Лорен Вайсбергер Дьявол носит «Прада»

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 23 24 25 26 27 28 29 30 ... 35

— Наверняка она передумала, — тихо проговорила я, чувствуя раздражение Иланы, — решила сделать все так, как ей предлагали. Просто сначала ей надо было заставить эту Линду вместе с дирекцией плясать под ее дудку.

— Точно. Да, я здорово разозлилась. Я еще не видела, чтобы музейное начальство так перед кем-нибудь стелилось — да, Господи, если бы сам президент Соединенных Штатов попросил у них этот зал для приема в честь главы иностранного государства, они и то бы не согласились. А твоя хозяйка думает, что может командовать направо и налево и вертеть нами как хочет. В общем, чтоб поднять Линде настроение, я и придумала эту симпатичную картинку. И знаешь, она сделала себе маленькую копию для бумажника. Тебе, похоже, хуже всех, но ты не одна.

Я снова положила картинку в конверт и отдала его Илане.

— Ты просто молодец, — сказала я, дотронувшись до ее плеча, — я очень тебе благодарна. Обещаю, что, если ты мне ее пришлешь, я никому не скажу, откуда она. Просто она не влезет в сумочку, но если ты будешь так добра и пришлешь ее мне домой… я этого никогда не забуду. Ну пожалуйста!

Она улыбнулась и записала мой адрес, а потом мы встали и пошли в фойе музея (я прихрамывала). Было как раз семь часов, гости могли нагрянуть в любую минуту. Миранда и Глухонемой Папочка разговаривали с женихом, при первом взгляде на которого становилось ясно, что он в прошлом большой любитель футбола, регби и хоккея на траве — в общем, всех тех видов спорта, где за игроком увиваются воркующие блондинки. Одна такая блондинка, девушка лет двадцати шести, его будущая жена, стояла рядом и с обожанием смотрела на него. В руках у нее был бокал шампанского, и она хихикала над каждой шуткой, которую отпускал ее жених.

Миранда держала Папочку под руку, лицо у нее расплылось в фальшивейшей из улыбок. Мне не нужно было слышать, о чем они говорят, — я и так знала, что она отвечает: в основном первое, что приходит в голову. Миранда не была сильна в светских любезностях и не терпела пустой болтовни, но сегодня явно настроилась лицедействовать. К этому времени я уже поняла, что ее «друзья» делятся на две категории. Одних она втайне считала «выше» себя и стремилась произвести на них впечатление. Этот список был невелик, но включал в себя таких людей, как Ирв Равиц, Оскар де ла Рента, Хиллари Клинтон, и всех наиболее известных голливудских звезд. Другие были «ниже» ее, и с этими людьми следовало обходиться покровительственно и высокомерно, чтобы они не забывались. В эту категорию входили все сотрудники «Подиума», все члены семьи, родители всех подружек ее дочерей — если они вдруг, по стечению обстоятельств, не оказывались в первой категории, — почти все дизайнеры и редакторы других журналов, а также весь обслуживающий персонал, с которым ей приходилось иметь дело — не важно, здесь или за границей. Меня всегда забавляли те нечастые случаи, когда Миранда пыталась произвести впечатление на окружающих ее людей, — может, оттого, что она была напрочь лишена естественного обаяния.

Я почувствовала, что приехали первые гости, прежде, чем их увидела. В фойе вдруг возникло такое напряжение, что его можно было потрогать пальцами. Припомнив лица на снимках, я бросилась к прибывшей паре и приняла у дамы меховое манто.

— Мистер и миссис Уилкинсон, мы так рады вас видеть. Будьте добры, я возьму ваше манто. Это Илана, она проводит вас к коктейлям. — Я надеялась, что не слишком таращусь на них, но зрелище и вправду было из ряда вон. На прежних вечеринках Миранды я, бывало, встречала женщин, одетых как шлюхи, и мужчин, одетых как женщины, и манекенщиц, вовсе не одетых, но никогда еще не видела, чтобы люди одевались так. Я и не ожидала ничего похожего на стильную нью-йоркскую публику, но думала, что они будут напоминать персонажей «Далласа», а они скорее смахивали на лесных дикарей из старого фильма «Избавление».

Даже брат мистера Томлинсона, импозантный мужчина с серебристой шевелюрой, допустил ужасный промах, надев белый фрак — и это в конце апреля! — причем аксессуарами ему служили клетчатый носовой платок и бамбуковая трость. На его невесте было наверчено что-то ужасающее из зеленой тафты. Это что-то пузырилось, топорщилось и вздымало кверху ее силиконовые груди так, что, казалось, она вот-вот задохнется, не вынеся их величины. С ушей свисали бриллианты размером с голубиное яйцо, и еще один, гораздо больший, сверкал на безымянном пальце левой руки. Волосы, выжженные пергидролем, белизной сравнялись с мелом, а каблуки были такими высокими и тонкими, что она ковыляла на них, как многократно травмированный ветеран американского футбола.

— Да-ра-гие мои, я так рада, что вы нашли время для нашего скромного вечера. Что за пре-е-елесть эти вечера! — фальцетом тянула Миранда. Будущая миссис Томлинсон находилась в полуобморочном состоянии от восторга. Прямо перед ней стояла единственная и неповторимая Миранда Пристли! Ее ликование всех несколько смущало, и почтенная публика под предводительством Миранды Пристли решила двинуться в Египетский зал.

Продолжение вечера не слишком отличалось от его начала. Я узнала всех гостей и сумела-таки не ляпнуть ничего особенно оскорбительного. Парад белых смокингов, шифона, пышных причесок, огромных бриллиантов и женщин, многие из которых были еще почти девочками, скоро перестал производить на меня впечатление, но снова и снова мои глаза обращались к Миранде. Она была настоящей леди и объектом зависти всех приглашенных женщин. И хотя они понимали, что ни за какие деньги в мире нельзя купить ее вкус и ее элегантность, все они страстно жаждали этого.

Я улыбнулась с искренней признательностью, когда она отпустила меня с половины вечера, как обычно, не сказав ни «спасибо», ни «до свидания» («Ан-дре-а, сегодня вы нам больше не понадобитесь. Можете идти»). Я поискала глазами Илану, но она уже улизнула. Машина подъехала через десять минут после того, как я ее вызвала. Я было вначале хотела поехать на метро, но не была уверена, что мое платье и мои ноги это выдержат. Усталая, но спокойная, опустилась я на заднее сиденье.

Когда я шла мимо Джона к лифту, он извлек откуда-то из-под своего стола конверт.

— Только что получили. Написано «срочно».

Я поблагодарила его и присела в углу вестибюля. Интересно, кто это пишет мне в десять вечера в пятницу? Я вскрыла конверт и достала записку.

Дорогая Андреа!

Было так приятно сегодня с тобой познакомиться. Встретимся как-нибудь на следующей недельке, сходим в суши-бар или еще куда-нибудь? Я завезла это тебе по дороге домой, подумала, вдруг тебе понадобится поднять настроение после такого вечера, как сегодня. Всего доброго.

Илана,

Внутри была фотография Миранды-змеи, Илана лишь немного ее увеличила. Несколько минут я внимательно рассматривала фото, растирая онемевшие ступни, заглянула в Мирандины глаза. Она была все такая же наводящая ужас стерва, какую я видела каждый день. Но сегодня она вдруг показалась мне еще и грустной, одинокой женщиной. Я могу добавить эту фотографию к моей коллекции и посмеяться над ней с Алексом и Лили, но мои ноги не станут от этого болеть меньше и это не вернет мне потерянный пятничный вечер. Я порвала фотографию и побрела к лифту.

— Андреа, это Эмили, — раздался в трубке хриплый голос.

Давно уже Эмили не звонила мне домой среди ночи. Должно быть, что-то стряслось.

— Привет. Ну и голос у тебя. — Я села в постели; в голову сразу пришло, что не иначе как Миранда сделала ей какую-нибудь гадость. В прошлый раз она звонила так поздно, когда Миранда в одиннадцать часов вечера в субботу заставила ее заказывать для них с мистером Томлинсоном чартерный рейс из Майами, потому что рейс по расписанию отменили из-за плохой погоды. Эмили как раз собиралась уходить на празднование своего собственного дня рождения и перезвонила мне, умоляя, чтобы я взяла это на себя. Но я получила ее сообщение только на следующий день, и когда перезвонила ей, она все еще плакала.

— Я пропустила свой любимый праздник, Андреа»— причитала она, — не пришла на собственный день рождения, потому что должна была искать ей самолет!

— Они что, не могли переночевать в гостинице, как все нормальные люди? — спросила я, пытаясь уложить происшедшее в рамки здравого смысла.

— Думаешь, я это ей не говорила? Уже через семь минут после ее звонка я зарезервировала пентхаусы в «Шор-клубе», «Альбионе» и «Делано» — я и представить себе не могла, что она и вправду хочет, чтобы я заказывала ей чартер, ведь это была ночь с субботы на воскресенье. Ведь просто невозможно заказать чартер в ночь с субботы на воскресенье.

— Она, похоже, думала по-другому? — спросила я мягко, искренне жалея, что не смогла помочь» но и радуясь, что не на мою голову выпало такое страшное испытание.

— Да, еще бы. Звонила каждые десять минут, спрашивала, почему я копаюсь, а я как раз разговаривала с нужными людьми, и мне приходилось переводить их в режим ожидания, а они обижались и вешали трубку. — Она судорожно всхлипнула. — Это был кошмар.

— И чем все закончилось? Даже спрашивать страшно.

— Чем закончилось? А как ты думаешь? Я обзванивала все частные авиакомпании штата Флорида, и они не отвечали на мои звонки, ведь, сама понимаешь, была ночь с субботы на воскресенье. Я звонила пилотам, работающим по частному договору, звонила в компании Нью-Йорка, чтобы узнать, нет ли у них каких-нибудь рекомендаций, я даже дозвонилась до какого-то ночного диспетчера международного аэропорта Майами. Сказала ему, что в ближайшие полчаса мне нужен самолет для отправки двух пассажиров из Майами в Нью-Йорк. И знаешь, что он ответил?

— Что?

— Он засмеялся. Захохотал как ненормальный. Говорил, что я не иначе как террористка или перевожу наркотики. Сказал, что мне легче увидеть без зеркала собственные уши, чем в такое время получить самолет с пилотом, и ему было плевать, сколько я готова за это заплатить. Сказал, что если я еще позвоню, то он будет вынужден сообщить о моей настырности в ФБР. Представляешь! — Она уже кричала. — Нет, ты представляешь?! В ФБР!

— Миранде это наверняка не понравилось?

— Нет, ей еще как понра-а-авилось! Двадцать минут она отказывалась верить, что достать для нее самолет невозможно. Я убеждала ее, что это не оттого, что все самолеты уже расхватали, а оттого, что просто ночь с субботы на воскресенье — неподходящее время.

— И что же дальше? — Я уже знала, что ничего хорошего.

— В половине второго она наконец смирилась с тем, что этой ночью она домой не попадет — страшного в этом, конечно, ничего не было, потому что девочки были со своим родным отцом, да и Аннабель могла подъехать в любое время, и тогда она велела заказать билеты на первый утренний рейс.

Странное дело. Если ее рейс отменили, авиакомпания сама должна была отправить ее первым же утренним рейсом; памятуя о ее супер-пупер-статусе и тех сотнях тысяч миль, которые она уже проделала самолетами этой авиакомпании, я в этом даже не сомневалась. Я так и сказала Эмили.

— Да, «Континентал» предоставила им места на первый же рейс, в шесть пятьдесят утра. Но Миранда где-то услышала, что кто-то полетит «Дельтой» в шесть тридцать пять, и пришла в ярость. Назвала меня некомпетентной идиоткой и снова и снова бубнила, что раз я не могу сделать даже такой пустяк, как заказать частный самолет, значит, я никуда не годная секретарша. — Она всхлипнула и глотнула чего-то, наверное, кофе.

— Господи, я знаю, что было дальше. Скажи мне, что ты этого не делала!

— Я сделала.

— Да нет, ты шутишь! Из-за пятнадцати минут?

— Я сделала! Разве у меня был выбор? Она была так расстроена, и все из-за меня… По крайней мере так казалось. На это ушло еще несколько тысяч баксов, но какая разница! Под конец она была уже почти довольна, так чего же еще надо?

И мы обе засмеялись. Я и без слов знала — и Эмили знала, что я знаю, — что она действительно приобрела два билета в бизнес-класс на рейс авиакомпании «Дельта», два дополнительных и совершенно ненужных билета — только для того, чтобы заставить Миранду наконец заткнуться.

Я уже задыхалась от смеха.

— Подожди-ка. К тому времени, как ты нашла машину, чтобы отвезти ее в «Делано»…

— …было уже почти три утра, и с одиннадцати до трех она позвонила мне на мобильник двадцать два раза. Водитель подождал, пока они примут душ и переоденутся, а потом повез их назад в аэропорт, на их ранний рейс.

— Перестань! Да перестань ты! — давилась я, смакуя каждое слово. — Ты все это выдумала!

Эмили перестала смеяться и притворилась серьезной.

— Да неужели? Так это все только цветочки. Ты еще не знаешь, какие были ягодки.

— Ох, давай, давай скорее ягодки! — Я была в восторге оттого, что мы с Эмили наконец-то нашли общий язык. Наконец-то мы одна команда, плечом к плечу против общего врага. Я вдруг впервые почувствовала, что этот год мог быть совсем другим, если бы только мы с Эмили сразу подружились и доверяли бы друг другу, защищали и подстраховывали бы друг друга и вместе давали отпор агрессору. И вполне вероятно, жизнь тогда стала бы намного легче и радостнее, но за исключением таких вот редких моментов, как этот, мы на все смотрели разными глазами.

— Так тебе нужны ягодки? — Она помолчала, растягивая удовольствие. — Она этого, конечно, не знала, но хотя самолет «Дельты» улетал раньше, садился он на восемь минут позже, чем ее родной «Континентал»!

— Перестань! — застонала я, наслаждаясь этим новым известием, как великолепным вином. — Ты меня разыгрываешь!

Когда мы наконец распрощались, я была удивлена, увидев, что мы проболтали больше часа, словно закадычные подруги. Конечно, уже в понедельник мы вернулись к привычной, едва скрываемой неприязни, но с тех пор я стала чуть теплее относиться к Эмили. Разумеется, до этого звонка. Несмотря на вышеупомянутую тень симпатии, я вовсе не была расположена выслушивать назойливые требования, которые она собиралась обрушить на мою бедную голову.

— Ну и голос у тебя. Ты что, больна? — Я честно попыталась придать голосу оттенок сочувствия, но вопрос прозвучал агрессивно и подозрительно.

— Да, — выдавила она и разразилась сухим, надсадным кашлем, — очень больна.

Я никогда не верила тем, кто утверждал, что они очень больны: если врач не определил какое-нибудь непосредственно угрожающее жизни заболевание» значит, на работу идти ты можешь. Поэтому, когда Эмили перестала кашлять и заявила, что она очень больна, у меня и мысли не возникло, что в понедельник ее не будет на рабочем месте. Кроме того, двенадцатого октября она должна была лететь с Мирандой в Париж на весенние дефиле, а до двенадцатого оставалось всего четыре дня. Да и сама я перенесла на ногах две ангины, несколько бронхитов, множество пищевых отравлений и привыкла не обращать внимания на частые мучительные приступы «кашля курильщика».

Единственный раз я улизнула к врачу во время ангины, когда мне отчаянно нужны были антибиотики (я прошмыгнула мимо очереди и попросила осмотреть меня сразу же, без предварительной записи, а Миранда и Эмили думали, что я поехала искать новую машину для мистера Томлинсона). Для какой бы то ни было профилактики времени вовсе не оставалось. Я получила с дюжину многообещающих намеков от Маршалла, несколько записок от администраторов различных курортов, которым бы секретарша Миранды оказала* честь своим посещением, и множество приглашений от специалистов по маникюру, педикюру и макияжу, но уже год не была даже у гинеколога и дантиста.

— И что я могу сделать? — спросила я, стараясь, чтобы это прозвучало непринужденно, но терялась в догадках, с чего это она звонит мне и говорит, что больна. Ведь мы и так обе знаем, что это совершенно не важно. Больна или нет, а в понедельник она должна быть на работе.

Она тяжело закашлялась, и я услышала, как булькает мокрота у нее в горле.

— Да, сейчас скажу. Господи, и ведь надо же, чтобы это случилось именно со мной!

— Да что? Что случилось?

— Я не могу поехать в Европу с Мирандой. У меня мононуклеоз.

— Что?

— Ты слышала. Ехать я не могу. Врач звонил, готовы анализы крови. Мне три недели нельзя выходить из дому.

Три недели! Это шутка, не иначе. Мне было не до сочувствия — я уже несколько месяцев только и жила мечтой о том, что обе они — Эмили и Миранда — уедут и оставят меня в покое.

— Эм, да она убьет тебя — тебе придется ехать! Она вообще знает?

На другом конце провода воцарилось зловещее молчание. Потом прозвучал ответ:

— Да, она знает.

— Ты ей звонила?

— Да. То есть на самом деле ей звонил мой врач, потому что мне бы она не поверила. Он сказал, что я могу заразить ее и всех остальных, и, в общем… — Она помедлила; по ее тону можно было предположить самое худшее.

— Что «в общем»? — ляпнула я, забыв об осторожности.

— В общем, она хочет, чтобы с ней поехала ты.

— Она хочет, чтобы с ней поехала я? Надо же! Что именно она сказала? Она не угрожала тебя уволить?

— Андреа, я… — Эмили судорожно закашлялась, и на мгновение я подумала, что она запросто может умереть там, на другом конце провода. — Я не шучу… Не шучу. Она сказала, что ей там всегда в помощники дают таких тупиц, что даже ты справишься лучше, чем они.

— Ну если так, то я, конечно, не против! Нет ничего лучше старой доброй лести, чтобы заставить человека что-нибудь сделать. Нет, правда, ей не стоило так меня нахваливать. Я вся краснею! — Я не знала, что сейчас для меня важнее: что Миранда хочет, чтобы я ехала с ней в Париж, или что она хочет этого только потому, что я чуть менее безнадежная идиотка, чем изможденные французские секретарши.

— Да хватит тебе, — прохрипела она, надсадно кашляя, что теперь уже начало меня раздражать, — ты просто счастливица. Я два года — целых два года — ждала этой поездки, и вот я не еду. Ты хоть понимаешь, какая это несправедливость?

— Еще бы! Это всеобщий закон подлости: эта поездка — твоя мечта, а для меня она — несчастье, и вот еду я, а не ты. Весело, да? Мне так смешно, прямо до чертиков, — бубнила я, не ощущая никакой радости.

— Ну хорошо, я понимаю, что тебе это не очень приятно, но ты же все равно ничего не можешь поделать. Я уже позвонила Джеффи, чтобы он заказывал для тебя одежду. А тебе много чего понадобится — для показов, ужинов, приема, который Миранда дает в отеле «Костес», — каждый раз все новое. Эдисон займется косметикой. Стеф — обувью, сумочками и украшениями. У тебя всего четыре дня, так что завтра прямо с этого и начни, ладно?

— Поверить не могу, что она собирается взять с собой меня.

— Придется поверить, она явно не шутила. Меня всю неделю не будет в офисе, поэтому тебе еще надо…

— Что? Ты не будешь ходить даже в офис?

У меня никогда не бывало больничных и прогулов, но то же самое можно было сказать и об Эмили. Единственный раз, когда она чуть было не опоздала — но не опоздала! — был, когда умер ее прадедушка. Она тогда как-то сумела слетать домой в Филадельфию, побывать на похоронах и вернуться на работу — минута в минуту. Так и только так здесь все и делалось. Точка. Единственным основанием для невыхода на работу могли быть скоропостижная смерть (кого-нибудь из самых близких членов семьи), паралич (ваш собственный) и ядерная война (но только если правительство Соединенных Штатов официально объявило, что она коснется непосредственно Манхэттена). Таково было священное и нерушимое правило Миранды Пристли.

— Андреа, у меня мононуклеоз. Это очень заразно. И очень опасно. Я не могу выйти даже за кофе, не то что на работу. Миранда это понимает, поэтому тебе придется все взять на себя. А дел очень много.

— Понимает, говоришь? Да брось! Ну-ка, ну-ка, что конкретно она сказала? — Я никак не могла поверить, что Миранда сочла такую прозаическую вещь, как мононуклеоз, достаточным основанием для того, чтобы оставить человека в покое. — Доставь мне это маленькое удовольствие. Ведь мне теперь не позавидуешь.

Эмили вздохнула и — я не сомневалась — закатила глаза.

— Ну, она не была в восторге. Сама я с ней не говорила, но доктор сказал, она то и дело спрашивала: что, мононуклеоз — это «настоящая» болезнь или нет? Но когда он заверил ее, что это очень опасно, она проявила понимание.

Я расхохоталась:

— Не сомневаюсь, Эм, не сомневаюсь. В общем, не волнуйся ни о чем. Поправляйся, а я обо всем позабочусь.

— Я пришлю тебе список. Просто чтоб ты ничего не забыла.

— Ничего не забуду. В этом году она была в Европе четыре раза, я все усвоила. Я сниму деньги со счета, пару тысяч поменяю на франки и еще пару тысяч— на дорожные чеки и трижды перепроверю все ее встречи с парикмахерами и визажистами. Что еще? Да, и удостоверюсь, что на этот раз «Ритц» дал ей нужный мобильник, и поговорю со всеми водителями, чтобы они знали, что ни в коем случае нельзя заставлять ее ждать. Я уже думаю, кому оставить экземпляр ее расписания— его я тоже напечатаю, нет проблем, — и прослежу, чтобы все прошло как по маслу. Да, и ей, конечно, понадобится подробное расписание для близняшек — когда они учатся, когда делают уроки, когда играют, — а также расписания рабочего дня всех ее домочадцев. Вот видишь! Тебе нечего волноваться, у меня все под контролем.

— И не забудь про бархат, — выдавила она и привычно добавила: — И про шарфы.

— Ну конечно, не забуду! Они уже у меня в списке.

Когда Миранда собиралась паковать вещи — точнее» конечно, не она, а ее экономка, — мы с Эмили закупали объемистые рулоны бархата и привозили его к ней на квартиру. Там мы вместе с экономкой резали бархат и аккуратно упаковывали в него все вещи (каждую по отдельности), которые она намеревалась взять с собой. Затем бархатные свертки бережно укладывались в бесчисленные чемоданы от Луи Вюиттона вместе со множеством дополнительных отрезов — ведь первую партию бархата она выкинет сразу же, как только откроет в Париже свои чемоданы. В довершение ко всему половина одного чемодана бывала занята несколькими десятками оранжевых коробочек — в них содержались белые шарфы, каждый из которых будет вскоре потерян, умышленно где-нибудь оставлен или попросту выброшен.

Blog

Лорен Вайсбергер Дьявол носит «Прада»