Язакончил "Волхва" в 1965 году, уже будучи автором двух книг(1), но, если
| Вид материала | Закон |
- Сша орландо мир уолта диснея, 113.72kb.
- «Христиане и язычники», 11.3kb.
- Семинара по хатха-йоге, 217.14kb.
- Андрей Дмитриевич Сахаров родился в Москве 21 мая 1921 г. Его отец Дмитрий Иванович, 369.46kb.
- Больше-Кочинский школьный музей этнографии и фольклора, 25.15kb.
- Джон Пол Джексон находится на переднем крае пророческого служения уже более 20 лет, 2054.58kb.
- Законопроект о президентском сроке поступит в гд в течение двух недель, 3711.67kb.
- Если, по словам Р. Барта, литература это то, что изучают в школе, то очевидна роль, 171.84kb.
- Заметки дежурного по алкогольному рынку, 656.56kb.
- Мюррей Ротбард, 4684.12kb.
деле достичь комфорта, искренности в общении, духовной свободы я могу только с
помощью женщин, которые охотятся за мной. Я жертва, не палач.
Нот, говорить я буду лишь с одним человеком. И до тех пор не в состоянии
шевелиться, идти вперед, строить планы, развиваться, становиться лучше... до тех
пор моя тайна, моя загадка окутывает меня защитным покровом; она - мой
единственный товарищ.
- В другой раз, Кемп. Не сейчас.
Пожала плечами; бросила на меня увесистый взгляд пророчицы, предчувствующей
беду.
За дверью завопила старушка, раз в две недели убиравшая лестницу. У меня
звонит телефон. Я взлетел наверх и поднял трубку - похоже, в последний момент.
- Слушаю. Николас Эрфе.
- А, доброе утро, Эрфе. Это я. Санди Митфорд.
- Вернулся?!
- Почти что, старичок. Почти что. - Он откашлялся. - Получил твою записку.
Не хочешь где-нибудь перекусить?
Через минуту, условившись о времени и месте, я
[683]
перечитывал письмо к Алисон. Из-за каждой фразы выглядывал оскорбленный
Мальволио. Еще через минуту письмо, подобно всему, что связывало меня с миром,
превратилось в струп пепла. Слово редкое, но точное.
Митфорд совсем не изменился - я готов был поклясться, что и одежда на нем
та же: темно-синий пиджак, темно-серые фланелевые брюки, клубный галстук. Все
это слегка потерлось, как и сам владелец; он был уже не такой разбитной, каким я
его помнил, хотя несколько порций джина возродили в нем былое партизанское
нахальство. Все лето он "разъезжал по Испании со сворой америкашек"; нет, моего
письма с Фраксоса он не получил. Должно быть, они его уничтожили. Значит,
Митфорд мог рассказать нечто, для них неудобное.
За бутербродами мы поболтали о школе. О Бурани - ни слова. Он все твердил,
что предупреждал меня, и я поддакивал: предупреждал. Я искал предлог, чтобы
перейти к тому, что меня по-настоящему интересовало. И тут, как я и надеялся, он
сам заговорил на эту тему.
- Ну, а в зале ожидания был?
Я сразу понял, что вопрос не так случаен, как кажется; что ему и страшно, и
любопытно; что оба мы шли на эту встречу с одной и той же целью.
- Господи, я как раз собирался спросить. Помнишь, не успели мы тогда
попрощаться...
- Да. - Скрытно-настороженный взгляд. - Был ты в бухте Муца? Южная сторона
- рай земной, правда?
- Ну да. Конечно.
- Видел виллу на восточном мысу?
- Да. Там никто не живет. Так мне сказали.
- Ara. Интересно. Очень интересно. - Он задумчиво вперился в угол; я дрожал
от нетерпения. Он медленно, по невыносимой восходящей дуге, поднес ко рту
сигарету; выпустил из ноздрей султан дыма. - Ну и ладно, старина. Сказали и
сказали.
- Но почему "Не ходи..."?
- Да ерунда. Е-рун-да на постном масле.
[684]
- Расскажи, раз ерунда.
- А я рассказывал.
- Рассказывал?!
- Как поцапался с коллаборационистом. Помнишь?
-Да.
- Это и есть хозяин виллы.
- Стой, стой... - Я прищелкнул пальцами. - Подожди-ка. Как его звали?
- Кончис. - Он проказливо ухмыльнулся, будто догадывался, что я сейчас
скажу. Пригладил усы; только и знает, что охорашиваться.
- А я понял, он как раз отличился во время Сопротивления.
- Держи карман. Немцам прислуживал. Лично руководил расстрелом восьмидесяти
крестьян. А потом подмазал приятелей-фрицев, чтоб и его внесли в список. Понял?
И вышел храбрецом и праведником.
- Но ведь он, кажется, был опасно ранен?
Он выпустил клуб дыма, презирая мою наивность.
- От карателей живым не вырвешься, старина. Нет, мерзавец ловко все
обделал. Сперва предал, а потом прославился, как черт знает какой герой.
Состряпал даже фальшивый немецкий отчет об этой истории. Надул всех, как мало
кому удавалось.
Я внимательно посмотрел на него. У меня возникло новое, страшное
подозрение. Все дальше в лабиринт.
- И неужели никто...
Митфорд потер большой палец указательным; так в Греции обозначается взятка.
- Ты так и не объяснил, в чем там дело с залом ожидания, - сказал я.
- Так он называет свою виллу. Ожидание смерти или что-то в этом роде. К
дереву прибита надпись по-французски. - Он вывел пальцем в воздухе: - Salle
d'attente.
- Что вы не поделили?
- Да ничего, старик. Ровным счетом ничего.
- Не жмись. - Я жизнерадостно улыбнулся. - Теперь-то я там побывал.
[685]
Помню, ребенком, в Хэмпшире, я лежал на ветке ивы, нависающей над ручьем,
наблюдая, как отец ловит форель. Он священнодействовал: забрасывал "муху" так,
чтобы она едва касалась воды, словно пух чертополоха. Видно было, как форель,
которую он собирался одурачить, поднимается со дна. Вот рыбина медленно
подплыла, зависла под наживкой - бесконечный, захватывающий миг; и вдруг - удар
хвостом, молниеносная подсечка отца; стрекот катушки.
- Да ерунда, старик. Честно.
- Кончай телиться. Рассказывай.
- Чушь собачья. - Рыба на крючке. - Ну, пошел я как-то прогуляться. В мае,
в июне - не помню. Достала меня школа. Подхожу к Муце, чтоб поплавать,
спускаюсь, ну, ты знаешь, между деревьев, и вдруг - не просто две бабы. Две бабы
почти без ничего. А у меня уж план операции готов. Подваливаю на бреющем, мне не
привыкать, говорю что-то по-гречески, а они, ну и ну, по-английски отвечают.
Оказалось, англичанки. Роскошь. Двойняшки.
- Вот это да. Пойду еще джина принесу. У стойки, в ожидании заказа, я
рассматривал себя в зеркале; чуть-чуть подмигнул.
- Сийя. Ну, ясное дело, веду войну на два фронта. И тылы укрепляю. Выведал,
кто такие. Крестницы старого хрыча, хозяина виллы. Высший свет, только что из
Швейцарии и все такое. Сюда приехали на лето, старикан рад будет со мной
познакомиться, почему бы нам не подняться и не выпить чаю. Заметано. Ноги в
руки. Знакомлюсь со стариком. Пью чай.
Он так и не отделался от привычки вздергивать подбородок, словно воротничок
слишком жмет: мне палец в рот не клади.
- А этот, как его, говорил по-английски?
- В совершенстве. Всю жизнь мотался по Европе, сливки общества и все такое.
Вообще-то одна из двойняшек не совсем годилась. Не в моем вкусе. Сосредоточил
огонь на второй. Ну, старик и не та близняшка после чая куда-то слиняли, а эта
Джун, так ее звали, повела меня осматривать владения.
[686]
- Удачно все повернулось.
- До рукопашной пока не дошло, но я смекнул, что она на все готова. Ну, ты
ж только что с острова. Полный магазин, а стрелять не в кого.
- Точно.
Согнул руку, пригладил волосы на затылке.
- Вот и я говорю. Ну, пора возвращаться в школу. Нежное прощание.
Приглашает в субботу на обед. Через неделю я там, одетый с иголочки. И вообще -
картинка. Киряем, девочки в ударе. И вдруг... - Интригующий взгляд. - Ну,
словом, другая, не Джун, на меня взъелась.
- О господи.
- Я сразу раскусил. Шибко умная, знаешь? Сначала - не подступись, но пара
рюмок джина - и как с цепи сорвалась. Смотрю, пахнет жареным. Непонятно, за что
хвататься. Эта Жюли меня изводит, изводит. Я сперва и внимания не обращал.
Ладно, думаю, не рассчитала. А может, женские дела. Но тут... тут она принялась
форменно измываться, причем этаким идиотским манером.
- Как?
- Ну... понимаешь, передразнивала меня. Голос, выражения. Ловко у нее
получалось. Но обидно до чертиков.
- Что же она говорила?
- Да кучу всякой фигни: пацифизм, ядерная война. Ну, ты их знаешь. А я к
этому не привык.
- А те двое что?
- Слово вставить боялись. Растерялись вконец. Все ничего, но тут эта Жюли
стала выдавать такие гадости, просто одну за другой! Совсем уж вышла из берегов.
Все всполошились. Другая, Джун - к ней. Старикан затрепыхался, что твоя подбитая
ворона. Жюли убегает. Сестра за ней За столом - только мы со стариком. Он
заливает мне, что они рано осиротели. Извиняется, значит.
- Что же это за гадости?
- Да не помню уж, старина. Вожжа ей под хвост попала. - Погрузился в
воспоминания. - Ну, обозвала меня фашистом.
- Фашистом?!
[687]
- Мы поспорили относительно Мосли.
- Ты же не хочешь сказать, что...
- Ну что ты, старичок. Побойся бога. - Рассмеялся, искоса взглянул на меня.
- Но, без балды, Мосли иногда и дело говорит. Я тебе скажу, наша страна и
вправду здорово распустилась. - Приосанился. - Порядка нам не хватает.
Национальный характер...
- Согласен, но Мосли...
- Старик, ты не понял. С кем я, по-твоему, на войне сражался? Не в этом
суть... Ну вот возьми Испанию. Посмотри, сколько сделал для нее Франко.
- Наоткрывал в Барселоне десятки тюрем, только и всего.
- Ты в Испании-то бывал, старичок?
- Честно говоря, нет.
- Так съезди, а я пока помолчу о том, что Франко сделал, а чего не сделал.
Я сосчитал про себя до пяти.
- Извини. Оставим это. На чем ты остановился?
- Мне как-то попались сочинения Мосли, и там я прочел много дельного, -
настырно чеканил он. - Очень много дельного.
- Не сомневаюсь.
Почистив таким образом перышки, он продолжал:
- Моя близняшка вернулась, старый хрен отлучился ненадолго, и она вела себя
ну просто как киска. Я времени не терял и намекнул, что прийти в норму мне
поможет небольшая прогулка под луной. Прогулка? - говорит. А почему не купанье?
Если бы ты слышал, как она это сказала! Сразу ясно, что от купания до других
делишек, поинтереснее, рукой подать. В полночь на условленном месте, у ворот.
Ладно, ложатся там в одиннадцать, я сижу, готовый к старту. Выхожу на цыпочках.
Все спокойно. К воротам. Минут через пять является. И знаешь, старина, хоть мне
и не впервой, но чтоб так, с полоборота... Ну, думаю, операция "Ночное купание"
отменяется, приступим к делу. Но она говорит: хочу освежиться.
- Хорошо, что ты не рассказал мне все это перед
[688]
отъездом. Я бы умер от зависти.
Он покровительственно улыбнулся.
- Спустились к воде. Она: я без купальника, идите первым. То ли стесняется,
то ли в кустики захотелось. Ну ладно. Разоблачаюсь. Она - в лес. Я мальчик
послушный, отплыл ярдов на пятьдесят, барахтаюсь, жду две минуты, три, четыре,
наконец, десять, замерз как цуцик. А ее и в помине нет.
- И одежды твоей тоже?
- Соображаешь, старик. В чем мать родила. Стою на этом чертовом пляже и
шепотом ее кличу. - Я расхохотался, и он нехотя улыбнулся углом рта. - Такая вот
хохма. Тут до меня доходит. Представляешь, как я рассвирепел? Ждал ее полчаса.
Искал. Пусто. Почапал к дому. Чуть ноги не переломал. Прихватил сосновую ветку,
причиндалы прикрыть в случае чего.
- Потрясающе.
Я сочувственно кивал, с трудом сдерживая ухмылку.
- Ворота, дорожка, дом. Заворачиваю за угол. И как ты думаешь, что я там
вижу? - Я пожал плечами. - Висельника!
- Шутишь?
- Нет, старина. Это они пошутили. Чучело, конечно. Как на штыковых учениях.
Внутри солома. Петля на шее. В моих шмотках. И морда нарисована: Гитлер.
- Силы небесные. А ты что?
- А что мне оставалось? Отцепил, снял одежду.
- А потом?
- Все. Сбежали. Чистая работа.
- Сбежали?
- На каике. Я слышал шум на берегу. Может, рыбачий. Сумка моя на месте. В
целости и сохранности. И я поперся в школу: четыре мили.
- Ты, наверно, был вне себя.
- Психанул слегка. Не без этого.
- Но ты же не мог все это так оставить.
Самодовольная улыбка.
- Правильно. Я сделал просто. Сочинил донесеньице.
[689]
Во-первых, про историю с немцами. Во-вторых, кое-что о теперешних
убеждениях нашего друга, господина Кончиса. И послал куда следует.
- Написал, что он коммунист? - С 1950-го, со времен гражданской войны,
коммунистам в Греции спуску не давали.
- Знавал их на Крите. Доложил, что парочку встретил на Фраксосе и
проследил, что они пошли к нему. Большего им не требуется. Коготок увяз - всей
птичке пропасть. Теперь понимаешь, почему тебя никто не морочил?
Поглаживая ножку бокала, я думал, что, похоже, благодаря этому невозможному
человеку, сидящему рядом, меня, напротив, как раз и "морочили". "Джун" сама
призналась, что в прошлом году они жестоко просчитались и вынуждены были
отступить; лисица не проявила нужной хитрости, и они свернули охоту в самом
начале. Кажется, Кончис говорил, что, останавливая выбор на мне, они доверялись
чистой случайности. Что ж, я сполна оправдал их ожидания. Я улыбнулся Митфорду.
- Значит, ты смеялся последним?
- Я иначе не умею, старик. Такой уж у меня характер.
- Но зачем им это понадобилось, черт возьми? Ну хорошо, ты пришелся им не
ко двору... ведь можно было сразу указать тебе на дверь.
- Вся эта болтовня про крестных дочерей - полная чушь. Я, как дурак,
поверил. Какие там крестницы! Первоклассные шлюхи. Когда эта Жюли начала
чертыхаться, все стало ясно. И эта их манера смотреть на тебя... с поощрением. -
Быстрый взгляд. - Такой балаган в Средиземноморье часто устраивают - особенно в
Восточном. Я с этим не в первый раз сталкиваюсь.
- То есть?
- Ну, грубо говоря, старина, богатей Кончис сам-то уже не фурычит, но, что
ли, кайф ловит, глядючи, как другие этим занимаются.
Я снова исподтишка посмотрел на него; лабиринт нескончаемых отражений.
Неужели он...
- Но ведь они тебе ничего такого не предлагали?
- Намекали. Я потом сообразил. Намекали.
[690]
Он принес еще джина.
- Ты должен был предупредить меня.
- Я предупреждал, старина.
- Не слишком вразумительно.
- Знаешь, как поступал Ксан, Ксан Филдинг, с новичками, которых сбрасывали
к нам в Левкийские горы? Сразу отправлял в дело. Ни советов, ни напутствий. "Не
зевай", и все. Понял?
Митфорд был мне неприятен не так своей ограниченностью и подловатостью, как
тем, что в нем я видел шарж на самого себя, гипертрофию собственных недостатков;
раковая опухоль, которую я заботливо прятал внутри, у него находилась снаружи,
открытая взору. Даже знакомое болезненное подозрение, что он - очередной
"саженец", проверка, урок, во мне не пробуждалось; при его непроходимой тупости
не верилось, что он такой искусный актер. Я подумал о Лилии де Сейтас; видно, я
для нее - то же, что он для меня. Варвар.
Мы вышли из "Мандрагоры".
- В октябре еду в Грецию, - сказал он.
- Да что ты?
- Фирма хочет будущим летом и там экскурсии наладить.
- Странная идея.
- Грекам это на пользу. Выбьет дурь у них из головы. Я обвел глазами людную
улицу Сохо.
- Надеюсь, сразу по прибытии Зевс поразит тебя молнией.
Он решил, что я шучу.
- Эпоха толпы, старичок. Эпоха толпы.
Он протянул руку. Знай я приемы, выкрутил бы ее и перебросил его через
себя. Долго еще перед глазами маячила его темно-синяя спина, удаляющаяся к
Шефтсбери-авеню; вечный триумфатор в схватке, где побеждает слабейший.
Через несколько лет я выяснил, что тогда он действительно блефовал, хоть и
не в том вопросе. Я наткнулся на его имя в газете. Его арестовали в Торки за
подделку эмиссионных
[691]
чеков. Он гастролировал по всей Англии под видом капитана Александра Митфорда,
кавалера ордена "За безупречную службу" и Военного креста.
"Хотя, - гласило обвинительное заключение, - подсудимый и находился в
Греции в составе освободительной армии после поражения Германии, в движении
Сопротивления он участия не принимал". И далее: "Выйдя в отставку, Митфорд
вскоре вернулся в Грецию и получил там место учителя, предъявив фальшивые
рекомендации. Уволен за профнепригодность".
Ближе к вечеру я позвонил в Мач-Хэдем. Долго слушал длинные гудки. Наконец
- голос Лилии де Сейтас. Она запыхалась.
- Динсфорд-хаус.
- Это я. Николас Эрфе.
- А, привет, - как ни в чем не бывало произнесла она.
- Простите. Я была в саду.
- Мне нужно с вами увидеться.
Короткая пауза.
- Но мне нечего добавить.
- Все равно нужно.
Скова тишина; я чувствовал, как она улыбается.
- Когда? - спросила она.
74
На следующий день я ушел рано. Вернувшись около двух, обнаружил под дверью
записку от Кемп: "Заходил какой-то янки. Говорит, ты ему срочно нужен. В четыре
будет тут". Я спустился к ней. Она большим пальцем размазывала поверх грязных,
янтарно-черных риполиновых(1) пятен жирных червяков зеленого хрома. Вмешиваться
в "творческий процесс" обычно воспрещалось.
- Что за тип?
- Сказал, ему надо с тобой поговорить.
----------------------------------------
(1) Риполин - фирменное название бытового красителя.
[692]
- О чем?
- Собирается в Грецию. - Отступила назад, критически изучая свою мазню; во
рту - папироса. - Туда, где ты работал, по-моему.
- Как же он меня разыскал?
- А я откуда знаю?
Я перечитал записку.
- Какой он из себя?
- Боже, да потерпи ты час-другой! - Повернулась ко мне. - Не мельтеши.
Он явился без пяти четыре, тощий верзила с типично американской стрижкой. В
очках, на пару лет младше меня; приятное лицо, улыбка, само обаяние, свежий,
зеленый, как салатный лист. Протянул руку.
- Джон Бриггс.
- Привет.
- Николас Эрфе - это вы? Я правильно произношу? Эта дама внизу...
Я впустил его.
- Обстановочка тут подгуляла.
- Так уютно. - Он оглядывался, ища нужное слово.
- Атмосфера. - Мы двинулись наверх.
- Не ожидал, что они возьмут американца.
- Взяли. Понимаете... ну, на Крите неспокойно.
- Вот оно что.
- Я два семестра учился в Лондонском университете. И все пытался устроить
себе годик в Греции, перед тем как отправиться домой. Вы не представляете, как я
рад. - Мы замешкались на лестничной площадке. Он заглянул в дверь, к швеям. Кто-
то из них присвистнул. Он помахал им рукой.
- Какая прелесть. Настоящий Томас Гуд.
- Как вы нашли эту работу?
- В "Тайме эдьюкейшнл саплмент". - Привычные названия английских учреждений
он произносил неуверенным тоном, словно полагал, что я о них впервые слышу.
Мы вошли в квартиру. Я закрыл дверь.
- А мне казалось. Британский совет теперь не занима-
[693]
ется вербовкой.
- Разве? Видимо, подкомиссия решила, что раз мистер Кончис все равно здесь,
он может заодно со мной побеседовать. - В комнате он подошел к окну и
залюбовался унылой Шарлотт-стрит. - Потрясающе. Знаете, я просто влюблен в ваш
город.
Я предложил ему кресло поприличнее.
- Так это... мистер Кончис Дал вам мой адрес?
- Конечно. Что-нибудь не так?
- Нет. Все в порядке. - Я сел у окна. - Он рассказывал обо мне?
Он поднял руку, будто успокаивая.
- Ну да, он... то есть я понимаю, он говорил, учителя просто погрязли в
интригах. Чувствую, вы имели несчастье... - Он не закончил фразу. - Вам до сих
пор неприятно об этом вспоминать?
Я пожал плечами.
- Греция есть Греция.
- Уверен, они уже потирают руки при мысли, что к ним едет настоящий
американец.
- Непременно потирают. - Он покачал головой, убежденный, что втянуть
настоящего американца в левантийскую школьную интригу просто невозможно. - Когда
вы виделись с Кончисом? - спросил я.
- Три недели назад, когда он был тут. Я бы раньше к вам зашел, но он
потерял адрес. Прислал уже из Греции. Только утром.
- Только утром?