Язакончил "Волхва" в 1965 году, уже будучи автором двух книг(1), но, если
| Вид материала | Закон |
- Сша орландо мир уолта диснея, 113.72kb.
- «Христиане и язычники», 11.3kb.
- Семинара по хатха-йоге, 217.14kb.
- Андрей Дмитриевич Сахаров родился в Москве 21 мая 1921 г. Его отец Дмитрий Иванович, 369.46kb.
- Больше-Кочинский школьный музей этнографии и фольклора, 25.15kb.
- Джон Пол Джексон находится на переднем крае пророческого служения уже более 20 лет, 2054.58kb.
- Законопроект о президентском сроке поступит в гд в течение двух недель, 3711.67kb.
- Если, по словам Р. Барта, литература это то, что изучают в школе, то очевидна роль, 171.84kb.
- Заметки дежурного по алкогольному рынку, 656.56kb.
- Мюррей Ротбард, 4684.12kb.
- Угу. Телеграммой. - Усмехнулся. - Я тоже удивился. Думал, он и забыл об
этом. А вы... вы с ним близко знакомы?
- Ну... встречались несколько раз. Я так и не понял, какой пост он занимает
в педкомиссии.
- По его словам, никакого. Просто содействует им. Господи, как же виртуозно
он владеет английским!
- Не говорите.
Мы приглядывались друг к другу. Он сидел с беззаботным видом, в котором
угадывалась не природная непринуж-
[694]
денность, а тренировка, чтение книг типа "Как разговаривать с незнакомыми".
Чувствовалось, что все в жизни ему удается; но завидовать его чистоте,
восторженности, энергии было совестно.
Я напряженно размышлял. Мысль, что его появление совпало с моим звонком в
Мач-Хэдем случайно, казалась столь абсурдной, что я готов был поверить в его
неведение. С другой стороны, из нашего телефонного разговора г-жа де Сейтас
могла заключить, что я сменил гнев на милость; самое время аккуратно проверить,
насколько мои намерения искренни. Он сказал о телеграмме: еще один довод в его
пользу; и, хотя я знал, что выбор "объекта" производится на основе случайностей,
может быть, Кончис по какой-то причине, подведя итоги последнего лета, решил
приготовить себе кролика заблаговременно. Глядя на бесхитростного, ничего не
подозревающего Бриггса, я начал понимать Митфорда, его злобное ликование; в
данном случае оно осложнялось злорадством европейца при виде американца-
воображалы, которого вот-вот окоротят; и еще человеколюбивым нежеланием - я не
признался бы в нем ни Кончису, ни Лилии де Сейтас - портить ему удовольствие.
Они, конечно, понимают (если Бриггс не лжет), что я могу все ему
рассказать; но они понимают также, что мне известно, чего это будет стоить. Для
них это значило бы, что я так ничего и не усвоил; а следовательно, не заслуживаю
снисхождения. Опасная игра; что я выберу: сладкую месть или дарованное
блаженство? Мне снова сунули в руку плеть, и я снова не решался размахнуться и
ударить.
Бриггс вынул из кейса блокнот.
- Можно, я задам вам несколько вопросов? Я приготовил список.
Очередное совпадение? Он вел себя так же, как я в Динсфорд-хаусе несколько
дней назад. Открытая, добродушная улыбка. Я улыбнулся в ответ.
- Огонь!
Он оказался невероятно предусмотрительным. Программа, пособия, одежда,
климат, спортивные принадлежности, выбор лекарств, стол, размеры библиотеки,
достопримеча-
[695]
тельности, будущие коллеги - он хотел знать о Фраксосе абсолютно все. Наконец он
отложил свой список, карандаш и подробный конспект моих ответов, принялся за
пиво, которым я его угостил.
- Тысяча благодарностей. Просто превосходно. Мы не упустили ни одной
детали.
- За исключением той, что жить там надо еще научиться.
Кивнул.
- Мистер Кончис предупреждал.
- По-гречески говорите?
- Плохо. По-латыни - получше.
- Ничего, навостритесь.
- Я уже беру уроки.
- Придется обходиться без женщин.
Кивок.
- Тяжело. Но я обручен, так что меня это мало волнует. - Вытащил бумажник и
показал мне фото. Брюнетка с волевой улыбкой. Рот маловат; уже вырисовываются
контуры лика развратной богини по имени Самовлюбленность.
- С виду англичанка, - сказал я, возвращая снимок.
- Да. Точнее, валлийка. Сейчас она здесь, учится на актрису.
- Вот как.
- Надеюсь, будущим летом она выберется на Фраксос. Если я до тех пор не
соберу чемоданы.
- А БЫ... говорили о гей Кончису?
- Говорил. Он был очень любезен. Предложил, чтобы она остановилась у него.
- Интересно, где именно. У него ведь два дома.
- Кажется, в деревне. - Усмешка. - Правда, предупредил, что возьмет с меня
плату за комнату.
- Да что вы?
- Хочет, чтоб я помог ему, ну, в... - махнул рукой: да вы и сами знаете.
- В чем?
- А вы разве не... - По моему лицу он понял, что я действительно "не". - В
таком случае...
[696]
- Господи, какие от меня могут быть тайны? Поколебавшись, он улыбнулся.
- Ему нравится держать это в секрете. Я думал, вы знаете, но если вы редко
виделись... про эту ценную находку в его владениях?
- Находку?
- Вы ведь знаете, где он живет? На той стороне острова.
- Знаю.
- Так вот, кажется, летом там отвалился кусок скалы и обнажился фундамент
дворца - он считает, микенской эпохи.
- Ну, этого ему скрыть не удастся.
- Конечно, нет. Но он хочет немного потянуть время. Пока что замаскировал
все рыхлой землей. Весной начнет раскопки. А то народу набежит - никакого покоя.
- Понятно.
- Так что скучать мне не придется.
Я представил себе Лилию в облике кносской богини-змеи; в облике Электры;
Клитемнестры; талантливого молодого археолога, доктора Ванессы Максвелл.
- Да, похоже, не придется.
Он допил пиво, взглянул на часы.
- Ох, я уже опаздываю. Мы с Амандой встречаемся в шесть. - Он пожал мне
руку. - Вы сами не знаете, как помогли мне. Честное слово, я напишу и сообщу
вам, как идут дела.
- Напишите. Буду ждать с нетерпением. Спускаясь по лестнице, я разглядывал
его флотскую стрижку. Я начал понимать, почему Кончис выбрал именно его.
Возьмите миллион молодых американцев с высшим образованием, извлеките из них
общее, и вы получите нечто вроде Бриггса. Конечно, грустно, что вездесущие
американцы добираются до самых сокровенных уголков Европы. Но имя у него гораздо
более английское, чем у меня. И потом, на острове уже есть Джо, трудолюбивая
доктор Маркус. Мы вышли на улицу.
- Последние напутствия?
[697]
- Да нет, пожалуй. Просто добрые пожелания.
- Что ж...
Мы еще раз пожали друг другу руки.
- Все будет хорошо.
- Вы правда так считаете?
- Приготовьтесь, кое-что вам покажется странным.
- Я готов. Вы не думайте, у меня широкие взгляды. Я ничего не стану
отвергать. Спасибо вам.
Я медленно улыбнулся; хотелось, чтобы он запомнил эту улыбку, что
красноречивее слов, на которые я не смог отважиться. Он вскинул руку,
повернулся. Через несколько шагов посмотрел на часы, перешел на бег; и я
затеплил в сердце свечку во здравие Леверье.
75
Она опоздала на десять минут; скорым шагом приблизилась к почтовому киоску,
где я ждал ее; на лице - вежливая, извиняющаяся улыбка досады.
- Простите. Такси еле ползло.
Я пожал ее протянутую руку. Для женщины, у которой за плечами полвека, она
удивительно хорошо сохранилась; одета с тонким вкусом - в то хмурое утро
посегители музея Виктории и Альберта рядом с ней казались тусклее, чем были на
самом деле; с вызывающе непокрытой головой, в бело-сером костюме, подчеркивавшем
загар и ясные глаза.
- И как мне могло прийти в голову назначить вам встречу именно здесь! Вы не
сердитесь?
- Нисколько.
- Я тут купила блюдо XVIII века. А здесь прекрасные эксперты. Это не
отнимет много времени.
В музее она себя чувствовала как дома; направилась прямо к лифтам. Пришлось
ждать. Она улыбалась; родственная улыбка; взыскующая того, к чему я еще не
считал себя подготовленным. Намереваясь лавировать меж ее мягкостью и своей
твердостью, я запасся дюжиной подходящих фраз, но ее быстрые шаги и чувство, что
я отнимаю ее
[698]
драгоценное время, все обратили в прах.
- В четверг я виделся с Джоном Бриггсом, - сказал я.
- Как интересно. Я с ним не знакома. - Мы как будто нового дьякона
обсуждали. Приехал лифт, мы вошли в кабину.
- Я все ему рассказал. Все, что ждет его в Бурани.
- Мы предполагали, что вы это сделаете. Потому и послали его к вам.
Оба мы слабо улыбались; напряженное молчание.
- Мог ведь и правда рассказать.
- Да. - Лифт остановился. Мы очутились на мебельной экспозиции. - Да.
Могли.
- А если это была просто проверка?
- Проверять вас ни к чему.
- Вы так убеждены в этом?
Взглянула на меня в упор - так же она смотрела, протягивая второй экземпляр
письма Невинсона. Мы уткнулись в дверь с надписью "Отдел керамики". Она нажала
кнопку звонка.
- По-моему, мы начали не на той ноте, - сказал я. Она опустила глаза.
- Пожалуй. Попытаемся еще раз? Подождите минутку, будьте добры.
Дверь открылась, ее впустили. Все - в спешке, все скомкано, некогда
передохнуть, хотя, войдя, она оглянулась почти виновато; словно боялась, что я
сбегу.
Через две минуты она вернулась.
- Удачно?
- Да, я не прогадала. Бау.
- Значит, вы не во всем полагаетесь на интуицию? Задорный взгляд.
- Если б я знала, где находится отдел молодых людей...
- То нацепили бы на меня бирку и поставили в витрину? Она снова улыбнулась
и окинула взглядом зал.
- Вообще-то я не люблю музеи. Особенно - устаревших ценностей. - Двинулась
вперед. - Они говорят, тут выставлено похожее блюдо. Вот сюда.
[699]
Мы попали в длинный безлюдный коридор, уставленный фарфором. Я начал
подозревать, что вся сцена отрепетирована: она без колебаний подошла к одной из
витрин. Вынула блюдо из корзинки и медленно, держа его перед собой, зашагала
вдоль рядов посуды, пока не углядела за чашками и кувшинами почти такое же,
белое с голубым. Я подошел к ней.
- Вот оно.
Сличив блюда, она небрежно завернула свое в папиросную бумагу и, застав
меня врасплох, протянула мне.
- Это вам.
- Но...
- Прошу вас. - Моя чуть ли не оскорбленная мина ее не смутила. - Его купили
мы с Алисон. - Поправилась.- Алисон была со мной, когда я его покупала.
Мягко всучила блюдо мне. Растерявшись, я развернул его и уставился на
наивный рисунок - китаец с женой и двумя детишками, вечные кухонные
окаменелости. Я почему-то вспомнил крестьян на палубе, зыбь, ночной ветер.
- А я думала, вы научились обращаться с хрупкими предметами. Гораздо
ценнее, чем этот.
Я не отрывал взгляд от синих фигурок.
- Из-за этого я и хотел встретиться с вами. Мы посмотрели друг другу в
глаза; и я впервые почувствовал, что меня не просто оценивают.
- А не выпить ли нам чаю?
- Ну, - сказала она, - из-за чего вы хотели со мной встретиться?
Мы нашли свободный столик в углу; нас обслужили.
- Из-за Алисон.
- Я ведь объяснила. - Она подняла чайник. - Все зависит от нее.
- И от вас.
- Нет. От меня - ни в малейшей степени.
- Она в Лондоне?
- Я обещала ей не говорить вам, где она.
- Послушайте, г-жа де Сейтас, мне кажется... - но я
[700]
прикусил язык. Она разливала чай, бросив меня на произвол судьбы. - Что ей, черт
побери, еще нужно? Что я должен сделать?
- Не слишком крепко?
Я недовольно покачал головой, глядя в чашку, которую она мне протянула. Она
добавила себе молока, передала мне молочник. Улыбнулась уголками губ:
- Злость редко кого красит.
Я хотел было отмахнуться от ее слов, как неделю назад хотел стряхнуть ее
руку; но понял, что, помимо неявной издевки, в них содержится прямой намек на
то, что мир мы воспринимаем по-разному. В ее фразе таилось нечто материнское;
напоминание, что, ополчаясь против ее уверенности, я тем самым ополчаюсь против
собственного недомыслия; против ее вежливости - против собственного хамства, Я
опустил глаза.
- У меня просто нет сил больше ждать.
- Не ждите; ей меньше хлопот.
Я глотнул чаю. Она невозмутимо намазывала медом поджаренный хлебец.
- Называйте меня Николасом, - сказал я. Рука ее дрогнула, затем продолжала
размазывать мед - возможно, вкладывая в это символический смысл. - Теперь я
послушен своей епитимье?
- Да, если искренни.
- Столь же искренен, как были искренни вы, когда предложили мне помощь.
- Ходили вы в Сомерсет-хаус?
- Ходил.
Отложила нож, взглянула на меня.
- Ждите столько, сколько захочет Алисон. Не думаю, что ждать придется
долго. Приблизить вас к ней - не в моей власти. Дело теперь в вас двоих.
Надеюсь, она простит вас. Но не слишком на это уповайте. Вам еще предстоит
вернуть ее любовь.
- Как и ей - мою.
- Возможно. Разбирайтесь сами. - Повертела хлебец в руках; улыбнулась. -
Игра в бога окончена.
[701]
- Что окончено?
- Игра в бога. - В ее глазах одновременно сверкнули лукавство и горечь. -
Ведь бога нет, и это не игра.
Она принялась за хлебец, а я обвел взглядом обыденный, деловитый буфет.
Резкий звон ножей, гул будничных разговоров вдруг показались мне не более
уместными, чем какой-нибудь щебет ласточек.
- Так вот как вы это называете!
- Для простоты.
- Уважай я себя вот на столечко, встал бы и ушел.
- А я рассчитывала, что вы поможете мне поймать такси. Нужно прикупить
Бенджи кое-что к школе.
- Деметра в универмаге?
- А что? Ей бы там понравилось. Габардиновые пальто, кроссовки.
- А на вопросы отвечать ей нравится?
- Смотря на какие.
- Вы так и не собираетесь открыть мне ваши настоящие цели?
- Уже открыли.
- Сплошная ложь.
- А если иного способа говорить правду у нас просто нет? - Но, будто устав
иронизировать, она потупилась и быстро добавила: - Я как-то задала Морису
примерно тот же вопрос, и он сказал: "Получить ответ - все равно, что умереть".
На лице ее появилось новое выражение. Не то чтобы упорное; непроницаемое.
- А для меня задавать вопросы - это все равно, что жить. - Я подождал, но
она не ответила. - Ну ладно. Я не ценил Алисон. Хамло, скотина, все что хотите.
Так ваше грандиозное представление было затеяно лишь для того, чтобы доказать
мне, что я ничтожество, конченый человек?
- Вы когда-нибудь задумывались, зачем природе понадобилось создавать
столько разнообразных форм живого? Это ведь тоже кажется излишеством.
- Морис говорил то же самое. Я понимаю, что вы имеете в виду, но как-то
смутно, отвлеченно.
[702]
- А ну-ка, послушаем, что вы понимаете.
- Что в наших несовершенствах, в том, что мы друг от друга отличаемся,
должен быть какой-то высший смысл.
- Какой именно?
Я пожал плечами.
- Гот, что субъекты вроде меня в этом случае имеют шанс хоть немного
приблизиться к совершенству?
- А до того, что случилось летом, вы это понимали?
- Что далек от идеала, понимал очень хорошо.
- И что предпринимали?
- Да, в общем, ничего.
- Почему?
- Потому что... - Я перевел дух, опустил глаза. - Я же не защищаю себя,
каким был раньше.
- И вас не волнует, как могла бы сложиться ваша судьба?
- Это не лучший способ преподать человеку урок. Она помедлила, снова
оценивающе оглядела меня, но заговорила уже помягче.
- Я знаю, Николас, на том шутливом суде вы наслушались неприятных вещей. Но
судьей-то были вы сами. И если бы, кроме них, о вас сказать было нечего, вы
вынесли бы совсем другой приговор. Все это понимали. И не в последнюю очередь -
мои дочки.
- Почему она мне отдалась?
- Мне кажется, то была ее воля. Ее решение.
- Это не ответ.
- Тогда, наверное, чтоб доказать вам, что плотские утехи и совесть лежат в
разных плоскостях. - Я вспомнил, что сказала Лилия перед тем, как меня вытащили
из ее постели; нет, им не все известно. События той ночи не укладывались в рамки
загодя расчисленного урока; если они и были уроком, то не для меня одного. Ее
мать продолжала:
- Николас, если хочешь хоть сколько-нибудь точно смоделировать таинственные
закономерности мироздания, придется пренебречь некоторыми условностями, которые
и придуманы, чтобы свести на нет эти закономерности. Конечно, в обыденной жизни
условности переступать не
[703]
стоит, более того, иллюзии в ней очень удобны. Но игра в бога предполагает, что
иллюзия - все вокруг, а любая иллюзия приносит лишь вред. - Улыбка. - Что-то я
копнула глубже, чем собиралась.
Я слабо улыбнулся в ответ.
- Но до того, чтобы внятно объяснить, почему выбрали именно меня, не
добрались.
- Основной принцип бытия - случай. Морис говорит, что этого уже никто не
оспаривает. На атомном уровне миром правит чистая случайность. Хотя поверить в
это до конца, естественно, невозможно.
- Но к будущему лету вы решили подготовиться заранее?
- Кто знает, что из этого выйдет? Его реакция не предсказуема.
- А если бы Алисон приехала на остров вместе со мной? Такая вероятность
была.
- Скажу вам только одно. Морис бы сразу увидел, что ее искренность
подвергать каким-либо испытаниям излишне. Я опустил глаза.
- Она знает о...?
- Чего мы добиваемся, ей известно. Подробности - нет.
- И она сразу согласилась?
- По крайней мере, инсценировать самоубийство - не сразу, и при том
условии, что обманывать вас мы будем недолго.
Я помолчал.
- Вы сказали ей, что я хочу с ней увидеться?
- Она знает мое мнение на сей счет.
- Что не стоит принимать меня всерьез?
- Когда вы говорите подобные глупости - пожалуй. Я обводил вилочкой узор на
скатерти; пусть видит, что я настороже, что см не удалось усыпить мою
бдительность.
- Расскажите, с чего все это началось.
- С желания быть с Морисом, помогать ему. - Она на секунду умолкла, затем
продолжала: - В один прекрасный день, вернее, ночь, у нас был долгий разговор о
чувстве
[704]
вины. После смерти моего дяди оказалось, что мы с Биллом
- сравнительно богатые люди. Мы испытали то, что теперь называется
стрессом. И поделились этим с Морисом. И - знаете, как это бывает? Рывок, гора с
плеч. Все озарения приходят именно так. Сразу. Во всей полноте. И ничего не
остается, как воплощать их в жизнь.
- Ив чужую боль?
- Мы никогда не были уверены в успехе, Николас. Вы проникли в нашу тайну. И
теперь вы - как радиоактивное вещество. Мы пытаемся контролировать вас. Но
удастся ли?
- Потупилась. - Один человек... ваш товарищ по несчастью... как-то сказал
мне, что я похожа на озеро. В которое так и тянет бросить камень. Я переношу все
это не так спокойно, как кажется.
- Ничего, у вас ловко выходит.
- Один: ноль. - Поклонилась. Потом сказала: - На той неделе я уезжаю - в
сентябре уже не надо присматривать за детьми. Я не прячусь, я поступаю так
каждый год.
- К... нему?
-Да.
Воцарилось странное, почти извиняющееся молчание; словно она поняла, что во
мне вспыхнула незваная ревность и что эта ревность оправданна; что властная
связь, выстраданная общность существуют не только в моем воображении.
Взглянула на часы.
- Друг мой. Мне так жаль. Но Гунхильд и Бенджи будут ждать меня у Кингз-
Кросс. Ох, пирожные, такие аппетитные...
Они остались на тарелке, нетронутые, во всем своем вычурно-пестром
великолепии.
- За удовольствие так их и не попробовать стоит заплатить.
Она весело согласилась, и я помахал официантке. Пока мы ждали счет, она
сказала:
- Забыла вам сообщить, что за последние три года Морис дважды перенес
тяжелый инфаркт. Так что следующего... лета может и не быть.
- Да. Он говорил мне.
[705]
- И вы не поверили?
- Нет.
- А мне верите?
- Из ваших слов трудно заключить, что с его смертью все кончится, -
уклончиво ответил я.
Она сняла перчатки.
- Как странно вы это сказали.
Я улыбнулся ей; она улыбнулась в ответ.