Язакончил "Волхва" в 1965 году, уже будучи автором двух книг(1), но, если
| Вид материала | Закон |
- Сша орландо мир уолта диснея, 113.72kb.
- «Христиане и язычники», 11.3kb.
- Семинара по хатха-йоге, 217.14kb.
- Андрей Дмитриевич Сахаров родился в Москве 21 мая 1921 г. Его отец Дмитрий Иванович, 369.46kb.
- Больше-Кочинский школьный музей этнографии и фольклора, 25.15kb.
- Джон Пол Джексон находится на переднем крае пророческого служения уже более 20 лет, 2054.58kb.
- Законопроект о президентском сроке поступит в гд в течение двух недель, 3711.67kb.
- Если, по словам Р. Барта, литература это то, что изучают в школе, то очевидна роль, 171.84kb.
- Заметки дежурного по алкогольному рынку, 656.56kb.
- Мюррей Ротбард, 4684.12kb.
вам тоже довелось?
-Да.
- А Жюли - не один. Чтоб тверже выучила роль. Биографию Лилии. А потом -
повадки шизофреников, настоящий спецкурс.
- И под гипнозом выспрашивает?
- По правде - нет. Всякий раз печется, чтоб та, кого он не гипнотизирует,
присутствовала на сеансе. Я сижу и слушаю, с начала до конца.
- И все-таки дело нечисто?
Снова замялась.
- Кое-что нас смущает. Момент соглядатайства, что ли. Кажется, он все
подсматривает, как вы тут с ней кадритесь.
- Взглянула на меня. - Жюли вам рассказывала про сердца трех? - И по лицу
моему догадалась, что нет. - Ну, расскажет еще. Завтра.
- Что за сердца трех?
- По первоначальному плану мне тоже полагалось вступить в игру.
- А дальше?
- Пусть она вам расскажет.
- Мы с вами...? - предположил я.
Помедлила.
- Он уже от этого отказался. С учетом того, как все
[349]
повернулось. Но мы подозреваем, что первоначальный план он вообще не собирался
выполнять. И потому непонятно, зачем я-то здесь болтаюсь.
- Подлость какая. Мы ж ему не пешки.
- Это ему лучше, чем вам, Николас, известно. Дело не в том, что ему надо
поставить нас в тупик. Ему надо, чтоб мы сами его в тупик поставили. - Она
улыбнулась и прошептала: - Кстати, я лично так и не решила, радоваться или
плакать, что прежний план отменен.
- Позволите передать это вашей сестре?
Усмехнулась, отвела взгляд.
- Вы меня всерьез не принимайте.
- Я уж понял, что не стоит.
Сделала короткую паузу.
- У Жюли был очень тяжелый роман, Николас. Совсем недавно он закончился
разрывом. Это одна из причин того, что она уехала из Англии.
- Как я ее понимаю!
- Да, вы должны понимать ее. Но я к тому, что ей и старых мучений
достаточно.
- Я не собираюсь ее мучить.
Подалась вперед.
- У нее просто талант - цеплять не тех мужиков. Вас я не имею в виду, я вас
почти не знаю. Но последнее ее достижение оптимизма не внушает. - И добавила: -
У меня одна мысль: во что бы то ни стало ее уберечь.
- От меня ее беречь не требуется.
- Беда в том, что она всю жизнь ищет поэзии, страсти, отзывчивости - всей
этой романтической дребедени. Мой рацион не в пример грубее.
- Проза и пудинг?
- Я не жду, что у красивого мужчины и душа будет красивая.
Она произнесла это с тоскливой горечью, какая пришлась мне по вкусу. Я
исподтишка взглянул на ее профиль и на миг вообразил иной спектакль, где их роли
схожи, где обе, и темная и светлая, принадлежат мне одному; скабрезные новеллы
Возрождения, где девушки меняются местами, пока не
[350]
наступит рассвет. Я представил, что в будущем, ладно, так и быть, я женюсь на
Жюли, но не менее привлекательная и абсолютно не похожая на нее свояченица
присутствует в нашей семейной жизни, пусть всего лишь в качестве эффектного
контраста. Близнецы - всегда оттенки, соблазны, диффузия двух "я"; тела и души,
отражающиеся друг в друге, неразделимые.
- Мне пора, - шепнула она.
- Успокоил я вас?
- Вы были на высоте.
- Можно проводить вас до места, где вы прячетесь?
- Внутрь вам нельзя.
- Хорошо. Но мне тоже не мешает успокоиться. Замялась.
- Только обещайте повернуть назад, как только я попрошу.
- Согласен.
Мы поднялись и направились туда, где высился в свете звезд Посейдон. И лишь
поравнявшись со статуей, поняли, что не одни в урочище. Замерли. Ярдах в
двадцати пяти, из-за кустарника, росшего по нижнему, обращенному к морю краю
поляны, выступила белая фигура. Говорили мы слишком тихо, чтобы быть услышанными
на таком расстоянии, но все-таки растерялись.
- Черт бы его подрал, - прошептала Джун.
- Кто это?
Она схватила меня за руку и потянула назад.
- Наш обожаемый надзиратель. Оставайтесь на месте. Дальше я пойду одна.
Обернувшись, я всмотрелся пристальней: человек в белом халате врача, как бы
санитар, на лице - темная маска, черты которой невозможно различить. Джун сжала
мне пальцы и уставилась в глаза таким же серьезным взглядом, как ее сестра.
- Я вам верю. И вы нам верьте, прошу вас.
- Что теперь будет?
- Не знаю. Не вступайте в пререкания. Просто возвращайтесь в дом.
[351]
Подалась вперед, притянула меня к себе, чмокнула в щеку. И устремилась к
белому халату. Выждав, пока она подойдет к нему вплотную, я последовал за ней.
Человек молча посторонился, пропуская ее в лесную тьму, но затем опять загородил
собою брешь в кустарнике. Вздрогнув куда сильнее, чем в тот миг, когда впервые
заметил его, вблизи я понял, что маски на нем нет. Это был негр: крупный,
высокий, лет на пять старше меня. Он бесстрастно наблюдал за мной. Меж нами
осталось шагов десять. Он выбросил руки в стороны, предостерегая: проход закрыт.
Кожа его была светлее, чем у большинства негров, лицо гладкое, внимательные
глаза, блестящие, как у зверя, механически фиксировали каждое мое движение. Он
стоял грузно, но напряженно, точно атлет или боксер.
- В шакальей маске ты гораздо красивее, - сказал я, остановившись.
Он не шевельнулся. Но из-за его плеча возникло лицо Джун, встревоженное,
умоляющее.
- Николас! Возвращайтесь в дом. Пожалуйста. - Я вновь уставился на негра. -
Он не может говорить. Он немой, - сказала она.
- А я думал, черные евнухи вымерли вместе с Оттоманской империей.
В лице его ничто не дрогнуло, мне почудилось даже, что он не понял моих
слов. Но тут он сложил руки на груди и расставил ноги шире. Под халатом
виднелась водолазка. Ясно было, что он ожидает моего нападения, и я с трудом
удержался, чтобы не броситься на него.
Пусть решает Джун. Я взглянул на нее.
- Вам ничего не угрожает?
- Нет. Пожалуйста, уходите.
- Я подожду у статуи.
Кивнув, она скрылась. Я вернулся к морскому божеству и сел на его
естественный пьедестал; зачем-то, не знаю зачем, ухватился за бронзовую лодыжку.
Негр стоял со скрещенными руками, будто снулый музейный служитель - нет, скорее
сабленосец-янычар у врат султанова гарема. Я оторвался от лодыжки и закурил,
чтобы приструнить бушующий адрена-
[352]
лин. Прошла минута, другая. Я вслушивался: не раздадутся ли из тайника голоса
сестер, не зарычит ли моторка. Полная тишина. Во мне, кроме мужского
достоинства, униженного на глазах красивой девушки, саднило чувство тревоги и
вины. Теперь Кончис, несомненно, узнает о нашем тайном свидании. А может, и сюда
заявится. Я боялся не столько того, что откроется мое двуличие в идиотской
истории с шизофренией, сколько того, что, демонстративно нарушив оговоренные им
условия, я буду немедленно выдворен из Бурани. Я поразмыслил, не удастся ли
перетянуть негра на свою сторону, убедить его, упросить. Но тот стоял себе во
мраке деревьев, дважды неподвластный моей логике - как представитель расы и как
персона.
Откуда-то с берега донесся свист. С этого момента события развивались
стремительно.
Белая фигура заскользила вверх по склону, ко мне. Вскочив, я проговорил: -
А ну постой-ка. - Однако негр был силен и быстр, точно леопард, выше меня на
целых два дюйма. Физиономия сосредоточенная и злая. Самое неприятное, - я
здорово струхнул, - что в глазах его светилось яростное безумие; у меня
мелькнула догадка - не Хенрика ли Нюгора заменяет тут этот чернокожий? Он с
налету смачно плюнул мне в лицо и засадил в грудь растопыренной ладонью. Край
скального выступа ударил мне под коленки. Я шмякнулся к ногам Посейдона. Глядя в
удаляющуюся спину негра, смахнул харкотину с носа и щек. Хотел было заорать ему
вслед, но передумал. Вытащил платок и тщательно протер липкое, опоганенное лицо.
Подвернись мне сейчас Кончис, я просто убил бы его.
Но Кончис не подвернулся, и я побрел к воротам, а затем - по тропинке к
Муце; прочь от обиталища старика. На пляже содрал с себя одежду и бросился в
море; ополоснул лицо соленой водой, отплыл на сто ярдов от берега. Море кишело
светящимися водорослями, каждое движение оставляло в воде длинный замысловатый
след. Я нырнул, на глубине по-тюленьи перевернулся на спину; звезды растекались
в водной толще белыми кляксами. Прохладное, остужающее море нежно поглаживало
мне пах. Я был волен телом
[353]
и душою, далеко за пределами досягаемости с берега.
Я давно подозревал, что в рассказе о де Дюкане с его коллекцией автоматов
таится скрытый смысл. Именно в такую кунсткамеру Кончис и превращал - по крайней
мере, тщился превратить - Бурани, делал себе кукол из живых людей... и я не
намерен больше потакать ему в этом. Здравые рассуждения Джун подействовали на
меня отрезвляюще. Я - единственный мужчина, на которого они тут могут
положиться; в первую очередь им не амуры мои нужны, а помощь и сила. Но я
понимал, что врываться в дом и скандалить со стариком бесполезно - тот опять
примется лгать напропалую. Как засевшую в пещере тварь, его предстоит выманить
чуть подальше на дневной свет и лишь затем скрутить и уничтожить.
На востоке над морем вздымался темный мыс; стоя в воде вертикально и
медленно перебирая ногами, я понемногу успокаивался. Схлопотав плевок, я еще
дешево отделался; не надо было оскорблять этого типа. Расизм не входит в число
моих грехов... точнее, хотелось бы надеяться, что не входит. Правда, теперь
старику не удастся сделать вид, будто ничего не случилось; ему волей-неволей
придется раскрыть еще несколько карт. Посмотрим, какие изменения он внесет в
завтрашний сценарий. Меня охватило прежнее нетерпение: пусть все напасти, даже
черный Минотавр, обрушатся на меня, коль скоро их так и так не минуешь; коль
скоро близок центр лабиринта, где ждет желанная награда.
Я поплыл к берегу, вытерся рубашкой. Натянул брюки и туфли, отправился к
вилле. Дом спал. У комнаты Кончиса я замер и прислушался, не смущаясь, что кто-
то, возможно, тоже прислушивается к моим шагам по ту сторону двери. Ни звука.
46
Пробудился я непривычно квелым и разбитым - следствие местной жары. Было
около десяти. Я смочил волосы холодной водой, через силу оделся и спустился под
колонна-
[354]
ду. Заглянул под муслиновую салфетку: на столе завтрак и спиртовка, чтоб
подогреть непременную турку кофе. Я чуть помешкал, но никто не появлялся.
Мертвое спокойствие виллы ошеломляло. Я-то думал, сегодня Кончис продолжит
комедию, а сцена пуста. Я сел завтракать.
Покончив с едой, отнес посуду к хижине Марии - вот-де какой я заботливый;
но дверь оказалась на замке. Первая неудача. Я поднялся, постучал к Кончису,
подергал ручку - вторая неудача. Обошел весь первый этаж. Даже разворошил полки
в концертной в поисках Кончисовых трудов по психиатрии - безуспешно. Мной
овладела паника: из-за того, что я натворил ночью, всему конец. Они навсегда
исчезли.
Я поплелся к статуе, обогнул территорию виллы, точно посеял ключ где-то в
траве у забора, и через час вернулся к дому. Все так же пусто. Я чувствовал себя
преданным, одураченным. Что предпринять? Бежать в деревню, сообщить в полицию?
Наконец я спустился на частный пляж. Лодки у мостков не было. Я выплыл из
бухточки, завернул за стрелку, ограничивающую ее с востока. Здесь, меж хаоса
валунов и каменных обломков, круто обрывались в море скалы более сотни футов
высотой - крупнейшие на острове. В полумиле к востоку они образовывали
неглубокую впадину, нечто вроде залива, надежно заслоняя собою берег с тремя
домишками. Я тщательно осмотрел скалы: ни удобного спуска, ни заводи, где могла
бы пришвартоваться самая захудалая лодочка. Однако, похоже, именно в эти места
удалялись сестры, говоря, что идут "домой". Поверху, над кромкой обрыва,
тянулись у подножия сосен низкорослые кусты - укрыться там немыслимо. Оставалась
единственная возможность: девушки пробирались по краю обрыва, а затем
поворачивали в глубь острова и спускались в лес мимо селеньица.
Я заплыл чуть дальше от берега, но попал в струю холодного течения,
отпрянул - и сразу увидел ее. На краю скалы ярдах в ста восточнее стояла девушка
в светло-розовом летнем платье; даже в густой древесной тени она приковывала
взгляд с какой-то роскошной неотвратимостью. Помахала
[355]
рукой, я махнул в ответ. Она сделала несколько шагов вдоль зеленой стены сосен,
солнечные полосы побежали по нежно-алому платью; у меня перехватило дыхание: я
заметил второе розовое пятно, вторую девушку. Они застыли, повторяя одна другую;
ближняя снова призывно помахала рукой. Обе повернулись и скрылись из виду, будто
намереваясь идти мне навстречу.
Минут через пять-шесть я, запыхавшись, обернув рубахой мокрые плавки,
перебрался через овраг. У скульптуры их не оказалось, и я с досадой подумал, что
меня опять дразнят, что мне дали полюбоваться на них для того лишь, чтобы
окончательно упрятать. Мимо рожкового дерева я спустился к скалам. Меж стволов
нестерпимо заблистала морская голубизна. И тут я отыскал их. Девушки сидели в
тени на восточном склоне маленького, покрытого дерном каменного утеса. Не
спуская с них глаз, я замедлил темп. На них были совершенно одинаковые
простенькие платья с короткими, чуть присобранными рукавами и глубокими вырезами
у горла, гольфы в синюю крапинку, светло-серые туфли с низким каблуком. Они
смотрелись женственно и очаровательно, будто девятнадцатилетние барышни,
вырядившиеся на воскресный пикник... но вырядившиеся, на мой вкус, слишком
тщательно, по-городскому - особенно некстати была плетеная корзинка, что лежала
у ног Джун и придавала им обеим вид вечных кембриджских студенток.
При моем приближении Джун встала и пошла мне навстречу. Волосы у нее, как и
у сестры, были распущены; золотистая кожа, загоревшая даже сильнее, чем мне
показалось ночью; переводя взгляд с одной на другую, я отметил, что внешне она
куда прямодушнее сестры; в ней то и дело сквозили повадки бойкого мальчишки.
Жюли пристально наблюдала за нами. Она явно намеревалась держаться строго и
отчужденно. Джун усмехнулась.
- Я ей сказала, что вам все равно, с кем сегодня гулять, с ней или со мной.
- Мило с вашей стороны.
Взяла меня за руку, подвела к утесу.
- Вот он, рыцарь наш в лучистых латах.
[356]
Жюли посмотрела холодно.
- Привет.
- Она все знает, - сообщила ее сестра.
Жюли искоса взглянула на нее.
- И знаю, кто во всем виноват.
Но затем встала и спустилась к нам. Укор сменился состраданием.
- Как вы добрались до дому?
Я рассказал им про плевок. Сестры и думать забыли о своих размолвках. На
меня с тревогой уставились две пары серо-голубых глаз. Потом они переглянулись,
будто моя история подтверждала их собственные выводы. Жюли заговорила первой.
- Вы Мориса сегодня видели?
- Ни следа.
Они вновь переглянулись.
- И мы не видели, - сказала Джун.
- Все вокруг точно вымерло. Я вас все утро искал. Джун посмотрела мне за
спину, в глубину леса.
- Это с виду вымерло. Как бы не так.
- Что это за гнусный чернокожий?
- Морис называет его своим слугой. В ваше отсутствие он даже за столом
прислуживает. Его обязанность - опекать нас, пока мы в укрытии. Нас от него уже
воротит.
- Он правда немой?
- А шут его знает. Мы считаем, что нет. Все время сидит и пялится. Словно
вот-вот откроет рот.
- Не пытался он...?
Жюли покачала головой.
- Он навряд ли соображает, какого мы пола.
- Ну, тогда он еще и слепой вдобавок.
Джун поморщилась.
- Да, не везет ему, зато нам с ним повезло.
- Старику-то он настучал про ночные дела?
- Тем более странно, почему тот не показывается.
- Собака, не залаявшая ночью(1), - вставила Джун.
----------------------------------------
(1) Крылатая фраза Шерлока Холмса из новеллы Артура Конан-Дойла "Серебряная
метка".
[357]
Я взглянул на нее.
- По плану нам ведь не полагалось знакомиться.
- Это до сегодняшнего дня не полагалось. А нынче мне предстояло вкручивать
вам мозги вместе с Морисом.
- После очередной моей выходки - убогая, что с меня возьмешь, - добавила
Жюли.
- Но теперь-то...
- Да мы и сами озадачены. Беда в том, что он не сказал, какой будет
следующий этап. Кем нам надо притвориться, когда вы раскусите вранье про
шизофрению.
- И мы решили стать самими собой, - заявила Джун.
- Посмотрим, что из этого выйдет.
- А сейчас пора рассказать мне все без утайки.
Жюли холодно взглянула на сестру. Джун нарочито изумилась:
- Выходит, я вам тут ни к чему?
- У тебя есть шанс еще часок покоптиться на солнышке. За обедом мы, так и
быть, стерпим твое общество.
Присев в реверансе, Джун сходила за корзинкой; удаляясь в сторону пляжа,
погрозила пальцем:
- Все, что меня касается, потом перескажете. Я рассмеялся и запоздало
перехватил прямой, угрюмый взгляд Жюли.
- Было темно. И одежда такая же, так что я...
- Я очень на нее сердита. Все и без того запуталось.
- Она совсем не похожа на вас.
- Мы с детства стремились друг от друга отличаться.
- Тон ее потеплел, стал искреннее. - На самом деле мы не разлей вода.
Я взял ее за руку.
- Вы лучше.
Но она отстранилась, хоть руки не отняла.
- Там, в скалах, есть удобное место. И мы наконец побеседуем без чужих
глаз.
Мы пошли меж деревьев на восток.
- Вы что, по-настоящему злитесь?
- Сладко было с ней целоваться?
- Я ж думал, что она - это вы.
[358]
- И долго вы так думали?
- Секунд десять.
Рванула мою руку вниз.
- Врун.
Но в углах ее губ появилась улыбка. Мы очутились у естественной скальной
стены; одинокая сосенка, крутой спуск к обрыву. Стена надежно укрывала нас от
соглядатаев с острова. Под сенью жидкого, потрепанного ветрами деревца был
расстелен темно-зеленый коврик, на котором стояла еще одна корзинка.
Оглядевшись, я заключил Жюли в объятия. На сей раз она позволила поцеловать
себя, но почти сразу же отвела лицо.
- Мне так хотелось выбраться к вам вчера.
- Жаль, что не вышло.
- Пришлось отпустить ее одну. - Сдавленный вздох.
- Все время ноет, что мне самое интересное и важное достается.
- Ну ничего. Теперь у нас весь день впереди.
Поцеловала сырой рукав моей рубашки.
- Нам надо поговорить.
Сбросила туфли и, подогнув под себя ноги, уселась на коврик. Над кромкой
синих гольфов торчали голые коленки. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что
платье у нее белое, но покрытое частым мелким узором из розочек. Глубокий вырез
приоткрывал ложбинку меж грудей. В этом одеянии она казалась доверчивой, как
школьница. Бриз трепал пряди волос за ее плечами, точно на пляже в день, когда
она звалась Лилией, - но тот ее облик уже отхлынул, будто волна с галечного
берега. Я сел рядом, она потянулась за корзинкой. Ткань обрисовала линию груди,
хрупкую талию. Повернулась лицом ко мне, наши глаза встретились; гиацинтово-
серая радужка, скошенные уголки - засмотрелась на меня, забылась.
- Ну, приступим. Спрашивайте о чем хотите.
- Что вы изучали в Кембридже?
- Классическую филологию. - И, видя мое удивление:
- Специальность отца. Он, как и вы, был учителем.
- Был?
[359]
- Погиб на войне. В Индии.
- Джун тоже классичка?
Улыбнулась.