1949 г. 39. Чутье зла

Вид материала

Документы

Содержание 67. Что такое русский обще-воинский союз 68. О расчленителях россии Но единая Россия им не нужна. 69. Что такое федерация? 70. О псевдо-федерациях

Подобный материал:

• Что бы делало твое добро, если бы не существовало зла?, 27.44kb.
• Рекомендація 86 Рекомендація щодо працівників-мігрантів (переглянута в 1949 році), 281.91kb.
• Добра и зла является одной из наиболее важных в романе. Булгаков считает, что зло всегда, 30.16kb.
• Правительству Федеративной Республики Германия, об установлении диплом, 67.65kb.
• «гвура», 970.94kb.
• Статья посвящена китайской революции 1949 г. Автор (на основе проанализированных документов), 164.92kb.
• Конспект: Революция 1848г подкосила его. Был наследником романтизма традиционалистом,писал, 986.98kb.
• Знаний, помогающая судить о том, что следует и чего не следует делать, отличая добро, 90.16kb.
• Родился в крестьянской семье в селе Екатериновка Приволжского района Самарской области, 229.94kb.
• В. П. Макаренко проблема общего зла: расплата за непоследовательность Москва Вузовская, 1311.26kb.

67. ЧТО ТАКОЕ РУССКИЙ ОБЩЕ-ВОИНСКИЙ СОЮЗ

(Р.О.В.С.)


(Ко дню двадцатипятилетия, протекшего со дня его основания

Главнокомандующим П.Н.Врангелем)


Двадцать пять лет тому назад, — 1 сентября 1924 го­да, — последний Главнокомандующий Русской Армией, Петр Николаевич Врангель, преобразовал кадры ее в не­кое новое и небывалое еще в русской истории, воинское братство, наименованное им «Русским Обще-Воинским Союзом». С тех пор прошло четверть века. Это было трудное время, бурное, соблазнительное и для многих мучительное: эпоха политических и военных крушений. Сокрушалось все, что изменяло чести, верности и духовной свободе. Русский Обще-Воинский Союз, положивший в основу своего бытия именно эти начала, пережил эту эпоху и понес свое русское национальное знамя вперед. Да сохранит его ГОСПОДЬ и впредь, по последней пред­смертной молитве его Главнокомандующего: «БОЖЕ, Спаси Армию!»...

Пишущему эти строки пришлось недавно услышать вопрос о том, что такое Русский Обще-Воинский Союз, и не есть ли он политическая партия? — Ответ, данный им по его личному разумению, он ныне предлагает на всеобщее обсуждение.

«Русский Обще-Воинский Союз никогда не был поли­тической партией и, если он когда-нибудь превратится в таковую, то он изменит своему основному существу.

«Политическая партия делит свой народ на своих и чу­жих и ищет успеха именно своим; примеров тому было у нас достаточно перед глазами. Она отправляется не от Целого и думает не о Целом, а представляет интересы только одной части народа (все равно — класса, сословия, профессионального союза или церкви). Этот партийный интерес она стремится выдать за всенародный и тем на­вязать его всему народу; и для этого она добивается вла­сти. Для приобретения власти она ведет агитацию, раздает обещания, восхваляет себя, старается захватить так на­зываемые общественные высоты (редакции, банки, влия­тельные должности и т. д.), вносит пристрастный дух пар­тийности во всю культуру, извращает все критерии жизни, интригует, пачкает других и обычно неутомимо лжет везде в свою пользу.

«Всем этим Р.О.В.С. никогда не занимался и таких целей себе никогда не ставил. Он искал не власти, а слу­жения; отстаивал не партийное дело, а национально-государственное; объединял, а не разделял; жертвовал, а не приобретал. Он носил в себе дух национальной, патриотической армии, а не частного сообщества граждан, сорганизовавшихся для легального, а по теперешнему времени, может быть и полулегального или даже и вовсе нелегального захвата власти. Этому духу Р.О.В.С. доселе и оставался верен.

«Ныне он не есть армия, ибо силою вещей законная русская власть исчезла и у этой бывшей славной армии нет ни верховной власти, ни территории, ни оружия, ни настоящей воинско-армейской организации. Но он есть кадр русской армии, орденски спаянный националь­но-патриотическим единомыслием, единочувствием и единоволением. И к этому воинскому кадру и духу примы­кает в таком же порядке единочувствия, единомыслия и единоволения кадр непартийных политических деятелей, не служивших в армии, но верных России, духу Целого и белой борьбе за родину. И примыкать к этим двум кадрам, думается мне, надлежит всякому, кто помышляет о спасении России, а не о партийном делении ее народа и не о партийном захвате власти. Этот дух надо сохранить и передать русскому народу во что бы то ни стало.

«Но не означает ли это», был задан вопрос, «что члены Р.О.В.С. обречены на государственное безмыслие и на отсутствие всякой политической программы?»

Ответ был: «Наоборот, государственное безмыслие на­чинается именно там, где люди предоставляют своим главарям думать за них, а сами повторяют чужие выдумки. Этого никогда не было среди членов Р.О.В.С-а. С самого основания Добровольческой Армии люди шли в нее по соб­ственной инициативе, сами думали, сами решали, свободно подчинялись и не считались со своим чином, шли нередко рядовыми бойцами и за совесть боролись. С тех пор в Союзе культивировалась всегда организационная субор­динация и духовно-политическая индивидуализация. Ка­кое же тут безмыслие?

«Что же касается программы, то за эти долгие годы мы видели много программ. Все они были беспочвенны, ибо составлялись заочно, в отдалении от России, на глазо­мер, без подлинного знания о тех процессах, которые совершаются в России; все они устаревали через несколько месяцев после своего изобретения; все они имели доктри­нерский характер и ограничивались заимствованиями у Западной Европы. Это удовлетворяло только близоруких и наивных людей, думающих по бумажке и боящихся куда-то опоздать.

Нам надо думать самостоятельно и готовить в душе новую Россию.

30 августа 1949 г.


68. О РАСЧЛЕНИТЕЛЯХ РОССИИ


У национальной России есть враги. Их не надо назы­вать по именам: ибо мы знаем их и они знают сами себя. Они появились не со вчерашнего дня и их дела всем из­вестны в истории.

Для одних национальная Россия слишком велика, народ ее кажется им слишком многочисленным, намерения и планы ее кажутся им тревожно-загадочными и, вероят­но, «завоевательными»; и самое «единство» ее представ­ляется им угрозой. Малое государство часто боится боль­шого соседа, особенно такого, страна которого расположе­на слишком близко, язык которого чужд и непонятен и культура которого инородна и своеобразна. Это против­ники — в силу слабости, опасения и неосведомленности.

Другие видят в национальной России — соперника, правда, ни в чем и никак не посягающего на их достояние, но «могущего, однажды, захотеть посягнуть» на него, или слишком успешным мореплаванием, или сближением с вос­точными странами, или же торговой конкуренцией! Это недоброхоты — по морскому и торговому соперничеству.

Есть и такие, которые сами одержимы завоевательными намерениями и промышленной завистью: им завидно, что у русского соседа большие пространства и естественные богатства; и вот они пытаются уверить себя и других, что русский народ принадлежит к низшей, полуварварской расе, что он является не более, чем «историческим наво­зом», и что «сам бог» предназначил его для завоевания, покорения и исчезновения с лица земли. Это враги — из зависти, жадности и властолюбия.

Но есть и давние религиозные недруги, не находящие себе покоя оттого, что русский народ упорствует в своей «схизме»¹⁰⁷ или «ереси», не приемлет «истины» и «покор­ности» и не поддается церковному поглощению. А так как крестовые походы против него невозможны и на костер его не взведешь, то остается одно: повергнуть его в глубочай­шую смуту, разложение и бедствия, которые избудут для него или «спасительным чистилищем», или же «железной метлой», выметающей Православие в мусорную яму исто­рии. Это недруги — из фанатизма и церковного вла­столюбия.

Наконец, есть и такие, которые не успокоются до тех пор, пока им не удастся овладеть русским народом через малозаметную инфильтрацию его души и воли, чтобы при­вить ему под видом «терпимости» — безбожие, под видом «республики» — покорность закулисным мановениям и под видом «федерации» — национальное обезличение. Это зложелатели — закулисные, идущие «тихой сапой» и наи­более из всех сочувствующие советским коммунистам, как своему («несколько пересаливающему»!) авангарду.

Не следует закрывать себе глаза на людскую вражду, да еще в исторически-мировом масштабе. Не умно ждать от неприятелей — доброжелательства. Им нужна слабая Россия, изнемогающая в смутах, в революциях, в граждан­ских войнах и в расчленении. Им нужна Россия с убываю­щим народонаселением, что и осуществляется за последние 32 года. Им нужна Россия безвольная, погруженная в несущественные и нескончаемые партийные распри, вечно застревающая в разногласии и многоволении, неспособная ни оздоровить свои финансы, ни провести военный бюджет, ни создать свою армию, ни примирить рабочего с крестья­нином, ни построить необходимый флот. Им нужна Россия расчлененная, по наивному «свободолюбию» согласная на расчленение и воображающая, что ее «благо» — в распа­дении.

Но единая Россия им не нужна.

Одни думают, что Россия, расколовшаяся на множе­ство маленьких государств (напр., по числу этнических групп или подгрупп!), перестанет висеть вечной угрозой над своими «беззащитными» европейскими и азиатскими соседями. Это выговаривается иногда открыто. И еще не­давно, в тридцатых годах, один соседний дипломат уверял нас, что такое саморасчленение «бывшей России» по этни­ческим группам будто бы уже подготовлено подпольными переговорами за последние годы и начнется немедленно после падения большевиков.

Другие уверены, что раздробленная Россия сойдет со сцены в качестве опасного, — торгового, морского и им­перского, — конкурента; а затем можно будет создать себе превосходные «рынки» (или рыночки) и среди маленьких народов, столь отзывчивых на иностранную валюту и на дипломатическую интригу.

Есть и такие, которые считают, что первою жертвою явится политически и стратегически бессильная Украина, которая будет в благоприятный момент легко оккупирова­на и аннексирована с запада; а за нею быстро созреет для завоевания и Кавказ, раздробленный на 23 маленькие и вечно враждующие между собою республики.

Естественно, что религиозные противники националь­ной России ожидают себе полного успеха от всероссий­ского расчленения: во множестве маленьких «демокра­тических республик» воцарится, конечно, полная свобода религиозной пропаганды и конфессионального совраще­ния, «первенствующее» исповедание исчезнет, всюду воз­никнут дисциплинированные клерикальные партии, и рабо­та над конфессиональным завоеванием «бывшей России» закипит. Для этого уже готовится целая куча искушенных пропагандистов и вороха неправдивой литературы.

Понятно, что и закулисные организации ждут себе такого же успеха от всероссийского расчленения: среди обнищавшего, напуганного и беспомощного русского насе­ления инфильтрация разольется неудержимо, все полити­ческие и социальные высоты будут захвачены тихой сапой, и скоро все республиканские правительства будут служить «одной великой идее»: безыдейной покорности, безнацио­нальной цивилизации и безрелигиозного псевдо-братства.

Кому же из них нужна единая Россия, это великое «пугало» веков, этот «давящий» государственный и воен­ный массив, с его «возмутительным» национальным эгоиз­мом и «общепризнанной» политической «реакционно­стью». Единая Россия есть национально и государственно-сильная Россия, блюдущая свою особливую веру и свою самостоятельную культуру: все это решительно не нужно ее врагам. Это понятно. Это надо было давно предви­деть.

Гораздо менее понятно и естественно, что эту идею расчленения, обессиления и, в сущности, ликвидации исторически-национальной России ныне стали выговари­вать люди, родившиеся и выросшие под ее крылом, обя­занные ей всем прошлым своего народа и своих личных предков, всем своим душевным укладом и своей культурой (поскольку она вообще им присуща). Голоса этих людей иногда звучат просто слепым и наивным политическим доктринерством, ибо они, видите ли, остались «верны» своему «идеалу федеративной республики», а если их доктрина для России не подходяща, то тем хуже для России. Но иногда эти голоса, как ни страшно сказать, проникнуты сущей ненавистью к исконной исторически-сложившейся России, и формулы, произносимые ими, звучат безответственной клеветой на нее (таковы, напри­мер, статьи «федералистов», печатающихся в нью-йорк­ском «Новом Журнале», статьи, за которые целиком ответ­ственна и редакция журнала, и основная группа его со­трудников). Замечательно, что суждения этих последних писателей, по существу своему, очень близки к той «укра­инской пропаганде», которая десятилетиями культивиро­валась и оплачивалась в парниках германского милитариз­ма и ныне продолжает выговаривать свою программу с вящим ожесточением.

Читая подобные статьи, невольно вспоминаешь одного предреволюционного доцента в Москве, недвусмысленного пораженца во время первой войны, открыто заявлявшего: «У меня две родины, Украина и Германия, а Россия ни­когда не была моей родиной». И невольно противопостав­ляешь его одному современному польскому деятелю, муд­рому и дальновидному, говорившему мне: «Мы, поляки, совершенно не желаем отделения Украины от России! Самостоятельная Украина неизбежно и быстро превратит­ся в германскую колонию, и мы будем взяты немцами в клещи — с востока и с запада».

И вот, имея в виду русских расчленителей, мы считаем необходимым привлечь внимание наших единомышлен­ников к проблеме федерации по существу. И для этого просим внимания и терпения; ибо вопрос этот — сложный и требует от нас пристального рассмотрения и неопровер­жимой аргументации.

<5 сентября 1949 г.>


69. ЧТО ТАКОЕ ФЕДЕРАЦИЯ?


Внимательное чтение русских зарубежных газет и жур­налов привело нас к выводу, что большинство наших домо­рощенных федералистов имеет лишь смутное понятие о предмете своих мечтаний: они не понимают — ни юриди­ческой формы федерации, ни условий возникновения здо­рового федерализма, ни истории федеративной государ­ственности. Видят во всем этом некую завершительную форму «политической свободы», которая якобы должна всех удовлетворить и примирить; и по старой русской привычке решают: «чем больше свободы, тем лучше!» И потому федерация заносится ими в список «всего высо­кого и прекрасного» и вписывается в программу россий­ского оздоровления.

Установим прежде всего юридическую природу федера­ции.

Латинское слово «фёдус» означает договор и союз, и, далее, — порядок и закон. В науке государственного права федерацией называется союз государств, основанный на договоре и учреждающий их законное, упорядоченное единение. Значит, федерация возможна только там, где имеется налицо несколько самостоятельных государств, стремящихся к объединению. Федерация отправляется от множества (или, по крайней мере, от двоицы) и идет к единению и единству. Это есть процесс отнюдь не центро­бежный, а центростремительный. Федерация не расчленя­ет (не дифференцирует, не разделяет, не дробит), а сочле­няет (интегрирует, единит, сращивает). Исторически это бывало так, что несколько малых государств, уже офор­мившихся политически и попытавшихся вести независи­мую жизнь, убеждались в том, что внешние опасности и внутренние трудности требуют от них единения с другими такими же государствами — сочленения, сращения, инте­грации. И вот они образовывали единое государство, за­ключая друг с другом договор о том, в чем именно будет состоять это единение и в каком законном порядке оно бу­дет осуществляться. Это единение обычно провозглаша­ется как «вечное».

Так именно было в Швейцарии, где в борьбе с сильны­ми соседями сначала, в 1291 году, стратегически объеди­нились малые государства (кантоны) Ури, Швиц, Нидвальден и Обвальден и написали затем «союзную грамо­ту». В 1332 году к их федерации присоединился кантон Люцерн. В 1352 году примкнули Цюрих, Гларус и Цуг. В 1353 году примкнул «навеки» Берн. В 1415 году был отвоеван у Австрии и присоединен кантон Ааргау. С этого года «швейцарское клятво-товарищество» начало свои ежегодные федеральные съезды. Ныне таких кантонов (с полу-кантонами) насчитывается всего 26.

Так объединились гораздо позже и Соединенные Шта­ты. Их было сначала 13 английских колоний, самостоя­тельных друг от друга, причем каждая из них уже имела свою особую — политическую и конституционную историю. В 1775 году они объединились стратегически в борьбе с Англией. В 1781 и затем в 1787 году эти штаты выработали свою федеральную конституцию, т.е. объединились уже и государственно. К ним потом присоединилась купленная у французов Луизиана. У России была куплена Аляска. У Мексики были отвоеваны «территории», у Испании — Антильские острова. Ныне федеративное государство со­стоит из 47 штатов, трех «территорий» и ряда колоний.

В аналогичном порядке объединились в 1871 году 25 германских независимых государств и вольных городов, в течение столетий ведших самостоятельную политическую жизнь. Они создали единую Германию, как «вечную конфедерацию».

В 1867 году объединились в «единую и независимую державу, под именем Канады», три английских провинции Северной Америки — (Канада, Новая Шотландия и Но­вый Брауншвейг).

В 1885—1886 году под английским суверенитетом федеративно объединились в государство «Австралазию» — шесть австралийских колоний, Новая Зелан­дия и острова Фиджи.

Таково типичное возникновение классического феде­ративного государства: снизу — вверх, от малого — к большому, от множества — к единству; это есть процесс политического срастания, т. е. целесообразное движение от разрозненности ко взаимопитающему единению. При этом федеральные конституции устанавливают, в чем именно политически-срастающиеся малые государства сохра­нят свою «самостоятельность» и в чем они ее утратят; обычно самостоятельность предоставляется им во всем, что касается каждого из них в отдельности и что не опасно для единства. И вот, если впоследствии союзное государ­ство начинает превышать свою компетенцию и вмеши­ваться в местные дела, сторонники местной самостоятель­ности ссылаются на федеральную конституцию и говорят: «Мы федералисты! У нас не унитарное государство, а федеративное! Да здравствует законно признанная мест­ная самостоятельность!» Отсюда идея «федерализма» получает помимо своего главного, объединяющего и центростремительного значения — еще и обратный отте­нок: неугасшей самобытности частей, их самостоятельно­сти в законных пределах, их органической самодеятельно­сти в недрах большого союза. Важно отметить, что этот «обратный оттенок» имеет смысл не юридический, а поли­тический, ибо он касается не конституционной нормы, а ее практического применения и осуществления.

Установим далее, что федерация совсем не есть ни единственный, ни важнейший способ срастания малых государств друг с другом. История показывает, что малые государства нередко сливались в единое большое — не на основе федерации, а на основе поглощения и полного сращения в унитарную державу.

Вспомним, как Франция в три-четыре столетия срос­лась в современное единство, состоя первоначально из одного королевства, одного курфюршества, 26 герцогств, 6 княжеств, одного маркграфства, одного вольного граф­ства, 77 графств, 19 вицеграфств, 14 «владений», одного «маркизата», одного «капталата» и 13 духовных владений (из которых некоторые отошли потом к Германии и Швейцарии). Революционный «жирондизм» был послед­ней вспышкой распада во Франции. К началу 19 века от всего этого множества государств не осталось почти и «швов».

Италия еще в середине 19 века (1815—1866) состояла из Королевства обеих Сицилий, Ломбардско-Венецианского Королевства (под Австрией), Королевства Сардин­ского, Герцогства Савойского, Великого Герцогства Тос­канского, Герцогства Моденского, Герцогства Пармского, Княжества Пьемонта и Церковного-Государства. Давно ли это было? И где же это все теперь? В единой Италии остались одни «названия» и «титулы»!

История хранит еще память о том, что Испания не­сколько сот лет тому назад распадалась на три коро­левства: Кастилию, Арагонию и Гренаду; что имелись на ее территории и другие государства — Астурия, Леон, Наварра, Маркграфство Барселона... Все давно уже сро­слось в единую Испанию.

Еще хранит кое-какие политические швы сросшаяся воедино на своем острове Великобритания.

Во всех этих случаях малые государства объедини­лись, не федерируясь, а поглощаясь одним из них или сливаясь. Нации ассимилировались, и народы заканчивали период политической дифференциации и полугражданских войн — унитарной политической формой. Глупо и смешно говорить, что унитарная форма государства уходит в про­шлое. Нелепо утверждать, что все современные «империи» распадаются: ибо одни распадаются, другие возникают. Так всегда и было: вспомним хотя бы историю Испании, Португалии, Голландии, Англии, Германии, Турции и Италии.

Таким образом, история знает два различных пути при возникновении более крупных держав. Оба начинаются с нескольких или многих отдельных государств. Один путь — договорного объединения (федерации); другой путь — политического включения, экономического и куль­турного срастания в унитарное государство.

Однако, наряду с юридически прочными и политически жизнеспособными союзами государств, история знает еще и мнимые, фиктивные «федерации», не возникавшие в орга­ническом порядке — снизу, а искусственно и подражатель­но насаждавшиеся сверху. Мы называем их «псевдо­федерациями».

<16 сентября 1949 г.>


70. О ПСЕВДО-ФЕДЕРАЦИЯХ


Всякий, изучавший историю человечества, знает, что мода наблюдается не только в сфере одежды, но и во всех сферах жизни. Люди переимчивы и подражательны; изобрести свое, новое им гораздо труднее, чем перенять готовое у других. Тут проявляется и закон экономии сил и лень, и психическая зараза, и волевое внушение, и боязнь «отстать от века». И, конечно, еще одно (довольно глупое) рассуждение: «что другому полезно, то и мне хоро­шо»; «ему удалось, а я еще получше сделаю». В политике же к этому присоединяются и другие факторы: с одной стороны влияние сильной и богатой страны; с другой сто­роны пропаганда, отчасти идеологическая и открытая, от­части же закулисно-конспиративная. Свою заразу несет революция и свою — реакция. Народы перенимают друг у друга — и государственные учреждения, и политические преступления (как убиение монарха).

Так было и с федеративным устройством.

Та настоящая, юридически-осмысленная и политиче­ски-удачная федерация, которая осуществилась в Соеди­ненных Штатах в 1787 году, вызвала ряд беспочвенных и фиктивных подражаний в других государствах Средней и Южной Америки, где политические деятели в течение всего 19 века считали, что в конституции Соединенных Штатов им дан, якобы, идеальный образец для всех времен и народов, обеспечивающий всякой стране государствен­ную мощь и хозяйственный расцвет. На самом деле это подражание новой моде приводило или к длительному и кровавому разложению политической и национальной жиз­ни, или же к унитарному государству с автономными провинциями.

Вот краткий обзор этих псевдо-федеративных попы­ток.

По мере того, как государства Средней и Южной Америки освобождались от испанского или португальско­го суверенитета, они пытались выработать себе новую конституцию, почти везде оказывались две партии: партия либералов-федералистов, желавшая подражать Соединен­ным Штатам, и партия консерваторов-унитаристов-централистов, понимавшая, что такое подражание приве­дет только к вящим беспорядкам. Федералистические попытки были сделаны в Аргентине, Боливии, Бразилии, Венесуэле, Колумбии, Коста-Рике, Мексике, Доминикан­ской республике и Чили. Политические предпосылки для такого строя имелись разве только в Аргентине и Брази­лии.

В Аргентине — провинции после своего освобождения самоуправлялись в течение нескольких лет и были независимы друг от друга; поэтому они отвергли первую же централистическую конституцию 1826 года. Они и в даль­нейшем сумели выдвигать своих федералистически на­строенных депутатов и даже диктаторов и вести граждан­ские войны с унитаристами. В результате каждая провин­ция получила возможность выработать для себя особую провинциальную конституцию и самоуправляться в пре­делах и в объеме ей предоставленных. Это нисколько не оградило аргентинцев от брожений, гражданских войн и переворотов. И пришлось им искать спасения в унитар­ной государственности. Ныне Аргентина должна быть отнесена к разряду унитарных государств с известной провинциальной автономией.

Аналогичное произошло в огромной Бразилии, где про­винции по конституции 1824 года имели свои «Генераль­ные Штаты», переименованные в 1834 году в Провин­циальные Законодательные Собрания (ассамблэас легислативас провинциалэс), с довольно широкими полномо­чиями. При этом Бразилия до 1889 года спасалась от вя­щего разложения своей монархической формой. Превра­тившись в 1889 году из монархии в республику, Брази­лия подтвердила свое якобы «федеративное» устройство, и ее огромные провинции пользуются и ныне автоном­ным самоуправлением. О настоящей федерации здесь говорить не приходится.

Во всех остальных американских государствах феде­ративного строя или совсем не было, или же он не удавался за отсутствием реальных государственных предпосылок.

Все эти государства являются с самого своего осво­бождения вечным поприщем гражданских войн, револю­ций и переворотов. В них постоянно вырабатываются новые конституции, судьба которых весьма курьезна: или они не встречают сочувствия и утверждения и не­медленно вызывают «пронунциаменто» (военный пере­ворот) и гражданскую войну; или они остаются без применения, мертвыми (как в Уругвае 1830—1890); или они имеют кратчайшую длительность — в два месяца или в шесть месяцев; или они «вводятся», но в действи­тельности просто не соблюдаются (как в Гондурасе); иног­да они «родятся» по две в год (Венесуэла 1858, Перу 1860). Иногда эти государства живут совсем без консти­туции (Чили 1825—1828, Коста-Рика 1871—1882). Каждое из них всегда стоит накануне нежданного переворота; ни одно из них не обеспечено от гражданской войны завтра. Понятно, насколько «федеративная тенденция» благо­приятствует всему этому: при отсутствии лояльности и прочного правосознания каждая новая группа недоволь­ных деятелей легко находит себе ту или иную провинцию и ту или иную территориальную воинскую часть (су­хопутную или морскую), которые помогают ей взять в свои руки «всю полноту власти». Государственно говоря — в этих странах весь политический строй иллюзорен (от сло­ва иллюзия), эфемерен (т. е. имеет «однодневную» дли­тельность) и фиктивен (т. е. является фикцией). Уже в силу одного этого никакая федеративная форма, тре­бующая всегда особой прочности и верности националь­ного правосознания — здесь неосуществима.

Так Мексика объявила себя «федерацией» в 1823 году, провозгласив свои 19 провинций и 4 территории «государ­ствами» (фикция!). Начались гражданские войны. Унита-ристы победили в 1835 году и провели унитарную консти­туцию. Последовали перевороты, один за другим. В 1847 году победили федералисты. В 1853 году искали спасения в диктатуре. 1856 — централисты у власти, 1857 — феде­ралисты, 1857—1861 — гражданская война, 1861 — дикта­тура централистов, 1863 — ищут спасения в монархии; 1867 — монарх убит. С 1867 года правление централистов перемежается гражданскими войнами. Такова мексикан­ская псевдо-федерация.

Боливия объявила себя «конфедерацией» в 1836, пытаясь присоединить две перуанские провинции; воен­ная неудача сорвала эту попытку. Началась обычная история; писаные конституции срывались военными пе­реворотами и гражданскими войнами. В 50 лет сме­нились 12 конституций. Диктатор Моралес был убит. Феде­рация не состоялась.

Венесуэла искала спасения в особом сочетании феде­ративных и унитарных начал; однако, эти конституции не удовлетворяли никого. С 1830 года военные переворо­ты и беспорядки колебали страну до основания. С 1857 го­да стало еще хуже: искали спасения в диктатурах и свер­гали, своих диктаторов. В 1864 году была сделана беспоч­венная попытка провести федеративный строй. Наконец, в 1881 году 20 провинций, объявленные ранее фиктивными государствами, были превращены просто в автономные провинции, но с горделивым названием «Грандес Естадос». Расцвет страны относится к эпохе диктатур 1870—1892 гг. Такова венесуэльская псевдо-федерация,

Колумбия была объявлена в 1811—1814 годах рево­люционной «конфедерацией», которая была подавлена и отменена испанцами. Конституция 1821 года сменилась в 1824 году диктатурой. Начались междоусобные войны. Федеративная конституция 1853 года была встречена в 1854 году восстанием. В 1858 году новая попытка объявить федерацию вызвала длительную гражданскую войну. Фе­деративная конституция 1863 года просуществовала, не­смотря на гражданские войны, 23 года и за это время обнаружила свою несостоятельность настолько, что в 1886 году страна вернулась к унитарному устройству, в котором территориальные «департаменты» управляются губернаторами.

Коста-Рика является «федерацией» только по имени. История этой страны подобна истории соседних стран.

Чили имеет иную историю. Федеративная конституция была провозглашена в 1828 году, после чего началась ожесточенная гражданская война. Уже к 1830 году кон­серваторы победили и создали унитарную конституцию с сильной центральной властью, которая надолго обеспе­чила порядок в стране и дала чилийцам возможность успешно провести ряд международных войн. Только в 1881 году либералы, уже утратившие к этому времени свой федеративный пафос, впервые пришли к власти и все даль­нейшие конфликты в стране не носили катастрофического характера.

Что касается маленькой Доминиканской республики (на острове Гаити), то история этой «федерации», состоя­щей из пяти крошечных провинций, повествует о бесконеч­ной цепи смут, беспорядков и восстаний.

Созерцая судьбу этих псевдо-федераций, приходишь к двум главным выводам: 1. Федеративный строй имеет свои необходимые государственные и духовные предпо­сылки; 2. Где этих жизненных предпосылок нет, там введе­ние федерации неминуемо вызывает вечные беспорядки, нелепую провинциальную вражду, гражданские войны, государственную слабость и культурную отсталость на­рода.

Каковы же предпосылки здоровой федерации и имеют­ся ли они налицо у нас в России?

<23 сентября 1949 г.>