Джордж Ритцер Современные социологические теории

Вид материала

Документы

Содержание Сетевая теория, в большей степени сближающая различные подходы Теория рационального выбора Коллективное поведение

Подобный материал:

• Современные социологические теории, 14098.35kb.
• Демонстрационная версия рабочей программы по курсу «социология» выписка из учебного, 59.84kb.
• Выписка из Государственного образовательного стандарта высшего профессионального образования, 270.96kb.
• Программа дисциплины Эмиль Дюркгейм вчера и сегодня для направления/специальности 020300, 87.35kb.
• Конспект лекций по социологии автор составитель, 713.04kb.
• Тематика курсовых работ по общей социологии Современные российские социологические, 35.76kb.
• Примерной программы наименование дисциплины: Современные социологические теории Рекомендуется, 169.92kb.
• Алексеева та современные политические теории опыт запада курс лекций московский государственный, 4958.5kb.
• Примерный перечень тем курсовых работ по дисциплине, 36.79kb.
• Тема: Становление и развитие социологии. Социологические теории, 59.99kb.

Сетевая теория

Представители данного научного направления (например, Harrison White, 1992; Wasserman & Faust, 1994; Wellman & Berkowitz; 1988/1997) настаивают на том, что их подход отличается от социологических подходов, названных Рональдом Бертом «атомистическими» и «нормативными» (Burt, 1982; см. также: Granovetter, 1985). Последние направления изучают принятие действующими субъектами решений изолированно от других акторов. Иными словами, они рассматривают «личные характеристики» субъектов (В. Wellman, 1983). Атомистические подходы не при­нимаются потому, что они сосредоточены на мелких элементах и не учитывают отношения, складывающиеся между акторами. Согласно формулировке Барри Уэлмана, «лучше оставить задачу объяснения индивидуальных мотивов психоло­гам» (Wellman, 1983, р. 163). Конечно, это подразумевает отрицание ряда социо­логических теорий, которые, так или иначе, изучают мотивы.

По мнению адептов сетевой теории, нормативные подходы сфокусированы на культуре и процессе социализации, благодаря которому обеспечивается общность норм и ценностей. Согласно этому отрицаемому подходу, людей объединяют об­щие идеи. Сетевые теоретики, не принимая и это положение, утверждают, что следует изучать объективную модель связей, объединяющих членов общества (Mizruchi, 1994). Вот как Уэлман пишет об этом:

Аналитики сетей стремятся изучать упорядоченный характер поведения людей и со­обществ, а не регулярный порядок убеждений о том, как им следует себя вести. Следо­вательно, они пытаются избежать нормативных объяснений социального поведения. Они отвергают любое положение, трактующее социальный процесс в качестве суммы персональных характеристик индивидуальных акторов и интернализованных норм как не являющееся структурным (В. Wellman, 1983, р. 162)

Подчеркнув категорическое неприятие отдельный идей, теоретики сетевого подхода не менее ясно указывают на отстаиваемые ими принципы и предметы анализа, в том числе и главный — социальные отношения, или объективную мо-

[343]

дель связей, объединяющих членов (индивидуальных и коллективных) общества (Burt, 1992). Уэлман таким образом формулирует данную позицию:

Приверженцы сетевой теории отталкиваются от простой, но внушительной посылки, что первейшим делом социологов должно быть изучение социальной структуры... Наи­более непосредственный способ исследования социальной структуры заключается в том, чтобы проанализировать модели связей, объединяющих членов общества. Анали­тики сетей выискивают за сложной структурой социальных систем глубинную — упо­рядоченные сетевые модели... Действующие субъекты и их поведение рассматривают­ся с учетом ограничений, которые на них накладывают эти структуры. Таким образом, упор здесь делается не на свободно действующих субъектах, а на структурных ограни­чениях (В. Wellman, 1983, р. 156-157)

Одной из отличительных черт сетевой теории является то, что она рассматри­вает широкий круг структур — от микро- до макроуровня. Согласно ей, в качестве акторов могут выступать люди (Wellman & Wortley, 1990), группы, корпорации (W. Baker, 1990; Clawson, Neustadtl, & Bearden, 1986; Mizruchi & Koenig, 1986) и общества. Связи возникают как на глобальном социально-структурном уровне, так и на относительно мелких. Марк Грановеттер описывает такие микроуровне-вые связи, как действие, «вписанное» в «конкретные личные отношения и струк­туры (или "сети") таких отношений» (Granovetter, 1985, р. 490). Но фундаменталь­ная идея в любом случае остается одной: любой «актор» (индивидуальный или коллективный) может обладать различным доступом к ценным ресурсам (благосо­стоянию, власти, информации). Как следствие, структурированные системы стра­тифицированы, и одни их элементы зависят от других.

Пожалуй, одна из главных тенденций в развитии сетевого анализа — его сме­щение от рассмотрения социальных групп и социальных категорий к исследова­нию связей, которые существуют между действующими субъектами, не «в доста­точной мере связанных между собой или сплетенных, чтобы именоваться группами» (В. Wellman, 1983, р. 169). Хорошей иллюстрацией данного тезиса служит работа Гра-новеттера (Granovetter, 1973,1983), посвященная «силе слабых связей». Исследова­тель различает «сильные связи» — например, связи между субъектами и их близ­кими друзьями — и «слабые связи» — например, с просто знакомыми. Социологи исследуют, как правило, первое явление, или социальные группы. Они считают их значимыми, не видя в слабых связях какого-либо большого социологического значения. Однако Грановеттер убедительно показал, что последние способны сыг­рать весьма значительную роль. Например, слабые связи между двумя действую­щими субъектами оказываются порой мостом между двумя группами, внутренние связи в которых сильны. Без этого дополнения две группы оказались бы совер­шенно изолированы друг от друга. А изоляция, в свою очередь, ведет к большей раздробленности социальной системы. Индивид, не имеющий слабых связей, ока­зался бы отделенным, пребывая лишь внутри одной группы, где существует силь­ная взаимосвязь, и не располагал бы информацией о том, что происходит в других группах, равно как и обо всем обществе. Следовательно, слабые связи предотвра­щают изоляцию и обеспечивают индивидам лучшую интеграцию в обществе. Гра­новеттер подчеркивает важность слабых связей, однако уточняет, что «сильные

[344]

связи также обладают ценностью» (Granovetter, 1983, р. 209; см.: Bian, 1997). На­пример, их наличие ведет к усилению мотивации помочь друг другу и готовнос­ти пойти навстречу.

Сетевая теория относительно новая и еще недостаточно разработанной. Как говорит Берт, «в настоящее время существует аморфная совокупность подходов, именуемая сетевым анализом» (Burt, 1982, р. 20). Однако этот подход развивает­ся, о чем свидетельствует ряд вышедших статей и книг, а также тот факт, что в на­стоящее время существует специализированный журнал («Социальные сети»). Даже несмотря на то что сетевая теория складывается из разрозненного числа работ, она базируется на ряде согласованных принципов (В. Wellman, 1983). При­чем их несколько.

Во-первых, связи между действующими субъектами симметричны как в плане содержания, так и по степени интенсивности. Действующие субъекты предостав­ляют друг другу разного рода вознаграждения, при этом интенсивность такого свершения различна. Во-вторых, связи между индивидами следует анализировать с учетом структуры более крупных сетей. В-третьих, структурирование соци­альных связей ведет к появлению устойчивых сетей различного рода. С одной стороны, сети обладают свойством транзитивности: если есть связь между А и Б и между Б и В, то, вероятно, существует связь между А и В. В результате, весьма возможно, наличествует сеть, включающая А, Б и В. С другой стороны, число та­ких связей и степень их интенсивности ограничены. Следовательно, выявятся сетевые скопления, у которых отмечаются четкие границы, отделяющие один кла­стер от другого. В-четвертых, между кластерами, как и между индивидами, может быть образована перекрестная связь. В-пятых, между элементами системы суще­ствуют асимметричные линии связи, что приводит к неодинаковому распределе­нию редких ресурсов. Наконец, оно, в свою очередь, обусловливает как сотрудни­чество, так и конкуренцию. Некоторые группы объединены, чтобы в совместной деятельности добыть редкие ресурсы, тогда как в случае с другими превалирует конкуренция относительно ресурсов и даже вероятны конфликты. Таким образом, сетевая теория учитывает динамику (Rosenthal et al., 1985), поскольку структура системы меняется вследствие изменения моделей сотрудничества и конфликта.

Приведем пример. Мизраши (Mizruchi, 1990) задается вопросом о сплочен­ности корпораций и роли власти. Он утверждает, что исторически сплоченность определялась двояко. Во-первых, с субъективной точки зрения, «сплоченность — это ощущение членами группы своей идентификации с ней, в частности того, что их индивидуальные интересы связаны с интересами группы» (Mizruchi, 1990, р. 21). Очевидно, что упор сделан на нормативную систему, и сплоченность возника­ет благодаря всеобщему утверждению системы норм или под давлением группы. Во-вторых, с объективной точки зрения, «солидарность можно рассматривать как объек­тивный, наблюдаемый процесс, не зависящий от чувств индивидов» (Mizruchi, 1990, р. 22). Поскольку Мизраши — приверженец сетевой теории, ясно, что он придержи­вается объективного взгляда на категорию сплоченности.

Мизраши считает сходство поведения следствием не только сплоченности, но также структурной эквивалентности: «Это те действующие субъекты, чьи связи с другими акторами в рамках социальной структуры тождественны» (Mizruchi,

[345]

1990, р. 25). Таким образом, структурная эквивалентность существует, скажем, меж­ду корпорациями, даже если между ними отсутствует коммуникация. Они ведут себя одинаково, поскольку имеют одинаковые отношения с некой третьей реально­стью в социальной структуре. Мизраши пришел к выводу, что учет структурной эквивалентности позволяет так же, как и категория сплоченности, объяснить сход­ство в поведении. Исследователь вообще придает этому аспекту, предполагающе­му существование сети социальных отношений, огромное значение.

Сетевая теория, в большей степени сближающая различные подходы

Рональд Берт (Burt, 1982) из тех теоретиков, кто вместо какой-либо очередной формы структурного детерминизма стремился разработать подход, который бы ока­зался обобщающим. Прежде всего, Берт указывает, что в теории действия существу­ет расхождение между «атомистическим» и «нормативным» подходами. Первый «предполагает, что альтернативные действия независимо оцениваются отдельны­ми акторами, выносящими оценки безотносительно к другим действующим субъек­там», «при нормативном же подходе интересы отдельных акторов воспринимаются как взаимозависимые в рамках системы, поскольку социальные нормы вырабаты­ваются в процессе взаимной социализации акторов» (Burt, 1982, р. 5).

Берт отстаивает позицию, которая «устраняет разрыв между атомистическим и нормативным действием», будучи «скорее своеобразным третьим подходом, объединяющим два других, нежели не их синтезом» (Burt, 1982, р. 8). Исследова­тель называет свой подход структурным и видит его главное отличие от выше­указанных в «постулате пограничной оценки. Критерий его заключается в том, что ряд свойственных субъекту статусов/ролей порождается разделением труда. Ак­тор оценивает пользу альтернативных действий, принимая во внимание как соб­ственные обстоятельства, так и обстоятельства других людей» (Burt, 1982, р. 8). Он считает, что такая позиция оказывается логическим продолжением атомисти­ческого подхода и «эмпирически точным ограничением» нормативной теории.

На рис. 8.1 схематически показана структурная теория действия Берта. Соглас­но ей, «субъекты действуют под давлением социальной структуры» (Burt, 1982, р. 9; см. также: Mizruchi, 1994). Как полагает этот ученый:




[346]

Действующие субъекты пребывают в рамках социальной структуры. Она определяет их социальное сходство, которое, в свою очередь, формирует их восприятие преиму­ществ, что связаны с тем или иным из альтернативных действий. Одновременно со­циальная структура по-разному ограничивает действия акторов. Следовательно, они преследуют собственные интересы вплоть до границ возможного, т. е. того рубежа, когда их интересы и сама способность действовать формируются социальной струк­турой. Наконец, действия, осуществляемые под таким давлением, могут изменить саму социальную структуру, что способно привести к появлению новых ограничений, с каким сталкиваются действующие субъекты, пребывающие в рамках данной струк­туры (Burt, 1982, р. 9).

Теория рационального выбора

Несмотря на оказанное теорией рационального выбора влияние на развитие тео­рии обмена, она находилась в стороне от доминирующего направления социоло­гической теории (Hechter & Kanazawa, 1997). Во многом благодаря усилиям од­ного человека, Джеймса С. Коулмена, эта теория стала одной из «злободневных» в современной социологии (Chriss, 1995; Tilly, 1997). Во-первых, Коулмен основал в 1989 г. журнал «Рациональность и общество», преследующий цель распростране­ния теории рационального выбора. Во-вторых, Коулмен (Coleman, 1990) опублико­вал чрезвычайно влиятельную книгу «Основания социальной теории». Наконец, в 1992 г. он стал президентом Американской социологической ассоциации. Вос­пользовавшись случаем для продвижения теории рационального выбора, он вы­ступил на собрании ассоциации с обращением «Рациональное переустройство об­щества» (Coleman, 1993b).

Поскольку основные принципы теории рационального выбора уже были на­мечены, следует начать со вступительных замечаний Коулмена (Coleman, 1989) к первому номеру «Рациональности и общества». Журнал задумывался как меж­дисциплинарный, поскольку данная теория (или, как говорил сам Коулмен, «па­радигма рационального действия» [1989, р. 5]) единственная, обладающая воз­можностью интегрировать различные парадигмы. Коулмен утверждает, что такой подход разработан на основе методологического индивидуализма, и применяет теорию рационального выбора в качестве микроуровневого основания, привле­каемого для объяснения явлений макроуровня. Интересно, что Коулмен не счи­тает «конгениальными»:

работу, которая методологически холистична, затрагивает лишь поверхность системы и не обращается к исследованию действующих субъектов, чьи действия порождают саму эту систему... понимание действия как исключительно экспрессивного, иррацио­нального, а также представление о действии как полностью определяемом внешними силами без опосредования интенции или цели. Наш подход не предусматривает эмпи­рические исследования, охотно проводимые в социальной науке, когда индивидуаль­ное поведение «объясняется» определенными факторами или детерминантами без уче­та какой-либо модели действия (Coleman, 1989, р. 6)

Таким образом, журнал «Рациональность и общество» закрыт для многих со­циологических исследований. Вместе с тем в зоне интересов издания остаются

[347]

макроуровневые подходы и их взаимосвязь с рациональным действием. Кроме подобных академических соображений, Коулмен настаивает на том, чтобы иссле­дования, следующие концепции рационального выбора, были практическим об­разом связаны с нашим меняющимся миром. Например, Хекаторн и Броудхед (Heckathorn & Brqadhead, 1996), опираясь на теорию рационального выбора, ис­следовали вопросы социальной политики, касающейся профилактики СПИДа.

«Основания социальной теории»

Коулмен утверждает, что социология должна рассматривать социальные системы, однако такие макроявления следует объяснять внутренними факторами, прежде всего, обращаясь к рассмотрению индивидов. Он выделяет исследования этого уровня по нескольким причинам, в частности, потому что данные обычно собира­ются на индивидуальном уровне, а затем группируются или компонуются, обра­зуя системный уровень. Приверженность Коулмена изучать уровень индивида объясняется еще и убеждением, что на этом уровне реализуются «интервенции», нацеленные на осуществление социальных изменений. Как мы увидим дальше, центральное место во взглядах Коулмена занимает идея о том, что социальная теория не является просто академической деятельностью — она должна с помо­щью таких «вмешательств» воздействовать на социальный мир.

Признавая свой интерес к индивидуальному, Коулмен соглашается, что он методологический индивидуалист, хотя и рассматривает свой подход в качестве «особого варианта» данной позиции. Его взгляд специфичен в том смысле, что исследователь воспринял идею эмерджентности. Кроме того, фокусируясь на внутренних для системы факторах, он не расценивает их обязательно как инди­видуальные действия или ориентации. Следовательно, предметом анализа могут быть не только такие микроуровневые явления, как индивиды.

Приверженность Коулмена концепции рационального выбора отражается в его главной идее о том, что «люди стремятся к достижению своей цели, причем цель (апоэтому и действия) формируется ценностями или предпочтениями» (Coleman, 1990, р. 13). Но одновременно Коулмен (Coleman, 1990, р. 14) уточняет, что в тео­ретическом плане ему требуется концептуально более определенное представление о рационально действующем субъекте, которое можно реально заимствовать из по­литэкономии. Согласно этой концепции, акторы выбирают те действия, что способ­ствуют извлечению максимальной пользы, удовлетворяют потребности и желания

Ключевые понятия в теории Коулмена — акторы и ресурсы. Ресурсы — это то, что контролируется действующими субъектами и в чем те так или иначе заинте­ресованы. Учитывая два этих элемента, Коулмен описывает, как их взаимодей­ствие выводится на системный уровень:

Минимальная основа социальной системы действий — два актора, каждый из которых контролирует ресурсы, в которых заинтересован другой. Именно заинтересованность в ресурсах, контролируемых другим, заставляет субъектов быть целеустремленными и участвовать в действиях, включающих обе стороны в... систему действий.... Именно эта структура, наряду с целеустремленностью акторов, стремящихся по максимуму реали­зовать свои интересы, обусловливает взаимозависимость их действий, придавая им системный характер (Coleman, 1990, р. 29)

[348]

Исходя из теории рационального выбора, Коулмен далек от мысли, что данный подход даст ответы на все возникающие вопросы. Однако он убежден в ее способ­ности развиваться в этом направлении, так как утверждает, что «успех основан­ной на рациональности социальной теории заключается в последовательном со­кращении той сферы социальной деятельности, которая не поддается объяснению этой теорией» (Coleman, 1990, р. 18).

Коулмен признает, что в реальном мире люди не всегда ведут себя рациональ­но, но считает, что это не имеет для его теории большого значения: «Я думаю, что выдвинутые теоретические предположения останутся по сути своей такими же, вне независимости оттого, действуют ли субъекты, четко придерживаясь принципа рациональности, как это обычно наблюдается» (Coleman, 1990, р. 506; Inbar, 1996),

Сосредоточенность Коулмена на рациональном действии индивида подска­зывает, что его подход предусматривает сцепление микро- и макроявлений или объяснение того, как комбинация индивидуальных действий сказывается на по­ведении системы. Придавая этому вопросу наибольшее значение, Коулмен инте­ресуется переходом от макро- к микроуровню или тем, каким образом система ограничивает установки действующих субъектов. Наконец, он сосредоточивает­ся на отношениях внутри микроуровня — воздействии индивидуальных действий на другие индивидуальные действия.

Но все-таки подходу Коулмена не удается избежать нескольких недостатков, три из которых — основные. Во-первых, он уделяет преобладающее внимание во­просу о переходе от микро- к макроуровню, не концентрируясь на рассмотрении отношений иного плана. Во-вторых, он пренебрегает отношениями внутри мак­роуровня. Наконец, он устанавливает причинные связи сугубо однонаправленно; иначе говоря, не учитывает диалектических отношений, связывающих микро- и макроявления.

На основе теории рационального выбора Коулмен объясняет ряд макроуровне-вых явлений. Главное его требование заключается в том, что теоретикам следует придерживаться постоянной концепции действующих субъектов и на основе данной микроконстанты определять-различные образы явлений макроуровня. Таким образом, различия последних можно объяснить разными структурами отношений, установленных на макроуровне, а вовсе не отклонениями на мик­роуровне.

Ключевым этапом в переходе от микро- к макроуровню становится предо­ставление власти и прав, которыми обладает один субъект, другому. Это дей­ствие ведет к подчинению одного актора другому. Оно порождает и фундамен­тальный макрофеномен — действующую единицу, состоящую из двух людей, а не два независимых друг от друга актора. Возникающая в результате структу­ра действует независимо от субъектов. Вместо того чтобы добиться максималь­ной выгоды для себя, действующий субъект — в таком случае — стремится реа­лизовать интересы другого актора или независимой коллективной единицы. Это не просто другая социальная реальность, она «имеет специфические недостатки и порождает специфические проблемы» (Coleman, 1990, р. 145). Поскольку Ко­улмен придерживается рамок прикладного подхода, он сосредоточивается на оп­ределении и решении этих проблем.

[349]

Коллективное поведение

Как Коулмен рассматривает макроявления, показывает феномен коллективного поведения (Zallocki, 1996). Он выбрал его для исследования, поскольку считает­ся, что неупорядоченный и нестабильный характер такого поведения трудно про­анализировать с позиции теории рационального выбора. Однако, по мнению Коулмена, эта теория способна объяснить все виды макроявлений, а не только упорядоченные и устойчивые. Переход от рационально действующего субъекта к «необузданному и турбулентному функционированию системы, именуемому кол­лективным поведением» осознается как «простая (и рациональная) передача кон­троля над действиями одного субъекта другому... произведенная в одностороннем порядке, а не в качестве обмена» (Coleman, 1990, р. 198).

Почему же люди в одностороннем порядке передают другим контроль над сво­ими действиями? С точки зрения теории рационального выбора, ответ заключа­ется в том, что они так поступают, пытаясь максимизировать свою полезность. Как правило, стремление индивида добиться максимальной пользы предполагает уста­новление равновесия контрольных функций среди нескольких субъектов, что ве­дет к созданию равновесия в пределах общества. Однако при коллективном по­ведении, из-за того что передача контроля односторонняя, стремление индивидов достичь максимума полезности вовсе не обязательно приводит к равновесию си­стемы, отчего коллективное поведение неустойчиво.

Нормы .-

Другое макроявление, которое исследовал Коулмен, — это нормы. Принимая их как данность и обращаясь к ним для объяснения индивидуального поведения, большин­ство социологов не истолковывают, как и почему они появляются. Коулмен задается вопросом, каким образом в группе рационально действующих субъектов возникают и поддерживаются определенные нормы. Ученый утверждает, что это происходит благодаря некоторым людям, которые видят, что соблюдение норм принесет выгоду, а нарушение их — ущерб. В определенной мере люди отказываются от контроля над собственным поведением, но взамен они (благодаря нормам) получают контроль над поведением других. Коулмен так излагает свой взгляд на нормы:

Основной элемент в толковании... частичный отказ от прав контролировать собствен­ные действия и получение частичных прав контролировать действия других, т. е. появ­ление нормы. В конечном итоге контроль... которым обладал каждый в отдельности, широко распространяется среди всех акторов, которые осуществляют этот контроль (Coleman, 1990, р. 292)

Субъекты рассматриваются с позиции максимизации полезности, возрастаю­щей благодаря частичной уступке прав контроля над собой и получению частич­ного контроля над другими. Поскольку передача контроля не является односто­ронней, то в случае с нормами равновесие не нарушается.

Однако существуют и такие обстоятельства, когда нормы действуют в пользу одних людей и в ущерб другим. Иногда действующие субъекты уступают право контроля над своими собственными действиями тем, кто вводит и поддерживает нормы. Эти нормы оказываются эффективными, если устанавливается согласие

[350]

Джеймс С, Коулмен: биографический очерк

Карьера Джеймса С. Коулмена в социологии неоднородна. Определение «теоретик» — всего лишь один из применимых к этому человеку. В 1955 г. он стал доктором филосо­фии Колумбийского университета (о значении Колумбийской «школы» в его наследии см.: Swedberg, 1996), а через год приступил к работе в Чикагском университете в каче­стве приглашенного профессора. Туда он вернулся вновь в 1973 г. после14-летней рабо­ты в университете Джона Хопкинса и оставался там до самой смерти. Начав преподавать в Чикаго, Коулмен стал (наряду с Сеймуром Мартином Липсетом и Мартином А. Троу) ав­тором одного из знаковых исследований в истории промышленной социологии, если не вообще в социологии, называвшегося «Союзная демократия». (Докторская диссертация Коулмена в Колумбийском университете, написанная под руководством Липсета, была посвящена рассмотренным в «Союзной демократии» проблемам). Затем Коулмен занял­ся исследованиями проблем молодежи и образования, что наиболее отразилось в вы­дающемся докладе, подготовленным для федерального правительства (он стал широ­ко известен как «Доклад Коулмена»), способствовавшем небесспорному политическому шагу — использованию школьных автобусов в качестве способа достичь расового равен­ства в американских школах. Именно благодаря этой работе Коулмен получил огромное влияние практического характера, как никто другой из американских социологов. После этого он сосредоточился на стерильной атмосфере математической социологии (особен­но отметим его «Введение в математическую социологию»[1964] и «Математику коллек­тивного действия» [1973]). В последующие годы Коулмен заинтересовался социологи­ческой теорией, в особенности теорией рационального выбора, что нашло отражение в публикации книги «Основания социальной теории» (1990) и основании журнала «Рацио­нальность и общество» (1989). Упомянутые работы показывают все разнообразие интере­сов ученого, но все равно никак не отражают 28 книг и 301 статью, написанных Коулменом.

Коулмен получил степень бакалавра естественных наук в университете Пердью (1949 ) и до поступления на знаменитое социологическое отделение Колумбийского университе­та (в 1951 г.) работал химиком в компании «Истман Кодак». Особое влияние на него ока­зал Роберт Мертон (см. главу 3), в частности его лекции о Дюркгейме и социальных детер­минантах индивидуального поведения. Он также находился под влиянием идей известного теоретика Пола Лазарфельда, от которого на всю жизнь унаследовал интерес к количе­ственным методам и математической социологии. Третьим ученым, повлиявшим на ста­новление представлений Коулмена, был Сеймор Мартин Липсет. Коулмен присоединил­ся к его исследовательской команде, приняв участие в проведении знакового исследования «Союзнаядемократия». Таким образом, по окончании университета он был знаком с вве­дением в теорию, методами и их взаимосвязями в эмпирическом исследовании. Это было и остается образцом для всех пытливых социологов.

Вот как на основе этого опыта Коулмен описывает свое «видение» социологии (это его взгляд на момент окончания аспирантуры и начало профессорской карьеры):

Социология... в качестве единицы анализа должна рассматривать не индивида, а со­циальную систему (будь она небольшой или крупной); но она должна применять ко­личественные методы, оставляя без внимания несистемные, которые приспособле­ны к пристрастиям исследователя, нерегулярны и которым недостает пояснительного

относительно того, что определенные люди обладают правом контролировать (бла­годаря нормам) действия других людей.

Кроме того, эффективность норм зависит от способности обеспечивать в жиз­ни это взаимное согласие. Именно консенсус и давление норм препятствуют рос­ту характерной для коллективного поведения неустойчивости.

Коулмен признает, что нормы взаимосвязаны, но считает, что этот вопрос, кор­релирующий с макроуровнем, выходит за рамки его работы, посвященной осно­ваниям социальным систем. С другой стороны, он стремится рассмотреть микро-

[351]

Джеймс С. Коулмен: биографический очерк (окончание)

или причинного фокуса. Почему у меня и других студентов Колумбийского универ­ситета в то время было такое видение? Думаю, это было уникальное влияние идей как Роберта Мертона, так и Пола Лазарфельда (Coleman, 1994, р. 30-31)

Оглядываясь назад, в середине 1990-х, Коулмен обнаружил, что его подход изменился, но не настолько, как он предполагал. Например, относительно своего участия в проектах по социальному моделированию, проводимых университетом Джонса Хопкинса в 1960-х гг., он говорит, что они «заставили поменять мою теоретическую направленность, переключить­ся с подхода, согласно которому свойства системы являются не единственными детер­минантами действия (как в исследовании Эмиля Дюркгейма «Самоубийство»), на другой, предполагающий, что онимогут быть также и следствиями иногда намеренных, иногда неумышленных действий» (Coleman, 1994, р. 33). Таким образом, ему была нужна теория действия, и он выбрал, как и большинство экономистов,

простейшую из таких основ концепцию рационального или, если угодно, целена­правленного действия. Самая значительная задача социологии состоит в том, что­бы создать теорию, которая будет переходить с микроуровня действия на макро­уровень норм, социальных ценностей, статусного распределения и социального конфликта (Coleman, 1994, р. 33)

Именно это объясняет, почему внимание Коулмена привлекла экономическая теория:

От иных социальных наук экономику отличает не то, что учитывается концепция «ра­ционального выбора», а анализ, позволяющий перемещаться между уровнем инди­видуального действия и уровнем функционирования системы в целом. При двух до­пущениях — что люди действуют рационально и что идеальными рынки становятся, если взаимодействия осуществляются сполна, — экономический анализ связывает макроуровень функционирования системы с микроуровнем индивидуальных дей­ствий (Coleman, 1994, р. 32)

Другой ракурс его взгляда на социологию, близкий высказанному в его ранней работе, ' посвященной школьному образованию, состоит в том, что ее следует использовать в со­циальной политике. О теории он говорит так: «Критерием оценки работ в области соци­альной теории должен выступать их потенциальная польза для социальной политики» (Coleman, 1994, р. 33). С выдвигаемой Коулменом задачей единения теории, методов и социальной политики согласны почти все социологи, но не многие из них разделяют предложенные ученым пути подобного соединения. Тем не менее соглашаются или нет социологи с этим, они вынуждены признать, что в будущем им придется серьезно за­няться вопросом соединения трех ключевых аспектов социологической практики, и, сле­довательно, некоторые из ученых смогут отыскать в наследии Джеймса Коулмена над­лежащий образец.

Джеймс Коулмен умер 25 марта 1995 г. (J. Clark, 1996).

Уровневый аспект, связанный с внутренним усвоением норм. Ученый соглашает­ся, что в этом случае он вступает в «опасные для теории рационального выбора воды» (Coleman, 1990, р. 292). Внутреннее усвоение норм определяется им как ус­тановление системы санкций: в случае нарушения нормы люди наказывают сами себя. Коулмен исходит из того, что один или несколько субъектов стремятся кон­тролировать других, способствуя тем самым такому усвоению ими норм. Следо­вательно, в интересах одной части акторов, чтобы другая приняла нормы и чтобы На основе этого можно было ее контролировать. Коулмен полагает данный про-

[352]

цесс целесообразным, «если такие попытки могут быть эффективны при незначи­тельных издержках» (Coleman, 1990, р. 294).

Ученый рассматривает нормы с учетом трех ключевых моментов своей теории: перехода от микро- к макроуровню, целенаправленного действия на микроуров­не и перехода от макро- к микроуровню. Нормы — это макроуровневые явления, возникающие на основе микроуровнего целерационального действия. Появив­шись, нормы посредством санкций или угрозы санкций влияют на действия ин­дивидов. Определенные действия могут поощряться, в то время как другие не приветствуются.

Корпоративные субъекты

Исследуя нормы, Коулмен обратился к рассмотрению макроуровня и изучению корпоративных субъектов (J. Clark, 1996). В рамках такого сообщества акторы не могут действовать на основе своего личного интереса, но должны действовать в интересах коллектива.

Чтобы реализовать переход от индивидуального к коллективному (социально­му) выбору, имеются различные правила и механизмы. Простейшие из них — го­лосование и процедуры подсчета голосов и выведения коллективного решения. Это план развертывания от микро- к макроуровню, в то же время выдвижение списка кандидатов коллективом предполагает направление единения от макро- к микроуровню.

Коулмен утверждает, что и индивиды, и корпоративные субъекты имеют оп­ределенные цели. Кроме того, в рамках корпоративной структуры, например орга­низации, люди могут преследовать собственные цели, расходящиеся с корпора­тивными. Такой конфликт интересов позволяет уяснить источник сопротивления корпоративной власти. Единение, реализованное от микро- к макроуровню, под­разумевает способы, которыми люди лишают корпоративную структуру власти и наделяют легитимностью субъектов, участвующих в бунте против нее. Но здесь присутствует и соединение другого плана — от макро- к микроуровню: рамки мак­роуровня заставляют людей лишать кого-то подобных властных полномочий или облачать ими.

Будучи сторонником теории рационального выбора, Коулмен исходил из ин­тереса к индивиду и соответствующей идеи, что все права и ресурсы наличеству­ют именно на этом уровне. Интересы индивидов определяют течение событий. Од­нако это не так, особенно в современном обществе, где «значительная доля прав и ресурсов и, следовательно, суверенитета может принадлежать корпоративным субъектам» (Coleman, 1990, р. 531). В современном мире корпоративные субъек­ты приобретают все большее значение. Они способны приносить как пользу, так и ущерб индивиду. Каким образом следует оценивать корпоративного субъекта? Коулмен подчеркивает, что «только концептуально признавая точку зрения, со­гласно которой полнота суверенитета принадлежит индивидам, можно выявить, как реализуются их первичные интересы любой существующей социальной си­стемой. Постулат суверенности индивидов позволяет социологам оценивать функ­ционирование социальных систем» (Coleman, 1990, р. 531-532).

[353]

По мнению этого исследователя, важнейшее социальное изменение — возник­новение корпоративных субъектов, которое дополняет наличие индивидуальных субъектов — «естественных людей». И тех и других можно рассматривать как дей­ствующих субъектов, поскольку они «контролируют ресурсы и события, заинтере­сованы в ресурсах и событиях и способны для реализации этих интересов с помо­щью этого контроля предпринимать определенные действия» (Coleman, 1990, р. 542). Конечно, корпоративные субъекты существовали всегда, но прежние, например, семья, заменяются новыми, целесообразно устроенными. Существование этих но­вых корпоративных субъектов ставит вопрос о том, как обеспечить их социальную ответственность. Коулмен предполагает, что это возможно благодаря внутренним реформам или изменениям внешней структуры, в частности, законов, касающихся этих корпоративных субъектов, или учреждений, ими управляющих.

Коулмен различает исконные структуры, основанные на семейственности (родственные и религиозные группы) и структуры, преследующие определен­ную цель (экономические организации и правительство). Он говорит о «рассея­нии» деятельности, ранее сосредоточенной в рамках семьи. Первичные струк­туры «упрощаются» по мере того, как их функции «рассеиваются» и перени­маются рядом корпоративных субъектов. Коулмен исследует это «упрощение», а также необходимость рассматривать позиции, определяемые структурами, преследующими определенную цель, а не людей, составлявших исконные струк­туры. Цель своей работы этот исследователь полагает в том, чтобы «предоста­вить основание для конструирования жизнеспособной социальной структуры, поскольку изначальная структура, на которую полагались люди, исчезает» (Co­leman, 1990, р. 652).

Коулмен подвергает критике большинство социальных теорий за то, что они отстаивают человека социологического (homo sociologicus). Данный подход основ­ное внимание уделяет процессу социализации и тесной связи между индивидом и обществом. Следовательно, homo sociologicus далек от присущей индивидам сво­боды действий согласно своему желанию. Кроме того, этот подход не может спол­на оценить действия социальной системы. Homo economicus, по мнению Коулмена, напротив, располагает всем этим. Кроме того, исследователь подвергает критике традиционную социальную теорию за то, что она продолжает исполнять монотон­ное пение избитых теоретических мантр и совершенно невосприимчива к проис­ходящим в обществе изменениям, а также не помогает понять, куда движется об­щество. Социологическая теория (равно как и социологические исследования) должна иметь определенную цель, играть свою роль в жизни общества. Коулмен выступает за социальную теорию, которая заинтересована не просто в знании ради знания, но также в «поиске знаний для переустройства общества» (Coleman, 1990, р. 651).

Взгляды этого ученого на задачи социальных теорий тесно связаны с его воз­зрениями на меняющуюся природу общества. Стирание исконных структур и их замещение структурами, преследующими определенную цель, привели к образо­ванию пробелов, которые не были адекватным образом заполнены новыми соци­альными организациями. Социальная теория, и общественные науки в целом, необходимы потому, что требуется переустроить это новое общество (Coleman,

[354]

1993а, 1993b; Bulmer, 1996). Задача состоит не в разрушении целеполагающих структур, а в реализации их возможностей и преодолении свойственных им про­блем. Новое общество требует новой социальной науки. Взаимосвязи сфер соци­альных институтов изменились, и поэтому общественные науки должны выйти за традиционные рамки дисциплин.

Критика

Нет необходимости говорить, что теория рационального выбора (Goldfield & Gilbert, 1997; Green & Shapiro, 1994; Imber, 1997) служит в социологии мишенью для серьезных нападок. Как отмечает Хекаторн (Heckathorn, 1997, р. 15), в неко­торых сферах социологии по поводу теории рационального выбора наблюдается своего рода «истерия». Работы Джеймса Коулмена многими подвергались крити­ке (Alexander, 1992; Rambo, 1995). Например, Тилли (Tilly, 1997, р. 83) дает такой свод критических замечаний относительно теории Коулмена:

1. Пренебрежение спецификой причинных механизмов.
   
2. Отстаивание неполного и потому обманчивого психологического редукцио­низма.
   
3. Защита разновидности общей теории (анализа рационального выбора), ко­торая в течение некоторого времени вела социологов в тупик, где те бесцель­но блуждали, становясь жертвами разбойников и мошенников, торгующих разными марками индивидуального редукционизма.
   

Действительно, ученые обнаружили в теории рационального выбора недостат­ки (Weaklien & Heath, 1994), однако подавляющее большинство критиков — это сторонники альтернативных социологических точек зрения (Wrong, 1997). На­пример, придерживаясь своей макроструктурной позиции, Блау (Blau, 1997) утверждает, что социология должна сфокусироваться на макроуровневых явлени­ях, следовательно, пояснение индивидуального поведения, которым занимается теория рационального выбора, выпадает из рамок социологии.

Теорию рационального выбора критиковали за чрезмерную претенциозность, стремление занять место всех прочих теоретических подходов. Так, Грин и Ша­пиро (Green & Shapiro, 1994, p. 203) утверждают, что ей следовало бы «исследовать пределы того, что может объяснить концепция рационального выбора», и «отказать­ся от... тенденции пренебрегать конкурирующими теоретическими позициями, по­глощать или дискредитировать их».

Исходя из феминистских представлений, Ингланд и Килбурн (England & Kil-bourne, 1990) критиковали допущение рассматриваемой теории об эгоистичности субъекта. По их мнению, следует учитывать как эгоизм, так и альтруизм в качестве переменных характеристик. Указание на эгоизм отражает мужскую предвзятость. Эти критики признают, что рассмотрение этой характеристики в качестве перемен­ной уменьшило бы «дедуктивную определенность» теории рационального выбо­ра, считая, что преимущества такой более реалистичной, менее пристрастной тео­ретической ориентации перевешивают вероятные ее издержки.

Под углом зрения символического интеракционизма критикует теорию раци­онального выбора Дензин (Denzin, 1990b; см. также главу 6). Он высказывает то,

[355]

что и следовало ожидать от диаметрально противоположного теоретического на­правления:

Теория рационального выбора не способна убедительно ответить на вопрос: как воз­можно общество? ...ее идеальные нормы рациональности не соответствуют повседнев­ной жизни и нормам рациональности и эмоциональности, организующим реальные действия взаимодействующих индивидов.

Польза теории рационального выбора для современной социальной теории ограниче­на. Ее схема групповой жизни и ее представление о человеке, действии, взаимодей­ствии, самости, тендере, эмоциональности, власти, языке, повседневной политической экономии, а также об истории прискорбно узки и совершенно не подходят для целей интерпретации (Denzin, 1990a, р. 182-183; курсив мой)

Большинство социологов, придерживающихся интерпретации широкого пла­на, согласились бы с суровой критикой, высказанной Дензином.

Помимо общих критических аргументов, теорию рационального выбора кри­тиковали за недооценку роли таких явлений, как культура (Fararo, 1996) и слу­чайные события (G. Hill, 1997), или вообще за полное пренебрежение ими.

Наконец, хотя можно было бы описать еще много других критических пози­ций, мы можем упомянуть аргумент Смелзера (Smelser, 1992), признающего, что, как и другие теоретические воззрения, теория рационального выбора, в резуль­тате внутренней ли эволюции или в качестве реакции на критику извне, выро­дилась. Она стала тавтологичной и неуязвимой для опровержений и, что самое важное, приобрела «способность объяснять все, а следовательно, ничего» (Smel­ser, 1992, р. 400).

Теория рационального выбора имеет много сторонников (Hedstrom & Swed-berg, 1996). Можно обнаружить немало усилий по подтверждению ее легитимно­сти в качестве социологической теории и еще большее число попыток ее использо­вания и развития. Вероятно, мы станем свидетелями дальнейшего роста критики, направленной на теорию рационального выбора.

Резюме

В данной главе рассматриваются три взаимосвязанные теории, для которых об­щей является позитивистская ориентация. На развитие современной теории об­мена оказал влияние ряд интеллектуальных направлений, в особенности бихе­виоризм и теория рационального выбора. Работа Тибо и Келли под названием «Социальная психология групп», несмотря на то что не относится к социологии, стала важной предпосылкой для развития некоторых теорий именно в социоло­гии. Основателем современной теории обмена был Джордж Хоманс. Суть его ре­дукционистской, ориентированной на микроуровень теории обмена заключается в нескольких постулатах. Блау стремился распространить теорию обмена на мак­роуровень, подчеркивая важность изучения норм. На многие современные рабо­ты по теории обмена оказало влияние наследие Ричарда Эмерсона, попытавшего­ся разработать обобщенный подход к рассмотрению обмена. Последователи Эмерсона и другие ученые распространили его теоретические представления на различные сферы.

[356]

Одним из интересовавших Эмерсона вопросов были сети. Это предмет, кото­рый исследуется также сторонниками сетевой теории. Несмотря на множество совпадений между теорией обмена и сетевой теорией, приверженцы последней не касаются феномена обмена. Сетевую теорию отличает внимание к объективной модели связей на микро- и макроуровнях социальной реальности и между этими уровнями.

Во многом благодаря усилиям Джеймса Коулмена теория рационального вы­бора, сыгравшая существенную роль в развитии теории обмена, стала самостоя­тельной концепцией. Используя несколько базовых принципов, во многом взятых из политэкономии, теория рационального выбора претендует на рассмотрение вопросов микро- и макроуровня, а также значения микроуровневых факторов в формировании макроуровневых явлений. Число сторонников теории рациональ­ного выбора в социологии возрастает, однако увеличивается и противодействие ей со стороны тех социологов, которые придерживаются иных теоретических под­ходов.

[357]