Человеческая деятельность

Вид материала

Документы

Содержание Xxix. ограничение производства

Подобный материал:

• Сош №1 п. Тульского Майкопского района Математика это человеческая деятельность, 125.48kb.
• На доске слова и план конференции   Любовь к природе, впрочем, как и всякая человеческая, 27.74kb.
• Сисекин Игорь Александрович моусш №1 г. Новокубанска 2004 Анализ эпизода повести, 117.78kb.
• Доклад учителя моу сош №5 с углубленным изучением отдельных предметов г. Климовск, 266.79kb.
• Лекция №5 (19. 09. 08) Техника и технологии, как культурный феномен, 18.02kb.
• Религия и человеческая деятельность, 483.46kb.
• Парфюмер или история одного убийцы, 2628.32kb.
• Психические познавательные процессы, 542.13kb.
• Дивидуального, как правило, занимает периферийное место, а субъективное начало минимизируется,, 324.45kb.
• Программа проведения аттестационных испытаний при поступлении на второй и последующие, 677.83kb.

Бизнесмены жалуются на гнетущую атмосферу высоких налогов. Государственные деятели предупреждают об опасности проедания семенного фонда. Однако главная трудность проблемы налогообложения заключается в парадоксе, что чем больше увеличиваются налоги, тем больше они подрывают рыночную экономику и соответственно саму систему налогообложения. Таким образом, становится очевидно, что в конечном итоге сохранение частной собственности и конфискационные меры несовместимы. Любой конкретный налог, так же как и налоговая система страны в целом, обречены на провал, когда их ставки превышают определенный уровень.


4. Три вида налогового интервенционизма


Различные методы налогообложения, которые могут быть использованы для регулирования экономики, т.е. как инструмент интервенционистской политики, можно классифицировать по трем группам:


1. Налог имеет целью полностью подавить или ограничить производство определенных товаров. Таким образом, он косвенно вмешивается также и в потребление. Не имеет значения, достигается ли эта цель путем обложения специальными налогами или путем исключения определенной продукции из сферы действия общего налога, которым облагается вся остальная продукция или та продукция, которую предпочли бы потребители, если бы финансовая дискриминация отсутствовала. Освобождение от налогов используется как инструмент интервенционизма в случае таможенных пошлин. Продукция внутреннего производства не обременяется пошлинами, которые оказывают влияние только на товары, импортируемые из-за границы. Регулируя внутреннее производство, многие страны прибегают к налоговой дискриминации. Они, например, пытаются стимулировать производство вина, продукта, производимого мелкими и средними виноградарскими хозяйствами, по сравнению с производством пива, производимого крупными пивоваренными заводами, облагая пиво более высокими акцизами, чем вино.


2. Налог экспроприирует часть дохода или богатства.


3. Налог полностью экспроприирует доход и богатство.


Мы не должны заниматься третьим видом, так как это просто средство осуществления социализма и как таковое находится вне границ интервенционизма.


Первый вид по своим последствиям не отличается от ограничительных мер, которые исследуются в следующей главе.


Второй вид относится к конфискационным мерам, которые исследуются в главе XXXII.


XXIX. ОГРАНИЧЕНИЕ ПРОИЗВОДСТВА


1. Природа ограничения


В этой главе мы исследуем те меры, которые непосредственно и прежде всего направлены на отклонение производства (в широком смысле слова, включая торговлю и транспорт) от пути, по которому оно бы развивалось в свободной рыночной экономике. Разумеется, любое авторитарное вмешательство в экономику отклоняет производство от траектории, по которой оно бы двигалось, если бы направлялось только спросом потребителей, заявленным на рынке. Отличительная черта ограничительного вмешательства в производство состоит в том, что отклонение производства это не просто неизбежный и непредусмотренный вторичный эффект, а именно то, чего стремятся добиться власти. Подобно любому другому акту интервенционизма ограничительные меры также оказывают влияние и на потребление. Но опять же, в случае с ограничительными мерами, с которыми мы имеем дело в этой главе, это не является основной целью, преследуемой властями. Государство желает вмешаться в производство. То, что предпринимаемые им шаги каким-то образом оказывают воздействие и на потребление, либо полностью противоречит его намерениям, либо по крайней мере представляет собой нежелательные последствия, с которыми оно мирится ввиду их неизбежности и считает меньшим злом по сравнению с последствиями невмешательства.


Ограничение производства означает то, что государство либо запрещает, либо делает более трудным или дорогим производство, транспортировку и распространение определенных изделий или применение определенных методов производства, транспортировки и распространения. Тем самым государство ликвидирует некоторые имеющиеся средства удовлетворения человеческих потребностей. В результате этого вмешательства люди не имеют возможности использовать свои знания и способности, свой труд и свои материальные средства производства так, чтобы получить максимальную отдачу и наилучшим образом удовлетворить свои нужды. Такое вмешательство делает людей более бедными и менее удовлетворенными.


В этом заключается суть дела. Любые изощренные и казуистические попытки доказать несостоятельность этого фундаментального положения тщетны. На свободном рынке господствует неодолимая тенденция использовать любой фактор производства с целью максимального удовлетворения наиболее насущных нужд потребителей. Вмешиваясь в этот процесс, государство способно только снизить удовлетворение; оно никогда не сможет его повысить.


Правильность этого тезиса была блестяще и неопровержимо доказана в отношении исторически самого важного вмешательства в производство барьеров в международной торговле. В данной области учения экономистов классической школы, особенно теория Рикардо, являются окончательными и решают эту проблему раз и навсегда. Все, чего можно добиться с помощью пошлин, это заставить производство переместиться из мест, где выпуск на единицу затрат выше, в места, где выпуск на единицу затрат ниже. Они не увеличивают производство, а сокращают его.


Люди разглагольствуют о так называемом стимулировании государством производства. Однако государство не способно стимулировать одну отрасль производства иначе, как за счет свертывания других отраслей. Оно отвлекает факторы производства от тех отраслей, в которых их использовал бы свободный рынок, и направляет в другие отрасли. Не имеет большого значения, с помощью каких административных мер государство добивается этого результата. Оно может открыто предоставлять дотации либо маскировать их, вводя пошлины и тем самым заставляя тех, кто подпадает под их действие, нести дополнительные затраты. Значение имеет только то, что люди вынуждены отказываться от некоторых видов удовлетворения, которые они ценят более высоко, а взамен получать то, что они ценят меньше. В основе аргументации интервенциониста всегда лежит идея о том, что правительство или государство представляет собой сущность, находящуюся вне и над общественным процессом производства, что оно имеет нечто, не являющееся результатом налогообложения его подданных, и может расходовать это мифическое нечто на определенные цели. По сути дела, это рождественская сказка, возведенная лордом Кейнсом в ранг экономической доктрины и с энтузиазмом одобренная теми, кто ожидает личных выгод от государственных расходов. В противовес этому популярному заблуждению необходимо подчеркнуть очевидный трюизм: государство может расходовать или инвестировать только то, что оно отняло у своих граждан, и эти дополнительные расходы и инвестиции сокращают расходы и инвестиции граждан ровно на такую же величину.


В то время как государство не может посредством вмешательства в хозяйственную деятельность сделать своих граждан более процветающими, оно, безусловно, имеет достаточно власти, чтобы сделать их менее удовлетворенными посредством ограничения производства.

2. Цена ограничения


Тот факт, что ограничение производства неизбежно влечет за собой сокращение удовлетворения отдельных граждан, не означает, что это ограничение обязательно должно считаться ущербом. Государство не прибегает к рестриктивным мерам бесцельно. Оно стремится достичь определенных результатов и считает ограничения подходящим средством осуществления своего плана. Поэтому оценка политики ограничений зависит от ответов на два вопроса. Подходят ли средства, избранные государством, для достижения преследуемых целей? Является ли осуществление этих целей достаточной компенсацией лишений отдельных граждан? Поднимая эти вопросы, мы рассматриваем ограничение производства так же, как мы рассматривали налоги. Выплата налогов также непосредственно уменьшает удовлетворение налогоплательщика. Но это цена, которую он платит за услуги, оказываемые государством обществу и каждому из его членов. В той мере, в какой государство выполняет свои общественные функции и налоги не превышают величину, необходимую для нормального функционирования государственного аппарата, они представляют собой необходимые издержки и возвращаются гражданам.


Адекватность такого подхода к ограничительным мерам особенно очевидна в тех случаях, когда к ограничениям прибегают вместо налогообложения. Большую часть расходов на оборону страны оплачивает казначейство из государственных доходов. Но применяется и другой метод. Иногда подготовленность страны к отражению агрессии зависит от существования определенных отраслей промышленности, которые отсутствовали бы в свободной рыночной экономике. Эти отрасли должны субсидироваться, а предоставляемые субсидии должны учитываться наравне со всеми остальными военными расходами. Их характер не меняется, если государство предоставляет их косвенно, устанавливая импортные пошлины на аналогичную продукцию. Разница только в том, что в этом случае бремя возложено непосредственно на потребителей, тогда как в случае государственных субсидий они оплачивают эти затраты косвенно, платя более высокие налоги. Вводя в действие ограничительные меры, правительства и парламенты вряд ли когда-либо осознавали последствия своего вмешательства в хозяйственную деятельность. Они блаженно полагали, что протекционистские тарифы способны повысить уровень жизни в стране, и упрямо отказывались признавать правоту экономических учений, касающихся последствий протекционизма. Осуждение экономистами протекционизма неопровержимо и свободно от всяких партийных пристрастий, поскольку экономисты не говорят, что протекционизм плох с какой-либо предвзятой точки зрения. Экономисты показывают, что покровительство не способно достичь тех целей, которые правительства, как правило, желают достичь с его помощью. Они не подвергают сомнению конечные цели деятельности правительства, а просто отвергают выбранные средства как неподходящие для осуществления поставленных целей.


Самыми популярными ограничительными мерами являются меры, именующиеся прорабочим законодательством. Здесь также правительства и общественное мнение крайне неверно оценивают его результаты. Они уверены, что ограничение рабочего дня и запрещение детского труда ложится бременем исключительно на работодателей, а для работников является социальным завоеванием. Однако это действительно так только в той мере, в какой эти законы снижают предложение труда и тем самым увеличивают предельную производительность труда по сравнению с предельной производительностью капитала. Но снижение предложения труда приводит также и к уменьшению общего объема произведенных благ, а следовательно, к снижению среднедушевого потребления. Пирог в целом сжимается, но доля меньшего пирога, которая идет наемным рабочим, в процентном отношении больше, чем они получили бы от большего пирога. Соответственно, доля капиталистов снижается[Прибыли и убытки предпринимателей не испытывают влияния прорабочего законодательства, так как они целиком и полностью зависят от более или менее успешного приспособления производства к меняющемуся состоянию рынка. По отношению к ним трудовое законодательство является просто фактором, порождающим изменения.]. Все зависит от условий каждого конкретного случая, от того, положительно или отрицательно скажется это на реальной заработной плате различных групп наемных рабочих.


Распространенная оценка прорабочего законодательства была основана на ошибке, что ставки заработной платы не имеют никаких причинных связей с ценностью, которую труд рабочих добавляет к материалу. Ставки заработной платы, говорит железный закон, определяются минимальным количеством самого необходимого для поддержания жизни; они никогда не могут подняться выше прожиточного минимума. Разница между стоимостью производимой рабочим продукции и выплачиваемой ему заработной платой идет в карман работодателя-эксплуататора. Если этот избыток урезается посредством ограничения рабочего дня, то рабочий освобождается от части работы, его зарплата остается без изменений, а работодатель лишается части своей несправедливой прибыли. Ограничение совокупного объема производства сокращает только доходы эксплуататорской буржуазии.


Выше уже отмечалось, что роль, которую прорабочее законодательство играло до последнего времени в эволюции западного капитализма, была менее значительна, чем можно было бы предположить, судя по страстности, с которой публично обсуждались связанные с ней проблемы. Трудовое законодательство по большей части просто придает законодательное оформление изменениям условий, уже доведенных до конца быстрым развитием производства[Cм. с. 574576.]. Но для стран, которые промедлили с принятием капиталистического способа производства и отстали в развитии современных методов обработки и производства, проблема трудового законодательства имеет критическое значение. Введенные в заблуждение ложными доктринами интервенционизма политики этих стран считают, что могут облегчить участь обездоленных народных масс путем копирования трудового законодательства наиболее развитых капиталистических стран. Они смотрят на эти проблемы, как если бы с ними можно было справиться, трактуя их под так называемым человеческим углом зрения, и не способны понять реальной проблемы.


Печально, что в Азии миллионы маленьких детей обездолены и недоедают, что заработная плата чрезвычайно низка по меркам американских и западноевропейских стандартов, что существует длинный рабочий день и что санитарные условия на фабриках достойны сожаления. Однако не существует других способов устранить эти пороки, кроме как больше работать, производить и экономить и тем самым накапливать больше капитала. Это необходимо, чтобы добиться любого устойчивого улучшения. Ограничительные меры, защищаемые самозваными филантропами и гуманистами, будут бесполезны. Они не только не изменят обстоятельства к лучшему, но и те дела, которые шли хорошо, они изменят к худшему. Если родители слишком бедны, чтобы нормально кормить своих детей, то запрет на детский труд обрекает детей на голод. Если предельная производительность труда настолько низка, что за 10 ч рабочий может заработать только заработную плату, которая по сравнению с американскими зарплатами будет неудовлетворительной, то декретирование восьмичасового рабочего дня не принесет пользы этому рабочему.


Обсуждаемая проблема заключается не в желательности повышения материального благополучия наемных рабочих. Защитники того, что неверно называется прорабочими законами, намеренно запутывают вопрос, постоянно повторяя, что больший досуг, более высокая реальная заработная плата и освобождение детей и замужних женщин от необходимости искать работу сделает семьи рабочих более счастливыми. Они прибегают ко лжи и низкой клевете, говоря, что те, кто выступает против этих законов, вредят жизненным интересам наемных рабочих, и называя их гонителями рабочих и врагами рабочего класса. Разногласия не касаются преследуемых целей; они затрагивают только средства, которые следует применять для их осуществления. Вопрос не в том, желательно или нет повышение благосостояния широких народных масс, а исключительно в том, являются ли декреты государства, ограничивающие продолжительность рабочего дня, а также детскую и женскую занятость, верным средством повышения уровня жизни рабочих. Это чисто каталлактическая проблема, которую должна решить экономическая теория. Эмоциональные разговоры не имеют никакого отношения к делу. Они являются плохой маскировкой того, что лицемерные защитники ограничительных мер не способны выдвинуть никаких здравых возражений против обоснованной аргументации экономистов.


То, что уровень жизни среднего американского рабочего несравненно более удовлетворителен, чем среднего индийского рабочего, что в Соединенных Штатах рабочий день короче и что детей посылают в школу, а не на фабрику, не является достижением государства и законов этой страны. Это результат того, что величина инвестированного капитала на одного работника здесь гораздо больше, чем в Индии, и что, следовательно, предельная производительность труда намного выше. Это не заслуга социальной политики; это результат применявшихся в прошлом методов laissez faire, которые не подрывали развитие капитализма. Именно laissez faire должны принять на вооружение правительства в Азии, если хотят улучшить участь своих народов.


Нищета Азии и других отсталых стран объясняется теми же причинами, что и неудовлетворительные условия жизни на заре развития западного капитализма. В то время, как численность населения быстро увеличилась, политика ограничений задержала адаптацию методов производства к нуждам растущего числа ртов. Именно благодаря непреходящим заслугам экономистов, которые проповедовали laissez faire и которых типовые учебники наших университетов отвергают как пессимистов и апологетов неправедной алчности эксплуататорской буржуазии, был проложен путь экономической свободы, который поднял средний уровень жизни до беспрецедентной высоты.


Экономическая наука не догматична, как заявляют самозваные неортодоксальные защитники всемогущества государства и тоталитарной диктатуры. Экономическая теория ни одобряет и ни осуждает меры, предпринимаемые государством для ограничения производства и выпуска. Она просто считает своей обязанностью прояснить последствия этих мер. Право выбора политики, принимаемой на вооружение, принадлежит людям. Но, делая выбор, они не должны игнорировать экономические учения, если хотят достичь преследуемых целей.


Безусловно, в некоторых случаях люди могут посчитать оправданными определенные ограничительные мероприятия. Правила пожарной безопасности являются ограничивающими и повышают издержки производства. Но сокращение общего объема производства, к которым они приводят, представляет собой цену за избежание еще больших бедствий. Решение о каждом ограничивающем мероприятии должно приниматься на основе тщательного взвешивания связанных с ним издержек и приносимой им пользы. Ни один разумный человек не может поставить под сомнение это правило.

3. Ограничительные меры как привилегия


Любой беспорядок на рынке по-разному воздействует на разных индивидов и группы индивидов. Для одних это благо, для других удар. Только с течением времени, когда производство приспосабливается к появлению новой информации, это влияние сходит на нет. Таким образом, ограничительная мера, поставив подавляющее большинство в трудное положение, может временно улучшить положение некоторых людей. Для последних эта мера равносильна получению привилегии. Они требуют таких мер, ибо хотят быть привилегированными.


Здесь опять прекрасным примером может служить интервенционизм. Введение пошлины на импорт товара ложится бременем на потребителей. Но для внутренних производителей это является благом. С их точки зрения введение новых пошлин и повышение уже существующих это прекрасно.


То же самое относится и ко многим другим ограничительным мерам. Если государство ограничивает либо путем прямых ограничений, либо с помощью фискальной дискриминации крупные предприятия и корпорации, то усиливаются конкурентные позиции малого бизнеса. Если оно ограничивает деятельность крупных универмагов и торговых розничных сетей, то радуются мелкие лавочники.


Важно осознать то, что выигравшие от этих мер считают для себя выгодным, длится только на протяжении ограниченного периода времени. В долгосрочной перспективе привилегии, предоставленные определенной группе производителей, теряют свою способность приносить специфический доход. Привилегированная отрасль привлекает неофитов, и их конкуренция ведет к устранению специфических доходов, извлекаемых за счет привилегии. Таким образом, жажда привилегий избалованных любимчиков закона неутолима. Они продолжают требовать новых привилегий, потому что старые теряют свою силу.


С другой стороны, отмена ограничительной меры, к существованию которой структура производства уже адаптировалась, означает новое расстройство рынка, которое идет на пользу краткосрочным интересам одних и ущемляет краткосрочные интересы других. Давайте проиллюстрируем эту проблему на примере пошлины. Пусть много лет назад, скажем, в 1920 г., Руритания ввела пошлину на импорт кожи. Это было благом для предприятий, которые в тот момент работали в кожевенной промышленности. Но позднее в результате расширения отрасли неожиданные барыши, которыми кожевники наслаждались в 1920 и последующих годах, постепенно исчезли. В сухом остатке оказался лишь тот факт, что часть мирового производства кожи переместилась из тех мест, где выпуск на единицу затрат выше, на территорию Руритании, где производство требует более высоких затрат. Жители Руритании платят за кожу более высокие цены, чем они платили бы в случае отсутствия пошлины. Так как в кожевенные заводы вкладывается больше капитала и труда Руритании, чем было бы вложено в случае свободной торговли кожей, то некоторые другие местные отрасли сокращаются или, по меньшей мере, не растут. Из-за границы импортируется меньше кожи, и меньшее количество руританских товаров экспортируется в качестве платы за импорт кожи. Объем внешней торговли Руритании сокращается. Ни одна живая душа в целом мире не получает никаких преимуществ от сохранения старых тарифов. Наоборот, в результате падения совокупного объема производства человечества каждому причинен ущерб. Если бы политика, осуществленная Руританией в отношении кожи, была принята на вооружение всеми странами в отношении всех товаров и последовательно проводилась в жизнь с целью полного упразднения международной торговли и достижения абсолютной автаркии всех стран, то люди полностью отказались бы от выгод, которые несет с собой международное разделение труда.


Очевидно, что отмена руританских пошлин на кожу в долгосрочной перспективе должна быть выгодна всем, как руританцам, так и иностранцам. Однако в краткосрочной перспективе это нанесет ущерб интересам капиталистов, сделавших инвестиции в руританские сыромятни. В такой же степени это повредит краткосрочным интересам руританских рабочих, занятых в кожевенной промышленности. Некоторые из них должны будут либо эмигрировать, либо сменить профессию. Эти капиталисты и рабочие неистово сопротивляются любым попыткам снизить или совсем упразднить пошлину на кожу.