Предисловие
| Вид материала | Книга |
- Содержание предисловие 3 Введение, 2760.07kb.
- Томас Гэд предисловие Ричарда Брэнсона 4d брэндинг, 3576.37kb.
- Электронная библиотека студента Православного Гуманитарного Университета, 3857.93kb.
- Е. А. Стребелева предисловие,, 1788.12kb.
- Breach Science Publishers». Предисловие. [3] Мне доставляет удовольствие написать предисловие, 3612.65kb.
- Том Хорнер. Все о бультерьерах Предисловие, 3218.12kb.
- Предисловие предисловие petro-canada. Beyond today’s standards, 9127.08kb.
- Библейское понимание лидерства Предисловие, 2249.81kb.
- Перевод с английского А. Н. Нестеренко Предисловие и научное редактирование, 2459.72kb.
- Тесты, 4412.42kb.
результата. Самые разные люди вынуждены были уступить, в чем-то пойти на
компромисс. Я им не давал иного выхода. А тут - за обещаниями, за улыбками -
вот эта тишина. Похоже, ни одна из сторон не считает себя виноватой. Нет
поля для компромисса. Нет конкретных уступок ни с той ни с другой стороны.
Чубайс и Немцов решили действовать на опережение.
4 ноября они приехали ко мне в Горки.
Начал Чубайс: "Борис Николаевич, готовится мощный накат на
правительство. Это будет большой политический кризис". - "Я знаю". - "По
этому поводу мы к вам и пришли. Все нити кризиса в руках Березовского и
Гусинского. Информационную войну надо кончать. Если вы уберете Березовского
из Совета безопасности, он моментально потеряет свой вес, его мнение никого
не будет интересовать, конфликт закончится".
Я смотрел на них и вспоминал, как всего год назад Анатолий Борисович
приходил ко мне и убеждал в том, что Березовского надо назначить
заместителем секретаря Совета безопасности. Он говорил, как важно таких
умных, пусть даже и сложных, неординарных людей, как Березовский, приглашать
работать во власть. Я тогда с ним согласился.
И что произошло за год? Березовский поглупел? Или во власти уже не
нужны умные люди? Вопросы бессмысленные. Не стал я напоминать Чубайсу тот
наш разговор. Я понимал, что он сам его хорошо помнит.
А вице-премьеры продолжали убеждать меня, что Березовского необходимо
увольнять из Совбеза. Человек, который путает бизнес с политикой, не может
занимать эту должность. Приводили примеры, говорили, что Березовский
подрывает авторитет власти в стране. Это недопустимо.
На эту встречу я вызвал и Юмашева. Он тоже внимательно слушал, не
спорил. Потом упрямо сказал, что сейчас против отставки, поскольку это не
успокоит, а еще больше обострит конфликт.
Я помедлил.
"Ваша позиция ясна, Валентин Борисович. Спасибо. Готовьте указ".
Почему тогда, в ноябре, я уволил Березовского? Объяснить свои мотивы
будет, наверное, сложнее, чем кажется на первый взгляд.
... Я никогда не любил и не люблю Бориса Абрамовича. Не любил за
самоуверенный тон, за скандальную репутацию, за то, что ему приписывают
особое влияние на Кремль, которого никогда не было. Не любил, но всегда
стремился держать его где-то рядом, чтобы... не потерять. Парадокс?
Наверное, да. Но для того, кто профессионально занимается политикой или
управлением, - нет. Мы, представители этой профессии, порой вынуждены
использовать людей, к которым не испытываем особо теплых чувств. Вынуждены
использовать их талант, профессиональные и деловые качества. Так было и с
Борисом Абрамовичем.
Да, Березовский - несомненный союзник. Причем давний, проверенный
союзник президента и демократических реформ вообще. Но союзник тяжелый...
Как он сам сказал в телеинтервью: "Я видел Ельцина всего несколько раз
в жизни". И это правда, несколько беглых встреч, несколько коротких
разговоров, всегда официальных. При этом Березовский в глазах людей - моя
вечная тень. За любым действием Кремля всегда видят "руку Березовского". Что
бы я ни сделал, кого бы ни назначил или ни снял, всегда говорят одно и то
же: Березовский! Кто создает этот таинственный ореол, эту репутацию "серого
кардинала"? Он же сам и создает...
Да, я знаю, что в своем клубе в офисе "ЛогоВАЗа" Березовский собирает
влиятельных людей, руководителей средств массовой информации, политиков,
банкиров. Разговор всегда интересный, мыслит Борис Абрамович неожиданно,
хлестко - дай Бог каждому. В этих кулуарах рождаются смелые идеи, как бы
каждый раз заново расставляются фигуры на политической доске. Наверное, это
создает определенный имидж, прибавляет авторитет и вес его словам. Но ведь
на этом все и заканчивается! Нет механизмов, посредством которых Березовский
мог бы оказывать влияние на президента.
Но стоит ситуации обостриться, как Борис Абрамович уже на телеэкране:
"я лично резко против... я считаю... я уверен... " Каждый раз эфирного
времени ему дают немало. И народ думает: так вот кто у нас управляет
страной!
Словом, Чубайс и Немцов дали мне повод избавиться от надоевшей порядком
"тени" - Березовского.
И вместе с тем было такое чувство, что Чубайс кладет голову под топор.
Интуиция не обманула - до новой атаки на правительство младореформаторов
оставались считанные дни.
Реакция Березовского и Гусинского не заставила себя долго ждать. Их
сильные информационные команды на ОРТ и НТВ сделали все, чтобы в глазах
общества Анатолий Борисович оказался с ярлыком плута и проходимца. Лишь
немногие в стране знали, что в реальности Чубайс пострадал только за свои
принципы, которые отстаивал с энергией и убежденностью, достойными "самого
либерального большевика".
События развивались быстро. Информация о не написанной еще книге
"Приватизация в России" легла на стол министру внутренних дел Анатолию
Куликову. Копия договора на книгу спокойно лежала в издательском доме
"Сегодня". Ее авторы - Чубайс, Бойко, Мостовой и Казаков (первый заместитель
главы администрации) - должны были получить в качестве гонорара по 90 тысяч
долларов. Пресса кричала: взятка, подкуп! Казакова я потребовал уволить
сразу. Потом пришла очередь всех остальных.
Анатолий Борисович написал мне письмо, суть которого была в том, что
книга вполне реальная (и она действительно через некоторое время появилась в
книжных магазинах), договор составлен по закону. Но он все же считает себя
виноватым: не подумал о реакции общества на высокий гонорар. Принял на себя
моральную ответственность за случившееся. Письменная форма, выбранная им для
общения, не была случайной. Наши встречи с Чубайсом стали происходить
значительно реже.
"Книжный скандал" был тяжелейшим ударом. И для меня, и для
правительства.
По сути дела, разом ушла вся чубайсовская команда - и из Администрации
Президента, и из Белого дома. Чубайс лишился поста министра финансов. Но
остался вице-премьером. Немцов был уволен с поста министра топлива и
энергетики, тоже сохранив за собой пост вице-премьера.
... В этот момент произошло незаметное на общем фоне событие: Сергей
Кириенко, недавно приехавший из Нижнего Новгорода, был назначен министром
топлива и энергетики вместо Бориса Немцова.
А мне настала пора задуматься о политическом явлении, которое
называлось "Анатолий Чубайс".
... Он фантастически, за считанные дни, недели, месяцы, умел наживать
себе непримиримых врагов. Невозможно было это объяснить рационально - ни
чертами характера, ни его участием в приватизации, которая была для всего
постсоветского общества буквально как красная тряпка. Дальнейшая его карьера
показала, что, каким бы мирным делом Чубайс ни занимался (электричеством,
например), он везде сумеет ввязаться в драку. Но вот парадокс: именно за это
Чубайса и уважали. Ненавидели, боялись - и все-таки уважали. Его "полоскали"
со всех флангов - он был самой желанной мишенью и для коммунистов, и для
либеральных журналистов, и для какой-то части интеллигенции, и для некоторых
бизнесменов. Но в этом напоре, в этой его одержимости своими идеями была для
меня и... притягательность. Я никогда не мог забыть, какая абсолютная и
отчасти зловещая тишина воцарялась в зале заседаний во время выступлений
Чубайса. По себе знаю: политик не может быть удобен для всех, не может быть
благостно принят всеми. Если это политик настоящий, крупный - он всегда
вызывает чью-то отчаянную ярость. Чубайс легко совмещал в себе и взрослый
напор, и юношескую энергию. Я смотрел на него, и мне казалось, что он не
просто одиозный "рыжий", набивший всем и вся оскомину либеральный экономист.
Он - представитель того поколения, которое придет после меня. Придет
обязательно.
Всю осень и зиму 1997/98 года Виктор Степанович при встречах говорил
мне: "Что-то случилось с Чубайсом, Борис Николаевич. Это какой-то другой
человек. Нетерпимый, ничего не желает слушать. Работать стало очень сложно.
Это он у вас в Кремле стал таким. У меня в правительстве он таким не был".
Я еще и еще раз пытался проанализировать эти слова, понять, что
происходит с правительством. Мысли были совсем невеселые.
Связка Черномырдин-Чубайс, на которую я так рассчитывал, трещала по
всем швам. Это проявилось во время "книжного скандала" особенно ярко.
Премьер-министр отстранился от конфликта.
... Последней опорой Чубайса был, в сущности, я. Больше никаких
резервов у Анатолия Борисовича не оставалось.
Изоляция молодых реформаторов от политической и деловой элиты, пожалуй
что и от общества в целом, становилась все больше и больше.
"Книжное дело" было той самой арбузной коркой, на которой
поскользнулась команда молодых реформаторов. Это было обидно и нелепо.
Чем больше было на меня давление общественного мнения, прессы,
банкиров, тем яснее я понимал: Чубайса не отдам! Просто потому, что не имею
права поддаваться грубому шантажу, наглому давлению. Обязан сопротивляться
просто для сохранения в обществе стабильности.
Да, Чубайса (я уже принял это решение) необходимо будет убрать из
правительства. Но когда это сделать и как, это будет МОЕ решение. А не
чье-то.
Но несмотря на это, положение было печальное, политический ресурс
Чубайса в значительной степени оказался исчерпан. Я понимал, что
восстановить свой авторитет он сможет очень не скоро. Тем не менее
зализывать раны не было времени.
"Экономическая атака" должна была продолжаться без пауз и остановок.
КИРИЕНКО
Весной 98-го года я принял окончательное решение: во главе
правительства должен стоять другой человек. С Виктором Степановичем надо
расставаться.
Главная сила Черномырдина - его уникальная способность к компромиссам.
Может помирить всех со всеми, ни одна конфликтная ситуация для него не
страшна. Но вот в чем дело: главный компромисс, на котором Черномырдин и
"просидел" все эти годы - компромисс между рыночными отношениями и советским
директорским корпусом, - сейчас уже невозможен. Он себя исчерпал, этот
компромисс. Нужно двигаться дальше.
Ну и еще одно, уже из области чистой политики. Черномырдин не сможет
удержать страну после моего ухода в 2000 году. Для этого нужен человек более
сильный и молодой.
Вот это соображение - главное.
В последние месяцы 97-го особенно обострились отношения Чубайса с
министром внутренних дел Анатолием Куликовым. Он был активным противником
приватизации, да и всей либеральной экономики. Не раз выступал на заседаниях
правительства не просто с критикой экономических реформ, но и с открытыми
обвинениями: мол, политика молодых реформаторов способствует
злоупотреблениям, разваливает страну, плодит нищих и преступников и так
далее. Анатолий Борисович отвечал ему так же резко.
И в какой-то момент я понял, что с этим все более и более
разраставшимся конфликтом надо кончать. Силовой министр, взявший старт в
своей карьере во время чеченских событий, совсем не устраивал меня в роли
главного спасителя экономики. С такими методами и с такой экономической
идеологией можно было далеко зайти. С другой стороны, постепенно выдыхался и
Чубайс. Лишенный министерства финансов, он оставался идеологом реформ, но
уже не мог быть их мотором. А мне был необходим именно мотор. Так созрела
идея: отправляя в отставку правительство Черномырдина, вместе с ним
отправить в отставку и обоих вице-премьеров - и Чубайса, и Куликова.
Уравновесить две крайности, убрать из раствора оба химических элемента,
которые грозили взорвать всю лабораторию.
В своей политической жизни мне не раз приходилось применять подобные
тактические жертвы и рокировки. Смена кадров при Ельцине стала для
газетчиков притчей во языцех. Но позволю себе напомнить маленькую деталь: ни
одному советскому руководителю не приходилось работать в условиях жесткой
парламентской обструкции, в условиях абсолютной, двухсотпроцентной
открытости в прессе и в условиях волнообразного политического кризиса. Да,
чтобы сохранить статус-кво, мне приходилось то и дело вводить новые фигуры,
кого-то менять, кем-то жертвовать.
Однако любая жертва, любая отставка, любая смена политической
конфигурации не может быть случайной или только тактической. В каждом моем
ходе я обязан иметь в виду общую стратегию, главную задачу.
В связи с отставкой Черномырдина я размышлял о том, кто же доведет до
конца экономические реформы, начатые еще Гайдаром. Кто наконец добьется
прорыва в сфере инвестиций, в бюджетной сфере, налоговой, земельной? Кто
станет мотором молодой команды в правительстве?
Кстати, я до сих пор не разочаровался в Гайдаре, до сих пор уверен в
точности своего тогдашнего выбора, выбора 91-го года. И отпуск
потребительских цен, и весь проект либерализации, названный "шоковой
терапией", считаю правильным. Да, Россия переживала шок с большим трудом. И
в этой новой жизни далеко не все нашли себя и многие до сих пор ищут. Но для
меня в первую очередь было важно, что мы разом отказались от пут
коммунистической экономики.
Разумеется, реформы были далеко не идеальны, часто шли в неверном
темпе, и конечно, не было в то время нормальной властной вертикали для
реализации сложнейших экономических преобразований. Директорский корпус
затаился и "ушел в партизаны". И тем не менее Гайдар сделал
самое главное - научил всех, от министра до грузчика, мыслить
по-рыночному, считать деньги. И я уверен, что дай мы его команде поработать
еще год - и экономика рванула бы вперед, начались бы нормальные процессы в
промышленности, пошли бы те самые западные инвестиции, о которых так мечтало
любое наше правительство.
...Сегодня, когда во взрослую жизнь идет поколение, которое попросту не
помнит бытовых подробностей конца 80-х годов, ругать экономические реформы
Гайдара стало легко. Я был кандидатом в члены Политбюро, руководителем
огромной Москвы и прекрасно помню и знаю, в каком отчаянном положении
находилась страна в недавнем прошлом, о котором так любят рассуждать
коммунисты.
Да, все предприятия работали, но что толку?
В магазинах, даже московских, было хоть шаром покати. Сахар, табак и
другие необходимые продукты покупали по талонам. Страна быстро-быстро
проедала гуманитарную помощь, которую нам предоставили страны Запада,
напомню, на сотни миллионов долларов! Скрытая инфляция была гораздо мощнее
нынешней - открытой.
Мы в Политбюро всерьез обсуждали вопрос о возможности вскрыть военные
склады и пустить на рынок "стратегический военный запас" - крупы, мясные
консервы и так далее. И вряд ли можно забыть еще одну картину того времени -
очереди, очереди, очереди... За всем.
Переход к свободной торговле и отпуску цен разом наполнил товарный
рынок. Но эта экономическая программа требовала консолидированных усилий
всего общества, всех слоев населения, всех политических движений! Именно так
произошло в восточноевропейских странах. Именно так произошло в огромном
Китае, потому что там реформы проводили по решению компартии и никто, ни
один человек, не мог ее ослушаться.
... В нашем случае все было иначе. Никакой гайдаровский закон не мог
пройти через Верховный Совет, ни одна болезненная для населения реформа не
обходилась без жесточайшей политической обструкции. Вместо общих усилий и
терпения мы встретили глухое недовольство, а потом и очень жесткое
сопротивление. Вот такова была цена политической свободы, которая вовсе не
означала автоматически свободную в полном смысле экономику. Напротив,
экономическая свобода и политическая очень часто приходили в противоречие
друг с другом.
Разогнать Верховный Совет, который тогда остро мешал реформам, в 91-м
или 92-м году, сразу после серьезнейших политических потрясений, распада
Союза, было невозможно. Правительство реформаторов не могло работать вместе
с коммунистическим парламентом. И я вынужден был проститься с правительством
Гайдара.
Гайдар передал реформы в руки Черномырдину.
Началась совсем другая эпоха - медленного, осторожного, достаточно
противоречивого реформирования экономики. Тем не менее итоги этой эпохи
нельзя однозначно определять как топтание на месте. Заработали банковская и
кредитная системы, началась приватизация, появился рынок товаров и услуг,
появился класс первых российских бизнесменов.
Для нашей страны, где десятилетиями люди боялись ослушаться вышестоящую
инстанцию, где забыли об инициативе и конкуренции, это была настоящая
революция не только в экономике, политике, но и в сознании.
Пять лет премьерства Черномырдина - огромный исторический срок. Это
были очень насыщенные годы. Только одних денежных реформ за эти годы прошло
у нас несколько. Случались крупные политические кризисы. Были большие
проекты, большие надежды.
Были и большие поражения... Не удалось преодолеть монополизм в
экономике, спад производства, не удалось преодолеть гнилую систему
взаимозачетов, способствующую коррупции и воровству. Не удалось
инвестировать крупные средства в промышленность. А главное - не удалось
по-настоящему улучшить жизнь людей.
В субботу, 21 марта 98-го, Виктор Степанович приехал ко мне в Горки.
Разговор был обычный и невеселый: долги по зарплате, тяжелая ситуация с
выполнением бюджета. Сделав паузу, я вдохнул побольше воздуха и сказал:
"Виктор Степанович, я недоволен вашей работой". - "В каком смысле, Борис
Николаевич?"
Черномырдин посмотрел на меня обреченным взглядом старого, все
понимающего, опытного аппаратчика: "Я подумаю, Борис Николаевич". Высокая и
тяжелая дверь за ним медленно затворилась.
Справедлив ли я к тому, кто уходит? Каждый раз этот вопрос - наиболее
для меня мучительный. Каждый раз, при любой отставке. Объявлять об этом,
пожалуй, самая неприятная часть моей работы. Тот, с кем ты расстаешься,
вроде бы умом понимает, что ничего тут личного нет, что мне так же тяжело,
как и ему, если даже не больше, что смотреть в глаза и произносить: вы
должны уйти - это тяжелейший стресс. Умом понимает, но обида... она сильнее.
Ведь я каждый раз остаюсь. А кто-то - уходит.
Отправлять в отставку умных, преданных, честных людей - тяжелейший
крест президента.
Но есть и другая сторона медали. Еще несколько лет назад политическая
сцена новой России была пустой и голой. Давая шанс политику занять
премьерское или вице-премьерское кресло, я сразу делаю его имя известным,
его поступки значимыми и его фигуру - в чем-то знаковой. Забегая вперед,
могу с уверенностью сказать: Гайдар, Черномырдин, Кириенко, Примаков,
Степашин, Чубайс и другие вышли на политическую сцену благодаря именно тем
неожиданным, порой раздражающим кадровым решениям, которые в свое время
вызывали такой резонанс, столько критики и споров.
Иногда я думаю даже так: а ведь другого способа ввести в политику новых
людей у меня просто и не было!
Однако с Черномырдиным - особый, возможно, самый трудный для меня
случай. Виктор Степанович много раз спасал, выручал меня. Но предаваться
жалости сейчас... не имею морального права. Передать власть я обязан в
другие руки. В чьи? Пока еще не знаю. Думаю.
Как бы это точнее сформулировать... Черномырдин очень сильный человек,
главная сила которого - в умении приспосабливаться к реалиям жизни. На
переходном этапе реформ, полном сложных и противоречивых обстоятельств,
качество действительно очень важное.