Игорь владимирович вишев

Вид материала

Библиографический указатель

Содержание И.В. Вишев — доктор философских наук, профессор

Подобный материал:

• Роман Петрович Костюченко, Николай Владимирович Максимович, Сергей Владимирович Мыльников,, 1886.15kb.
• Игорь владимирович арнольд, 72.92kb.
• Программа кооперационной биржи «Информационные технологии», 56.27kb.
• Шкурлов Игорь Владимирович, 101.58kb.
• Игорь Владимирович Ларсон, 2977.21kb.
• Программа дисциплины Коммуникационное сопровождение инвестиционных процессов для направления, 103.75kb.
• Коган Ефим Яковлевич Осовецкая Нина Яковлевна Прудникова Виктория Аркадьевна Шиян Игорь, 595.97kb.
• Мыслитель, творец, педагог, 203.36kb.
• Внастоящей работе проведен анализ зависимостей затухающих акустических колебаний отливок, 47.5kb.
• S. Brusnik Игорь Владимирович Волков. Мечта летать, 1676.75kb.

И.В. Вишев — доктор философских наук, профессор

Т.И. Домбровская — доктор философских наук, старший научный сотрудник

ФИЛОСОФСКИЙ МАТЕРИАЛИЗМ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ

И МИРЕ

//Челябинский гуманитарий: сборник научных трудов членов Челябинского отделения Академии гуманитарных наук. — 2008. — № 6. — С.147–156.


Кардинальные перемены, происшедшие в России за последние два десятилетия, существенно изменили ее мировоззренческую атмосферу. Философский материализм, который был в условиях социалистического общества доминирующим мировоззренческим направлением, вследствие реставрации в стране капитализма утратил свой прежний статус. Возник социально-политический заказ на религиозно-идеалистическое мировоззрение в различных его модификациях. В новых экономических и социально-политических условиях к материализму сложилось три принципиально различных отношения. Одни полностью отвергли его как правомерное направление в философии, другие рассматривают материализм как направление в классической и как тенденцию в современной постклассической философии, третьи не находят никаких объективных и серьезных оснований для ревизии места и роли философского материализма в качестве одного из основных направлений в истории философской мысли и в прошлом, и в настоящем времени. Особенно резко поляризация позиций проявилась в связи с открытым письмом десяти академиков РАН Президенту РФ В.В. Путину [1, с.137–140], которое было вызвано неуклонно нарастающим процессом клерикализации российского общества и государства, провозглашенного светским Конституцией Российской Федерации.

В сложившейся сегодня ситуации постановка вопроса о месте материализма в философии, действительно, уместна и актуальна. В настоящее время усилилось неприятие философской онтологии, учения о бытии как совокупной реальности, объекта, независимого от субъекта, материи как объективной реальности. Модернист, постструктуралист, феноменолог, герменевтик могут утверждать, будто бы материализм — это уже не вчерашний, а даже позавчерашний день философии ХХI века. О направлениях в современной философии, о монизме говорить как бы не принято. Так, П.Г. Щедровицкий, характеризуя изменения мышления на рубеже XX и ХХI столетий, говорит о кризисе, как монизма, так и дуализма, о несостоятельности попытки, по его словам, «сохранить принципы методологического монизма в условиях работы с плюральными, множественными онтологиями» [2, с.36]. Г. В. Ф. Гегеля и, тем более, К. Маркса сегодня кое-кто считает безнадежно устаревшими. Такая позиция получила распространение особенно в постсоветской философии, которая в определенной мере как бы потеряла почву под ногами, оказалась в состоянии некоторой растерянности, чуть ли не в коллапсе, пытаясь порвать с недавним прошлым. Постсоветская философия, если только можно ее рассматривать как нечто единое целостное, оказалась не в силах критически преодолеть учение Маркса, шарахаясь от апологии марксизма до полного разрыва с ним, лишившись основательной методологии и оказавшись в плену эклектики.

Необходимо также заметить, что в контексте диалектического материализма недавнего времени вопрос о материализме как одном из двух основных и противоположных направлений приобрел в некотором смысле идеологизированное звучание; когда академическое рассмотрение проблемы иногда подменялось политическими предписаниями, а то и диктатом. Но это не значит, что материализм может когда-нибудь окончательно исчезнуть из философии. По мере развития философии и естествознания, материализм видоизменяется; и задача состоит в том, чтобы находить новые обоснования, совершенствовать понятийно-категориальный аппарат для более адекватного выражения этих процессов.

История философии знает многочисленные формы материализма: наивный материализм Милетской школы, атомизм Демокрита и Эпикура, пантеизм Возрождения, получивший свое развитие в учении Б. Спинозы о субстанции, английский материализм XVII в. Ф. Бэкона, Т. Гоббса и др., материализм французских просветителей XVIII в. (П. Гольбах, Д. Дидро и др.), антропологический материализм, или реализм, немецкого философа Л. Фейербаха, вульгарный материализм Л. Бюхнера и др., марксистский материализм, материализм русских революционных демократов (В. Белинский, А. Герцен и др.), материализм и панпсихизм К. Циолковского, наконец, современный материализм, развивающий основные идеи именно марксистской философии, который внес тем самым существенный вклад в дальнейший прогресс этого философского направления. Однако даже сравнительно пространный перечень исторических форм материализма отнюдь не исчерпывает всего разнообразия данного направления.

Между тем, как бы там ни было, мировоззренческое и методологическое влияние философии марксизма, несомненно, продолжает оставаться весьма значительным, что констатируют многие вузовские учебники по философии. «Наиболее влиятельным течением современной материалистической философии с конца XIX в. и до наших дней, — подчеркивают, например А.С. Кармин и Г.Г. Бернацкий, — является диалектический материализм» [3, с.87]. Однако после создания диалектического материализма К. Марксом и Ф. Энгельсом в нем возникло множество разветвлений: К. Каутский, Э. Бернштейн, Д. Лукач, К. Корш (в начале XX в.). К середине XX в. в разных странах сложились национальные школы марксистской философии: австромарксизм (А. Адлер), французская (ранний Ж.-П.Сартр), итальянская (А. Грамши). В настоящее время развивается «структурный марксизм» (Дж. Коэн,). Но современная материалистическая философия не сводится к одним только марксистским философским концепциям. Наряду с ними к материалистическому течению примыкают также и другие школы западной философской мысли, которые далеко не всегда однозначно считаются и признаются материалистическими: неореализм (Дж. Мур, Б. Рассел), критический реализм (Р. Селларс), «научный материализм» (Г. Фейгл, Д. Армстронг) и др.

Согласно одной из упомянутых вначале точек зрания, в современной постклассической философии материализм развивается уже не как направление, противоположное идеализму, а преимущественно, как тенденция, имманентная философии на всех ее исторических ступенях, философии как особой форме общественного сознания, как мировоззрению эмпирического индивида.

Целесообразно различать в философии как форме общественного сознания обыденный и теоретический уровни. Первый представляет любовь к мудрости, мировоззрение индивида и общества; второй, метатеоретический уровень  — это не что иное, как метафизика, поиск предельных оснований бытия и сознания в философских системах и учениях. Проблема отношения человека к миру, материального и духовного, объекта и субъекта относится к вечным, неисчерпаемым философским мировоззренческим, гносеологическим проблемам. Материализм точно так же, как и идеализм, с данной точки зрения, логически не может быть окончательно ни доказан, ни опровергнут. Четкие границы между основными направлениями, которые сохранялись в классической философии, в неклассической и постнеклассической становятся размытыми и сохраняются, главным образом, в виде тенденций.

Метафизике, направленной по самой ее сущности на поиск предельных оснований бытия и мышления имманентна тенденция к денатурализации и деонтологизации, которая ведет к превращению метафизики в мышление о мышлении. В этом своем внутреннем развитии метафизика уходит от мира, его предметности, природности. Чистое мышление, мышление как таковое претендует на самодостаточность, самоценность. Логика становится онтологией (Гегель). Функцию онтологии может принять на себя очищенная от всего внешнего, оторванная от собственных источников, человеческая субъективность (экзистенциализм, феноменология). Жизненный мир Э. Гуссерля, будучи основополагающим принципом его философии, по своей этимологии создает иллюзию возможности материалистического толкования этого понятия. Но при более глубоком рассмотрении эта иллюзия рассеивается. Действительный мир Гуссерля — это не природа, не чувственный мир.

В ХХ веке становится невозможным допущение, что чувственный мир представляет непосредственный предмет философии и даже естествознания. Такое допущение, с рассматриваемой точки зрения, представляется неприемлемым и для современного, диалектически мыслящего материалиста. И физик, и математик имеют дело не с явлениями природы непосредственно, а с формулами и уравнениями, но их источником, в самом конечном счете, являются количественные отношения, существующие в реальном мире. Трудно не согласиться с Гуссерлем, что мы схватываем мир культурным зрением. Но для материалиста культура – это вторая реальность, очеловеченная природа, которая с необходимостью предполагает первую, неочеловеченную природу, бытие, материю как сложные, предельно общие, абстрактные философские понятия.

В учении о жизненном мире Гуссерль — сторонник трансцендентализма. Жизненный мир конституируется лишь благодаря субъективности. Мир, по Гуссерлю, преддан сознанию. Вне отношения к субъективности мир в феноменологии Гуссерля лишен смысла. Как одно из направлений ХХ века феноменология, таким образом, не характеризуется монистичностью, последовательностью, как скажем, объективный идеализм Гегеля. Но она принципиально отличается от материалистической тенденции в философии.

Материализм как течение, органичное философии на всех её уровнях, (индивидуального и общественного сознания, социально-психологическом и метатеоретическом) всегда аппелирует к науке, к естествознанию, особенно с момента возникновения частных наук о природе. Этот процесс вызывает к жизни особую форму материализма, естественнонаучный материализм, который, по преимуществу, носит стихийный характер, не оперирует сознательно определенной философской методологией (позитивизм, неопозитивизм, эмпириокритицизм). Революционные изменения в физике сопровождаются кризисами методологического плана. С открытием сложной структуры атома и особенностей развития в области микромира возникает кризис естественнонаучного стихийного материализма, подмена философско-гносеологического подхода к материи вопросом физического её строения. Последовательное применение диалектического метода познания позволяет преодолеть кризис на рубеже XIX–XX вв.

Развитие синергетики и информатики превращает в объект теоретического исследования виртуальные реальности, приводит к новому, ещё более глубокому, кризису теперь уже не только материализма, но и философии в целом, к попыткам замены онтологии, как неотъемлемой стороны всякой философии, нигитологией. Виртуальная реальность интерпретируется как ничто, небытие. Возникает необходимость оправдания бытия, отстаивания приоритета бытия перед ничто [4, с.15–32].

Столетие назад противопоставлялись вещество и поле, волновые и корпускулярные свойства элементарных частиц, что приводило, по мнению ряда естествоиспытателей и философов к уничтожению материи и материализма. Теперь противопоставляют виртуальные и актуальные реальности, делают вывод о превращении бытия в ничто, онтологии в нигитологию, замахиваясь тем самым на философию в целом. Абсолютизируется изобретение искусственного. Деятельность по производству искусственного превращается в модель философствования в постклассическом мышлении.

Не будучи последовательными, взаимоисключающими направлениями материализм и идеализм как тенденции постклассической и постнеклассической философии сохраняют принципиальные различия. Критерием этих различий продолжает оставаться вечная проблема об отношении человека к миру, субъекта к объекту, понимании объективности мира как бытия, совокупной реальности. Не признавая существования объекта вне субъекта (жизненный мир) феноменология не выходит за границы философии, правда, идеалистической. Постмодернистское упразднение субъекта, оппозиции «субъект — объект» (постструктурализм) равнозначно упразднению философии и метафизики как таковой, в лучшем случае сведению философии лишь к одной из её функций, именно к критической функции.

В природе метафизики, направленной на поиск предельных оснований бытия и мышления, как уже отмечалось, заложена возможность денатурализации и деонтологизации. Если в качестве онтологии выступает логика, то, действительно, метафизика превращается в науку о мышлении, в мышление о мышлении. Мышление оказывается пустым, самодовлеющим, бессодержательным. Такова идеалистическая философия по самой своей сущности, проявляющаяся в бесконечно разнообразных формах и разновидностях. Общее для них состоит в уходе от мира. В противоположность идеализму материализм, по необходимости, оперируя специфическим языком философии, не упускает из поля зрения природу, бытие, мир. Живучесть и жизненность материализма связана с его укорененностью не только на метауровне, в философских системах и учениях, но и в индивидуальном сознании эмпирического индивида, на социально-психологическом уровне, в обыденном сознании людей.

С третьей, из основных, точек зрения на судьбы материализма в современном мире, это философское направление не претерпело никаких существенных перемен в своем историческом статусе и призвании, несмотря на значительно усилившиеся идеологические атаки на него в изменившихся к худшему социокультурных условиях в стране и мире. Философия как таковая, фактически, никогда не была однородной. В ней всегда была представлена религиозная философия, всегда очень тесно связанная с религиозной догматикой и определяемая ею, связь которой с наукой была необязательной или крайне опосредованной; идеалистическая философия, отстоящая от религии дальше, но нередко становившаяся ее «рафинированной» формой, связь с наукой могла быть более близкой, но тоже необязательной или искаженной; наконец, материалистическая философия, которая всегда была органично связана с научной картиной мира, исходила из нее и опиралась на нее. Какая из них получала превалирующее положение, поддержку и влияние всегда напрямую зависело от сложившейся исторической ситуации, в конечном счете, от соотношения прогрессивных и реакционных социальных сил.

Если рассматривать вопрос схематично, но вместе с тем по существу, то первые пытаются изменить status quo, улучшить положение вещей, поднять его на более высокую ступень развития. Для решения данной задачи необходимо знать, как это можно и нужно сделать. Между тем именно материализм, по своей природе и призванию, является пониманием мира таким, каков он есть, без каких-либо субъективистских привнесений и искажений объективной картины мира. Поэтому он всегда органично связан с научной картиной мира на любом этапе ее развития, исходит из нее, опирается и постоянно ориентируется на нее. Естественно, что именно материалистическая философия всегда была и остается наиболее последовательным идейным знаменем прогрессивных социальных сил. Когда эти силы преобладали в обществе, а тем более находились у власти, материализм, в отличие от своих оппонентов, получал преимущественную поддержку и наиболее благоприятные условия для своего дальнейшего развития.

И наоборот, противоборствующие социальные силы, стремящиеся восстановить утраченный ранее свой status quo либо сохранить существующий, оказываются незаинтересованными в объективном познании действительности и потому берут на вооружение разного рода религиозно-мистические, идеалистические и агностические учения, всячески поддерживая и поощряя именно их. Если эти силы и идут на какие-то изменения, то лишь на паллиативные, которые не грозят утратой крупной частной собственности для деньги- и власть имущих. Материализм же, напротив, переживает в таких случаях трудные времена. Он всячески третируется, его научно-философские изыскания ограничиваются, а то и подвергаются прямым гонениям. Однако от этого материализм не перестает быть тем, чем он объективно является. Подобные закономерности действуют и в мире, и в нашей стране.

Примечателен в данной связи следующий небезынтересный факт. В феврале 2005 года в России побывал известный американский профессор Деннис Медоуз, который еще в начале 70-х годов прошлого столетия участвовал в нашумевшем тогда исследовании Римского клуба «Пределы роста». Через два десятка лет было проведено новое исследование — «За пределами роста», а затем, тринадцать лет спустя, рассматривалась проблема человеческого фактора в становлении устойчивого развития человеческого общества. Иными словами, этот американский ученый был постоянно в гуще событий, на острие актуальных проблем современности. Во время встречи с ним ему был задан вопрос: «Пытался ли он довести свои соображения о необходимости объединения усилий разных стран до слуха Президента США?» Ответ прозвучал довольно неожиданно.

Но чтобы точнее понять его смысл, нужно напомнить следующее обстоятельство. Дело в том, что Дж. Буш исповедует весьма популярную в США разновидность протестантизма — диспенсациализм, возникший в XVIII в. (лат. «dispensatio» — милость, разрешение и в то же время «Божий промысел»). Приверженцы этого вероучения, а значит и Буш, веруют, что «спасенные» христиане будут взяты живыми на небо до начала Армагеддона и уже отсюда они будут наблюдать, как грешники, т.е. все остальные, будут гореть в очистительном пламени. Вот почему. Медоуз ответил на заданный ему вопрос, что Бушу говорить что-либо «бессмысленно», поскольку для него все наши попытки что-то предотвратить — «это суета», ибо с наступлением конца света «Господь спустится на облаке и заберет праведников в рай, а остальные сгорят, так что особенно беспокоиться не стоит» [5, с.145]. Не стоит, и поэтому тоже, удивляться и американской бомбежке Югославии, и лживой агрессии в Ираке, и многим другим подобным приемам навязывания народам «ценностей американской демократии», назвать которые «прогрессивными» никак нельзя. Буш со своими единоверцами «спасется», а все остальные его волнений не заслуживают.

Что касается нашей страны, то, например, совершенно не стал неожиданностью ни постоянно нарастающий процесс клерикализации российского общества и государства, ни вызванное им открытое письмо Президенту РФ десяти академиков РАН, выразивших крайнюю встревоженность прогрессивной российской общественности этой опасной тенденцией. В.В. Путин не нашел нужным ответить на это обращение уважаемых и авторитетных ученых. Данный факт был воспринят, особенно средствами массовой информации, вполне логично и однозначно. Шквал совершенно некорректной критики обрушился не только на самих авторов открытого письма, но и на философский материализм, на научный атеизм и, естественно, на науку вообще. Так уже бывало в истории не раз, развернулись массированные усилия, направленные на то, чтобы потеснить знания и освободить побольше места для веры. Этого, конечно, могло бы и не произойти, но лишь при одном очень важном условии. В.А. Игнатьев в этой связи справедливо замечает, что «Президент должен служить гарантом Конституции не только в декларациях на предвыборных компаниях, но и в повседневной жизни страны. Конституцию должны соблюдать все властные структуры, начиная с Президента» [6, с.142]. К сожалению, это был, судя по всему, не тот случай. Сложившаяся ситуация, естественно, ведет к осложнению не только общественных, но и личностных отношений.

Примером негативного восприятия открытого письма академиков, которое вызывает недоумение и горечь, может служить позиция А. Кацуры, причисляющим себя к свободомыслящим, но только не атеистам. Такая позиция неизбежно оказывается непоследовательной и предвзятой. Показательно уже само название его статьи — «Имеет ли право учитель рассказать школьнику о «Новом Завете»?» Можно подумать, что авторы открытого письма выступают против. Между тем, наоборот, для них ответ на заданный вопрос однозначен: учитель не только имеет такое право, более того, он обязан это сделать. Свидетельством тому является их одобрительная поддержка «хорошо сбалансированного» учебника «Религии мира», в чем, кстати сказать, Кацура был вынужден солидаризироваться (правда, оговорившись, «в этой малой части», но в действительности, это и есть суть дела). Вопрос в другом: кто именно будет анализировать эти мировые религии? Совершенно очевидно, что объективно, непредвзято эту задачу может успешно решить только учитель, стоящий на научных позициях, но отнюдь не вероучитель, который непременно превратит преподавание в проповедь своей религии, ее апологию, в ущерб всем остальным, а значит, в конечном счете, станет способствовать созданию конфликтной ситуации.

Вместе с тем бесспорное утверждение авторитетных ученых, если подходить к нему непредвзято: «Все достижения современной мировой науки базируются на материалистическом видении мира. Ничего иного в современной науке просто нет» [1, с.138] — Кацура не постеснялся назвать «замшелым тезисом» [7, с.145]. При этом он не преминул сделать уничижительный, но совершенно неоправданный и необоснованный, выпад против «примитивного «материалиста»» [7, с.145], который (а значит и академики) будто бы не задумывается о природе морали и о природе добра «в широком историческом контексте» [7, с.146]. Во-первых, это не так, а, во-вторых, разве размышления над этими проблемами обязательно должны привести человека к религии? Конечно, нет. Напротив. Они имеют вполне определенное научное, и притом именно материалистическое, решение.

Не прав Кацура также, полагая, будто в «XIX веке» религия «не сбивала» с истинного пути будущих биологов, химиков, инженеров и ««Закон Божий» в наших гимназиях не воспрепятствовал появлению Менделеева, Столетова, Павлова, Мечникова, Вернадского, Вавилова…» [7, с.147]. Нет, сбивала, и очень; «не воспрепятствовала» — да, но препятствовала, и позже тоже, — крайне. Эти препоны приходилось преодолевать в тяжелой борьбе, идя на лишения и даже жертвуя жизнью. И вот теперь эти препоны настойчиво пытаются возродить. И уж вовсе вызывает удивление и недоумение мнение Кацуры, что «атеизм» представляет собой «всего лишь разновидность примитивной религии» [7, с.146]. Даже как-то неловко «напоминать кандидату философских наук и члену Союза писателей» прописные истины. Религия — это вера в сверхъестественное и поклонение ему. Нигде и ни у кого, кроме нее, этого нет. Атеизм — отрицание веры в бога ради утверждения бытия человека. Воистину «грех» отрекаться от него.

Естественно, заслуживает внимания статья еще одного участника дискуссии Д.И. Дубровского, который, в противоположность Кацуре, «твердо» причисляет себя к материалистам-атеистам [8, с.148]. Анализируя сложившуюся ситуацию, в связи с открытым письмом академиков, он с явной горечью констатирует: «Вслед за Президентом промолчали и Академия Наук, и общественные организации, которые, казалось бы, призваны защищать науку и здравомыслие» [8, с.148]. И это, к сожалению, неудивительно, поскольку произошли, действительно серьезные перемены. «Многие недавние марксисты-материалисты, — вынужден констатировать Дубровский, — развернулись на сто восемьдесят градусов и теперь установили братские отношения с идеализмом и религией, высокомерно взирают на своих нераскаявшихся коллег» [8, с.150]. Так что рассчитывать на адекватную реакцию на письмо академиков заведомо не приходилось.

Выступая против неоправданных притязаний клерикалов, Дубровский пишет: «Разве не ясно, что именно наука, а не религия, будет определять развитие нашей страны, ее место в мировой цивилизации» [8, с.149]. Именно с наукой связаны надежды на решение и экологической проблемы, и всех остальных, перспективы изменения сознания, ценностных регулятивов и многого другого. «Трудно рассчитывать, — полагает он, — что православие в ближайшие десятилетия способно стать главным средством решения насущных социально-экономических, технических и нравственно-психологических проблем нашей страны и тем более глобальных проблем современности. Или, быть может, главное средство в том, чтобы уповать на Божью помощь, как об этом нам постоянно твердят церковные иерархи?» [8, с.149]. Можно с полным основанием утверждать, что ни православие, ни любая другая конфессия, ни все они вместе взятые, не только не могут помочь решать стоящие перед обществом проблемы и, действительно, мне помогают, но и крайне их усугубляют, серьезно тормозят решение этих проблем. Иначе и быть не может.

Рассматривая с научных позиций проблему духовности, Дубровский высказал и такую мысль: «К слову, материалисту необходимо гораздо большее мужество духа, чтобы противостоять неблагоустроенности жизни, сохранять достоинство перед лицом смерти и бездны неизведанного. Наверное, каждый из нас знал людей истинно высокой духовности и нравственной чистоты, но совершенно чуждых религиозной приверженности» [8, с.151]. Однако вместе с тем следует заметить, что у материалиста и атеиста нет никаких оснований страшиться ни самой смерти, ибо он убежден, что ни ему, никому другому не грозят разного рода «страшилки» и «ужастики», обещаемые сонмом праведников, вроде преподобной Феодоры, ни самих вечных адских мучений. Но мужество и убежденность нужны материалистам и атеистам еще и для того, чтобы настойчиво искать и в конечном счете найти действенные пути и средства осуществления заветной мечты людей — достичь реального личного бессмертия и способности восстановления человеческой жизни, т.е. реального воскрешения человека [9, с.109–112]. Эту фундаментальнейшую из всех проблем, несомненно, способна решить опять-таки только наука.

Сегодня можно с удовлетворением констатировать, что поистине с каждым днем решение этих проблем все более ускоренно и уверенно переходит из плоскости теоретической в плоскость практическую. Продолжаются успешные исследования не только в области таких ранее сделанных фундаментальных открытий, как реальная возможность клонирования человека, обещающее решение многих проблем, в том числе получение биологически неотторгаемых органов и восстановление человеческой жизни; дальнейшая расшифровка его генома, теломерная терапия, намечающая путь к бесконечному количеству клеточного деления; регенерация стволовых клеток, открывающая неведомые ранее перспективы укрепления здоровья людей, сохранения их молодости и достижения практического бессмертия; преумножение успехов крионики, нанотехнологии, «загрузки» и многих других. Такого рода исследования открывают новые подходы и горизонты.

Свидетельств тому, действительно, сейчас уже немало и поистине ежедневно их становится все больше. Так, например, калифорнийская исследовательская компания объявила, что ученым впервые удалось создать клонированные эмбрионы человека из клеток кожи взрослого мужчины, используя тот же подход, который позволил появиться на свет клонированной овце Долли, ставшей поистине легендарной. Попытки предпринимались и прежде, но на этот раз в неоплодотворенную женскую яйцеклетку удалось поместить генетический материал из клетки кожи именно взрослого человека. Это достижение устраняет, пусть часто и надуманные, многие этические проблемы. А компания Stemagen, расположенная в городе Ла Хойлла, заявила, что исследование, опубликованное в журнале Stem Cells, — первый шаг к получению стволовых клеток из клонированных эмбрионов пациентов, которые страдают тяжелыми заболеваниями наподобие болезни Паркинсона, рассеянного склероза или диабета. Подобную же процедуру можно использовать для создания клонированного человеческого эмбриона, который затем вынашивает суррогатная мать и родит клонированного ребенка. Правда, с одной стороны, в научном мире считают, что проведенная работа важна, но с другой — она была бы гораздо значительнее, если бы эта исследовательская группа смогла извлечь стволовые клетки из клонов и с исследовательскими целями вырастить их в лаборатории [10]. Несомненно, что будут проведены и такие эксперименты.

Очень показательно также, что, например отечественный ученый В. Фортов, говоря о перспективах развития нанотехнологии, которая обретает значимость национального проекта, отметил, в частности: «Выращивание тканей и органов. Оживление замороженных ранее людей с целью их лечения, продления жизни. Фактически достижение бессмертия» [11, с.3]. Так что крионика вызывает все большее доверие, становится теперь оправданным и надежным способом сохранения и возвращения жизни. Именно нанотехнология способна создать молекулярные роботы, которые смогут осуществлять внутриклеточный «ремонт» и производить другие необходимые операции, в том числе и в генетическом механизме жизнедеятельности организма. Пока такого рода изменения осуществляются другими методиками, но также вполне успешно.

Так, сообщается, например, об исследованиях калифорнийских ученых, которые создали генетически-модифицированный живой организм, способный жить в 10 раз дольше, чем ему положено по его природе, что является наибольшим продлением срока жизни. Иными словами, что называется, «подредактировав» нашу ДНК, мы вскоре сможем продлить свою жизнь на сотни лет. В частности Валтер Лонго, «вычеркнув» из генома дрожжевого грибка два гена и посадив его на низкокалорийную диету, сумел как раз столь существенно продлить его видовой срок жизни. Разумеется, различие между дрожжевой клеткой и другими подобными оргнизмами, с одной стороны, и человеком — с другой, огромно. Однако это, тем не менее, не помешало Валтеру Лонго и его коллегам заявить, что их исследования имеют непосредственное отношение и к проблеме старения и долгожительства людей. «Мы, — считают исследователи, — закладываем основы для перепрограммирования организма на здоровую жизнь. Если мы сможем разобраться, как работает механизм долгожительства, его удастся применить ко всем клеткам любого живого организма» Кстати сказать, Лонго считает, что смерть, вообще, не является неизбежной [12]. Естественно, предстоят еще долгие и сложные исследования, необходимые для достижения подобных целей, и потому неудивительно, что они вызывают немало скептических замечаний со стороны других специалистов. Но правоту одних или других должен определить именно сам научный эксперимент, в чем. и заключается его назначение.

Еще одной убедительной иллюстрацией прорыва в данной области исследований может служить статья биолога и бизнесмена Крейга Вентера, участника проекта «Геном человека», опубликованная в журнале «Science», в которой он заявил о создании синтетических генов, собранных в лабораторных условиях из химических соединений. Иначе говоря, в эксперименте удалось скопировать механизм наследственности, именно благодаря которому воспроизводят себя все живые организмы, включая человека. В своих исследованиях, начавшихся в 2002 году, он сотрудничает в настоящее время с Гамильтоном Смитом, нобелевским лауреатом. В 2007-м году оба исследователя создали гибридный организм посредством пересадки генов одной бактерии в другую, которая после этого жила и размножалась. Это и подвигло их заняться синтезом искусственной ДНК. Они получили цепочку, состоящую из 582 тысяч звеньев, воспроизводящую 485 генов бактерии, т.е. полный ее геном. Ученые планируют ввести синтетическую хромосому в клетку, чтобы она могла воспроизвести себя и тем самым превратиться в новую форму жизни — искусственную. Таким образом, впервые в мире сконструирована искусственная хромосома, и теперь на повестке дня — создание искусственной жизни [13]. Это позволит ответить на многие вопросы, в том числе и мировоззренческие, например о природе так называемой «души» и т.п.

Действительно, такого рода примеры множатся постоянно, и все они связаны с изменениями, происходящими с теми или иными материальными носителями. Все это снова и снова подтверждает обоснованность и правоту утверждений авторов открытого письма — выдающихся отечественных ученых о мировоззренческой и методологической значимости современного философского материализма, его конструктивной роли в научном познании мира и человека.