно сделать следующий вывод о том, что суперэтнизм как властное самоутверждение прав того или иного этноса на основе этнодифференцирующих признаков и исторической памяти не имеет реальной почвы в северокавказском регионе. Амбиции автохонной исключительности представителей того или иного народа Северного Кавказа выражаются в стремлении перекроить этническую карту в ущерб интересам других, а стремление претендовать на особые права, статус и привилегии являются попыткой деформировать исторически сложившуюся (де-факто) этногеографическую реальность. Это дорога в никуда. Такая политика не только бесперспективна, она опасна и чревата непредсказуемыми отрицательными последствиями. Найти правильный вектор в развитии этнокультурного взаимодействия на Северном Кавказе, ответить на вопрос “Конфронтация или взаимообогащение?” можно только на основе учета ментальных характеристик каждого этноса, усиливая процесс сближения культур, сохраняя при этом самобытность, и это подтверждается всей предшествующей историей, этнокультурными и историческими условими жизни [15].

литература


1. Гаджиев К.С. Национально-территориальные перспективы российской государственности // Цивилизации и культуры. Вып. 2, М., 1995, С. 69

2. ^ Ханаху Р.А. Традиционная культура Северного Кавказа: вызовы времени. Майкоп, 1997, 2002; Черноус В.В. Россия и народы Северного Кавказа: проблемы культурно-цивилизованного диалога
// Научная мысль Кавказа, 1999, № 3; см. там же подборки статей по проблеме: НМК, 2000, № 2; НМК, 2002, № 1 и др.

3. ^ Койчуев А.Д. Северный Кавказ – уникальный регион Российской Федерации, мирового сообщества // Культурно-историческая общность народов Северного Кавказа и проблемы гуманизации межнациональных отношений на современном этапе. Материалы Междунар. науч.-теорет. конф. Черкесс. 1999. С. 104.

4. Койчуев А.Д. Историческая и духовная общность народов Северного Кавказа – основа для сохранения мира и стабильности в регионе // Изв. вузов. Сев.-Кавказ. регион. Обществ. науки. 1994. С. 59.

5. Национальный состав населения РСФСР. По данным всесоюзной переписи. 1989. М., 1990.

6. Кляшторный С.Г. Древнетюркские рунические памятники как источник по истории Средней Азии. М., 1964. С. 152–164.

7. Крюков М.В. “Люди”, “Настоящие люди”. (К проблеме исторической типологии этнических самоназваний) // Этническая ономастика. М., 1984. С. 728.

8. Баскаков Н.А. Русские фамилии, тюркского происхождения. М., 1979.

9. Лайпанов К.Т., Мизиев И.М. О происхождении тюркских народов. Черкесск, 1993. С. 117.

10. Красницкий А.И. Борцы за Кавказ. // Покоренный Кавказ. Очерки исторического прошлого и современного Кавказа. СПб., 1904. С. 264.

11. Боров А.Х., Дзамихов К.Ф. Северный Кавказ: этапы взаимоотношений // Известия Кабардино-Балкарского научного центра. 1998. № 1. С. 143.

12. Кузеев Р.Г. Демократия. Гражданственность. Этничность. М., 1999. С. 22.

13. Панарин А.С. Россия в Евразии: геополитические вызовы и цивилизационные ответы. // Цивилизация и культура. М., 1995. С. 53.

14. Пахомов Д.А. Кавказские горцы // Покоренный Кавказ. Очерки исторического прошлого и современного Кавказа. СПб., 1904. С. 89.

15. Ерасов Б.С. Этническое – национальное – цивилизационное в пространстве Евразии // Цивилизация и культура. М., 1995. С. 89.