Дискуссия: Как поделить Гоголя? Русская, великорусская и украинская культура в XIX-XX вв

Вид материала

Документы

Содержание М.В. Дмитриев Дискуссия по второй части докладов.

Подобный материал:

• Письменность древних славян, 510.7kb.
• Рабочая программа дисциплины Русская культура XIX века Направление подготовки 031400, 277.98kb.
• Н. А. Бердяев, тяготевший к образной метафоричности в своей яркой философии, первым, 1608.14kb.
• Рабочей программы учебной дисциплины русская литература и культура ХХ века Уровень, 72kb.
• Иваньшина Елена Александровна Трудоемкость дисциплины 7 зачетных единиц Количество, 176.07kb.
• Программа лекционного курса Введение, 333.09kb.
• С. Э. Нуралова к ф. н.,доцент Русская литература, 857.11kb.
• Реферат на тему: «Украинская культура в 1-й половине ХIX века», 53.97kb.
• Русская культура, 243.47kb.
• Xv. Взлет отечественной культуры XIX века как выражение национального самосознания, 1517.15kb.

Дискуссия по первой части докладов.


Л.Е. Горизонтов:

Я хочу затронуть несколько моментов. Начну с того вопроса, который вынесен в заглавие этой сессии: «Как поделить Гоголя»? Это вообще характерное явление для периода национализации историографии. Национальная историография очень много энергии тратит на то, чтобы тех или иных крупных политических и в особенности культурных фигур поделить между собой. Случай Гоголя в русско-украинском диалоге момент положительный. Я был очень удивлен, когда мне в мае-июне прошлого года поступили главы по 19 в., которые вошли в состав книги «История Украины», написанной украинцами для российского читателя. Я знаю, эта книга обсуждалась в Киеве, но меня там не было; письменный отзыв я представил. Что меня удивило? Гоголя там не было. Ни одного упоминания; при то, что Шевченко там упоминается очень часто. Надеюсь, что коллеги исправили ситуацию; все-таки несправедливо так с Гоголем поступать. В чем видится выход? Лично я солидарен с тем рецептом, который в таких случаях прописывает использовать Джовании Броджи-Беркофф. Она считает, что многие фигуры в истории культуры не могут относиться к одному национально-культурному кругу. Если они относятся к нескольким, это не значит, что они в равной степени к ним относятся, так как в контексте разных культурно-исторических традиций роль этих фигур разная. Я думаю, это хорошая методологическая основа. Теперь второе замечание. Когда мы апеллировали к материалам 15-16 вв., было много сказано о том водоразделе, который происходил между украинцами и великороссами. Я должен признать, что коллеги, которые занимаются ранним Новым временем, в изучении этой проблематики весьма преуспели. Но эта проблематика актуальна также и для 19 в. Так сложилась, в частности, в российской историографии, что довольно много пишется о конкуренции двух нацио-строительных проектов. С одной стороны, общерусского триединства и украинского проекта, с другой. Такая конкуренция действительно существовала, она не надумана. Но в этой оппозиции теряется очень важный процесс, а именно формирование русской нации, существование великорусского проекта. Такой проект, безусловно, существовал, но его развертыванию мешала официальная государственная концепция общерусского триединства. Занимаясь историческим регионоведением, я обратил внимание на устойчивое былование такого понятия как «внутренняя Россия», «внутренние губернии». Это понятие шло из глубины веков и генетически даже более раннее, чем присоединение Левобережной Украины к России в середине 17 в. Генетически оно связано с замосковным краем, с Московским государством Российского царства; но сейчас я не буду углубляться в эти хронологические пласты. Что важно? Этот концепт «внутренней России» был обоснован указанием на четкую этнографическую границу, которая разделяла Великую Россию и Малороссию. Есть все основания считать, что этот концепт и его устойчивое бытование есть ни что иное как отражение процесса формирования великорусской идентичности. Таким образом, для 19 в. этот вопрос очень важный и не надо подаваться обаянию концепции общерусского триединства, огульно зачисляя всех великороссов в число ее сторонников. Реальные процессы были гораздо сложнее. Не надо представлять формирование великорусской или русской нации как побочный продукт несостоявшегося проекта общерусского единства или успеха украинской идеи. И, наконец, полемизируя с Оксаной Юрьевной, по поводу Новороссии. Хотя Оксана Юрьевна сегодня говорила о Малороссии, Полтавщине, Черниговщине, Левобережье, я знаю, что основной ее интерес связан с Новороссией. Новороссия тоже ментатльно довольно долго и сложно присваивалась Россией. Можно выделить екатерининский период. О Новороссии тогда много писали, и очень много было сделано в плане осмысления принадлежности вновь завоеванных земель. Я специально изучал период Крымской войны. И вот что оказывается. Оказывается, что общественное мнение воспринимало события, развернувшиеся в основном в Новороссии, как приобщение Новороссии к России. И даже в Полном собрании законов Российской Империи, в опубликованных уже после окончания войны указах и манифестах Александра II, об этом говорилось прямо. Прямо говорилось, что раннее эти земли не участвовали в общих страданиях России (читай: в войне 1812 г.), а опыт 50-х гг. показал, что Новороссия приблизилась к России. Между прочим, особенно здесь выделялось место Одессы, крупного городского центра России.

К. А. Фролов:

По поводу украинской историографии 19 в. Хотел обратить внимание на важную тенденцию, которую сейчас следует вспомнить. Это отказ от романтического федерализма, романтического украинофильства в сторону общерусской идеи. В сущности, эту эволюцию проделали все отцы-основатели романтического украинофильства: Костомаров, Кулиш, Максимович. Как было уже сказано Богданом Безпалько, Кулиш заканчивает свой творческий путь "Воссоединением России", как итогом своей деятельности; и идет на радикальный шаг: ради общерусского единства отказывается от  малороссийского языка, так как, по его словам, он стал знаменем раскола. Последние слова Максимовича: хотя Южная Русь - это родная земля и там лежит прах моих предков, тем не менее, Южная и Северная Русь - "нераздельны" и "неслияны", используя таким образом богословскую терминологию о Троице. Одновременно в "Двух русских народностях" Н. Костомаров говорит о взаимодополняющем характере южнорусской и северорусской народностях, говоря о синтезе и взаимодополняемости в истории. Мало того импульс к возвращению общерусской идентичности подали галицкие русофилы. Их наследие в общерусской историографии огромно. Наиболее фундаментальные труды по истории Галицко-Волынского княжества, в котором некоторые историки видят основу отдельной украинской нации и государства, написаны сторонниками общерусского единства. Именно Зубрицкий в переписке с Максимовичем пишет о возвращении к общерусскому языку. Дальше, защищая церковнославянский язык, старый стиль богослужения и готовя переход униатов в православие, это делает Добрянский. На самом деле идея двуединой России характерна не только для южнорусского варианта славянофильства, к которому пришел поздний Максимович, но и для великорусских славянофилов. Московские славянофилы также искали в двуединой или триединой Руси искали синтез богословской терминологии. "Нераздельность" и "неслиянность" - это совершеннейшая гармония, которую никак не перебить. Славянофилы считают двуединую Русь придавленной петербургским бюрократизмом, который уничтожил патриаршество, православную идентичность, равно бьет по Москве и по Киеву. В рамках общерусской идеи они искали эволюционный выход. Надо помнить, что Петербург подавлял славянофильскую мысль; Хомякова издали только после смерти.
Говоря об украинском движении, следует помнить, что лишь крайние радикалы говорили об отрыве Украины от России. Драгоманов и Франко писали, что только безумцы могут говорить о полной государственной независимости; все шло в рамках федерализма. Говоря о Грушевском, следует помнить о политической составляющей его деятельности. Вспомним труды Мельгунова и Романовского о финансировании немцами большевиков; они приводят факты, что через немцев шло финансирование РСДРП и Спiлка визвольноi Украiнi, к которой принадлежал Грушевский. Идеи поздних славянофилов частично пытались реализовать в последнем этапе истории России. Это попытка Столыпина о переносе столицы в Киев. К счастью, тысячелетняя русская культура не скатилась к великорусскому проекту, так как это сужение, это отказ от тысячелетней традиции, это неологизм. Форма триединства - это и есть форма развития русской мысли вне независимости от конъюнктур, которые будут меняться еще неоднократно.

В. Ф. Верстюк (д.и.н., Институт истории Украины. НАНУ, Киев):

Я сьогодні мовчав, але чим далі я слухаю, тим більше я не розумію, про що ми говоримо. Ми чiтко визначили предмет нашої конференції. Можливо бути вона дійсно має напівнауковий, а не науковий характер. Але поставка питання про Гоголя: «як нам поділити Гоголя» -  до речі мені сподобалася. Сподобалася мені тим, що фактично йдется не про Гоголя, а йдется про подділ імперії. Я думаю, що цей процес скоро почнеться й в Україні. Україна теж буде претендувати на частину імперської історії, як це, скажемо, зробили після розпаду Австро-Угорської імперії, усі ці народи Центральної Європи. Я думаю, що росіяни повинні бути до цього готові. Тут уже навiть прозвучало, що нам є що ділити. і це дійсно правда. Я думаю, що постановка питання про тисячолітній російський проект не витримує наукової критики. Сьогодні ми говорили про етнічний дискурс обговорюючи полемично- церковну літературу. Але вибачте. Напевно йдется про конфесіональний дискурс. Правда? Ми оминули 18 сторіччя, формування імперії, ми не сказали, що Російська імперія стала можливою лише відтоді, коли вiдбулося возз'єднання України з Росією. Цей факт надзвичайно важливий. Тут йдеся не стільки про території, скільки напевно про інтелектуальний потенціал. І мені сподобалася доповідь отця Василiя про Данила Туптала. Він показав, наскільки різними булi Росія й Україна в XVII ст. I те, що зробили києво-могилянськi випустники - це був внесок Києва в імперську історію. Очевидно це нам треба використовувати.

І ще одне. Ми намагались окреслити межi українства, визначити, що таке українство? Проте не довідалися, а що таке російський проект, що таке Росія, що ми розуміємо під цим? В етнічному, соціально-культурному характері, це що? Шкода, що в залi немає колеги Марчукова. Він написав досить велику книгу про національно-визвольний український рух, який він розглядає дуже стисло й хронологічно вкрай вузько. І в нього незмінно існує якийсь російський вимiр цього руху, автор не допускає його самодостатності. Російські історики можуть робити все, що їм завгодно. Хочуть замінити «український» «регіональним» - ну, ради Бога. Але чи виграє наука від цього й що придбають відносини між двома країнами? Я думаю, що в цьому випадку вони тільки програють.

Л.А. Зашкильняк:

Кириллу Александровичу я хочу сказать, что Ваш дискурс и аргументация вполне возможны, это Ваше право так представлять. Но у Вас присутствует, мягко говоря, тенденциозность, когда Вы говорите, что Зубрицкий и все русофилы создали такой исторический дискурс, который был всеми воспринят. И Зубрицкий и все русофилы, и Головацкий, если Вы помните, в конце 19 в. не пользовались никаким влиянием, в том числе и в Галиции. Хотя Общество Качковского, и Русский народный дом существовали и в межвоенный период, но общерусский дискурс, архаичный, консервативный, провиденциальный, уже не отвечал восприятию галицких украинцев. Вы правильно сказали, что все романтики-украинофилы не ставили задачи отделения Украины от России. Но они ставили другую задачу: сохранение этнической самостоятельности украинской нации или народа, лишенного политической элиты, способной поставить политические требования. Только в 1895 г. Бачинский, а в 1900 г. Михновский этот вопрос поставили в открытой форме.


О.Ю. Захарова:

Тут говорил мой коллега о Новороссии. Новороссия – это Екатеринославская, Таврическая, Херсонская губернии. Соответственно у каждой губернии своя история. Обобщать не стоит. И второе, что я хочу сказать. Почему сейчас нашими студентам не преподается Отечественная война 1812 г.? Почему из деятелей украинской культуры мы не говорим о тех, кто нас может объединять: скульптор И.П. Мартос, художники Левицкий, Боровиковский, Бартнянский?


Л.А. Зашкильняк:

А почему Вы не преподаете? Мы преподаем!


О.Ю. Захарова:

Я преподаю также в филиале одного их российских ВУЗов в Севастополе. На экзамене я спрашиваю об Отечественной войне, о Левицком, Боровиковском и Мартосе – но ответ я могу и не получить, они не знают. Давайте брать фигуры, которые нас объединяют.


И. И. Колесник:

Я хотела бы остановиться на двух моментах. О характере самосознания 15-17 вв. Понятно, что понятия идентичности, дискурса – это наработки 20 в., нашего времени, и мы все это интерполируем на тот период. Мне кажется, что целесообразно говорить о множественности идентичностей или их иерархии, т.е. личностная, родовая, территориальная, земельная идентичности и только на высших стадиях развития самосознания возникает представление о национальной идентичности. Для России более когерентным будет термин «имперской идентичности». Второе. Особенности российской национальной имперской идентичности заключались в том, что в начале возникает российский гранд-нарратив, начиная от Татищева и заканчивая Карамзином, что заложило государственную школу Соловьева, Кавелина, Чичерина и Градовского. На Украине же происходил обратный процесс. Вначале шел процесс формирования национальной идентичности, национальной идеологии, национального самосознания, а затем на этой основе появляется гранд-нарратив в лице М. Грушевского. Именно он представил схему украинского гранд-нарратива, полной, универсальной, украинской истории как самодостаточного процесса. В этом отличие украинской историографии и ментальности от российской. И это отличие заключается в том, что все культурное поле, сфера деятельности украинских интеллектуалов было чрезмерно политизировано и идеологизировано.

М.В. Дмитриев: Завершая дискуссию, я позволю себе ремарку. В докладах Ирины Ивановны, Оксаны Юрьевны и Леонида Афанасьевича мы сталкиваемся с одним и тем же вопросом: какие должны быть критерии, которые бы отдели украинскую и российскую (имперскую?) историю и культуру друг от друга? Мы всё время спотыкаемся о трудности, которые, в сущности, очень невелики. Если мы встанем на позиции современного гуманитарного знания, мы должны признать, что нации – это культурный конструкт, создаваемый интеллектуалами и «спускаемый» в культуру при помощи пропаганды, образования, государственной политики… Соответственно, задача не в том, что описать «национальные» русскую и украинскую культуры как некие онтологические реальности, а в том, чтобы исследовать особенности конструирования национальных или этнических дискурсов в России и Украине XIX века.

И я позволю себе еще одну вещь сказать. Слово «империя» у нас до сих пор ругательное. Однако тем больше мне приходится общаться с теми, кто систематически изучает историю Россию и других империй в 19 в., и занимается проблемами отношений центра и периферий в империях, тем больше я вижу сомнений, в самом ли деле слово «империя» должно быть ругательным? Я хочу обратить Ваше внимание на новую статью Андреаса Каппелера, который стал известен у нас благодаря своей книге «Россия как многонациональная империя» (до этого книгу с похожей тематикой написал французский историк барон Нольде). Он опубликовал недавно в “Ab imperio” статью, в которой острожно константировал, что можно и иначе, чем принято, смотреть на Российскую и Габсбургскую империи. В этом Каппелер, как кажется, возвращается к тому, что в 50-е гг. писали (насколько я могу судить по историографическому очерку Исламова) австрийские историки; они стали призывали не смотреть на Австрийскую империю не как на страшного монстра. Может быть, стоит и на российскую имперскость взглянуть иначе…


Доклад А.Н. Ужанкова:

Язык творчества как национальная самоидентификация писателя (На примере творчества Т.Г.Шевченко.

Тема моего доклада: «Язык творчества как национальная самоидентификация писателя (На примере творчества Т.Г.Шевченко)».

Чем больше говорят и повторяют (особенно в последнее время на Украине), что Т.Шевченко – национальный украинский поэт и основоположник украинской литературы (этого никто, конечно, и не отрицает!), тем меньше вспоминают и пишут, что Шевченко - русский писатель: драматург и прозаик.

Хотелось бы отметить, что многие русские писатели-прозаики 19 в., имевшие поэтический талант, начинали свое творчество именно в поэзии. Здесь сразу вспоминаются Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Тургенев и многие другие. В процессе своего творчества они все больше склонялись к большим прозаическим формам и жанрам - повестям, романам и дневникам.

По сути, таким же был и творческий путь Т.Г. Шевченко. Родился он в Малороссии, на Киевщине, в 1814 г. в семье крепостного. Стало быть, его родной языковой средой с детства был украинский разговорный язык. Однако уже с 10 лет он погружается в другую - в русскую языковую среду, становясь казачком русского помещика К.В. Энгельгардта. В 1829 г., в 15-летнем возрасте, на целых 14 лет юноша покидает «рiдну неньку Україну».

Его жизненной средой стало русскоязычное общество Вильны, а затем и Петербурга. Поэтому языком общения, и, следовательно, мышления становится для него русский язык.

Так Шевченко формируется как двуязычный писатель, и это четко прослеживается в его раннем творчестве. Начинает он как поэт, его первые стихотворения написаны на простiй мовi украинского народа.

Здесь следует отметить, что письменная поэзия как жанр возникает у восточных славян достаточно поздно, только в конце 16 - начале 17 в. До этого, конечно, существовали фольклорные песни, однако до конца 16 в. их не записывали, поскольку языком высокой словесности до 17 в. был церковнославянский язык, язык богослужения - литургии. На нём писали и Иван Вышенский свои полемические сочинения, и Григорий Сковорода свои философские труды.

Фольклор основывался на мирском мировоззрении, имел устную традицию, обитал в народной среде, запечатлен разговорным языком.

Виршевая поэзия возникает в период секуляризации (обмирщения) сознания под воздействием польской силлабической поэзии. Первоначально, опираясь на церковнославянский язык (примеры этому мы видим в творчестве Симеона Полоцкого), поэзия быстро, уже в течение 17 в., впитывает в себя разговорный народный язык, который постепенно вытеснял церковнославянский.

Через украинское посредничество виршевая поэзия пришла и в Россию. С развитием силлабо-тонической системы стихосложения книжная поэзия еще больше сблизилась с устной народной и стала перестраиваться под ее воздействием.

Таким образом, украинская виршевая поэзия впитала и отразила разговорный народный язык. Он же стал и языком поэзии Шевченко.

В 1840 г. появляется его первый сборник стихотворений и поэм на украинском языке «Кобзарь», а в 1841 г. – поэма «Гайдамаки», тоже на украинском языке. Родная стихия выплеснулась в них.

Однако важно и интересно отметить, что уже в начале 1843 г. Шевченко завершает драму «Назар Стодоля» на русском языке, переведенную в 1844 г. на украинский язык для постановки в студенческом театре Медицинской академии. Причем, что любопытно, авторские ремарки остаются на русском языке!

Видимо, в 1842 г. был написана и трагедия «Никита Гайдай», от которой сохранилось только третье действие, опубликованное в журнале «Маяк».

Двуязычность Шевченко еще больше отразилась в его письмах того времени. Причем, и это важно для понимания авторского сознания, Шевченко становится все более русскомыслящим писателем. Об этом свидетельствуют его письма, написанные в 40-е г. на русском и украинском языках.

Подчеркиваю, что в русских письмах практически нет украинизмов, а вот в украинских письмах русизмы встречаются довольно часто. При этом грамматические ошибки и употребление русских префиксов при письме свидетельствуют о русскоязычном мышлении их автора. Например, в письмах Лизогубу 1842 г.: «А за таке время багато води у море утекло» - вместо: «а за такий час багато води в море утече». «Отдайте» вместо «вiддайте», «спасибi» вместо «дякую». «Хочь лiкар и говорить, що ничего, одначе так кiвне головою, що сумно дивиться» (правильней было бы: не «ничего», а «нiчого», не дивиться, а «дивитися»).

«Сьогоднi оце трошки легше стало, можна хоч перо в руках удержать» (т.е. вместо «в руцi утримати»); «щоб помiг менi / щоб допомiг менi».

В 1849 г. Лизогубу он писал: «буду посилать до Вас усе, що зроблю вартого послать» (надо «посилати» и «послати»).

Бодянскому в 1850 он писал: «А мене на адресi не упоминай, цур йому» - надо «не згадуй».

Лизогубу: «Подякуйте и ви за мене Iлiю Iвановича за його благородную щедроту» (следовало бы -«благородну щедрiсть»).

В этом контексте хотелось бы обратить внимание, что в письмах 1850-х годов присутствуют уже целые русскоязычные блоки, как, например, в письме от 14 апреля 1854 г. Козачковскому: «Христос воскресе! Друже мiй единий! Вчера только привезла почта из Гурьева твое письмо, написанное тобою 14 генваря. Видишь ли в чем дело…» Далее следует абзац по-русски, потом снова по-украински с русскоязычными вкраплениями: «Спасибi тобi, друже мiй единий, за твои десять рублей, чи, як ти пишеш, якогось нашого общезнакомого нашого, i йому, i паче тобi спасибi…» и т.д.

А вот в письме к Б. Залесскому от 6.06.1854 г., на украинском языке написана лишь преамбула, а все письмо – по-русски: «Вiтаю тебе, друже мiй, Богу милий. Вiтаю тебе на лоне девственной, торжественно прекрасной природы! Много бы и много молитв сердечных послал бы я к престолу Живого Бога за один час, проведенный с тобою в дремучем сосновом лесу…»²¹ и т.д. В дальнейшем доминируют письма на русском языке и лишь отдельные – на украинском.

Можно найти довольно простое объяснение этим фактам. С 30 мая 1847 г. Шевченко находился в ссылке в Оренбургской губернии, а потом в Орске и Новопетровске. На 11 лет он был снова оторван от украиноязычной среды. Языковая практика оставалась лишь только в письмах к Лизогубу, Честахивскому, Галагану, Щепкину и др. Но это был уже язык общения, но не язык творчества.

Языком творчества в это время для Шевченко становится русский язык. Именно в 50-е гг., с 1853 по 1857, он пишет все известные нам повести на русском языке. «Наймичка» - один из первых прозаических опытов Шевченко - написана в октябре 1853 г. в Новопетровском укреплении. Там же, в конце 1853 – начале 1854 г. была написана повесть «Варнак» (хотя авторская датировка указывает 1845 г., Киев), о народном мстителе, который напоминает Кармелюка.

В Новопетровском форте в 1853 г. написана повесть «Княгиня», которую Шевченко отослал в конце 1854 – начале 1855 г. издателю «Отечественных записок» А.О. Краевскому. Впрочем, повесть так и не появилась в журнале.

Именно этим фактом, что русскоязычные повести Шевченко не дошли до читателя в свое время, и можно объяснить, во-первых, их малую известность публике, а, во-вторых, выпадение их из всего богатого литературного процесса России второй половины XIX века.

Они не получили столь широкой известности и признания читателей, как произведения Гоголя, Достоевского, Тургенева и Толстого, а поэтому и выпали из внимания литературоведов, занимавшихся и занимающихся этим периодом.

Повесть «Музыкант» написана между ноябрем 1854 и январем 1855 г. под впечатлением от пребывания на Украине в 1843-44 гг. и повествует о талантливом крепостном, ставшим жертвой пана. Нечто биографическое чувствуется в ней. Завершив 15.01.1855 г. «Музыканта» он тут же (с 24.01 по 20.02) садится за повесть «Несчастный». С 15 марта 1955 г. работает над повестью «Капитанша».

Поражает продуктивность в работе писателя. Такое ощущение, что он пытается наверстать упущенное время и за месяц пишет новую повесть!

С 10 июня по 20 июля 1855 г. пишется повесть «Близнецы», в которой, как и в «Несчастном», затрагивается проблема воспитания.

Почти год, с 25.01. по 4.10. 1856 г., Шевченко работает над «Художником», в том же Новопетровском форте. Произведение это автобиографическое и повествует об истории его собственного выкупа (22.05.1838 г.) за 2500 рублей из крепостничества, учебе в Петербургской Академии художеств, дружбе с К. Брюлловым и др.

И, наконец, в ноябре 1856 г. вчерне закончена работа над «Прогулкой с удовольствием и без морали» (завершена 16.02.1958 г.).

Обе последние повести подводят нас к заключительному, можно даже сказать, итоговому сочинению Т.Г. Шевченко - «Дневнику» (1857-1858 гг.), начатому в последний год службы и завершенному по получении отставки и свободы.

Дневниковый жанр предполагает сокровенный смысл записей, дневники не рассчитаны на широкого читателя и пишутся большей частью для себя.

В таком случае, сокровенные мысли, что вполне логично, должны писаться на родном, более близком человеку, языке, тем более, если они делаются еще и тайно. Нельзя сказать, что Шевченко запрещалось писать на украинском языке. Его письма этого времени написаны на двух языках, и украинским языком он по-прежнему владеет. Другое дело, что, судя по этим его письмам, им мало-помалу, утрачиваются навыки украинской речи: «украинские письма» становятся двуязычными, а языком своих тайных «захалявных книжек» он сознательно выбирает русский язык. Это - язык его мышления. На нём он и высказывает суждения по всем трепещущим вопросам жизни. В этом его «Дневник» весьма схож с «Дневником писателя» Ф.М. Достоевского, как и похожа сама судьба двух писателей в части их ссылки.

В 1859 г., по освобождении из армии, Шевченко побывал на любимой Украине, написал еще ряд стихотворений на украинском языке, но, как мы знаем, жизнь свою все же связывает с Петербургом, с любимой Академией художеств. Но не надолго: 10 марта 1861 г. он умер от сердечного приступа.

Подводя итог сказанному, замечу, что две трети из творческого наследия Т.Г. Шевченко написано, осознанно написано, на русском языке – языке великой литературы, к которой и он хотел приобщиться. Поэтому, когда мы с полным основанием говорим, что Тарас Шевченко является национальным украинским поэтом, мы должны следом подчеркнуть: и самобытным русским писателем, случайно или нарочно, но прочно «забытым» украинским литературоведением и мало изученным русским. Хотелось бы, чтобы Шевченко не разъединял, но объединял два наших народа.

Дякую за увагу!

М.В. Дмитриев:

Позвольте я начну с вопроса, который меня давно интересует, особенно после того как я пролистал немецкую книгу о nazionalismus Sprache в Германии еще в первой половине 18 в., задолго до Гердера. Это исследование вместе с другими (теперь есть такой тренд в историографии) позволяет поставить вопрос о том, действительно ли справедлив привычный и унаследованный еще от Гердера взгляд на то, что нация и язык – это едва ли не одно и то же. Если есть украинский язык, там и есть украинская нация и.т.д. Не пора ли нам, опираясь на те примеры, которые Вы привели, а мы еще знаем, что Тургенев писал свободно по-французски, Пушкин говорил по-французски также хорошо, как и по-русски, Палацкий по-немецки, для И. Франко немецкий был таким же родным, как украинский и польский, пересмотреть этот взгляд. А таких примеров миллион! Чешские будители открывают для себя в один прекрасный день, что они вовсе не немцы, а чехи и словаки, то же самое происходит с делегатами Головной Рады русского народа. Не заставляет ли это поставить под вопрос привычный нам и укорененный с Просвещения и даже Ренессанса стереотип, что нацию создает язык? Если Шевченко знал украинский и русский, даже, может быть, лучше украинского, что не позволяет назвать его русско-украинским писателем?


В.И. Марочко:

Нет, ну это известно. Шевченко не только украинский, но и русский писатель. Это однозначно.


А.Н. Ужанков:

Если использовать при доказательстве этого посыла еще и математику, то можно привести две цифры: на Украине Шевченко прожил 14 лет из 47. То есть, фактически всю свою сознательную жизнь он пребывал в русскоязычной среде и, судя по письмам к его друзьям, у него четко проявляется русскоязычное мышление. Какой напрашивается вывод?


В.И. Марочко:

Империалист, или жертва русификации.


А.Н. Ужанков:

Выбор у Шевченко, как и у Гоголя, самостоятельный. Никто не заставлял их переезжать с Украины в Санкт-Петербург и писать по-русски. Он, совершенно очевидно, идентифицировал себя с русской культурой. Я говорю «культура», а не только «литература», так как не стоит забывать и Шевченко художника. Петербургская Академия художеств также является для него воспитательницей. Вы, Михаил Владимирович, правильно заметили о Пушкине. Когда Пушкин попадает в Царскосельский лицей, то получает прозвище «Француз», ибо по-французски говорит лучше, чем по-русски, французскую поэзию знал лучше, чем русскую литературу, поскольку был воспитан в традициях своего времени на французской культуре.

Сразу же возникает вопрос, когда же начинает формироваться его национальное сознание? В случае с Пушкиным ответить на него довольно просто: когда начинает формироваться религиозно-православное сознание. Для Пушкина – это очевидно. Когда в юности он был атеистом, то непонятно, к какой культуре принадлежал. Ссылка в Михайловское, беседы с игуменом Святогорского монастыря – приводят к повороту в сознании, о чем лучше всего свидетельствует его стихотворение «Пророк». После Михайловского у Пушкина совершенно другое – православное - сознание.

Возникает тогда и такой вопрос: что является общим для великоросса и для малоросса? Понятие «русский». Оно формировалось на протяжении шести столетий. В 16 столетии начинается ревизия этого понятия. В 11-16 вв. понятия русский и православный во всех древнерусских текстах – это синонимы. Вот и все. Если Шевченко мыслил себя православным человеком, то он был, по своему сознанию, русским!

П.Г. Жовниренко:

Вы приводите аргументы русскоязычности Шевченко. Я по памяти написал некоторые слова: «поможи» и не допоможи. Но ведь в украинском языке есть «помощь» и «допомога». Вы цитируете фразу «Хочь лiкар и говорить, що ничего» вместо «лiкар не каже» - но ведь это прямая речь, он просто передает слова врача, ведь врач был русским. И самое главное. Вы принимаете во внимание, что человек был оторван от языковой среды и можем ли мы говорить о иноязычности человека, который находится в тюрьме в какой-то стране и принимает язык, чтобы отвечать надзирателям, что он стал говорить на чужом языке? Насколько я знаю, Шевченко было запрещено писать на украинском языке…

А.Н. Ужанков:

Это не совсем так! Его письма украиноязычным адресатам свидетельствуют об обратном. Те примеры, что я приводил из писем Шевченко (а писем дошло очень много), я специально не отбирал. В каждом письме можно найти десятки примеров употребления русских слов вместо украинских. И это нарастающая тенденция. Возьмите, почитайте!


В.Ф. Верстюк: Як же ви це робили? Iснують відмінності між літературною й розмовною мовою!

А.Н. Ужанков:

Очень просто, по сфере их употребления. Я розумію українську мову i можу розрізнити, що таке проста мова i що таке літературна мова. Якщо письменник пише по-українськi, я знаю яка це мова.

Д.Ю. Арапов:

Насколько я Вас понимаю, Пушкин, который, как известно, брал уроки чистого атеизма, до того как стать православным, был безродный космополит?

А.Н. Ужанков:

В принципе да.

Д.Ю. Арапов:

Иными словами «Руслан и Людмила» – это произведение, написанное безродным космополитом?

А.Н. Ужанков:

В определенной степени да. Почему? Я объясню. «Руслан и Людмила» было написано в качестве спора с Жуковским, с условием использования произведений фольклора. Жуковский пишет сказку об Иване-царевиче и сером волке на основании немецкого фольклора. Пушкин использует самый разнообразный фольклор. И сказать, что «здесь русский дух, здесь Русью пахнет» - это еще не значит, что действительно «пахнет Русью».


Е. Байдарова (студентка, Филологический факультет МГУ):

Вы сказали, что во время ссылки Шевченко сознательно выбирает языком своего творчества русский язык? Считаете ли Вы тогда, что поэтическое творчество не является творчеством в таком смысле?

А.Н. Ужанков:

Он тогда не писал стихов. Точнее, мало, сосредоточившись на прозе. А прозу сознательно писал на русском языке.

Е. Байдарова:

Как это не писал!? Во время ссылки очень много стихов, «В каземате», для начала. Очень много можно называть. Шедевры, собственно говоря.

А.Н. Ужанков:

Согласен. Но Вы меня, наверно, невнимательно слушали. Я разделяю две языковые среды: народную (фольклорную) и высокую (литературную). Ведь я в докладе сделал маленький экскурс в историю стихосложения. Поэзия опирается на фольклор; фольклор имеет языческие корни, по причине которых его и не записывали. Церковнославянским языком нельзя было записывать языческие, светские тексты. Исторические песни времен Ивана Грозного были записаны для иностранцев в конце 16 в. В семнадцатом веке под влиянием Польши у нас появилась силлабическая поэзия, тонической пока не было. Почему с таким трудом записываются стихи? Вот по этой причине: их можно было писать только простой мовой, но не на церковнославянском – литературном – языке!

Я лишь хотел подчеркнуть и обратить ваше внимание, что язык творчества больше всего свидетельствует о самосознании писателя. В случае с Т. Шевченко, когда он свободно выбирает язык для своих творений. Прежде всего, для прозаических сочинений, к которым он приходит в конце своего творчества. Это для меня важно.


И.И. Колесник:

Вы назвали цифру две трети произведений Шевченко русскоязычные. Но имя Шевченко – это маркер украинской поэзии, украинской литературы. Русскоязычные повести Шевченко не читались в России, и в украинском литературоведении приняты как слабые. Известен факт из «Дневника». Шевченко посылал С. Аксакову «Прогулку с удовольствием», Аксаков ответил: «Вам лучше не писать». О чем это свидетельствует? Что языком его высокого творчества был украинский язык.

А.Н. Ужанков:

В поэзии – да, в прозе нет.

И.И. Колесник:

И, следовательно, как великий литератор он идентифицируется через украинскость?

А.Н. Ужанков:

Вы правильно заметили. Как поэт – да, несомненно. Я с этого начинал и дважды это подчеркнул. Но думают не стихами, а прозой! Для меня важно было понять и показать, что он русскомыслящий писатель!

В.И. Марочко:

В неволе не размножаются.

И.И. Колесник:

Как прозаика его никто не читал.

А.Н. Ужанков:

Правильно, и я показал, почему его никто не знал. Не читали потому, что не печатали. Повести не стали достоянием читателя. Но, тем не менее, Шевченко почему-то их писал. Что это за упрямство такое? Не печатают, а каждый месяц выдает по повести! Значит, говорите: графоман?! Меня поразил этот факт. Это постановка новой проблемы в изучении творчества Т.Г. Шевченко.


Доклад С.Л. Чернова:

Русское самодержавие: определение, генезис, причины и время возникновения.


Глубокоуважаемые коллеги! Позвольте представить на Ваше рассмотрение некоторые размышления, исключительно и только в качестве востановки вопроса, посвященные проблеме самодержавия. Тема моего выступления совершенно выпадает из общего контекста нашей конференции; единственное, что меня извиняет это то, что самодержавие сродни «Шинели» Гоголя: мы все вышли оттуда.

Я позволю остановиться на некоторых аспектах этой проблемы: определение термина, вопросы генезиса, причин и времени его возникновения. В юридической и вслед за ней исторической литературе понятие «самодержавие» принято отожествлять с формой правления. Подобное толкование данного термина требует некоторого уточнения. Становление самодержавия в России нельзя оторвать от процессов формирования централизованного государства, в ходе которого создавались принципиально иные, по сравнению с эпохой раздробленности формы государства, правления, государственного устройства и режима, иной государственный аппарат и.т.д. Русское централизованное государство изначально формировалось как монократическое, ибо вся полнота государственной власти сосредотачивалась в руках одного лица – самодержца. В свою очередь любая форма государства представляется органическим единением трех форм: правление, территориально-политическое устройство и государственный режим, сущность которых определяется главным признаком, свойственным каждой форме государства. Поскольку для монократического государства является принцип единоначалия, ему будут соответствовать монархическая форма правления, унитарная форма территориально-политического устройства и авторитарная форма государственного режима.

Россия знала две разновидности монархии: сословно-представительную и самодержавную. Каждой из них был характерен свой собственный институт главы государства, иначе институт верховной власти. В первом случае этот институт представлял собой весьма сложную систему взаимоотношения князя, боярской думы и земских соборов, предусматривавшую реальное ограничение власти монарха различными учреждениями и социальными силами, права и привилегии которых сформировались еще в удельную эпоху. Во втором случае этот институт персонифицировался в личности самого монарха, полномочия которого никем и ничем не ограничивались. Таким образом, первое и главное отличие сословно-представительной и самодержавной разновидности монархической формы правления состоит в правовом положении главы государства, т.е. в существовании различных институтов государственной власти. Однако форму правления нельзя отожествлять со статусом монарха. Форма правления более широкое понятие и предполагает также особый способ организации структур и взаимоотношений всех органов государственной власти, а также их прямых и обратных связей с населением. Следовательно, вторая отличительная черта этих двух разновидностей одной формы правления заключается в различии способов организации структуры государственного управления. При сословно-представительной монархии – это приказная система, при самодержавии: коллегиальная в 18, и министерская в 19 - начале 20 столетия. Следует учитывать, что эти способы являются производными от статуса монарха, где первичным представляется как раз статус монарха, его место и роль в политической системе страны, а вторичными - способы организации структуры государственного управления. Именно поэтому статус монарха является основополагающей характеристикой формы правления, ее краеугольным камнем. Вследствие этого самодержавие, оставаясь с момента возникновения и вплоть до конца своего существования неизменным по существу институтом, могло под воздействием меняющихся внутренних и внешних обстоятельств, подвергать изменению другие элементы формы правления, государственный аппарат и его структуру, перестраивать их под решение новых задач. Подтверждением тому служит замена коллегиальной системы на министерскую. Таким образом, самодержавие – это в первую очередь институт верховной власти, определяющий форму правления путем воздействия на государственный аппарат и его структуру.

Из сказанного следует, что становление самодержавия представляется сложным и многовекторным процессом формирования, во-первых, принципиально нового статуса монарха в политической системе страны и, во-вторых, свойственного ему способа организации структуры государственного управления. Содержанием первого компонента является постепенное высвобождение монарха из-под влияния ограничивающих его полномочия государственных органов и социальных сил, вследствие этого концентрация в его руках всей полноты государственной власти, т.е. приобретение им верховных прав, коренных признаков, преимуществ, юридического и идеологического обоснования и.т.д. Содержание второго компонента сводится к появлению условий для перехода качественно иным структуре и механизмам комплектования государственного аппарата, кадрового состава, материальных придатков, системе государственной службы, территориально-административного деления и пр.

Генезис самодержавия суть процесс смены в рамках монократической формы государственности одной формой правления другой, при сохранении форм территориально-политического устройства (унитаризм) и государственного режима (авторитаризм). Сословно-представительная монархия изначально составляла собой переходную от эпохи раздробленности к эпохе централизованного государства форму правления. Свойственный ей статус монарха и модель управления, дробная социальная структура общества со всей очевидности подтверждают незавершенность государственно-политической централизации страны. В историографии утвердилось следующее мнение касательно возникновения и эволюции сословно-представительной монархии: конец 15 – первая половина 16 вв. – это время ее формирования, середина 16 – конец 17 вв. – время существования, и последнее десятилетие 17 в. – кризис. С другой стороны, сословно-представительная монархия является закономерным, необходимым этапом развития российской государственности, поскольку немедленное становление и укоренение централизации самодержавия не представлялось возможным из-за существования многочисленных пережитков прежних отношений. Таким образом, генезис самодержавия охватывает время от рубежа 15-16 вв. до начала 18 в.; именно тогда был исчерпан ресурс развития средневековой государственности, сложились предпосылки для появления нового государственного строя. Одновременно эпоху генезиса самодержавия следует рассматривать в качестве второго завершающего этапа формирования русского централизованного государства, этапа создания централизованной системы управления во главе с монархом. Первый этап, складывание территорий, приходится на 14 – начало 16 вв.

Не подлежит сомнению, что самодержавие как особый институт верховной власти есть закономерный продукт внутренне русской истории и в силу этого, во-первых, лишено сакральности, во-вторых, являлост ограниченным и проходящим во времени. Наконец, важной составляющей генезиса самодержавия является становление новой идеологии, призванной эти перемены обосновать и закрепить в общественном сознании, утвердить принципиально иные представления о государстве, государе и народе.

Причин возникновения самодержавия, с моей точки зрения, три. Первая. Государственный строй есть отражение господствующей в стране экономических отношений. В аграрном обществе, каким в это время являлась Россия, таковыми были поземельные отношения. Следовательно, возникновение той или другой формы организации верховной власти следует искать в характере поземельных отношений. В 16-17 вв. существовали две формы феодальной собственности на землю: боярская вотчина и дворянское поместье, определенному соотношению и балансу между которыми соответствовала форма государства в виде сословно-представительной монархии. Однако на рубеже 17-18 вв. характер поземельных отношений кардинально изменился. Уравнение de facto и de jure Указом о престолонаследии статуса вотчины и поместья, слияние их в одну форму феодальной земельной собственности создало необходимые предпосылки для новой формы организации института верховной власти – самодержавия и последующей перемены формы государства, осуществленной в ходе реформ Петра I. Таким образом, единодержавию соответствует и единая форма феодальной собственности.

Вторая причина. В основе процессов формирования самодержавия лежит также фактор территорий, т.е. невозможность контроля и управления столь обширных пространств иначе как только через самодержавие. Удерживать, осваивать, усмирять все эти территории, отличавшиеся друг от друга многими параметрами, превращать их в одно целое, в одно государство, с общим для всех порядком, при отсутствии единого внутреннего рынка и других скреп экономического и неэкономического характера, могла только сильная и централизованная верховная власть или самодержавие. Таким образом, дефиниции территории и самодержавия сопрягаются в прямой зависимости: чем больше расширялась империя, тем более востребованным и обязательным становился институт самодержавия.

Третья причина была связана с потребностью создания таких механизмов изъятия необходимого обществу совокупного прибавочного продукта, которые бы обеспечивали функционирование такого государства. Такими механизмами стали самодержавие и сопутствующее ему крепостное право. В свою очередь решающую роль двух последних факторов происхождения самодержавия определялось типом сложившейся в России под воздействием неблагоприятных природно-климатических условий, экономики, характерными особенностями которой были малый объем производимого прибавочного продукта и порожденное этим обстоятельством натуральность и экстенсивность сельского хозяйства. Натуральность обусловило слабое воздействие экономических факторов на процесс складывания централизованного государства, в том числе института верховной власти, экстенсивность запустило механизм хозяйственной колонизации. Проблему увеличения материальных ресурсов решалась путем присоединения новых территорий, обладавших природными богатствами. Ключевский был совершенно прав, когда утверждал: «история России есть история страны, которая колонизируется». Таким образом, причины возникновения становления российского самодержавия представляются чисто политическими. Возникновение этого института государственности не было вязано ни с развитием рыночных и тем более капиталистических отношений, ни с обострением классовой борьбы и внешней опасности. Особенно следует исключить первый процесс: генезис капитализма. Прочие факторы влияли на темпы формирования самодержавия, исполняя роль своеобразного катализатора, но не являлись первичными и исходными началами, породившие сам феномен. Из сказанного также следует, что альтернативы самодержавию в России не существовало. Его появление в тех обстоятельствах было неизбежным.

В отечественной исторической науке существуют разные мнения относительно времени появления в России самодержавия. Одни относят это событие к концу 15 в, другие к 16, третьи к 17в.; особняком стоит мнение И.А. Федосова, полагавшего, что термин «самодержавие» применим ко всем периодам истории России. Мне представляется, что возникновение в России самодержавия относится ко времени не раннее первой четверти 18 в. Именно тогда самодержавие из термина превратилось в государственный институт, получило юридическое определение и идейное обоснование. Отсутствие того и другого в 16 и 17 вв. служит прямым свидетельством отсутствия самого явления. Потребность в самодержавии возникло уже на рубеже 15-16 вв. одновременно с завершением объединительных процессов, когда вступил в действие комплекс обозначенных выше причин. Неслучайно московские князья и цари практически сразу заявили о своем пристрастии именно к самодержавному правлению. Другое дело, что это было всего лишь пожелания и благие намерения. Самодержцами они не являлись, и быть ими не могли. Часто они прибегали к суровым и насильственным мерам; достаточно вспомнить казни Ивана III, Василия III, Ивана Грозного, однако их авторитаризм не следует путать и сознательно подменять реальным самодержавием. Подтверждением тому служат достаточно известные по литературе факты и процессы, свидетельствующие о незавершенности в России 16-17 вв. государственно-политической централизации, во-первых, наличие государственных органов и социальных сил, реально ограничивающих власть монарха (боярская дума, удельно-княжеская система, статус православной церкви, земские соборы), во-вторых, отсутствие централизованного аппарата управления, опоры самодержавия. Во второй половине 17 в. центральный и местный аппарат управления вступил в полосу кризиса и выходом из которого стало создание нового аппарата, ставшего надежной опорой верховной власти и эффективным механизмом осуществления ее воли. Эта структура возникла только в 18 в. Наконец, отсутствие идеологии самодержавия. Политическое сознание государственных деятелей 16-17 вв. представляло собой конгломерат различных и часто противоположных представлений о государстве, государе и народе. С одной стороны, были распространены воззрения типично удельной традиции,. например, взгляд на государство и населяющий его народ как на княжескую вотчину, наследственную собственность московского князя, отсутствие внятной системы передачи власти. С другой стороны политическое объединение вызвало к жизни новые политические понятия и отношения, получившие выражение в сформировавшейся на рубеже 15-16 вв. теории монархии. Московские князья и цари при помощи церкви вводили в оборот «государь всея Руси», «царь», «самодержавие», «самодержавство», «самодержец», формировали придворный церемониал и титулатуру, новую родословную, разработали обряд венчания на царство, сформулировали идею богоданности и богоизбранности Московского царства и царя, утвердили новый герб и др. вместе с тем, как справедливо полагал Ключевский, «новые идеи развивались туго, долго оставаясь в фазе смутного помысла или шаткого настроения».

Таким образом, самодержавие есть институт верховной власти, появление которого относится к первой четверти 18 столетия, и является в тех исторических обстоятельствах неизбежным и обусловленным. 16-17 вв. представляют собой эпоху генезиса самодержавия, и одновременно второй период формирования русского централизованного государства. Самодержавие и централизованное государство в России возникают одновременно, как, впрочем, и империя.

Д.Ю. Арапов:

Сергей Леонидович, я не совсем понял. Вы сказали, что процесс складывания самодержавия лишен сакральности. Что Вы имеете в виду?

С.Л. Чернов:

Я имею в виду, что непосредственно процесс формирования верховной власти лишен сакральности. Другое дело, что в 16 столетии этому институту верховной власти была искусственно придана данная сакральность, богоизбранность. Процесс же создания самодержавия как института никакой сакральной подоплеки не имел.

А.Н. Ужанков:

А царь сакрален?


С.Л. Чернов:

Царь? Нет, конечно. Я говорю об институте верховной власти. В сознании средневекового человека, начиная с конца 15 в., этому институту начинает придаваться сакральность. Я прошу разделить два процесса.

И. И. Кукушкина (Институт всеобщей истории РАН):

Вы говорили о государственном режиме, как основной части формы государства. Но более привычным является термин «политический режим». Для Вас это одно и тоже или нет? Второй вопрос. Вы назвали формой территориально-госудаственного устройства России унитаризм, а что тогда Вы понимаете под империей?


С.Л. Чернов:

В моем понимании империя – это унитарное государство, ибо не всякая многоликость есть империя. Впрочем, это очень сложный и противоречивый вопрос, который требует многочисленных уточнений и в первую очередь в смысле самих понятий, какими мы апеллируем. По первому вопросу, я могу с Вами согласиться, это политический режим.

Л.А. Зашкильняк:

Насколько правильно я Вас понял, Вы считаете, что до 14 века была сословно-представительная форма?

С.Л. Чернов:

Так считается в литературе.

Л.А. Зашкильняк:

Тогда какие сословия Вы видите в 10-12 столетиях в Киевской Руси?

С.Л. Чернов:

Я, конечно, не могу говорить о сословиях примирительно к такому времени. С моей точки зрения, сословия в России появляются только в 18 столетии. До этого момента мы можем говорить о разных социальных группах, различной социальной структуре. Должен с Вами согласиться, эту сторону в докладе я не затрагивал.


Л.А. Зашкильняк:

Цитирую Вас: «в первой четверти 18 в. из понятия самодержавие стало реальностью». Согласен. Откуда идея, откуда понятие? Вы оплели социально-экономической детерминантами, тут бы я с Вами поспорил.

С.Л. Чернов:

Данное понятие идет от византийской, так и от литовской традиции.

С.В. Кульчицкий (д.и.н., Институт истории НАНУ, Киев):

Можно ли говорить, что самодержавное правление исчезает после 17 октября 1905 г.?

С.Л. Чернов:

Это колоссально сложный вопрос, на который нет ответа в литературе и, наверно, долгого времени еще не будет. Я думаю, если Вас интересует моя персональная точка зрения, хотя я не являюсь специалистом по началу 20 в., то нет; также как оно и не исчезло и сегодня.

В.И. Марочко:

Спасибо за ответ! Я как раз хотел об этом и спросить. Есть ли перспектива все-таки для самодержавия как форме правления для России?

С.Л. Чернов:

Сегодня? Нет. Мое честное мнение: нет.

А. Н. Ужанков:

Вы представляете, сколько было крепостных на момент отмены крепостного права? В процентном отношении? И второй, почему если было так плохо, экономика России до Первой мировой войны была одной из самых лучших и быстро развивающихся экономик?

С.Л. Чернов:

Что касается крепостных, то их было меньше 50%

А. Н. Ужанков: 30 %!

С.Л. Чернов:

Я и говорю, меньше 50% от общей численности населения. Я могу с Вами согласиться, что проблема крепостного права в нашей литературе представлена не совсем правильно. Нам кажется, что крепостными было все русское население, как, впрочем, мы неверно понимает империализм, как некую всеобщность. Теперь, что касается экономики России в начале 20 в. Россия занимала 5 место по производству промышленной продукции, что составляло 2.6% от всей мировой экономики. Идущая на 4 месте Франция составляла 6.6%, Англия - 15 %, Германия - 17% и Америка - 36%. Дело не в темпах развития, вопрос в том, насколько данный строй, в данном случае капиталистический, укоренился в том числе и в экономике. Укоренение этого строя оказалось чрезвычайно слабым.

А.В. Михайлюк:

Николаю І предписывают слова: «Вы считаете, что Россией правит царь? На самом деле Россией правят сорок тысяч столоначальников». Насколько эффективным было это самодержавие? 

С.Л. Чернов:

Я не обсуждаю вопрос об эффективности самодержавия. В конечном итоге, создав соответствующий аппарат управления, императоры стали заложниками этого управления. Это хорошо видно на примере Николая. Это и есть вершина абсолютизма, т.е. сущности появления абсолютизма в России. Став заложниками системы, они не могли ее изменить. Эффективность этой системы управления была связана не столько с ней, сколько с индустриальным отставанием страны. Как только Россия стала индустриально отставать и со временем это становилось все боле заметным фактом, влияло на все остальное и тогда проявлялась неэффективность управления. Требовалась какая-то другая альтернативная система управления, создать которую с конкретных условиях, было нереально и невозможно.

Доклад А.Ю. Бахтуриной:

«Украинский вопрос» в Российской империи в начале ХХ в.

Национальное украинское движение развивалось в Российской империи в течение длительного времени. Отношение к нему на правительственном уровне было однозначно негативным. В 1863 г. ряд правительственных чиновников пришел к выводу, что “существование малороссийской партии, которая желала бы самостоятельного развития народной жизни в Малороссии, ни для кого не тайна”²². Украинофильское движение, обратившее на себя внимание властей, признавалось нежелательным, поскольку ряд его виднейших представителей “проводили систематически такие начала, утверждения коих влекут за собой положительную политическую сепарацию Малороссии от империи»²³. В результате в 1863 г. было запрещено печатание книг духовно-нравственного содержания на украинском языке под тем предлогом, что перевод Евангелия на украинский язык не оправдан и имеет исключительно политический характер.

В 1875 г. Александр II повелел созвать Особое совещание по делу об украинофильской пропаганде. Совещание пришло к выводу, что исходной точкой украинофильских стремлений служит ложное представление о значительном отличии украинского языка от великорусского, который малороссы понимать не могут. Участники совещания пришли к выводу, что украинские и белорусские земли “силою исторических событий и собственного тяготения окраин к соплеменному великорусскому центру составляют одно непрерывное и единое с Россиею великое политическое тело, а потому поощрять или хотя бы только ранодушно относиться к попыткам небольшой горсти неблагонамеренных личностей, сеющих рознь и смуту среди украинского племени, было бы величайшей политической неосторожностью”²⁴. Александр II одобрил мнение членов Совещания. В итоге совещание рекомендовало запретить ввоз из-за границы любых украинских книг, а в пределах России разрешить печатание только исторических документов и произведений изящной словесности, т.е. полностью запретить украинскую периодическую печать. Кроме того, было рекомендовано запретить театральные спектакли и чтения на украинском языке. Решения совещания были утверждены императором 18 мая 1876 г. Они были секретными и в 80-90-х гг. были дополнены рядом инструкций Министерства внутренних дел²⁵. Но в целом В целом на официальном правительственном уровне проблема не относилась к числу первоочередных и не стояла так остро, как, например, польский и финляндский вопросы. Правительство считало необходимым придерживаться курса, направленного на ограничение украинского национально-культурного движения. С большим вниманием относились к украинскому вопросу в Министерстве иностранных дел. Хотя украинский вопрос в начале XX столетия в Российской империи не имел, по мнению правительственных кругов, той остроты, которая могла бы оказать влияние на государственную целостность России, но в предвоенный период на территории Российской империи усилились национальные движения и, в том числе, среди украинского населения. Чиновники МИД подчеркивали, что многие русские государственные деятели не придают особенного значения украинскому движению в России, а между тем оно усиливается, “учение сепаратизма проникло уже в войска и, к сожалению, воспринимается охотно. С сепаратизмом необходимо бороться теперь, пока еще есть возможность...”²⁶.

В 1905 г. в политике правительства наметились перемены в отношении украинского и белорусского населения. После издания манифеста 17 октября 1905 г. в России начинают выходить около 40 газет и журналов на украинском языке. правда потом число их уменьшилось, в основном потому, что не все они смогли себя окупить. В 1906 г. основывается также целый ряд культурно-просветительных украинских организаци. - “Просвиты”, “Наукове товариство”, различные клубы. Эти организации активно работали до 1910 г. Но с приходом на пост председателя Совета министров правительства П.А.Столыпина политика в отношении Украины вновь вернулась в прежнее русло.

На территории Российской империи принимались меры к ограничению украинофильских течений. 20 января 1910 г. был издан циркуляр за подписью П.А.Столыпина, который обратил внимание губернских властей на несоответствие русским государственным задачам образования обществ, преследующих узкие национально-политические цели, так как, по его мнению, объединение на почве национальных интересов вело к усугублению национальной обособленности и розни и могло вызвать последствия, угрожающие общественному спокойствию и безопасности. В виду этого предписывалось не разрешать обществ “инородческих. в том числе украинских и еврейских. независимо от преследуемых ими целей”, а также пересмотреть уже существующие и принять соответствующие меры”²⁷. На основании циркуляра началось закрытие украинских организаций. При этом нельзя говорить о том, что данный циркуляр был направлен исключительно против украинских организаций; он затронул немецкие общества Прибалтики и др. Здесь позиция правительства понятна. Оно борется с «национально-культурным сепаратизмом».

8 апреля 1910 г. была прекращена деятельность киевской “Просвиты”. По мнению правительства, культурно-просветительная деятельность украинских обществ противоречила русским государственным интересам и правительственной политике в отношении Украины в целом. Исходя из того положения, что три главных отрасли восточного славянства и по происхождению, и по языку не могут не составлять одного целого, “наше правительство, начиная с 17-го столетия, постоянно боролось против движения, известного в наше время под наименованием украинского и олицетворяющего собою идеи возрождения прежней Украины и устройство Малорусского края на автономных национально-территориальных началах...”²⁸. Также неудачными были попытки создания школы с преподаванием на украинском языке и введения украинского языка в судопроизводство. В марте 1908 г. 36 депутатов внесли в государственную Думу законопроект об обучении на украинском языке в начальных школах Украины в 1908-1909 гг. с сохранением обязательного преподавания русского языка. Этот проект был отвергут на начальной стадии обсуждения комиссией государственной Думы по народному образованию. Совет министров также категорически выступил против инициативы депутатов Государственной думы принять закон о начальном обучении украинцев на родном языке. В декабре 1909 г. Дума отклонила законопроект о введении украинского языка в местном судопроизводстве²⁹. Накануне первой мировой войны жесткое отношение власти к украинофильскому движению формировалось под влиянием информации, полученной из Департамента полиции. По его сведениям, ряд националистических объединений, в частности организация “Союз освобождения Украины”, состояли на содержании правительства Австро-Венгрии³⁰.

Одним из способов, сдерживающих развитие украинофильской пропаганды на российской территории в начале ХХ в. признавалась организация прорусской пропаганды на территории Галиции. Русский посланник в Вене князь Л.П.Урусов отмечал, что усиление и развитие украинофильской партии в Галиции крайне не желательно, поскольку “партия эта своею деятельностью, направленной на развитие украинской национальности, поддерживает украинское сепаратистское движение в нашей Малороссии... Украинофильская партия - это социал-революционный очаг на нашей границе. Что же касается до русской народной партии, то развитие ея нам только полезно, этим создается дружественный нам элемент на той же границе”³¹.

Граф В.А.Бобринский по этому поводу писал: “Если русское движение будет окончательно сломлено и восточная Галичина и Буковина будут совершенно обукрайнены, то тогда вся сила вражеского натиска будет направлена на нашу Малороссию и украинская пропаганда у нас значительно усилится. Поэтому ясно, что защита русского дела на Днестре и Сяне есть защита его на Днепре и, работая в Галичине, мы работаем для нашей национальной самообороны”³².

15 декабря 1902 г. в Петербурге было образовано Галицко-русское благотворительное общество. По утвержденному Министерством внутренних дел 8 октября 1902 г. уставу общество ставило своей целью “оказывать всякого рода нравственную и материальную поддержку русским галичанам и их семействам, временно или постоянно проживающим в С-Петербурге. Помимо благотворительной помощи уроженцам Галиции, общество стремилось также содействовать ознакомлению русского общества с жизнью Прикарпатской Руси, ее прошлым и настоящим³³.. К 1914 г. по данным правления общества последнее насчитывало около 700 членов, из них - восемьдесят иногородних, остальные - жители Петербурга.

В записке по польскому вопросу чиновник МИД Олферев в 1908 г. писал, что в результате политики австро-венгерских властей в Галиции “украинцы сольются в единый самостоятельный народ и тогда борьба с сепаратизмом станет невозможной. Пока в Галиции живет еще русский дух, для России украинство не так еще опасно, но коль скоро австро-польскому правительству удастся осуществить свою мечту, уничтожив все русское в Галиции и заставить на веки забыть о некогда существовавшей Червонной Православной Руси, тогда будет поздно и России с врагом (т.е. сепаратизмом - А.Б.) не справиться”³⁴. В первую очередь именно боязнь проникновения в Россию идей украинского сепаратизма из Галиции заставила в 1909 г. министерство внутренних дел и министерство финансов принять решение о регулярном выделении средств на “помощь прикарпатским русским”. В 1911 г. П.А.Столыпин отпустил единовременно 15 тыс. рублей на расходы по выборам в австрийский парламент. Естественно, что речь шла о помощи организациям “москвофильской” ориентации.

Ежегодно по запросу министра внутренних дел выделялось 60 тысяч рублей и 25 тысяч рублей непосредственно через министра финансов. Многие высокопоставленные чиновники, особенно в ведомстве министерства иностранных дел, прекрасно сознавали всю сложность подобной деятельности. Финансовая поддержка политических течений на территории другого государства могла повлечь за собой серьезные внешнеполитические осложнения. Князь Л.П.Урусов писал, что русское правительство не может ни официально поддерживать национально-русское течение в Галиции, ни развивать среди населения надежды на отделение от Австрии и присоединение к России. Но благоразумная и осторожная материальная и духовная поддержка русской народной партии желательна, “тогда как пропаганда соединения с России в более или менее ближайшем будущем” может “при нынешних условиях лишь повредить русскому национальному движению”³⁵.

Еще более осторожных взглядов придерживался М.Н.Гирс. Он считал, что русским партиям в Галиции не следует афишировать своих стремлений к соединению с Россией, чтобы не вызвать преследования австрийских властей. И русское правительство со своей стороны также не должно поддерживать подобных стремлений русских Прикарпатья, а лишь “способствовать их культурному развитию”³⁶ Поэтому формальная инициатива в организации поддержки русской партии в Галиции и Буковине принадлежала в начале ХХ в. русским общественным организациям националистического толка. Распределение и передача государственных сумм на поддержание и развитие русских культурно-просветительных учреждений прикарпатских славян были полностью в ведении В.А.Бобринского и камергера Гижицкого. Правительство доверяло им указанные суммы, не контролируя их и не требуя отчета в расходовании денег³⁷. Это делалось, в первую очередь, для того, чтобы исключить возможные осложнения на дипломатическом уровне. Выделяя средства, российское правительство полностью устранялось от того, как и на что они используются. Помимо государственных субсидий еще 10-12 тысяч рублей ежегодно давали частные пожертвования³⁸. Все перечисленные средства в соответствии с уставом Галицко-русского общества должны были расходоваться на культурно-просветительные цели. Фактически это были самые разнообразные мероприятия как культурного так и политического характера. Центральное место в культурной работе отводилось распространению русского языка в Галиции, поскольку вопрос о культурно-языковой ориентации составлял основу программы галицийских “москвофилов” и с 1909 г. приобрел политическое звучание. Сложное историческое развитие Восточной Галиции позволяло русским видеть там русских, полякам поляков. Австрийское правительство довольно долго затруднялось в определении национальной принадлежности русинского населения Восточной Галиции.

Осенью 1909 г. во Львове начали выходить ежедневная газета “Прикарпатская Русь” на русском языке и еженедельная газета “Голос народа” в качестве приложения. “Голос народа” был ориентирован на крестьянское население Восточной Галиции и печатался на местном галицийском наречии. В Буковине также было организовано издание газеты на местном наречии “Русская правда”. Примечательно, что среди всех этих газет окупалось только издание “Голоса народа”. Это была единственная газета, которая имела свой круг читателей и подписчиков. Помимо издания газет, выделяемые русскими министерствами средства использовались на организацию русских просветительных обществ и общежитий для русских гимназистов³⁹.

Начало Балканских войн и дальнейшее обострение русско-австрийских отношений еще более усилили активность российских националистов по отношению к Галиции и стали основанием для просьб Бобринского об увеличении правительственных субсидий на поддержку “русского движения” в Австро-Венгрии. Бобринский в 1913 г. писал в Министерство иностранных дел о том, что имеющиеся на настоящий момент средства явно недостаточны. На них можно только поддерживать действующие русские учреждения в Галиции, но нет денег на создание новых. Бобринский предлагал: изыскать постоянный источнык денежных средств путем ассигнования в законодательном порядке достаточных сумм на поддержку и развитие русского движения в Галиции в виде секретных средств Министерства иностранных дел. Он считал, что расходовать эти средства можно только “путем постоянных сношений надежных и преданных частных лиц в России с русскими патриотами Прикарпатья. Эти деньги должны передавать русским учреждениям Галиции, Буковины и Угорской Руси под видом жертв русских частных лиц и обществ”. Таким образом, по мнению Бобринского, ни австро-венгерское правительство, ни получатели денег не будут знать о роли российского правительства в поддержке “русофильской” партии в Галиции⁴⁰. Бобринский просил увеличить финансирование до 200 тыс. рублей в год.

Одновременно с просьбами о дополнительных правительственных субсидиях члены Галицко-русского общества весной-летом 1913 г. провели в Петербурге ряд собраний. На этих заседаниях присутствовали члены Государственной думы, Государственного совета, представители различных партий, общественные деятели. Общий тон собраний носил антиавстрийский и антипольский характер, а участие в заседаниях членов Думы и Государственного совета придавало им в общественном мнении официальный статус.

Активная деятельность членов Галицко-русского общества не только в Галиции, но и в России: организация манифестаций, шумных газетных кампаний в поддержку православных в Галиции, Буковине и Венгрии, вызывала серьезные опасения у чинов российского дипломатического ведомства. Российский генеральный консул в Будапеште 9 апреля 1913 г. сообщал, что “недавняя манифестация Галицко-русского общества в С-Петербурге произвела здесь самое невыгодное впечатление. Не принеся никакой пользы угроруссам, она в то же время лишь усилила и оживила вражду Венгрии к России”⁴¹. Русский посол в Вене 27 марта 1913 г. писал в Министерство иностранных дел, что даже если эти выступления искренние, что они дают совершенно обратный эффект. “Со свойственной ему необузданной пылкостью и бестактностью В.А.Бобринский возбуждает против православных Прикарпатской Руси Польское коло и административные власти как в Галиции, так и в Венгрии...”⁴². Российские дипломатические чиновники считали, что каждодневная травля Австрии в “Новом времени”, панславистские политические манифестации в конечном итоге направлены против российского же правительства, ухудшают русско-австрийские отношения и в результате могут послужить искрой в пороховом погребе и уничтожить и без того хрупкие мирные отношения между двумя державами. Но, несмотря на весьма настороженное отношение правительства и МИД к демонстративным заявлениям российских националистов о положении в Галиции, запросы Бобринского не остались без внимания. К лету 1913 г. вопрос о поддержке “русской” партии в Галиции в условиях осложнившихся отношений с Австро-Венгрией представлял собой важную внешнеполитическую проблему. Решение вопроса о субсидировании деятельности Бобринского и Гижицкого в Галиции было передано председателем Совета министров в МИД, С.Д.Сазонову. При этом именно Сазонову предстояло решить, является ли полезным “оказание прикарпатским славянам денежной помощи на предложенных в упомянутой записке основаниях”⁴³. В августе 1913 г. Сазонов сообщил министру финансов о целесообразности довести сумму на поддержку русских в Австро-Венгрии до 200 тыс рублей. Эти средства должны были быть выделены в качестве кредита министерству иностранныхз дел. Распределением денег должны были ведать МИД, МВД и обер-прокурор Св.Синода⁴⁴. С этого момента деятельность “москвофилов” в Галиции стала наиболее активной. Австрийские власти, в свою очередь стали принимать ответные меры. И, разумеется, действия той и другой стороны никоим образом не способствовали стабилизации обстановки в Европе накануне первой мировой войны.

Таким образом «украинский вопрос» имел важное внешнеполитическое значение для Российской империи. В правящих верхах развитие украинского национального движения рассматривалось как следствие Австро-Венгерской пропаганды, направленной на расчленение Российского государства. Для пресечения сепаратистских тенденций необходимым признавалось сокращение деятельности национальных общественных орагинзаций, издания литературы на украинском языке, а также организация контрпропаганды на территории Галиции.

“Русофильская” агитация в Восточной Галиции должна была служить, по мнению правительства, в первую очередь созданию там своеобразного барьера против польско-украинской агитации в России, поскольку Восточная Галиция представлялась источником распространения опасного “национального вольномыслия” среди поляков и украинцев империи и поддержка “русофильства” должна была служить созданию определенного равновесия сил в этом регионе.


С. Шарапов (Москва):

Какие у Вас документальные доказательства финансирования контрпропаганды?

А.Ю. Бахтурина:

Что касается финансирования российской стороной галицийских русофилов, я могу отослать Вас к конкретным документам. Это Архив Внешней политики Российской империи. Ф. 133. Оп. 417. Это переписка МИДа с Председателем Совета Министров, Сазонова со Столыпиным, позднее Сазонова с министром финансов. Например, в августе 1913 г. Сазонов пишет о том, что поддержку русофильской пропаганды необходимо довести до 200 тысяч рублей. Эти деньги выделялись в качестве кредитов МИДа и распределение шло по трем ведомствам. Средства распределялись через МИД, МВД и Синодом. Как только перед войной увеличивается финансирование, так мы можем говорить, что деятельность галицийских москвафилов увеличивается.

С.В. Кульчицкий:

Александра Юрьевна, Вы применили совершенно потрясающий термин «национально-культурный сепаратизм». Что это такое?


А.Ю. Бахтурина:

Это цитата. Это терминология тех документах, с которыми я работала; в этих терминах оценивалось развитие национальных движений в Российской империи.

Л.А. Зашкильняк:

Вы говорили, что Габсбурги финансировали украинофильство. Какой период Вы имели в виду?

А.Ю. Бахтурина:

Я говорю о начале 20 в., в частности, о предвоенном периоде.


П.Г. Жовниренко:

На Ваш взгляд, какое влияние имел Брусиловский прорыв и последующее освобождение или оккупация Львова русскими войсками на рост или, наоборот, на угасание русофильских тенденций в Галиции?


А.Ю. Бахтурина:

Сразу надо сказать, что Брусиловский прорыв – это вторая оккупация Восточной Галиции. Следовательно, настроение или отношение к русской армии сформировалось еще в 1914 - начале 1915 г. Как констатировал сам Брусилов и Ставка, настроения изменились в худшую сторону. Вместо восторженного (или, во всяком случае, тех вместо тех симпатий, которые были в 1914 г.), теперь настроение было настороженное и русским солдатами офицерам рекомендовалось не вмешиваться в жизнь местного населения, чтобы не обострять отношения.


В.И. Мироненко:

Павел Григорьевич, Робеспьер говорил: «люди не любят вооруженных миссионеров».


Дискуссия по второй части докладов.


Д.Ю. Арапов:

С большим удовольствием прослушал все выступления. Я считаю, что постановка подобного рода конференции весьма полезна. Я позволю остановиться на докладе моего коллеги по кафедре Сергея Леонидовича Чернова. Сегодня, так или иначе, звучал вопрос о политическом статусе Украины в составе Российского государства. Хотя Сергей Леонидович даже слово «Украина» и какого-либо другого региона в составе России не употреблял, тем не менее ликвидация Гетманщины, первый раз при Петре, второй раз при Екатерине, вписывается в схему создания централизованного государства во главе с императором-самодержцем. Конечно, были соглашения, подписанные с Богданом Хмельницким, все было написано, но потом определенная модель государственности, которая выстраивалась, диктовала уже свои правила. На мой взгляд, почему так произошло? Можно, конечно, обвинять украинскую элиту, сказать, что Безбородко продался, Кочубеи продались, Завадовский тоже продался и.т.д. Но я думаю, это будет большим упрощением проблемы, так как речь шла о другом. Речь шла о том, что для решения внешнеполитических задач, которые ставила Екатерина, самостоятельная Украина ей была не нужна. Гетманщина не нужна и происходит ее ликвидация. Но если мы посмотрим на другие территории, о которых речи не шло, и я хочу обратить внимание коллег из Киева, у нас завершилась реализация большого проекта под руководством А.И. Миллера. Это создание цикла работ, посвященного окраинам в составе Российской империи, в частности, первая часть – это западные окраины, в том числе и украинские территории. В этих работах хорошо показано, что получалось по-разному; где-то унитарный подход получался, где-то он не подходил. Была выстроена весьма сложная модель, которая, в конечном счете, в феврале 1917 г. рухнула, а дальше произошло нечто любопытное. Я сейчас начал заниматься советским периодом. Те документы, с которыми я сталкиваюсь, показывают, что пресловутая коренизация, в нашем случае украинизация, о которой, наверно, завтра будут говорить как о лицемерном продукте, но да и нет. Эта задача ставилась и она решалась. Я видел закрытые партийные чекистские документы, в которых говорилось, что те сотрудники ЧК, которые будут выступать против коренизации, должны быть впущены в распыл. Другое дело, что со временем все это стало меняться. В целом, нравится нам или не нравится, но имперской проблемой, о которой говорила Александра Юрьевна, нам придется заниматься. Вообще дискуссия была сегодня весьма любопытной.

М.В. Дмитриев:

Можно в связи с этим тогда вопрос к Сергею Владимировичу и Александру Николаевичу Ужанкову… Вот Герцен писал у нас труды по-французски и Россию люто ненавидел, наверно, больше, чем Шевченко. С этой точки зрения Герцен, получается, не русский? И насчет метафизического образа «Украины» как некоей идеальной, воображенной «краины»…. Известно, что среди русского народа была распространена легенда о граде Китеже, о Беловодье, или о свободном казацком крае. Чем эти представления принципиально отличаются от идеи некоей идеальной Украины идержавы, присутствующей в творчестве Шевченко?


С.В. Савченко:

Треба подумати над відповіддю.