5. о принципах социализма, в частности, об стк, о народных предприятиях и др
| Вид материала | Документы |
СодержаниеТрудовая гармония Трудовая гармония Но для этого требуется, на мой взгляд, очередной методологический поворот, очередная постановка идеи "с головы на ноги". На этот |
- Российская федерация орловская область краснозоренский районный совет народных депутатов, 107.88kb.
- Вней Борис Павлович рассуждал о сущности научного социализма. По окончание лекции, 142.58kb.
- Берёзовский сельский совет народных депутатов умётского района тамбовской области двадцать, 15.62kb.
- 2(786) 14 21 января 2008 Советы посторонних, 171.54kb.
- Концепция социализма в экономическом наследии Ленина и Сталина. Основные школы «политической, 15.92kb.
- Концепция социализма в экономическом наследии Ленина и Сталина. 22. Основные школы, 17.42kb.
- Решение, 188.23kb.
- Лекция 10. Сср в 1945 конце 1980-х, 139.83kb.
- Роль банков в формировании финансовой инфраструктуры, 329.18kb.
- Концепция социализма в экономическом наследии Ленина и Сталина. 22. Основные школы, 15.95kb.
В уже вышеупомянутой статье «Общественная собственность, социализм, коммунизм» В.Предтеченский дает ответ на вопрос о структуре общества «Кибернетизованного коммунизма». Он пишет: «Альтернативой такой социалистической кибернетизации, подавляющей производственный коллектив, может быть только коммунистическая реорганизация социальной воспроизводственной структуры. Т.е. элементарная общественная ячейка, капиталистический тандем «производство – сбыт», должен быть заменён тандемом «рабочая сила – производство». Это и есть, структурно, та самая коммуна, которая породила человечество и имела место 90% времени его существования.
Для цивилизованной коммуны так же, как и для родовой, первобытной нет проблем в сбыте продукции. В первом случае, общественный обмен коллективного продукта труда берёт на себя кибернетическая система. А во втором, продукт труда вообще не вырабатывался: сбыта и устойчивого межродового обмена не существовало – все производственные изделия потреблялись родом непосредственно. Производилось – по потребности. Следовательно, социально кибернетическая система также должна учитывать потребность этих общественных «клеточек», коммун, удовлетворить потребности коллективного производства и коллективной рабочей силы. И это касается не только производственных, но и «непроизводственных» коммун: распределяющих, корректирующих и, наконец, научных».
На вопрос, что из себя представляет коммуна, мы находим разъяснение в другой статье В.Предтеченского « Трудовая гармония» (ссылка скрыта): «Коммунистический способ производства будущего цивилизованного устройства общественного хозяйства обязан восстановить попранные хозяйственные связи изначального человеческого общежития первобытного коммунизма в воссоздании коммун – “…возрождением – но в высшей форме – свободы, равенства и братства древних родов” (К. Маркс и Ф. Энгельс, Собр. Соч., Т. 21, С. 178). Воспроизводство рабочей силы и процесс производства должны принадлежать тем, кто эти функции и осуществляет: самоуправляемому коллективу предприятия – коммуне. То, что коммуна есть коммунизованное производственное предприятие, а не общество-коммуна и не глобальная коммуна, отмечал уже Энгельс в “Принципах коммунизма”: “9)…дворцов… в качестве общих жилищ для коммун…” (Собр. Соч., Т. 2, С. 322). Рабство в последней его наёмной форме исчезает, будто его и не было. И такие тенденции ныне проявляются – в технически, однако, отсталых производствах, напр., в сельскохозяйственных (израильских кибуцах) и др. христианских и магометанских религиозных и новорелигиозных общинах. Цивилизованный же коммунизм способен революционно – сугубо научно – самоосуществиться в развитых (капитализмом) производственных сферах. Но начинать подготовку этого своего осуществления коммунизм должен в таких производствах, которые способствуют возрождению экологии, среды человеческого обитания, а не её капиталистическому убийству. И производственно-воспроизводственные организмы – социально тандемные ячейки коммунизма – цивилизованные коммуны должны стать тому залогом. А вот, вся сфера обмена продукта труда должна быть в непосредственном ведении научных органов общества. Частная торговля, а вместе с ней случайностная “меновая стоимость” и товар, и стихийный рынок, контролируемый лишь “курсом” валют, акций, “процентом”, всей хаотической атрибутикой капитализма (над угадыванием которой трудятся ныне миллионы людей), уходят в небытие. Всё это буржуазное мистическое снадобье должно быть заменено научным исчислением потребительной стоимости и расчётной стоимости продукта труда и их отношениями, а также научным нормированием необходимого и прибавочного продукта в целях научно же обоснованного социального развития. Начинать эти научные вычисления могут и обязаны только коммунистически убеждённые социологи и экономисты».
Откровенно говоря, вышеприведенная выдержка из статьи не внесла ясности в вопрос о том, что из себя будут представлять коммуны в «Кибернетизованном коммунизме», что конкретно из себя будут представлять «производственно-воспроизводственные организмы – социально тандемные ячейки». Если исходить из их названия, то, как будто бы они будут наряду с производственными функциями выполнять и функцию воспроизводства людей в рамках совместного проживания в определенных территориальных анклавах.
Возьмем, к примеру, производство самолетов или крупнотоннажных пассажирских судов. Спрашивается, будет ли коммуна той производственной единицей, которая обеспечит их строительство? И почему все работники, занятые на этих предприятиях, должны обязательно проживать вместе в виде самостоятельной общины-коммуны?
В.Предтеченский в статье « Трудовая гармония» выделяет три основных типа коммун – производственную, продуктовую и научную. Описанию их функций он посвящает специальные параграфы. Желающие могут с ними познакомиться по вышеприведенной ссылке. Единственное, что я здесь хочу воспроизвести слово в слово – так это то место в статье, где В.Предтеченский пишет о процессе воспроизводства рабочей силы: «…превалирующая часть воспроизводственных мероприятий, - сообщает нам В.Предтеченский, - особенно при производстве рабочей силы (напр., квалифицированные роддома, детские учреждения, общее и высшее образование, прикладное и классическое искусство), неспособна замкнуться в рамках основных типов коммун, в силу их особой специализации». И после этого разъяснения вновь возникает вопрос, что же все-таки из себя будут представлять т.н. производственно-воспроизводственные организмы, именуемые коммунами?
Что же касается кибернетической составляющей коммунистического общества, то возникает вопрос – почему «сфера обмена продукта труда должна быть в непосредственном ведении научных органов обществ», а не самих коммун? Почему в «Кибернетизованном коммунизме» необходимо обеспечивать научное нормирование «необходимого и прибавочного продукта в целях научно же обоснованного социального развития»? Кто и по каким критериям будет отбирать для выполнения всех этих функций кибернетического управления только коммунистически убеждённых социологов и экономистов?
Я думаю, что лучше всего демонстрирует внутреннюю логику концепции В.Предтеченского следующая выдержка из заключительного раздела статьи «Трудовая гармония»: «Таким образом, этот структурный Тетраэдр дифференцированных общественных связей показывает становление, действие, продуктивность и управляемость, в трёх уровнях, общественных производительных сил. Эта материальная сторона общественного воспроизводства заключена в трёх-координатном, “пространственном”, поле. А вот производственные отношения оказывались как бы вне поля зрения.
Эти производственные отношения заложены, прежде всего, в самом коммунном общественном устройстве. А именно, коллективная рабочая сила и коллективный процесс производства (как и продуктового обмена и научных корректировок) находятся в коллективной собственности коммун. Это и есть непосредственно коммунистические производственные отношения. Причём, каждая коммуна автономна и, в то же время связана в общественно воспроизводственной структуре.
Предмет же и продукт труда (как элементарный, так и совокупный, как необходимый, так и прибавочный, как жизненное средство, так и средство производства) непосредственно не принадлежат никому и никакой из коммун: находятся в общественной собственности, как при научной их обработке, так и при анализе, обращении и распределении. Это – социально-научные производственные отношения. В комплексе, производственные отношения несут в себе общественно-коммунистический характер. Все коммуны заинтересованы в научном движении общественных средств. Все коммуны одинаково научно заботятся о тех общественных средствах, которые проходят через их руки. Ведь коммунистическая наука диалектико едина для всего общественного воспроизводства. И действия коммун подчинены научным методикам».
Возможно, кому-нибудь из читателей удастся понять, как между собой стыкуются следующие места из вышеприведенной выдержки: 1) «коллективная рабочая сила и коллективный процесс производства (как и продуктового обмена и научных корректировок) находятся в коллективной собственности коммун» и 2) «предмет же и продукт труда (как элементарный, так и совокупный, как необходимый, так и прибавочный, как жизненное средство, так и средство производства) непосредственно не принадлежат никому и никакой из коммун: находятся в общественной собственности, как при научной их обработке, так и при анализе, обращении и распределении». Я же эту политэкономическую шараду разгадать не смог.
Не внесла ясности и следующая выдержка из переписки на «Импульсе», опубликованная 15 декабря 2011 года: «Коммунары коллективно владеют только технологией производства и коллективной рабочей силой. А материальные средства производства движутся в научном общественном обмене и распределяются между коммунами по научной же их потребности. И никто в коммуне не требует своей "доли" - все заботятся друг о друге – вместе» (ww_p@rambler.ru).
Не могу я согласиться и со следующим определением понятия «собственность», которую предлагает В.Предтеченский: «Собственность - не вещь. Собственность - отношение человека к определённой вещи - насколько эта вещь его. -Но все уже привыкли называть "собственностью" - собственность на материальные средства производства, на орудия производства, в натуре или в деньгах. Оставим эту пагубную привычку в стороне, если мы хотим понять суть общественного воспроизводства, вообще, и коммунистического общественного воспроизводства, в первую очередь (поскольку мы считаем себя коммунистами)!». Собственность – это отношение между людьми по поводу той или иной вещи, а не отношение человека к вещи (см. мою монографию «К общей теории политической экономии»).
***
На сайте «Альтернатив» развернулась интересная дискуссия по проблеме формирования человека коммунистического общества. Некий «Совок» 11 ноября 2011 года написал шокирующее, но в то же время интересное соображение по этой сложнейшей проблеме. Вот оно: «Про писанную торбу и политэкономию». Коммунизм - это общество коммунистов и ничего более, все остальные политэкономические блага, это только следствие главного условия - наличия коммунистического человека, хомо сапиенса с соответствующим разумом. Как его получить, это как раз и задача для современных марксистов, всё остальное несерьёзно».
На это выступление «Совка» отреагировал В.Карасев, который писал: «Ваш тезис "коммунизм - это общество коммунистов" - то же самое, что масло - масляное, а вода - сырая. А тезис "...главного условия - наличия коммунистического человека, хомо сапиенса с соответствующим разумом..." похож на выведение "гомункулуса" в пробирке. 70 лет идеологи сознательно "выводили" нового человека. И как только изменились материальные условия жизни, куда-то исчез и "хомо сапиенс с соответствующим разумом". Ещё раз, вслед за К.Марксом, повторяем: "Бытиё определяет сознание", а не наоборот. Давайте развернём (расшифруем) эту формулу. Будет примерно так. "Индивидуальное бытиё в эпоху развития частной собственности (феодализм-абсолютизм, капитализм-империализм) определяет персональное сознание индивидов. Коллективное бытиё в эпоху уничтожения частной собственности (коммунизм) определяет коллективное сознание и опосредованно через него - персональное сознание индивидов. Между этими двумя формами бытия - революция".
Как будто В.Карасев прав – действительно бытие, т.е. система общественных отношений (и в первую очередь экономических) формирует нравственность человека. Опыт СССР показал, что система качественно новых экономических отношений, исключивших эксплуатацию человека человеком, в сочетании с культурной революцией значительно изменили нравственный мир многих людей. Возник феномен под названием «советский человек» (см. 3-ю главу монографии «Мир на перекрестке четырех дорог…». Однако, как уже отмечалось в работе В.Архангельского, в каждом из советских людей боролись два начала – эгоистическое и коллективистское. В ходе контрреволюции 1990-х гг. на пространстве бывшего Советского Союза победил эгоизм. И сейчас стоит важнейшая и труднейшая задача, о которой пишет «Совок», - как содействовать формированию нравственных черт человека будущего коммунистического общества в капиталистической среде? Мое мнение по этой проблеме изложено в 6 и 7-й главах вышеназванной монографии.
В Интернете 13 ноября 2011 года была распространена статья некоего «Сократа» (info]militarev опубликовано в [info]m_introduction) под названием «Коммунистическое послезавтра». Я ее воспроизвожу полностью, так как она довольно точно характеризует взгляды многих представителей т.н. левого крыла, дистанцирующихся от революционных методов политической борьбы.
«Вот уже полвека с тех пор, как Никита Хрущев выдвинул свой бессмертный лозунг "Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!", слово "коммунизм" воспринимается в нашей стране со снисходительной иронией. Начиная с перестройки, эта ирония из снисходительной стала презрительной.
С падением Советского Союза сам лозунг о "строительстве коммунизма" постепенно стал исчезать из программ левых партий. Социал-демократические партии отказались от идеи "коммунистической перспективы" еще в 50-е годы. Приблизительно тогда, когда Хрущев обещал этот самый коммунизм построить "при жизни нынешнего поколения". Сегодня левые партии гораздо больше говорят о том, как внести справедливость в существующее общественное устройство, чем о перспективах будущего общества без насилия, эксплуатации и угнетения. Даже наиболее радикальные из левых партий отличаются от своих более умеренных сестер не столько вниманием к коммунистической перспективе, сколько уверенностью в том, что внести справедливость в существующее общественное устройство мирным путем невозможно, и что это задача может быть решена только при помощи революции. И такое состояние умов во многом чрезвычайно естественно.
Крах Советского Союза и мировой социалистической системы, приведший практически одновременно и к краху мирового социалистического и рабочего движения, не только вызвал у левых активистов во всем мире ощущение бесперспективности постановки глобальных задач и желание заниматься решаемыми задачами и текущими малыми делами, но и породил у многих чувство того, что этот крах был закономерным, что в основе его лежала фатальная ошибка в самом основании мирового коммунистического проекта. Сейчас, когда Советского Союза не существует почти 20 лет, мне кажется, что уже пришло время проверить эти чувства при помощи разума. Свидетельствует ли крах мирового коммунизма о порочности самой коммунистической идеи, и, следовательно, о том, что левым силам во всем мире следует согласиться с социал-демократической тактикой "великого компромисса" с существующим социальным строем и идти по пути его улучшения в возможных пределах, или же коммунистическая идея остается вполне реалистичной, а ошибка заключалась лишь в способах ее реализации в конкретно-исторических условиях Советского Союза и мировой социалистической системы? Я уж не говорю о том, что допустима возможность и того, что и способ реализации был в основном правильным, а Советский Союз пал в межформационной борьбе жертвой предательства собственных элит, что предсказывал еще Троцкий в "Преданной революции"? Лично мне, как человеку, известному своими социал-демократическими убеждениями, казалось бы, было бы естественным, придерживаться первого ответа на этот вопрос, то есть, считать коммунистическую идею ошибочной изначально. Однако же, я, как бы это не казалось кому-то парадоксальным, вижу у коммунистической идеи во всем мире большое будущее. Однако, считаю это будущее реализуемым только на путях следования социал-демократической тактике "большого компромисса" с существующим социальным строем.
На мой взгляд, лидеры Великой русской революции, в первую очередь, В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий заложили в российской социалистический проект ряд ошибочных идей, которые, в значительной мере благодаря исключительным талантам, можно даже сказать политической гениальности Ленина и Троцкого, оказались внутри этого проекта непреодолимыми, и сделали его в долгосрочной и даже среднесрочной перспективе чрезвычайно уязвимым. Часть из этих ошибок была исправлена благодаря организационному гению И.В.Сталина, но значительная часть из них так и осталась не преодоленной вплоть до краха Советского Союза, оказавшись, в конечном счете, одной из важнейших причин этого краха.
Часть из этих ошибок общеизвестны, часть - становятся понятны только сейчас. Первая из этих ошибок - представление о России как о временном плацдарме, необходимом для разжигания мировой революции, была, в конечном счете, преодолена Сталиным в его совершенно правильной идее "построения социализма в одной отдельно взятой стране". Однако, она не просто стоила нашей стране огромного количества крови, пролитой в первые годы советской власти. Русофобская и вообще человеконенавистническая мысль Ленина о готовности пожертвовать двумя третями русского народа ради победы мировой революции, в превращенной форме тезиса о том, что победа социалистической идеологии гораздо важнее жизни миллионов русских людей, в каком-то смысле вошла в генетику советского проекта и была окончательно оставлена только в хрущевско-брежневские годы. Можно, конечно, сказать, что мысль о России как трамплине для мировой революции была неизбежна в рамках ортодоксального марксизма, однако, в нашей стране к 1917 году уже 70 лет существовали другие варианты социалистической идеологии, в которых - от Герцена и Бакунина, через народников до Кропоткина и эсеров, такая антинациональная и антинародная логика, как у Ленина в этом вопросе, была абсолютно неприемлема.
Вторая из этих ошибок - абсолютно безосновательное преувеличение значения и роли класса индустриальных рабочих в социалистической революции, социалистическом строительстве и социалистическом обществе. Эта ошибка основана на излишне узком толковании мыслей Маркса и Энгельса о диктатуре пролетариата. Там, где основоположники имели в виду под диктатурой пролетариата правление трудящегося большинства, отстранившего от власти эксплуататорско-паразитическое меньшинство, а о промышленных рабочих говорили применительно к развитым западным обществам, в которых рабочие были, по их мнению, наиболее передовым классом и составляли, при этом, большинство в обществе, лидеры русской революции увидели идею о мессианском превосходстве рабочих над всеми остальными трудящимися. Эта ошибка была свойственна РСДРП в целом, большевики разделяли ее с меньшевиками, но делали из нее противоположные выводы. Там, где меньшевики делали вывод о неготовности России к социалистической революции в связи с малочисленностью и неразвитостью в ней рабочего класса, большевики искали оснований для своего возвеличивания рабочих и презрения к крестьянству в связи с его пресловутой "мелкобуржуазной сущностью".
При этом следует понимать, что в то время крестьяне составляли 80% населения нашей страны и представляли собой абсолютное большинство трудящихся. И, таким образом, большевики претендовали освободить от угнетения и эксплуатации трудящихся нашей страны, презирая, и уж в любом случае, не уважая и не считаясь с интересами их подавляющего большинства. И это при том, что, в отличие от РСДРП, все остальные русские социалисты относились к крестьянству, то есть, иначе говоря, к подавляющему большинству нашего народа, прямо противоположным образом. К тому же наряду с понятием "трудящихся" они использовали и понятие "народа", включая в него всех, кроме самых богатых: и мелкую буржуазию, и низшее чиновничество, и офицерство, и даже священников. Я уж не говорю об интеллигенции, которую большинство русских социалистов считало наиболее прогрессивным социальным слоем.
Но наиболее фатальной ошибкой большевиков была третья, заключавшаяся в фатальной недооценке и игнорировании той самой "мелкобуржуазной сущности", которую сами же большевики, с легкой руки Ленина, инкриминировали большинству нашего народа.
Если первые две ошибки приводили только к определенной антинародности советской власти, вызывавшей ответную антисоветскую конфронтацию снизу, которая постепенно сглаживалась, по мере того, как советская власть становилась в хрущевско-брежневские времена все более социально-патерналистской и пронародной, то третья ошибка буквально послужила причиной падения советской власти.
Непонимание того, что носитель мелкобуржуазной психологии испытывает острое и практически неперевоспитуемое желание иметь "собственную корову", привело к тому, что в отсутствие при советской власти иных рабочих мест, кроме работы по найму в госучреждениях, люди с сильно выраженной собственнической психологией буквально заполонили собой верхние и средние этажи управленческой пирамиды практически во всех сферах жизни советского общества. Именно это, на мой взгляд, а вовсе не отсутствие "рабочей демократии", как это считал Троцкий, привело советскую элиту на путь измены собственным идеалам, а советскую власть - к падению. Это же обстоятельство сделало сталинские репрессии гораздо более жестокими и кровавыми, чем они были бы в случае, если бы они не проводились десятками тысяч карьеристов и не сопровождались доносами сотен тысяч корыстных стукачей.
Эти же причины привели к тому, что становой хребет развитой советской власти - научно-техническая интеллигенция, в конце концов, возненавидела собственное государство, будучи измученной чванством, завистью и садизмом карьеристов, занимавших в научно-технической сфере управленческие должности.
Однако, все эти ошибки, допущенные при реализации коммунистического проекта в Советском Союзе вовсе не дискредитируют, на мой взгляд, сам этот проект как таковой. Более того, коммунистическая идея, будучи по своему происхождению идеей принципиально светской, чисто человеческой, никоим образом не претендующей на богооткровенное происхождение, имеет, тем самым, право на ошибки, причем на ошибки с достаточно большим зазором. Ведь человеку свойственно ошибаться. А кто наберется мужества заявить, что менее чем столетняя история коммунистического проекта имеет больше ошибок и преступлений, чем, к примеру, двухтысячелетняя история христианства.
Другое дело, что этот светский секулярный характер коммунистической идеи вовсе не обозначает ее несовместимости с христианством. И мы уже видели в ХХ веке разнообразные формы совмещения социалистического и христианского идеалов от "богословия освобождения" и "богословия революции" в латиноамериканском католицизме до принципа "плюрализма обоснования" в программе социал-демократической партии Германии, согласно которому членом и сторонником партии может быть любой человек, поддерживающий ценности свободы, справедливости и солидарности, независимо от того, из каких мировоззренческих оснований - христианских, марксистских, кантианских и т.д. он исходит.
Так что, с одной стороны, социалистический и коммунистический проекты являются укором историческому христианству, с другой - они поднимают темы, веками обсуждавшиеся в истории христианской мысли. Даже само противопоставление социалистической и коммунистической идеологии имеет свои аналогии в истории христианской политической философии. Святой Фома Аквинский с его идеей о том, что нынешний социальный порядок является следствием грехопадения, но государство, тем не менее, является естественной формой организации жизни людей, в определенном смысле, может считаться предшественником нынешних европейских социал-демократов. А блаженный Августин с его идеей о том, что "государство без Христа является бандитским" выступает предшественником идеи коммунистической. Но, так или иначе, ни ошибки и преступления исторического христианства, ни ошибки и преступления реального социализма не могут служить препятствием для реабилитации коммунистической идеи.
Причем речь здесь идет не только о реабилитации коммунистической идеи как идеологического основания советского общества, не только о реабилитации того, что Зиновьев называл "реальным коммунизмом", но и о перспективах коммунистической идеи как утопии в маннгеймовском смысле, то есть, о том самом "коммунистическом будущем", о котором говорили основоположники марксизма, а потом и сотни тысяч советских пропагандистов и идеологических работников.
Но для этого требуется, на мой взгляд, очередной методологический поворот, очередная постановка идеи "с головы на ноги". На этот раз - идеи коммунизма.
Прежде всего, следует разобраться во взаимоотношениях идеи социалистического общества с идеей общества коммунистического. Коммунистическое общество, как его описывали Маркс и Энгельс, то есть, общество, в котором отсутствуют насилие, угнетение и эксплуатация, а, вследствие этого, отсутствуют государство и деньги как социальные институты, является достаточно естественной утопией. Более того, весьма сходные взгляды разделяли и социалисты многих других направлений, например, основоположники анархизма.
Собственно, сложность в реализации этой утопии была ясна самим основоположникам, которые понимали, что для ее осуществления недостаточно построения справедливого социального строя, но и требуются дополнительные усилия, которые они метафорически обозначили как "воспитание нового человека". Я полагаю, что понимание этой "диалектики объективного и субъективного" могло бы избавить провайдеров Великой русской революции от многих ошибок.
В идее общества социалистического, в отличие от идеи общества коммунистического, ничего утопического, в сущности, нет. Социалистическое общество - это тот максимум социальной справедливости, который может быть достигнут при помощи массовых институциональных реформ, поддерживаемых большинством населения. Этот максимум социальной справедливости ограничен только наличным уровнем производительных сил и возможностями солидарности трудящихся для достижения этой справедливости.
В отличие от социалистического общества, коммунистическое общество названными выше параметрами определяться полностью не может. Даже если бы сегодня была бы возможна материально-техническая база коммунизма, как сочетание неограниченных источников энергии с неограниченными возможностями робототехнической промышленности по производству средств потребления, то создание на этой базе коммунистического общества было бы невозможно без всё того же "воспитания нового человека". В противном же случае, такое "коммунистическое общество" породило бы социальные проблемы, по сравнению с которыми наш сегодняшний постсоветский "дикий капитализм" показался бы раем.
Если посмотреть на эти два проектируемых общества в рамках свойственной социалистической идеологии формационно-исторической перспективы, то социалистическое общество естественно было бы назвать "обществом желаемого завтрашнего дня", а коммунистическое, в рамках той же метафоры - "обществом дня послезавтрашнего".
Отсюда становится естественным методологический принцип - необходимым условием построения "общества послезавтрашнего дня" является предварительное построение "общества дня завтрашнего". То есть, для достижения коммунистического общества необходимо сначала построить общество социалистическое. Именно непонимание этой диалектики и послужило причиной провала советского проекта.
В современных условиях, когда большинство современного человечества живет при разных формах капитализма, задача социалистического строительства естественно разбивается на два этапа.
Первый этап - этап народно-демократического строительства. На этом этапе решаются классические социал-демократические задачи. Трудящиеся (включая мелкую буржуазию) в союзе с национальной буржуазией борются за свои права против блока компрадорской буржуазии и финансовых спекулянтов с коррумпированной бюрократией. Результатом этой борьбы является построение "общества всеобщего благоденствия" - демократического социального государства. Союз с национальной буржуазией на этом этапе абсолютно закономерен, так как национальная буржуазия - единственный из отрядов класса капиталистов, заинтересованный в высоком уровне жизни трудящихся как покупателей собственных товаров. Социальное государство построено в большинстве стран Западной Европы. Для других капиталистических стран задача его построения остается актуальной.
Последние десятилетия, однако, даже самые развитые социальные государства испытывали трудности в связи с процессами экономической глобализации, размывавшими внутренние рынки национальных государств и крайне ослаблявшими национальную буржуазию в пользу международного компрадорского и финансового капитала. Однако, нынешний международный экономический кризис, судя по всему, ослабит процессы экономической глобализации и вновь усилит национальные государства, внутренние рынки и национальную буржуазию.
Этап народно-демократического строительства является существенно национальным. Инструментом социальных преобразований на нем является национальное государство. Субъектом преобразований является политическая нация как "народ-для-себя", народ, осознавший собственные интересы, народ, проявивший реальную социальную солидарность.
Такое понимание "народа" опирается на традиции Великой французской революции, когда в состав народа включали подавляющее большинство населения, за исключением "врагов народа" - аристократов и откупщиков. Другое дело, что и сам народ в таком понимании конституируется непосредственно в процессе социальных преобразований.
И только на втором этапе, этапе собственно социалистического строительства, может вставать вопрос о постепенном размывании национальной буржуазии как класса за счет развития производственного самоуправления трудящихся и переходу к гегемонии союза собственно трудящихся и мелкой буржуазии во всех ее видах. Сегодня до этого этапа не доросла ни одна из стран мира, включая и "коммунистический" Китай.
В истории Советского Союза было несколько периодов, когда мы могли бы перейти к социалистическому строительству, но, увы, история, как любили говорить в перестройку, "не имеет сослагательного наклонения". В любом случае ясно, что социалистическое строительство представляет собой целую историческую эпоху, перескочить которую, перейдя непосредственно к коммунистическому строительству, невозможно без катастрофических последствий. Это, однако, вовсе не обозначает невозможности коммунистического строительства уже сейчас, в период, когда актуальной задачей остается строительство демократического социального государства. Я имею в виду возможность и даже необходимость существования коммунистического уклада внутри народно-демократического и, тем более, социалистического общества.
В свое время Сергей Чернышев в книге "Смысл" блестяще показал значение "будущего в настоящем" в виде существования в качестве отдельных социально-экономических укладов тех социальных форм, которые в будущем становятся всеобщими. Конкретно о коммунистическом укладе не менее блестяще писал в свое время Сергей Кургинян. Я имею в виду изложенную в его "Постперестройке" идею "коммунистических монастырей".
Речь здесь идет о том, что будущее коммунистическое общество подразумевает не просто "нового человека", но вполне конкретные формы общественных отношений, основанные на бескорыстном и заинтересованном труде. Именно это имел в виду Карл Маркс в своей идее "всеобщего труда". Эти идеи развивает уже много лет Вадим Межуев в своих размышлениях о "социализме как культуре".
И я уверен, что уже сегодня при минимальных успехах народно-демократического движения в области борьбы за права большинства возможно и крайне желательно образование "коммунистических общин" творческих людей. Считаю, что прежде всего они возникнут в сфере образования, науки, культуры и научно-инженерного творчества.
Эти "коммунистические общины" не только станут одним из укладов внутри социалистического общества, но и живым ростком коммунизма, приближающим наступление коммунистического будущего. И, таким образом, справедливо осмеянный лозунг Никиты Хрущева о том, что "нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме" может парадоксальным образом оказаться верным».
Как оценивать написанное «Сократом» двадцать первого века?
Сначала об ошибках, допущенных «человеконенавистником» В.Лениным и исправленных «гением» И.Сталина. Согласно трактовке «Сократа», первая стратегическая ошибка В.Ленина состояла в том, что он ориентировался на всемирное продолжение Российской революции и во имя этого готов был положить на алтарь мировой революции жизнь двух третей российского народа. Такая русофобская политика В.Ленина привела де к кровопролитнейшей гражданской войне. И вторая ошибка В.Ленина якобы заключалась в презрении и игнорировании интересов крестьянства, не говоря уже о мелкой буржуазии, низшем чиновничестве, офицерстве, и священников. Конечно, «Сократ» не смог добраться до вершин искажения истории Российской социалистической революции, достигнутых в свое время А.Яковлевым, но и они впечатляют своей лживостью и ненавистью к В.Ленину.
Да, большевики рассчитывали на то, что знамя революции будет подхвачено в Европе. Однако этому не суждено было состояться, ибо революции в Финляндии, Венгрии и Германии были затоплены в крови рабочих и крестьян, дерзнувших взять власть в свои руки. Кроме того, мировой империализм в 1918 году обрушился на революционную Россию, вооружая реакционные силы, финансируя их борьбу против Советской власти. Обескровленная Советская Россия в 1921 году, отбив контрреволюцию и интервенцию, приступила к восстановлению экономики, разрушенной двумя войнами, осознав, что осталась один на один со своим врагами, которые временно вынуждены были отступить. Большевики не хотели Гражданской войны, они просто вынуждены были защищать свою власть. Всякие небылицы о кровожадности В.Ленина и большевиков – это миф, сочиненный антисоветской пропагандой.
Что касается отношения большевиков к крестьянству, то как я писал в своей монографии «Мир на перекрестке четырех дорог…» в параграфе 2.3.3. «Создание основ социалистической экономики», большевики, не только удержав, но и укрепив свою власть в ходе Гражданской войны, приступили к созданию первооснов экономики нового типа, еще невиданной в истории человечества. Начинать эту работу им пришлось на развалинах прежней, довоенной экономики, разрушенной в ходе боевых действий в Первой мировой и Гражданской войнах, в стране, где преобладало крестьянское население, применявшее самые примитивные методы ведения сельскохозяйственного производства с чрезвычайно низкой или нулевой товарностью, где безграмотность скорее была правилом, чем исключением. Именно этими факторами можно объяснить то крайнее напряжение, которым сопровождалось создание основ социалистического общества.
Замысел экономической политики переходного периода, сформулированный В.Лениным, состоял в том, чтобы, опираясь на рабоче-крестьянскую власть в форме Советов, не отменяя, а используя рыночные отношения, допуская существование частного предпринимательства, правда, в ограниченных масштабах, на плановой основе осуществить индустриализацию страны и кооперировать население главным образом в аграрном секторе. Другими словами, население должно было идти к социализму, «руководствуясь собственной выгодой».
Первым позитивным шагом большевистской партии на пути радикальных преобразований была новая экономическая политика (нэп), призванная сменить обанкротившуюся политику военного коммунизма периода Гражданской войны.
Политика военного коммунизма сформировалась в 1918 году в результате борьбы сторонников концепции смешанной экономики (в форме государственного капитализма) во главе с В. Лениным и Л.Троцким, с одной стороны, и левых коммунистов, предводительствуемых Н.Бухариным, отстаивавших идею немедленного введения социализма, с другой стороны. Последняя группировка, включавшая заметную часть партийной элиты, потерпела унизительное поражение в связи с заключением Брест-Литовского договора, но продолжала действовать как фракция большевистской партии, отстаивая свою позицию на страницах журнала «Большевик». Члены этой группы, в которую, в частности, входили А.Коллонтай, В.Куйбышев, Л.Крицмак, В.Оболенский (Н.Осинский), Е.Преображенский, Г.Пятаков и К.Радек, считали себя «совестью революции». Они заявляли, что после Октября В.Ленин и Л.Троцкий неуклонно скатывались к оппортунистическому признанию «капитализма» и «империализма». К ним присоединились и меньшевики, которые в апреле 1918 года в своей газете «Вперед» обвинили В.Ленина в соглашении с буржуазией и проведении антирабочей политики. В.Ленин, который всеми силами стремился избежать обвальной национализации, в свою очередь, называл их утопистами и фантастами, жертвами «детской болезни левизны». Однако фракция эта имела мощную поддержку в среде рабочих и интеллигенции, особенно в московской партийной организации, которая чувствовала для себя угрозу в предложениях В.Ленина и Л.Троцкого вводить «капиталистические» методы хозяйствования». Верх в этом противостоянии взяли левые коммунисты. Была осуществлена программа национализации банков и промышленных предприятий (включая мелкие), железных дорог, торговли. Весной 1919 года вместо кооперативов были созданы потребительские коммуны, через которые население должно было, предъявляя карточки, получать продукты питания и предметы первой необходимости. Была также введена система принудительной трудовой повинности. Н.Осинский следующим образом обосновывал политику военного коммунизма: «Рынок – это очаг заразы, из которого постоянно возникают зародыши капиталистического строя. Овладение механизмом общественного обмена уничтожит спекуляцию, накопление новых капиталов, нарождение новых собственников. Оно вынудит деревенских мелких собственников сперва подчиниться общественному контролю над их хозяйством, потом перейти к общественному хозяйству. Правильно проведенная в жизнь монополия на все продукты земледелия, при которой нельзя будет продавать на сторону ни одного фунта зерна, ни одного мешка картофеля, совершенно лишит смысла самостоятельное хозяйствование в деревне». Лидер левых коммунистов Н.Бухарин в своем произведении «Экономика переходного периода» проводил идею об исчезновении объективных законов при социализме, в котором функционирует организованное хозяйство, выполняющее команды сверху, а сопротивление им подавляется «пролетарским принуждением». Следует отметить, что проведение большевиками радикальной экономической политики было обусловлено не только идеологическими соображениями, но и ожесточенной классовой борьбой. На практике довольно быстро выявилась несостоятельность и пагубность политики экономического экстремизма. В результате ее проведения экономика страны была парализована гиперинфляцией, недееспособной системой взаиморасчетов между национализированными предприятиями. Огромный аппарат ВСНХ практически работал вхолостую. Сокращалось промышленное и сельскохозяйственное производство. Потребности населения удовлетворялись на предельно низком уровне и то главным образом благодаря спекуляции и чудовищно разбухшему черному рынку. В стране нарастало недовольство деятельностью большевиков. Поэтому смена курса была неизбежна. Впервые она была озвучена в январе 1920 года на III Всероссийском съезде Советов народного хозяйства. Съезд принял предложение Ю.Ларина (М.Лурье) упразднить продразверстку, установить натуральный налог в два раза ниже разверстки, а все остальное получать от крестьян путем свободного обмена. Но тогда ее неизбежность еще не была признана руководством партии, поэтому эти постановления съезда остались неопубликованными, а Ларин поплатился за свою инициативу местом в Президиуме ВСНХ. Текст резолюции о нэпе был представлен в ЦК КП (б) только 24 февраля 1921 года, незадолго до Кронштатдского мятежа в начале марта того же года. Выяснение сути НЭП´а породило в партии острые и болезненные дискуссии. Его называли «отступлением», «крестьянским Брестом». В.Ленин же подчеркивал, что в России смычка с крестьянской экономикой (главный смысл НЭП´a) – фундаментальное условие построения социализма. Иными словами, НЭП был вызван не конъюнктурой, а всем типом России как крестьянской страны.
В связи с проводимой большевиками экономической политикой в отношении крестьянства следует отметить довольно распространенную версию о войне большевиков против собственного народа, которую, в частности, высказывает А.Панарин. Говоря, например, о нелегальности РСДРП, возведенной А.Панариным в социокультурную категорию, он совершенно не считается с тем фактом, что, по данным переписи 1922 года, большевистская партия на 22,7% состояла из крестьян по своему дореволюционному происхождению, а в сельской местности этот удельный вес составлял 50,0%. Но дело даже не в социальном происхождении большевиков, а в содержании коммунистического учения. В чем А.Панарин видит враждебность его крестьянству? Где доказательства? Где в произведениях В.Ленина он обнаружил планы борьбы большевиков против крестьянства на втором этапе социалистической революции? Таких доказательств нет. И здесь следует обратиться к содержательной стороне концепции А.Панарина. К.Маркс, будучи родоначальником европейского коммунизма, писал, что эксплуатация крестьян отличается от эксплуатации промышленного пролетария лишь по форме; эксплуататор тот же самый – капитал. В.Ленин в точном соответствии с марксизмом рассматривал крестьянство как союзника рабочего класса. Комментируя события 1918 года в России, он писал: «…наша деревня только летом и осенью 1918 года переживает сама «Октябрьскую» (т.е. пролетарскую) революцию. Наступает перелом. Волна кулацких восстаний сменяется подъемом бедноты, ростом «комитетов бедноты»…» (Ленин В. ПСС. т.28, с.279).
В годы Гражданской войны судьбу революции решило именно крестьянство, вставшее на сторону Советской власти и не поддержавшее Белого движения. Что же касается планов В.Ленина, то истории известен только один – это Кооперативный план, изложенный им в работе «О кооперации» (1923 год). Таковы факты истории – и они никак не вписываются в концепцию А.Панарина.
В годы Гражданской войны, последовавшей сразу вслед за мировой бойней, от разрухи и голода страдали не только крестьяне, но и городское население, в том числе и рабочий класс. Политика военного коммунизма, навязанная стране, была, вне всякого сомнения, стратегической ошибкой большевиков, которая была ими же и признана. Эта губительная политика была, как отмечалось, в значительной мере следствием экспериментаторского зуда утопически (или прямолинейно и наивно?) мыслящих коммунистов, а не порождением какой-то маниакальной идеи уничтожения крестьянства. Те социологи и историки, которые утверждают подобное, просто не осознают в своем антикоммунистическом ослеплении той простой вещи, что