Geum.ru

Учебное пособие Издательство тпу томск 2006

Вид материалаУчебное пособие

Содержание


В.С. Мясников
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7

Н.И. Конрад


Николай Иосифович Конрад (1891–1970) – академик, один из крупнейших отечественных учёных-гуманитариев ХХ в. Он внёс значительный вклад в изучение Японии и Китая. И этот вклад был по достоинству оценён не только в России, но и за рубежом. В 1969 г. японское правительство наградило Н.И. Конрада орденом Восходящего солнца второй степени – высшим знаком отличия, предусмотренным в Японии для иностранных граждан. Н.И. Конрад никогда не замыкался на сугубо страноведческих исследованиях – в своих работах он ставил важные проблемы общетеоретического характера. Он по праву считается создателем признанной научной школы японоведов.

Родился Н.И. Конрад в Риге, высшее образование получил в Петербурге, закончив в 1912 г. восточный факультет университета по китайско-японскому разряду и одновременно Практическую восточную академию. На восточном факультете вместе с ним или чуть позже учились Н.А. Невский, О.О. Розенберг, М. Рамминг, братья Орест и Олег Плетнеры, в Практической восточной академии – Е.Д. Поливанов, в Токийском императорском университете первым из иностранцев прошёл тогда же курс обучения С.Г.Елисеев. Все эти люди сыграли значительную роль в становлении и развитии научного японоведения сразу в нескольких странах – Германии, Франции, США, России. Из тех, кто после революции остался на родине, наиболее значимая роль принадлежит Н.И. Конраду.

По окончании университета Н.И. Конрад впервые съездил в Японию для сбора материалов по японской системе образования, затем год преподавал в Киевском коммерческом институте. В 1914 г. он вернулся в Петербург для подготовки к профессорскому званию и был снова послан на трёхгодичную стажировку в Японию. В Россию он вернулся в 1917 г. Переписка с Н.А. Невским, оставшимся в Японии, отражает чувства, переживаемые им в 1917–1918 гг., – растерянность, метания и в то же время сохранение надежд на будущее. В годы гражданской войны Н.И. Конрад в основном находился в Орле (под Орлом было имение его отца), где при его активном участии был открыт университет (правда, вскоре преобразованный в обычный пединститут).

В 1922 г. Н.И. Конрад переехал в Петроград. В городе к тому времени не осталось японистов, кроме Д.М. Позднеева, и Н.И. Конрад сразу возглавил японские кафедры в университете и Институте востоковедения. В 1930 г. он стал руководителем японского кабинета в ИВ АН СССР. Все японисты, учившиеся в Ленинграде в 1922–1938 гг., были его учениками, в том числе Е.М. Жуков, Н.И. Фельдман (в 1927 г. она стала женой Н.И. Конрада), А.А. Холодович, Ф.А. Тодер, А.Е. Глускина, Е.М. Колпакчи и др.

1938–1941 гг. – годы заключения Н.И. Конрада. Сначала это была ленинградская тюрьма, затем лагерь под Канском, с апреля 1940 г. – московская тюрьма, где по ходатайству президента АН СССР В.Л. Комарова ему разрешили работать по специальности. В 1941 г. после освобождения Н.И. Конрад сразу же был назначен заведующим кафедрой Московского института востоковедения и вскоре вместе с институтом оказался в эвакуации в Ташкенте. Не у всех репрессированных коллег Н.И. Конрада оказалась подобная судьба. В конце 1950-х гг. Н.И. Конрад многое сделал для издания работ Н.А. Невского, Ю.К. Щуцкого, расстрелянных в 1937–1938 гг. и вернувшегося больным из заключения А.А. Штукина. Опубликованный труд Н.А. Невского в 1962 г. получил Ленинскую премию.

По возвращении из эвакуации в 1944 г. Н.И. Конрад стал жить в Москве, т.к. его квартира в Ленинграде пострадала во время бомбардировок, и часть вещей и библиотеки погибла.

Работал Н.И. Конрад в 1940-е гг. очень активно. Он преподавал в Московском институте востоковедения, в Военном институте иностранных языков, по существу, руководил Московской группой востоковедения АН СССР. С 1944 г. начали выходить его публикации. Но конец 1940-х снова оказался тяжёлым периодом в жизни Н.И. Конрада: кампания борьбы с космополитизмом затронула много людей из его окружения, в том числе и его жену. Н.И. Фельдман была уволена, он чувствовал неприязненное отношение к Московской группе востоковедов со стороны руководства ИВАН, к тому же, ухудшилось здоровье (он страдал астмой). И в 1950 г., не достигнув пенсионного возраста, Н.И. Конрад ушёл на пенсию, оставив, правда, за собой руководство аспирантами.

Пенсионная пауза, к счастью, не затянулась: весной 1951 г. Н.И. Конрад вернулся в ИВАН, переехавший за год до этого в Москву, и оставался там до конца жизни. Но к преподаванию он, однако, не возвратился.

Круг научных интересов Н.И. Конрада поистине велик, причём не только в тематическом, но и географическом планах. У него есть работы по Корее («Очерки социальной организации корейцев»), Китаю. Главным учителем Н.И. Конрада в университете был китаист В.М. Алексеев, и это обстоятельство оказало своё влияние на Н.И. Конрада – китаистика, особенно с конца 1940-х гг., заняла видное место в его исследованиях. И всё же в научном сообществе он носил, по его собственному признанию, «официальное звание «япониста».

Н.И. Конрада занимали многие проблемы японистики – истории, культуры, литературы, языка, театра, системы образования. Исследования учёного на всех этапах творчества стимулировались как логикой научного поиска, так и потребностями времени, востребованностью японистической тематики. Последнее, как говорил Н.И. Конрад, предопределило в своё время и выбор его профессии – решающее влияние на него оказала русско-японская война 1904–1905 гг.

Наиболее разработанная концепция японской истории содержится у Н.И. Конрада в работах середины 1930-х гг., хотя первые его работы – книга «Народ и государство», статья «Вопросы японского феодализма» появились в 1920-е гг. Н.И. Конрад, по определению одного из исследователей его творчества В.М. Алпатова, «никогда не был «внутренним эмигрантом» и был восприимчив к господствующим в ту или иную эпоху идеям». В советское время таковыми были идеи марксизма. И уже в ранних исторических работах Н.И. Конрада чётко просматривается попытка совмещения традиционных японских концепций с марксистскими. В 1930-е гг. он окончательно переносит на японский материал марксистскую схему («Надельная система Японии», «Лекции по истории Японии», ч.1 и др.), рассматривая историю Японии до 1868 г. (более поздней истории Н.И. Конрад касался лишь эпизодически) в терминах феодализма и феодальной эксплуатации. Правда, догматизированный вариант марксистской схемы – так называемую «пятичленку» – Н.И. Конрад не принял, не обнаружив в японской истории черт «рабовладельческой формации».

Помимо чётко выраженного классового подхода, в работах учёного проявилась и ещё одна черта советской японистики 1930-х гг. – рассмотрение всего традиционного компонента японской культуры как тормоза на пути прогрессивного развития, причём сознательно сохраняемого реакционной властью.

Но при всех своих упрощениях концепция Н.И. Конрада была и шагом вперёд как первая попытка рассмотреть японскую историю в рамках всемирно-исторического процесса.

Идеи, связанные с новым пониманием всемирно-исторического процесса, начинают активно развиваться Н.И. Конрадом в 1950-е гг. Они получили название концепции «восточного Ренессанса». Суть её: общемировой процесс Ренессанса, перехода от средневековья к Новому времени, начался в Китае эпохи Тан (VII–Х вв.), затем распространился на Ближний Восток и Среднюю Азию, а к XIII в. достиг Европы (статья «Средние века в исторической науке» и др.). Подобная схема во многом уже не вписывалась в принятые в советском обществознании формационные представления. При любом представлении формаций трудно приравнять предкапиталистичекую Европу к Китаю эпохи Тан. Конечно, в концепции «восточного Ренессанса» явно проявилась советская традиция борьбы с европоцентризмом. Но она расходилась с другим свойством идеологии тех лет – особым выделением роли русской культуры.

Концепция «восточного Ренессанса» в 1950-е гг. была очень популярной. Она хорошо вписывалась в общественную ситуацию тех лет. После ХХ съезда КПСС появилось, особенно у молодёжи, стремление пересмотреть надоевшие схемы и догмы. Гипотезы типа «восточного Ренессанса», не порывая окончательно с прошлыми представлениями, давали ощущение новизны и антидогматизма.

Наибольшее место в научной деятельности Н.И. Конрада всегда занимало изучение японских литературы и искусства. Особо значимой в этом плане является книга «Японская литература в образцах и очерках» (1927 г.). Несмотря на присущую ей в духе советского времени социологизацию, она была переиздана в 1991 г. Ценность книги определяется, прежде всего, полнотой очерка о литературе Японии, а также её хрестоматийной частью: о многих литературных произведениях российский читатель и сегодня может получить представление только по описаниям Н.И. Конрада. Кроме того, интерпретация Н.И. Конрада не ограничивалась социологическим подходом как в книге, так и в других его публикациях значительное место занимает анализ поэтики литературных произведений.

В 1935 г. коллектив ленинградских авторов опубликовал хрестоматию «Литература Китая и Японии». Н.И. Конраду в ней, помимо общей редакции, принадлежала вступительная статья, по идеям предвосхищавшая его исследования более поздних лет. Уже в ней есть сопоставление японской и китайской литератур, а также попытка типологизации литературных жанров.

Своё развитие и завершение эти идеи получили в книге «Запад и Восток» (1966 г.). Всё в ней, несмотря на разнообразие рассматриваемых явлений, объединено общностью замысла. Автор сосредотачивает внимание на том общем, что, по его мнению, обнаруживается в разных культурах. Он сопоставляет греческого историка Полибия и китайского историка Сыма Цяня (оба жили во II в. до н.э.), религиозную философию разных народов, прослеживает типичное в развитии литератур Запада и Востока. Так, например, в книге проводится аналогия между средневековыми мистериями в Европе и жанром ёкёку в Японии и т.п.

Видимо, многое в подобного рода синхронистических построениях сегодня кажется устаревшим. Но сам пафос рассмотрения разных явлений мировой культуры в едином всемирно-историческом контексте тогда явно был направлен против тенденции к «фактографии, узкой специализации». Кроме того, в книге Н.И. Конрада содержался призыв к преодолению односторонней культурной ориентации на Запад и проводилась характерная для других работ последних лет мысль: нельзя мировую культуру сводить только к светской, важна и религиозная культура.

Немало работ Н.И. Конрада посвящено проблемам языка. Это «Синтаксис японского национального литературного языка» (1937 г.), «Латинская письменность в Японии» (1945 г.), «О литературном языке в Китае и Японии» (1954 г., 1960 г.), «О китайском языке» (1952 г.), «Об изучении восточных языков в наших высших учебных заведениях» (1952 г.), «О национальной традиции в китайском языкознании» (1959 г.) и др.

Многие годы он руководил работой по составлению «Большого японско-русского словаря», вышедшего за несколько месяцев до его смерти. За этот труд Н.И. Конрад посмертно в 1972 г. был удостоен Государственной премии СССР.

Н.И. Конраду принадлежит и немало переводов на русский язык памятников классической японской литературы. Им были заложены основы школы художественного перевода с японского, которой он руководил несколько десятилетий. Исследователи научного творчества учёного обращают внимание на то, что при изучении японских литературы и искусства он не отделял научных задач от просветительских. В отличие от востоковедов классического типа, Н.И. Конрад работал с уже изданными в Японии текстами, стремясь познакомить с ними широкие круги читателей в СССР.

У Н.И. Конрада мало работ по новейшей истории стран Востока, современности вообще. Но он обладал удивительной способностью связывать с ней явления прошлых эпох. Так, например, в описываемых им расправах с конфуцианцами в 212 г. до н.э. и его рассуждениях по этому поводу нетрудно было усмотреть аналоги с недавним советским прошлым. Типичной для советской интеллигенции 1960-х гг. была мысль Н.И. Конрада о том, что «устранять нужно и стремление оправдывать антигуманистические действия некими «высокими» целями» (Размышления об истории культурного развития человечества // Народы Азии и Африки. 1963. №5. – С. 115). Ключевым для Н.И. Конрада в 1960-е гг. стало слово гуманизм как «начало, одушевляющее человека в его личном и общественном поведении…» Гуманизм оказывался, таким образом, чем-то первичным, некоей априорной категорией, что, скорее, согласовывалось с конфуцианским верховным законом, чем с марксистским материализмом. В 1960-е гг. проявился у Н.И. Конрада и отход от привычного для советской науки понимания прогресса.

При всём этом в работах Н.И. Конрада в 1960-е гг. немало марксистских формулировок и утверждений. И, по утверждению его биографа В.М. Алпатова, вряд ли можно рассматривать их как только результат цензуры. Скорее всего, дело в том, что идеи и мысли «шестидесятников», а Н.И. Конрад, несомненно, к ним относился, были далеко не цельными. То есть что-то из прежнего багажа ими отвергалось, что-то сохранялось, но окончательного разрыва с марксизмом не было.

Научная деятельность Н.И. Конрада продолжалась более полувека. Она отразила сложный путь развития отечественной науки в 1910–1960-е гг. Многое в построениях, подходах Н.И. Конрада менялось со временем. Но некоторые черты его творчества всегда оставались неизменными: преобладающий интерес к изучению культуры в разнообразных её аспектах, стремление к широким обобщениям, сравнительный подход к объектам своих исследований, связывающий воедино древность и современность.

Не всё в наследии Н.И. Конрада выдержало испытание временем. Но значение его в истории отечественного востоковедения, и не только востоковедения, велико. Он умел ставить проблемы, многие из которых сохраняют актуальность и сегодня. Он создал значительную научную школу, которая во втором и третьем поколениях существует по сей день.

Литература: Николай Иосифович Конрад (1891–1970). – Портреты историков. Т.4. – М.: Наука, 2004. – С. 492–512.

Алпатов В.М. Мечта учёного выдержала суровые испытания (Воспоминания Воротынцева Н.И. о Н.И. Конраде (1891-1970) // Азия и Африка. 1999. №7; Алпатов В.М. Документ о заключении Н.И. Конрада // Восток. 2000. №2.


Н.В. Кюнер


Николай Васильевич Кюнер (1877–1955) – один из выдающихся представителей российского востоковедения. Он обладал разносторонними знаниями в области истории, географии, этнографии, культуры народов Дальнего Востока. Огромная эрудиция, знание восточных языков (по его собственному признанию, он хорошо владел одиннадцатью иностранными языками, в том числе шестью восточными), личные наблюдения жизни японского, корейского, китайского народов, глубокое и тщательное изучение документов, летописей, хроник, литературы позволили Н.В. Кюнеру создать оригинальные работы по Дальнему Востоку. Количество их огромно – более 300 статей, монографий и 100 рецензий.

Родился Н.В. Кюнер в Тифлисе в семье учителя музыки, который был родом из Германии, но, приехав в 80-х гг. ХIХ в. в Россию, принял русское подданство. Своим родным городом Николай Васильевич считал Петербург-Ленинград. Здесь он получил гимназическое, а затем университетское образование (на восточном факультете по китайско-маньчжурско-тибетскому разряду). За выдающиеся успехи в учёбе Н.В. Кюнера в 1900–1902 гг. командировали в Японию (в дальнейшем он ещё не раз побывает в этой стране, а также в Китае, Маньчжурии в 1909, 1911, 1912, 1913 и 1915 гг.). По возвращении в Россию Н.В. Кюнера назначили на должность профессора Восточного инсти-тута во Владивостоке. В нём (в 1920 г. институт был преобразован в восточный факультет местного университета) он проработал до 1925 г.

С 1925 г. Н.В. Кюнер трудился в Ленинграде (за исключением 1942–1944 гг., когда он находился в эвакуации в Алма-Ате). Основным местом его работы до последних дней его жизни был Ленинградский университет. Кроме того, с 1932 г. Н.В. Кюнер являлся старшим научным сотрудником и долгие годы заведовал сектором Восточной и Юго-Восточной Азии Института этнографии АН СССР. В своей научной работе он был постоянно связан с ИВ АН СССР.

За время своей преподавательской деятельности профессор Н.В. Кюнер прочитал более 50 курсов о Японии, Китае, Маньчжурии, Корее, Индии, Монголии. Ему принадлежит разработка курса по историографии стран Дальнего Востока.

Читаемые Н.В. Кюнером курсы всегда вырастали в учебные пособия и монографии. Так, книга «География Японии» (1927 г.) многие годы оставалась практически единственным учебным пособием для студентов и преподавателей. Основой её стал учебный курс, впервые разработанный Н.В. Кюнером.

По свидетельству многих людей, знавших Н.В. Кюнера, он был прекрасным учителем для студентов, молодых учёных. Николай Васильевич вёл занятия с аспирантами в университете, Институте этнографии, ИВ АН СССР. Своим ученикам он прививал высокие чувства научной добросовестности, трудолюбия, целеустремлённости, скромности. Обладая неисчерпаемыми знаниями, Н.В. Кюнер щедро раздавал их ученикам, предоставлял им материалы своих исследований, переводы, делился открытиями. Многие советские востоковеды разных поколений пользовались аннотированными библиографическими материалами Н.В. Кюнера. Профессор Кюнер подготовил много специалистов по истории и этнографии Китая, Японии, Кореи, Индии. Среди его учеников такие известные востоковеды, как Б.К. Пашков, А.А. Холодович, К. Харнский и др.

Н.В. Кюнер обладал поистине энциклопедическими знаниями по странам Дальнего Востока. Они складывались из непосредственного знакомства с ними. Путешествия по Японии (Японские острова он прошёл с севера на юг), Китаю, Маньчжурии помогали в изучении быта, нравов, языков народов этих стран. Всю свою жизнь он скрупулёзно изучал источники – письменные документы (в архивах Ленинграда, Москвы, Дальнего Востока, Средней Азии), памятники материальной культуры. В Институте этнографии он вёл систематическое описание коллекций по буддизму, по народностям Синьцзяна. В 1942–1944 гг. он работал в архивах г. Алма-Аты, в государственной публичной библиотеке, где имелись богатейшие корейские фонды. И, конечно же, учёный постоянно изучал литературу, как отечественную, так и зарубежную. В 1905–1906 гг. он был в научной командировке в Вене, целью которой было ознакомление с западноевропейской литературой о Восточной Азии.

Трудно обозначить сферы научных интересов Н.В. Кюнера. В 1909 г. он защитил в Петербурге диссертацию на степень магистра истории Востока. В качестве таковой он представил четырёхтомное «Описание Тибета». Труд включал в себя географическое, этнографическое описания, экологический очерк, очерк по политическому устройству и религии Тибета. Монография «Описание Тибета» до сих пор остаётся явлением в отечественном востоковедении.

Во владивостокский период научно-педагогической деятельности Н.В. Кюнером было создано более 65 работ, из которых 45 опубликованы. Это работы по экономической географии Китая, географии стран Дальнего Востока, Японии, японской эмиграции, об охране памятников старины в Китае, состоянии японской исторической науки, экономической географии Кореи и т.д.

Ещё до Октябрьской революции 1917 г. Н.В. Кюнера интересовали проблемы современной политической жизни стран Дальнего Востока. После Октября 1917 г. эта тема, естественно, получила дальнейшее развитие. Результатом научных изысканий Н.В. Кюнера в этом направлении стала монография «Очерки новейшей политической истории Китая» (1927 г.).

Н.В. Кюнер был непревзойдённым знатоком источников, классической и современной исторической литературы стран Восточной Азии. Источниковедческие статьи Н.В. Кюнера – это та литература, которая не может не быть предметом внимания любого серьёзного учёного – востоковеда.

В большом и малом Н.В. Кюнер высказывал оригинальные научные мысли, ему принадлежит приоритет в разработке теории этногенеза корейского народа.

Особой областью научных интересов Н.В. Кюнера являлась библиография стран Дальнего Востока, которой он занимался свыше 55 лет. Научное значение подготовленных им библиографических работ трудно переоценить. Это – «Библиография Тибета», «Указатель русской этнографической литературы по народам Тихого океана» (2 редакции: 1927 и 1931 гг.), «Библиография по национальным меньшинствам Китая» (1932 г.), «Библиография по Якутии» (1932 г.), «Библиография китайской, корейской и японской литературы о народах Севера» (1933 г.), «Литература о Монголии на китайском и японском языках» (1935 г.), «Библиография китайской литературы о народах Севера» (3 редакции: 1933, 1938, 1947 гг.), «Библиография Кореи» (1935–1940 гг.) и др. Им составлены словари географических названий Китая, Кореи, Японии.

Научное наследие Н.В. Кюнера поистине необъятно. Даже простое описание его архивного наследия, как справедливо подчёркивает один из биографов учёного, поражает: трудно поверить, что всё это можно было создать за одну человеческую жизнь.

Большая часть научной деятельности Н.В. Кюнера пришлась на советское время. Но как учёный-востоковед он сформировался до Октябрьской революции. В Кюнере–учёном воплощались лучшие черты дореволюционной школы востоковедения – владение языками, глубокая источноведческая подготовка, эрудиция. Как человек он являл собой тип настоящего российского интеллигента.

Литература: Зенина Л.В. Н.В. Кюнер, историк Дальнего Востока. – Очерки по истории Ленинградского университета. Вып. 1. – Л.:Изд-во ЛГУ, 1962;

Кочешков Н.В. Кюнер Николай Васильевич. – Восточный институт во Владивостоке (1899–1920 годы) и его профессора. – Владивосток: Изд-во ДВГТУ, 1999.


В.С. Мясников


Владимир Степанович Мясников (род. в 1931 г.) – академик РАН. За всю историю Российской академии наук только шесть учёных-синологов удостоились этого звания. В.С. Мясников в их числе.

В.С. Мясников прошёл все ступени академической лестницы – от аспиранта до действительного члена РАН, от должности научно-технического сотрудника Института китаеведения АН СССР до поста заместителя директора Института Дальнего Востока РАН и заместителя академика-секретаря Отделения истории РАН. Последняя из названных должностей – свидетельство его большого научного авторитета не только среди учёных-востоковедов, но и в научном историческом сообществе в целом.

За долгие годы работы в различных структурах АН СССР и РАН В.С. Мясников опубликовал более 250 научных и научно-публицистических трудов, в том числе несколько монографий. Часть из них переведена на иностранные языки и издана за рубежом. Среди публикаций В.С. Мясникова широкую известность имеют такие его работы, как «Империя Цин и Русское государство в XVII веке» (1987 г.), «Историко-культурные особенности экономического взаимодействия России с Китаем» (1993 г.), «Россия и Китай: Контакты государств и цивилизаций» (1996 г.), «Договорными статьями утвердили. Дипломатическая история русско-китайской границы» (1996 г.) (за этот труд В.С. Мясников удостоен академической премии им. Н.И. Кареева).

Одним из наиболее важных научных свершений В.С. Мясникова по праву считается работа по выявлению и публикации архивных документов, связанных с российско-китайскими отношениями в XVII–XX вв. Начата она была совместно с д. и. н. Л.И. Думаном и академиком С.Л. Тихвинским в конце 1950-х гг. и продолжается до сих пор. Предпринятая впервые в практике российского китаеведения, эта работа вылилась в многотомную серию публикаций «Русско-китайские отношения в XVII–XIX вв.». Изданные документы стали бесценным подспорьем для российских и зарубежных историков, изучающих проблематику многовековых отношений двух великих держав. Естественно, что этот капитальный труд вызвал большой интерес в КНР, где он переведён на китайский язык.

В.С. Мясников выступает в этом труде не только в качестве организатора и руководителя коллектива документалистов. Он – автор обширных аналитических предисловий, а также комментариев ко всем шести объёмистым томам серии и её продолжению, охватывающему документы ХХ века.

Огромный документальный массив, подкреплённый изучением русской, китайской, западной литературы по Китаю, стали прочной базой многочисленных научных трудов В.С. Мясникова, в том числе аналитических записок для различного рода правительственных государственных структур.

Коллеги В.С. Мясникова особо подчёркивают, что с самого начала своей научной деятельности и по сей день он самым теснейшим образом увязывает свои фундаментальные исследования истории Китая и российско-китайских отношений с решением существующих и назревающих задач политики нашего государства на китайском направлении. Поэтому вполне закономерно, что В.С. Мясников, начиная с 1969 г., состоял экспертом Советской правительственной делегации на переговорах в Пекине по пограничным вопросам. В настоящее время он в том же качестве включён в состав Комиссии МИД по проблемам Азиатско-Тихоокеанского региона. В.С. Мясников убеждён, что научные знания, особенно исторические, должны высвечивать наиболее рациональный путь движения своего народа, своей страны к достойному месту и роли в мире. И в этом плане он является продолжателем традиций, заложенных отечественными востоковедами ещё в XIX в.

Спектр научных интересов В.С. Мясникова, как и у всякого большого учёного, достаточно широк. Одно из направлений его научного поиска – история России вообще и история российской дипломатии в частности. И на этом направлении академик закрывает одно из «белых пятен» отечественной истории. Он опровергает устоявшееся мнение о том, что зарождение отечественной дипломатии относится к началу XV в. Скрупулёзно проанализировав многовековый опыт древней и средневековой Руси, В.С. Мясников приходит к утверждению, что нельзя перечёркивать этот весьма протяжённый период отечественной дипломатии. Это утверждение позитивно воспринято специалистами в области истории дипломатии.

Приоритетной же сферой в научной деятельности В.С. Мясникова всегда была проблематика российско-китайских отношений и, прежде всего, пограничная тематика. В этой тематике профессионализм учёного доведён, по мнению гл. кор. РАН М.Л. Титаренко и проф. А.Г. Яковлева, до высшей точки совершенства. Концепция В.С. Мясникова заключается в том, что национально-государственные интересы двух стран никогда не были антагонистическими и что возникающие между ними трения и проблемы устранялись, смягчались дипломатическими средствами. Именно поэтому на протяжении почти четырёх столетий своего взаимодействия две соседние великие страны ни разу на находились в состоянии объявленной широкомасштабной войны. Межгосударственные отношения России с Китаем В.С. Мясников впервые рассматривает как форму межцивили-зационного евразийского и восточно-азиатского цивилизационных комплексов. Критический анализ зарубежной историографии, проведённый автором, показывает несостоятельность попыток некоторых её представителей исказить 300-летний процесс международно-правового оформления совместных рубежей двух держав. Традиции добрососедства, как считает В.С. Мясников, – надёжный фундамент конструктивного сотрудничества и стратеги-ческого партнёрства России и КНР на длительную перспективу.

В последние годы В.С. Мясников концентрирует своё внимание на вопросах, связанных с формированием новой политической структуры мирового сообщества и с конкретными проявлениями этого процесса в Азиатско-Тихоокеанском регионе. В частности, он исследует объектив-ные основы и перспективы развития стратегического партнёрства России и КНР, а также становления «стратегического треугольника» «Россия-Китай-Индия» и неизбежного возрастания роли «Шанхайской пятёрки».

Много сил и внимания В.С. Мясников отдавал и отдаёт подготовке научных кадров и как руководитель исследовательского коллектива, и как наставник аспирантов и докторантов, и как вузовский преподаватель. В последнее время он ведёт преподавательскую работу в Институте стран Азии и Африки при МГУ и в МГИМО.

Обширна деятельность В.С. Мясникова и на общественном поприще. Он является заместителем председателя Общества российско-китайской дружбы, председателем Ассоциации китаеведов РАН и т.п.

Многочисленные публикации, доклады на различных, в том числе международных научных и общественно-политических форумах, с которыми выступает В.С. Мясников в последние годы, свидетельствуют о том, что он продолжает оставаться активной творческой фигурой в российском востоковедении.

Литература: Титаренко М.Л., Яковлев А.Г. Академику В.С. Мясникову – 70 лет // Проблемы Дальнего Востока. 2001. №3;

Премия имени Н.И. Кареева 2000 года - В.С. Мясникову // Вестник РАН. 2001. т. 71. №2.


С.Ф. Ольденбург


Сергей Фёдорович Ольденбург (1863–1934) – это личность, в которой, по всеобщему признанию, удивительно сошлись два таланта – талант учёного и талант организатора. Последний помог ему провести корабль Академии сквозь бурные десятилетия первой трети ХХ в.

С.Ф. Ольденбург происходил из старинного германского дворянского рода – впервые имя рода упоминается в Ольденбургской хронике 1247 г. Российская история одной из ветвей рода началась в XVIII в. Военная его линия оборвалась на отце С.Ф. Ольденбурга в 1867 г., оба сына которого выбрали другую стезю служения России.

С.Ф. Ольденбург в 1881 г. поступил на Восточный факультет Петербургского университета по санскрито-зендско-персидскому разряду. По окончании курса учёбы С.Ф. Ольденбург очень быстро приобрёл известность как блестящий учёный-индолог и уже в 1904 г. стал непременным секретарём, то есть по-нынешнему учёным секретарём Президиума Академии наук. На этом посту он находился до 1929 г. Четверть века С.Ф. Ольденбург осуществлял руководство всей повседневной организационной деятельностью Академии, активно участвовал в разработке планов, перспектив её развития.

Это была для него нелёгкая ноша. И потому, что обширными были его личные интересы и замыслы. И потому, что ему пришлось заниматься реорганизацией Академии в соответствии с требованиями новой власти после Октября 1917 г., налаживать контакты учёных с этой властью.

С.Ф. Ольденбург был одним из первых российских учёных – представителей старой академической школы, кто принял советскую власть. Он сумел также убедить сделать подобный шаг и президента Академии наук А.П. Карпинского и вице-президента В.А. Стеклова. В голодные и холодные годы гражданской войны он отдал себя делу спасения научных учреждений, учёных. Он был правой рукой А.М. Горького в комиссии по улучшению быта учёных. Во многом благодаря его усилиям и хлопотам даже в эти годы научная работа в Академии наук продолжалась. Каждый год С.Ф. Ольденбург докладывал общему собранию о подготовленных к печати и изданных научных трудах, о новых полученных результатах. Примечательно письмо от 20 октября 1918 г., отправленное С.Ф. Ольденбургом племянницам своего наставника И.П. Минаева: «В Академии работаю усердно, мы считаем, что, как бы ни слагалась политическая жизнь, научная и культурная работа должна идти непрестанно, дабы не погибла страна» (Новая и новейшая история. 1994. №1. – С. 226).

Будучи убеждённым в необходимости установления тесных связей науки с жизнью во имя блага России, С.Ф. Ольденбург и в эти, и в последующие годы проводил политику активного участия Академии в решении практических задач, которые ставились Советским государством. В мобилизации научного потенциала Академии на службу этому государству роль С.Ф. Ольденбурга велика. По признанию академика Г.К. Скрябина, Сергей Фёдорович «был одним из лидеров Академии наук не только по должности, но и по признанию, по личной авторитетности и влиятельности» (Вестник Академии наук СССР. 1984. №9. – С. 111).

Это не значит, что не было сложностей во взаимоотношениях с коллегами. В среде академиков имели место и соперничество, и личные амбиции, и пристрастные суждения друг о друге. Не были безоблачными и отношения с властью. Несмотря на то, что С.Ф. Ольденбург решительно расстался со своим прошлым, его как бывшего кадета, члена Временного правительства (в июле-августе 1917 г. он занимал в нём пост министра просвещения), преследовали: в доме неоднократно проводились обыски, а в сентябре 1919 г. его подвергли аресту. 17 дней С.Ф. Ольденбург провёл в тюрьме и освобождён был под давлением научной общественности.

Огромна роль С.Ф. Ольденбурга в становлении советского востоковедения. В его размышлениях, оценках, констатациях подчёркивались междисциплинарный комплексный характер востоковедения, необходимость многостороннего анализа не только в отношении древнего и средневекового, но и современного Востока, причём не по проторённым, традиционным дорожкам, а с включением в исследовательский процесс изучения экономики, политики, новейшей истории (С.Ф. Ольденбург. Восток и Запад в советских условиях. М. – Л., 1931г. Свои взгляды и убеждения С.Ф. Ольденбург вносил и в практическую деятельность. С 1904 г. и до конца своей жизни он был бессменным руководителем главного востоковедного центра страны – сначала Азиатского музея, а затем созданного на его основе академического Института востоковедения.

Во многих воспоминаниях об С.Ф. Ольденбурге отмечается то, что он был прирождённым деятелем и организатором. Профессор М. Азадовский, хорошо знавший С.Ф. Ольденбурга, писал в 1934 г.: «Изумительные организационные способности – основная черта в характере и работе Сергея Фёдоровича. Подобно тому, как поэт каждую идею представляет в ритмах и созвучиях, художник в линиях и красочных пятнах, так для Сергея Фёдоровича каждая проблема принимала всегда чёткие организационные формы» (Вестник АН СССР. 1984. №9. – С. 108).

Совершенно очевидно, что общественное и организаторское признание С.Ф. Ольденбурга требовали от него немалых жертв. Ими были его собственные научные замыслы, часть которых оказалась неосуществлёнными. Сам Сергей Фёдорович писал: «Мне казалось, что важнее, может быть, чем труд личный, тут будет труд организационный, продумывание и осуществление общих работ. Почти всегда особенно у нас, гуманитариев, это значит отказ от многих личных работ, причём всегда остаётся невыясненным, кто поступает здесь правильнее и целесообразнее» (Вестник АН СССР. 1984. №9. – С. 109).

При всём этом С.Ф. Ольденбург был выдающимся востоковедом, учёным с мировым именем. Он состоял почётным членом английского Королевского Азиатского общества и французского Азиатского – двух наиболее старых и авторитетных научных обществ, почётным председателем общества изучения буддийской литературы в Гейдельберге, членом-корреспондентом Берлинской и Геттингенской академий, почётным членом Археологического института в Индии и доктором Абердинского университета.

В востоковедном творчестве С.Ф. Ольденбурга главное место занимали буддология и индология. Но, по признанию многих коллег-индианистов, даже в этих специальных областях его деятельность была столь многообразной, что описать полностью его индологическое наследие достаточно трудно. С.Ф. Ольденбурга отличали исключительная эрудиция и широта научных поисков. Он был превосходным филологом, текстологом, фольклористом, крупным буддологом, археологом – исследователем индийских древностей в Центральной Азии, одним из первых отечественных историков древней Индии, зачинателем в России новой отрасли индологии – истории отечественной индологической науки.

Интерес к Индии возник у С.Ф. Ольденбурга очень рано. Ещё в детстве он решил выучить санскрит, чтобы поехать в Индию и познакомиться с далёким прошлым человечества. В университете он получил прекрасное востоковедное образование: изучал санскрит, арабский, персидский, китайский и тибетский языки. Университет привёл его к убеждению, что «индийская культура – одна из замечательнейших культур человечества».

Учителем С.Ф. Ольденбурга был выдающийся индолог И.П. Минаев, создатель русской индологической школы, разносто-ронний учёный, блестяще знавший не только древние языки и тексты, но и интересовавшийся современной Индией.

Первый период в индологических исследованиях С.Ф. Ольденбурга был связан с изучением народной литературы и фольклора Индии. Такой подход во многом был новаторским. В Европе в это время – в конце ХIХ в. – объектом внимания индологов являлась ведическая и классическая санскритская литература. Работа над рукописными собраниями в библиотеках Лондона и Парижа закончилась написанием его главного труда по древнеиндийской литературе «Буддийские легенды и буддизм», который в 1894 г. был защищён им в качестве магистерской диссертации. Работая над рукописями, С.Ф. Ольденбург овладевал такой труднейшей отраслью индологии, как палеография. Впоследствии это позволило ему провести первоклассные исследования индийских текстов из Восточного Туркестана. Уже в то время проявилось ещё одно важное качество С.Ф. Ольденбурга: к анализу литературных памятников он подходил с позиций историка. Он одним из первых в мировой индологии и буддологии высоко оценил значимость буддийских сказаний как исторического источника для изучения социальной и духовной жизни древнеиндийского народа.

Изучение индийской народной, в том числе буддийской, литературы привело С.Ф. Ольденбурга к исследованию индийского буддийского искусства в целом. В этой области индологии ему принадлежит большое количество работ, здесь его авторитет был очень высок и получил международное признание. С.Ф. Ольденбург впервые ввёл в научный оборот ценные памятники буддийского искусства из российских собраний.

С.Ф. Ольденбург предложил свою концепцию происхождения и развития индийского искусства, отличную от складывающихся тогда у западноевропейских учёных взглядов на эту проблему. Основу их составляло убеждение в том, что именно буддийское искусство – предтеча древнеиндийского искусства в целом. С.Ф. Ольденбург в 1901 г. выступил против такой апологетики буддийского искусства, отстаивая идею брахманистской основы буддийского искусства, подчёркивая, что это никоим образом не умаляет роли буддизма как мировой религии и носителя индийской цивилизации вне Индии.

С.Ф. Ольденбург был одним из первых учёных в мировой индологии, кто обратил внимание на необходимость изучения гандхарского искусства (Гандхара – северо-западная пограничная область древней Индии). Эту проблему он разрабатывал с начала 1900-х гг. Результатом изысканий был вывод о том, что Гандхара сыграла большую роль не только в истории индийского искусства, но и культуры Непала, Тибета, Восточного Туркестана, Средней и Юго-Восточной Азии. С.Ф. Ольденбург, таким образом, выступал против тех учёных (а их было тогда большинство), которые полагали, что гандхарское искусство было провинциальным вариантом греко-римского искусства, влияние же индийских, культурных традиций либо недооценивали, либо вообще отрицали.

С.Ф. Ольденбург решительно выступал против довольно распространённого мнения о неисторичности индийцев, отсутствии у них чисто земных устремлений. По его мнению, подобные идеи «коренятся в неправильном методологическом подходе», то есть в том, что учёные часто отрывают искусство и культуру от всей совокупности социальных и экономических отношений (См.: «Современная постановка изучения изобразительных искусств и их техники в Индии», 1931). Исторические источники, по глубокому убеждению учёного, имеются даже для относительно древних периодов истории Индии.

В этой связи он уделил специальное внимание эпиграфике и свидетельствам шастр – «сводов этико-правовых норм». Одним из первых в отечественной индологии он высоко оценил значение политического трактата «Артхашастра» («Наука о достижении полезного») для реконструкции социально-экономических отношений в Древней Индии. По его инициативе в ИВ АН в 1930 г. была создана группа во главе с Ф.И. Щербатским для перевода этого трактата на русский язык и уже в 1932 г. основная часть работы была завершена (перевод первого тома «Артхашастры» сделал сам С.Ф. Ольденбург).

С именем С.Ф. Ольденбурга связано и такое международное предприятие как серийное издание «Bibliotheca Buddhica». Это издание было начато ещё в 1897 г. Целью проекта стала публикация оригинальных и переводных буддийских сочинений, связанных с северным буддизмом. К работе были привлечены крупнейшие учёные из разных стран. Осуществление этого проекта, по словам Ф.И. Щербатского, доставило отечественной Академии наук заслужен-ную славу.

Особое место в индологическом наследии С.Ф. Ольденбурга занимает центральноазиатская тематика – изучение санскритских буддийских текстов и памятников искусства Центральной Азии. Заметной вехой в истории мировой индологии и буддологии стали возглавляемые С.Ф. Ольденбургом научные экспедиции в Восточный Туркестан, открывшие миру многие замечательные памятники древней культуры, в том числе знаменитые пещеры Дуньхуана. Благодаря усилиям и личному участию учёного в Азиатском музее была собрана богатейшая коллекция центрально-азиатских рукописей. Их изучением до сих пор занимаются востоковеды, причём не только российские.

Характерной чертой творческой биографии С.Ф. Ольденбурга был гражданский пафос, вера в неисчерпаемые возможности народов Востока. Ещё будучи молодым учёным, он пришёл к глубокому убеждению о необходимости расширения востоковедных исследований в России. Россия, как многократно подчёркивал С.Ф. Ольденбург, более, может быть, чем какая другая страна, нуждается и в практическом изучении, и в теоретическом знании Востока. Он же одним из первых советских востоковедов-индологов осознал необходимость расширения предмета традиционной индологии, важность изучения современного Востока.

С.Ф. Ольденбург постоянно интересовался историей мирового востоковедения и прекрасно её знал. Ему принадлежит целая серия статей, заметок о жизни и творчестве корифеев индологической науки. Причём это был не просто интерес биографа – изучая историю индологии, он выявлял наиболее важные для индолога черты исследовательского метода, искал пути реализации творческих планов и замыслов. С глубочайшим вниманием следил С.Ф. Ольденбург за трудами индийских учёных, высоко оценивал достижения индийской исторической науки. Не случайно он пользовался высочайшим авторитетом среди индийских индологов.

Эпиграфом к деятельности академика С.Ф. Ольденбурга как востоковеда-индолога вполне могут быть его собственные слова: «При всех несомненных отличиях Востока от Запада, Восток свою духовную жизнь строил на тех же общечеловеческих началах, как и Запад, живёт по тем же общечеловеческим законам исторического развития» (Вестник АН СССР. 1984. №9. – С. 121).

С.Ф. Ольденбург, несомненно, занимает достойное место в ряду российских учёных, которые своим вкладом в мировую науку обеспечивали высокий престиж отечественной науки.

Литература: Скрябин Г.К. Выдающийся организатор науки // Вестник АН СССР. 1984. №9;

Примаков Е.М. С.Ф. Ольденбург и становление советского востоковедения // Вестник АН СССР. 1984. №9;

Бонгард-Левин Г.М. С.Ф. Ольденбург как индолог и буддолог // Вестник АН СССР. 1984. №9;

С.Ф.Ольденбург.Портреты историков. Т.3. – М.: Наука, 2004.

Серебряков И.Д. Непременный секретарь АН академик Сергей Фёдорович Ольденбург // Новая и новейшая история. 1994. №1.