Предисловие

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 7 8 9 10 11 12 13 14 ... 38

Для тяжелых условий России умение приспосабливаться, может быть,

исторически вообще черта самая ценная. Корневая. Но... мы-то живем уже в

другое время. И у следующего президента, как мне казалось, должно появиться

иное мышление, иной взгляд на мир.

...Между тем Черномырдин, как раз незадолго до нашего разговора,

поверил в свою дальнейшую политическую перспективу.

Позиции молодых реформаторов окончательно подорваны. Избавляться в этот

момент от надежного премьера, который не раз выручал меня в кризисных

ситуациях, - полное безумие. Но так складывается, что именно в этот момент я

должен с ним расстаться!

Много писали о моей якобы усилившейся "ревности" к Черномырдину. Вроде

бы его слишком тепло приняли в США, как будущего президента, и я

"взревновал".

...Никогда не испытывал ревности к сильным людям, которые работали

рядом. Напротив, всегда искал их - агрессивных, ярких, решительных - и

находил.

На самом деле все было с точностью до наоборот. Если бы я действительно

верил в то, что Черномырдин сможет стать будущим президентом, провести

болезненные и непопулярные реформы в социальной сфере, добиться

экономического прорыва, я бы обязательно отдал в его руки часть

президентских полномочий, изо всех сил помогал ему готовиться к выборам.

Но я видел, что Черномырдин выборы не выиграет. Сказываются

политический опыт вечных компромиссов, шаблоны осторожного управления,

усталость людей от привычных лиц в политике.

... К отставке Черномырдина я готовился исподволь, тщательно. Искал

кандидатуру нового премьера. Под разными предлогами (как правило, обсуждение

какой-то конкретной проблемы) в течение трех месяцев встречался с теми

сильными фигурами, которые могли бы придать новый импульс реформам - просто

по своей человеческой энергии, менталитету.

За рамки этого процесса я заранее вывел знакомые лица известных

политиков: Явлинского, Лужкова. Мне не хотелось, чтобы на место Черномырдина

приходил человек с грузом долгов и обязательств перед своей партией или

перед "своей" частью политической элиты. Я хотел найти премьера, свободного

от групповщины, от прежней своей политической логики.

Значит, премьер будет, как сейчас говорят, "техническим", или, точнее,

технократическим. Чистый управленец, экономист. Кто же у меня на примете?

...В правительстве есть два очень сильных хозяйственника.

Николай Аксененко, министр путей сообщения. Первый из госмонополистов,

кто провел крутое реформирование своей отрасли, сумел сделать мощный рывок к

рыночным отношениям. Очень существенно, что он в наиболее болезненной

социальной сфере сделал самые важные и точные шаги - снял с баланса все

бывшие железнодорожные больницы, поликлиники, санатории. Это сразу сбросило

огромные гири долгов с железнодорожных компаний. Людям вовремя начали

платить реальную зарплату. И второе - отказался от взаимозачетов, по крайней

мере твердо шел к тому, чтобы его компании работали с живыми деньгами,

нормально развивались и не давали тем самым никому под видом списания долгов

класть в карман заработанные средства.

Владимир Булгак. Его работа - связь. В этой отрасли есть компании

по-настоящему высокотехнологичные, мощные, шагнувшие на мировой рынок. Эта

отрасль наиболее успешная с точки зрения экономики. Может быть, он?

Но вот какое сомнение по поводу этих фигур. Не станут ли "крепкие

хозяйственники", работая на месте председателя правительства, лоббировать

лишь свою отрасль и зажимать остальные? У Виктора Степановича был такой

грех: он почти открыто симпатизировал "Газпрому", который создавал

практически своими руками.

Яркий круг настольной лампы. В кабинете темно. Уже довольно поздно. Все

спят. А я никак не могу принять окончательное решение. Беру ручку и

вычеркиваю две фамилии - Аксененко и Булгака.

Кто же из претендентов остался?

Сергей Дубинин, председатель Центробанка. Во время нашего

"прикидочного" разговора в Кремле я, наверное, впервые за долгое время

обсуждал с ним так подробно не только банковскую деятельность, но и более

широкий круг вопросов: проблемы экономики, политическую ситуацию в стране.

Дубинин - глубокий специалист, интересный, своеобразный человек. Но

Центробанк - такой финансовый инструмент, где от конкретного руководителя

зависит слишком многое. Не хочу создавать новые проблемы в этой болезненной

сфере. Кроме того, сложилось впечатление, что у Дубинина во время кризисных

ситуаций проявляется излишняя вспыльчивость, нет устойчивости в характере.

Андрей Николаев, бывший начальник Федеральной пограничной службы. Из

породы генералов-интеллигентов. Но есть тот же грех и у Николаева - излишняя

вспыльчивость в характере. Написал прошение об отставке, надеясь, что я его

не подпишу. Хотел таким образом разрешить свой конфликт с другими

силовиками. Но я подписал прошение Николаева - не люблю, когда на меня вот

так давят.

Нет. Тоже нет.

Остаются еще двое.

Борис Федоров. У него вроде есть все: опыт, знания, твердость,

решительность. С другой стороны, все экономисты гайдаровского призыва (а

Федоров еще при Гайдаре успел поработать) слишком политизированы и

амбициозны. Один из них, Чубайс, только что ушел из правительства. Нет, в

этом решении не будет логики. Не будет и новизны. Опять перебор старых

фигур, не хочу.

Остается Сергей Кириенко. Я шел к его кандидатуре методом исключения.

Но теперь ясно вижу: не зря он с самого начала казался мне наиболее

перспективным. Это будет неожиданное назначение.

Сергей приехал из Нижнего Новгорода вместе с Борисом Немцовым. Они

друзья. Несколько месяцев проработал первым заместителем министра

топливно-энергетического комплекса. Лишь недавно назначен министром.

Тридцать пять лет. В разговоре с Сергеем меня поразил стиль его мышления -

ровный, жесткий, абсолютно последовательный. Очень цепкий и работоспособный

ум. Внимательные глаза за круглыми стеклами очков. Предельная корректность,

отсутствие эмоций. Выдержанность во всем.

Есть в нем что-то от отличника-аспиранта. Но это не Гайдар, кабинетный

ученый и революционный демократ. Это другое поколение, другая косточка -

менеджер, директор, молодой управляющий.

Главные плюсы - абсолютно свободен от влияния любых политических или

финансовых групп. В силу своей молодости не будет бояться никаких

столкновений, никаких неприятных последствий. Настоящий технократический

премьер! То, что нужно сейчас стране...

Риск? Да. Но риск оправданный. Если мы не продолжим трудные,

болезненные реформы в налоговой, земельной, социальной сферах, если не

примем грамотные законы, страна будет топтаться на месте. В стране так и

будет невнятная, противоречивая экономика.

Я больше не имею права ждать. Итак, Кириенко.

Все мои нынешние оппоненты - начиная от коммунистов и кончая олигархами

- не ожидают подобного хода.

Я даю еще один шанс "второму эшелону" молодой команды, при этом

укрепляя и обновляя ее. Вместе с Кириенко наверняка придут новые люди.

Некий ресурс доверия еще есть в настроениях людей, прессы,

общественности, и Кириенко может вызвать надежды, положительные эмоции. Это

сейчас очень важно.

Последний аргумент, пожалуй, оказался решающим. Сейчас всем нужна некая

новая фигура. Не лоббирующая интересы одних в противовес другим. Не

пришедшая из какого-то лагеря. Не примелькавшаяся в московских эшелонах

власти. Чистая фигура.

Кириенко - именно такой.

Вечером 21 марта, в ту же субботу, когда мы встречались с Виктором

Степановичем, я попросил приехать Валентина Юмашева и Сергея Ястржембского.

Объявил им, что решил сегодня отправить Черномырдина в отставку. Вместе с

ним отправляю в отставку Чубайса и Куликова. Попросил Сергея Ястржембского,

моего пресс-секретаря, подготовить всю публичную сторону этих отставок, а

Юмашева - указы. Сергей сидел с округлившимися глазами, растерянный. Заметно

волновался и Валентин. Для моей молодой администрации это был первый

серьезный правительственный кризис.

Оба, и Юмашев, и Ястржембский, попросили меня перенести отставку с

субботы на понедельник. Объяснения были довольно простые: выходные, страна

отдыхает, многие на даче. В субботу или воскресенье создавать в стране

кризисную атмосферу, а отставка Черномырдина - это серьезный политический

кризис, вряд ли целесообразно.

Не люблю медлить с реализацией принятого решения. И вот почему.

Политика - очень тонкая вещь. И механизм принятия решений требует от

политика особой, почти хирургической, точности. Принятое решение не терпит

пауз. Любая утечка информации - и решение перестает быть сильным и

неожиданным ходом, превращается во что-то прямо противоположное. Начинает

работать мощный фактор давления извне, быстро меняются и обстоятельства.

Все-таки Валентин и Сергей убедили меня - отставка в глазах общества

должна выглядеть спокойным, рабочим моментом, а не чем-то пугающим. Надо

подождать до начала рабочей недели.

"Борис Николаевич, на кого будем готовить второй указ?" - осторожно

спросил в конце беседы Юмашев. ("Кто заменит Черномырдина?" - означал этот

вопрос.)

Повисла небольшая пауза. Двое знающих стратегически важную информацию -

это уже много. Трое - чересчур много.

"Я вам отвечу в воскресенье, - сказал я. - Встретимся еще раз завтра,

во второй половине дня".

Вечером в воскресенье я вызвал Юмашева: "Готовьте указ на Сергея

Кириенко".

Ночью проснулся. Пошел в кабинет - думать.

Господи, Черномырдин со мной с 92-го года! Помню, как трудно и тяжело

мы вместе добивались политической и экономической стабильности в жизни

страны. Черномырдин всегда стремился "разгрузить" меня, взять на свои плечи

побольше ответственности...

Ночью все сомнения острее. Вся окончательность принятого решения

отчетливее. Преданный, надежный, прошедший огонь, воду и медные трубы

премьер сможет выстоять в самой критической ситуации. Может быть, я сделал

ошибку?

... Опасность политического одиночества - вот откуда "синдром отставки"

в жизни любого политика, тем более президента. Любой верный союзник в

политике - на вес золота. И отправлять его в отставку действительно опасно.

Да, Черномырдин - верный. Но вся логика жизни заставляет с ним расстаться.

Кстати, вот еще один вопрос: до конца ли, насколько точно я рассчитал

политический риск?

Ведь в этот момент я расставался с двумя наиболее сильными и верными

своими союзниками - Черномырдиным и Чубайсом. И оказывался, таким образом,

почти в полной политической изоляции. Об этой изоляции, об одиночестве

Ельцина потом будет немало сказано и написано.

... У меня с риском свои, особые отношения. Это не значит, что я ничего

не боюсь или реагирую на опасность не так, как другие люди. Отнюдь нет.

Точно так же - холодом в груди, некоторым шоковым отупением, сердцебиением

(что в тот момент мне было очень некстати).

Но в каждом новом пришествии опасности есть один момент, который можно

и нужно четко уловить: самоосознание. Мысль сама начинает работать, как бы

на автомате, сама ищет выход. И находит, порой совершенно неожиданно!

Риск, в том числе и политический, идет рука об руку с расчетом.

Наиболее точный расчет рождается порой в самой экстремальной ситуации. Так

было и здесь.

... Каждая ночная секунда все тяжелей и тяжелей. Как же заставить себя

спать? Ведь все уже сделано. Все решено...

Понедельник, 23 марта. Кремль. Вращается маятник настольных часов,

равнодушно блестят полированные поверхности. А у меня внутри - огромное

напряжение.

Назначили встречу с Кириенко на 7 утра. До встречи с Черномырдиным.

Государственный человек должен уметь вставать рано.

"Если поручите, Борис Николаевич, я готов", - почти сразу сказал он.

Потом уже пошел куда-то приходить в себя, осмысливать, но мое первое

ощущение от его слов было хорошим - боец!

8 утра. Встреча с Черномырдиным.

Расставание было очень тяжелым. Узнав об отставке, Виктор Степанович

совсем расстроился. Ну что я мог ему сказать? Как объяснить то главное, что

не давало мне покоя все эти месяцы, - нам нужно другое поколение, Виктор

Степанович! Другое поколение!

Я не стал все это обсуждать. Сказал, что двухтысячный год не за горами,

что поручаю ему сосредоточиться на будущих выборах. Надо уже сейчас начинать

работать. Черномырдин растерялся еще больше. Видно было, что морально не

готов к отставке. Лицо отражало смесь гнева и подавленности.

Верный, порядочный, честный, умный Виктор Степанович.

Но - не президент 2000 года.

Каким-то шестым чувством догадывался: не последняя отставка. Нет,

далеко не последняя. Но почему-то даже это не портило настроения. Было

четкое ощущение, что сделал тяжелую работу. Сделал что-то важное.

Впервые во главе страны - молодой тридцатипятилетний человек. Впервые -

дан полноценный, мощный шанс совсем другому поколению политиков. Впервые -

возглавить правительство пришел руководитель, понимающий экономику так, как

это нужно сегодня, сейчас.

Все впервые.

Я испытывал необыкновенный подъем духа, огромный оптимизм, был полон

надежд.

В России уже есть молодое правительство. То самое, о котором мечтал год

назад. Все сбылось. Сбылось почти неожиданно, может быть, даже вопреки всей

логике событий, - но сбылось...

"БЕЗ ГАЛСТУКОВ"

Отставка Черномырдина и назначение Кириенко почти совпали по времени со

знаменитой "встречей без галстуков" лидеров трех государств: Ельцина, Коля,

Ширака. Она состоялась 26 марта 1998 года, в четверг.

Сейчас только Жак Ширак остается на посту президента Франции. Мы с

Гельмутом Колем ушли, причем ушли примерно в одно время.

Правление Коля было отмечено эпохальным, историческим событием -

объединением двух послевоенных Германий, а мое - падением коммунизма,

распадом советской империи, сменой политического строя.

И все-таки ушли мы по-разному. Коль, находившийся у власти уже

пятнадцать лет, снова пошел на выборы, надеясь сохранить за собой пост главы

государства. Я знаю, что многие советовали Гельмуту не делать этого.

Несмотря на огромное уважение к лидеру, добившемуся объединения, Германия

уже психологически устала от Коля. Но он не послушал и проиграл.

На примере Коля мне еще раз пришлось задуматься о том, что умение уйти

- это тоже часть нашей президентской работы, часть политики.

Большая политика - это прежде всего удел сильных, волевых людей. В

конце концов, без воли к власти нет и не может быть руководителя

государства. Власть держит человека, захватывает его целиком. Это не

проявление какого-то инстинкта, лишь со стороны кажется, что власть -

сладкая вещь, на самом деле уже после нескольких лет правления многие из

нас, я уверен, испытывают полное эмоциональное опустошение. Нет, дело не в

инстинкте. Захватывают борьба с обстоятельствами, политическая логика и

тактика, захватывает огромная напряженная работа, требующая от человека всех

физических и душевных сил.

...Да, моменты такой самоотдачи дано пережить не каждому человеку.

Этим и притягивает власть.

Вопреки расхожему мнению я никогда за нее не держался, всегда был готов

уйти сам. И в 1996 году, и в 1999-м этот вопрос - уходить или не уходить -

стоял для меня совершенно по-другому: что я оставлю после себя, какое

наследство, какое завещание?

Не раз и не два, и до, и после 1996 года, я заводил со своими

ближайшими помощниками разговор о досрочной отставке, приводил аргументы: я

устал, страна устала от меня. И видел, снова и снова убеждался, что

альтернативы пока нет.

Нельзя уходить, если есть опасность, что демократический процесс,

процесс реформ может быть остановлен, а страна отброшена назад.

Кто может выдвинуться из когорты новых политиков на роль

общенационального лидера? Кто готов взять на себя ответственность за страну

с переходной, кризисной экономикой, левым парламентом, неотработанными

механизмами гражданского общества?

Бросать Россию в таком положении в новый водоворот политических

страстей я просто не имею права.

Видит Бог, я был абсолютно искренен.

Возвращаюсь к нашей "встрече без галстуков". Идею я высказал еще в

Страсбурге, в 97-м году, когда в кулуарах форума мы стояли втроем с Шираком

и Колем, отвечая на вопросы журналистов. Там же договорились о встрече.

Первоначально я хотел провести "встречу без галстуков" в Екатеринбурге,

у себя на родине. Пройти пешком через границу Европы и Азии. Показать, где

кончается на самом деле географическая Европа. Похвастаться перед друзьями

могучим Уралом. Это был символический, красивый план. Однако согласовать

планы всех троих лидеров, хотя бы на два-три дня, было трудно, а откладывать

встречу очень не хотелось.

Поэтому встречу перенесли в Москву, в подмосковный пансионат "Бор".

Ширак и Коль прилетели почти за полночь, а улетели на следующий день.

Встреча получилась короткая, но очень запоминающаяся.

...Коль и Ширак для меня не просто коллеги. Не просто партнеры.

Все мы трое - дети войны. Люди одного поколения и одного склада -

открытые, прямые, откровенные. С самого начала испытывали друг к другу

искреннюю симпатию.

Наша российская пресса отозвалась о встрече очень тепло. Жак Ширак

назвал ее "мировой премьерой". Да и самым строгим наблюдателям было

очевидно, что происходит нечто необычное. Западная пресса писала и о том,

что "дипломатия без галстуков", неофициальный стол переговоров отнюдь не

угрожают атлантической солидарности.

Действительно, дисциплина внутри НАТО железная. И я уверен, что Коль с

Шираком согласовали наши трехсторонние контакты с американцами. Те

отреагировали довольно спокойно.

...Но мало кто знает, что вокруг "встречи без галстуков" все-таки были

скрытые интриги. И еще какие!

Первыми забеспокоились англичане. По различным дипломатическим каналам

они стали посылать сигналы в наш МИД, что тоже готовы принять участие. С

одной стороны, я обрадовался. С другой... Во-первых, не хотелось расширять

заранее установленный регламент, во-вторых, присутствие недавно избранного

Тони Блэра разрушало наш и психологический, и политический комфорт,

специфический фон встречи. Англия и США - стальной стержень НАТО. Особые

контакты Германии, Франции и России - некий элемент свободы внутри

атлантической заданности.

Элемент свободы, без которого порой становится очень душно...

Но самое главное - Блэр для меня человек другого поколения, другой

формации. При нем встреча станет чересчур официальной. А весь ее смысл -

личное дружеское общение трех лидеров. Человеческий фактор.

Короче говоря, мы послали внешнеполитическому ведомству Великобритании

ответный сигнал: сначала "встреча без галстуков" должна быть опробована в

этом формате. А там посмотрим.

Позднее, в ходе подготовки встречи, был проявлен осторожный интерес со

стороны Италии и других европейских стран. Но мы продолжали готовить встречу

в трехстороннем варианте.

Я предложил Шираку и Колю обсудить концепцию "большой Европы". "Большая

Европа", то есть Европа до Урала, - как пространство для совершенно новой

европейской политики. Не для политики блоков, альянсов. А для строительства

действительно новых связей, человеческих контактов внутри "большой Европы".

Вот перечень международных программ, которые мы обсуждали: транспортный

Blog

Предисловие

Содержание