Елена Стоянова Сфера чистой воды Зверь

Вид материала

Документы

Содержание На асфальт Где-то там Обычный колодец Над землей Соната о ногтестриге Симферополь, 08 октября 2004 Сфера чистой воды Школа рая

Подобный материал:

• А. Д. Орлов Шунгит камень чистой воды, 882.75kb.
• Внастоящее время одной из острых экологических проблем, порождаемых деятельностью людей,, 14.67kb.
• Всемирный День Воды, открытие Дней защиты от экологической опасности. Проблема чистой, 76.15kb.
• 1. 10. Глобальная экологическая безопасность и Россия, 314.18kb.
• Урок. Тема. Вода. Качество питьевой воды. Очистка воды, 49.25kb.
• Прорывные технологии в системах жизнеобеспечения, 3010.57kb.
• «Всероссийского урока чистой воды» в 6-ом классе, 109.3kb.
• Этап 1 Автор: Гвенвивар, 68.83kb.
• Руководство и ключевой персонал, работающий над проектом, 31.22kb.
• Загрязнение водных ресурсов и методы очистки, 67.06kb.

Елена Стоянова

Сфера чистой воды


Зверь


Там в темноте притаился зверь, всего в нескольких шагах. Я слышу его тяжелое дыхание. Я гнал его через лес несколько часов. Мы мчались, лавируя между деревьев, оставляли на сучьях лохмотья кожи. Несколько раз он отрывался. Несколько раз я почти настигал его. Теперь силы на исходе. Он притаился за углом темноты. Я готовлюсь к прыжку. Еще секунды – и решится. Выживет только один.

Я слышу, как он поводит ушами и, кажется, ощущаю запах его разгоряченных ноздрей. За тысячелетия я утратил острый нюх, но приторная вонь смерти, которая мерещится с каждым сокращением сердца, придает небывалой энергии.

Мой зверь замер и старается не дышать. Быстрый бег по пересеченной местности рвет его глотку, требуя воздуха. Лапы подкашиваются, но он стоит, не шевелясь, готовый снова броситься бежать – и бежать до конца, или пока я снова не остановлюсь, собираясь атаковать.

Тихий шелест, будто кто-то переступил с ноги на ногу. Легкий лязг челюстей – зверь перевел дыхание. Я падаю. Чтобы не свалиться назад – прыжок вперед. Зверь приседает, но не успевает выпрямить мощные конечности – я когтями впиваюсь в его спину, стараюсь схватить зубами слабо защищенную шею. Он визжит и вырывается, пытается сбросить меня. Трудно дышать от шерсти. Ноги свело бешеным усилием. Чувствую его мохнатые лапы кожей бедер. Зверь, волоча задние ноги, тащит меня вперед. Ступнями ударяюсь о камни, боками цепляю деревья. Зверь тянет без разбору, тычась головой – своей и моей, в деревья, выросшие не зная рядов. Руки слабеют – слабеет и зверь. Только бы удалось его задушить. Или сильно ранить шею – я чувствую щекой скорый пульс, но не в силах достать дрожащую артерию. Глаза слезятся от его страшного аппетитного запаха – запаха жизни. Он бессильно поворачивает морду из стороны в сторону, тщась задеть клыками свою тяжкую убийственную ношу. Встречаю его глаза, бездна без белков. И унылый протяжный вой. Брат…


- Давайте назовем ее Анастасия.

На крестины собралось множество людей. Некоторые – совсем незнакомые бабушки и тетки со стороны невесты, притащили кучу подарков не по возрасту новорожденной Анастасии. Другие гости – добрые неотесанные мужчины, которые специально побрились впервые за месяц в честь праздника, спешат пожать руку счастливому папаше. Им еще долго предстоит оставаться холостяками. Нет, не потому, что они не пользуются успехом у женщин. Просто время еще не пришло. Большинство приглашенных – молодые женщины. Они со скрытой завистью косятся на толстощекого довольного жизнью мужа подруги, мимоходом изображая бьющую фонтаном нежность к небольшому розовому свертку. Это и есть Анастасия. Пышногрудая блондинка хриплым голосом громко рассказывает пошловатый анекдотец, выпуская дым от длинной сигареты в сторону друзей мужа. Он уделяет мало внимания растолстевшей, но от этого не менее симпатичной жене. Друзья зовут его выпить вечером пива – и он великодушно соглашается. Несмотря на то, что угощать бездонные животы приятелей сегодня придется ему, несколько часов без детского плача и хныканья супруги того стоят. Может и эта миниатюрная брюнетка не откажется оживить их шумную мужскую компанию…

Крестины – еще одна модная формальность, как и венчание в церкви. Нельзя сказать, что Вика со Стасом были ребятами религиозными. Но зато все праздники проходили как в кино. Если б только не эти небритые мужланы… Но Стас дружил с ними с детства. Честно говоря, он тоже еще совсем недавно был таким же. Но потом встретил Вику – стройную, веселую девчонку, которая через два месяца его буквально околдовала. Мечты о счастье, простом семейном – и во вселенских масштабах, поглотили студента-выпускника. И теперь маркетолог, пристроенный на перспективную работу заботливым тестем – дни и ночи напролет мечтает о том, чтобы в тот вечер он выпил еще два пива.


Пахло снегом, как говорят девчонки. Заморозки на почве не мешали красоткам дефилировать в капроновых колготках. От нее пахло пряными духами, от него – литром пива и чем-то еще. Это что-то еще неизменно сопутствовало его образу. Стас не был красавцем, и интеллектуалом тоже не был, но что-то еще неизменно бросало в его объятия самые неожиданные ситуации и персоны. Вика, дочь богатого папаши, держалась горделиво, и видимо именно это «что-то» было виной ее симпатии к Стасу, одному из этих странноватых для взгляда обывателя, самых обыкновенных самых необыкновенных студентов. В этот вечер – ровно два месяца с той дискотеки… или, подождите… с того дня рождения… черт, где же они познакомились? А, точно – в библиотеке! Где угодно – только не в библиотеке. Стас не ходил туда, потому что там пива не наливают, а Вика иногда захаживала – пока не убедилась, что очкарики не в ее вкусе. Какая разница. Сегодня почему-то был праздник. Стас знал об этом – еще бы, после двадцать третьего напоминания – и его «что-то» сегодня действовало по-особенному. Может, именно в тот вечер он был по-настоящему влюблен. Даже день рождения друга пропустил – выпил за здоровье товарища всего литр пива, опоздал на назначенное свидание всего на двадцать минут… Прижимая ее к себе, а себя – к холодному камню забора, Стас признался в своих чувствах с небывалой поэтичностью. А потом – жаль, не хватило еще пару бутылочек – упал на колени и… еще хотя бы столько же пива, и он был бы спасен, не в силах подняться, но… «Выходи за меня замуж!» Или нет, «Вика, будь моей женой!». Или, скорее всего, - «А давай поженимся. Прямо сейчас!»

Череда подозрительно прищуривающихся лиц, суматоха, глупый блестящий костюм, мама вся в слезах, жалостливые друзья, подружка невесты с непристойным декольте, неудобное кольцо на пальце, пьяная духота брачной ночи, две недели в пансионате в Ялте… И – взрослая, семейная жизнь. По выходным: «Ты опять идешь с друзьями пиво пить? - это не вопрос, это обвинение, - Совсем забыл обо мне. А Настенька?» Какая еще Настенька? Анастасия!


Стою перед стеной леса. Стена, непроходимая глухая стена. Ни опушки, ни просветов между деревьями – частокол вековых деревьев. Взгляд невольно ищет лазейку, место полегче, но всюду упирается то в заросли ежевики, то в сеть шиповника, то в когтистую сломанную ветку. Светает – самое время приступать. Кто сегодня мой противник? Остроносая хитрая лиса, шустрый жалкий заяц, чуткая косуля, сонная птица в кустарнике… они все обречены. Рано или поздно я доберусь и до них. Если прежде до меня кто-то не доберется. Самое страшное – ступать сюда в первый раз. Лес гудит, шипит, стонет разными голосами, пугает тенями и звуками. Корни ставят подножки. Паутина липко щекочет лицо. Сначала усердствуешь идти осторожно, отгибая ветки, переступая камни. Ищешь ориентиров – пока видно солнце – вон на тот корявый ствол вдали. А от него – замшелая скала. А теперь – темнеющий овраг. А за ним… ох – валишься, спотыкаешься, катишься вниз, больно тормозя пятками о скользкую гниль листьев. Встаешь – в лесу не видно, где север. Солнце едва пробивает густую листву. Всего несколько часов до полной темноты. Щадя уцелевшие при падении локоть или колено, скребешься на другой берег оврага. И как только голова поравнялась с краем обрыва – встречаешь его глаза. Как будто он давно наблюдает за тобой и уже ждет здесь. Зверь смотрит исподлобья, решая, что предпринять. Он не отводит глаз, но и не обнажает клыки. Думает… прислушивается… принюхивается… подойду ли я на обед, или скорее сделаю из него сытный ужин. Опасность потеряться в лесу затмевает инстинкт – и выстреливает старт марафона, изнурительного, последнего. Мы бежим не наперегонки, мы оба убегаем от смерти. Он делает шаг – я два, но вдруг он виляет влево – меня заносит на крутом вираже. Гибкое молодое тело позволяет не смотреть под ноги – ловкие конечности сами выбирают дорогу. Капли крови выступили из ссадин на лице, глаза горят от мошкары и грохочущего воздуха – смаргивать некогда. Зверь грациозно несется по трудной трассе, изящно огибая деревья, рывком преодолевая колючие сплетения кустов, дугой прыгая через ямы и мелкие овражки. Зверь прекрасен в своем движении. Но мне совсем не жаль его. Наши жизни на разных чашах весов.

Кажется, что зверь не чувствует смертельной гонки, играет. Он то совсем исчезает – я останавливаюсь, вдыхаю глубоко, задерживаю воздух, разбирая его на запахи. Его не слышно. Потерял. Верчу головой – пусто, лес улыбается моей неудаче. Вдруг хрустнет ветка, прошепчет кустарник, мелькнет изгиб спины – и снова в погоню. То хитрое животное мигом разворачивается кругом и проносится мимо меня, обдавая горячим выдохом. Не успеваю заглянуть ему в глаза, не успеваю рассмотреть поближе – вспышка, мелькание. Наверное, он, притаившись за стволом, скрывшись за уступом оврага, хорошо меня видел, правильно оценил мои размеры, скорость, ловкость. И теперь не я, а он охотник.


Стас отхлебнул пива из запотевшего бокала и продолжил рассказ. «А потом, когда эта злая старушонка завалилась с утра к нам в спальню и принесла с собой голубую ткань для моего свадебного костюма – я окончательно понял, что отношения с тещей не сложились…» Друзья улыбались, откровенно хохотали, без злорадства. Как над веселым анекдотом. Стас смеялся вместе с ними. Краем глаза задев длинные неухоженные пальцы одного из этих веселых парней, Стас погружался в тоску, утешения которой можно найти либо на дне бутылки, либо в объятиях любовницы. Редкие волоски его фаланг не были примяты золотым кольцом. В отполированных ногтях отражались огни светомузыки. Это почему-то показалось ему пошлым и гадким. Блеск кольца, воспоминания о тяготах семейной жизни, воспоминания о несбывшихся мечтах, жизнерадостные свободные лица – бежать, на воздух, рвать одежду на груди, воздуха, кислорода!

- А почему Анастасия?

Вопрос задала миниатюрная брюнетка. Она, пожалуй, выглядела самой жалкой и несчастной в этой компании, после Стаса, естественно. Светлые глаза оттеняли не нарисованные темные круги, шея покрылась тонкими складками, и ногти ее тоже искусственно поблескивали. Почему Анастасия… Просто так. Какая разница. Откровенно говоря, Стас понятия не имел, почему Анастасия. И его мало тревожил этот вопрос. Он знал, что дочь всегда будет на стороне матери, что она будет точно такой же – нет, не веселой и подвижной, как студентка Вика, а брюзгливой и слезливой, как его супруга, дочь его тещи. Но зачем о ней – давайте поговорим о Вас. Лучше выйти покурить на улицу – здесь так шумно, и эти холостяки так таращатся. Вы не курите? Я тоже. Но мы никому не расскажем.

От Лизы пахло морем, прохладной свежестью. Она курила сигареты с ментолом – «в последний раз». Сколько их еще она выкурит после, сидя на краю кровати, не смущаясь наготы. Стас уже забыл, как приятно наблюдать за воздействием своего «что-то» - Лиза, как и все другие, не сопротивлялась его обаянию. Они долго целовались здесь же, под яркой вывеской бара. А потом весь вечер ждали, когда эти ненасытные товарищи наполнятся пивом и разойдутся по домам. Стасу стыдно было прикрыться своим «отцовским долгом». К тому же, глядя в глубокое декольте Лизы, он о многом позабыл. Протискиваясь за друзьями в узкую дверь бара, он незаметно схватил ее холодные пальцы и крепко пожал. На ее лице не мелькнуло и тени обещания. Стас долго не мог отвести взгляд от выпуклой родинки у виска, когда она прощалась с ним, держа под руку одного из его друзей. Неужели… да ведь и он… но она… они… мы ведь…

«Я Мишина кузина». Лиза любила ретро. Ее мягкое тело облегал бархат темных тонов. В ушах пестрели массивные серьги. Она производила впечатление женщины из начала прошлого века. Она жила в небольшой квартире в центре, обставленной смешной кудрявой мебелью. Лиза была одинока, много пила и сама выбирала любовников. Из техники в этой квартире был только большой тяжелый телевизор на три канала и электрический эпилятор. Стас здесь не ел, не спал, не жил ни секунды – он здесь только видел сны, сны о счастье с любимой женщиной.


А бывает лес ласковый. Когда ты выжил. Лежишь, прижавшись ухом к влажной холодной земле, слушаешь как козявки шуршат по коже. В виске еще дико пульсирует кровь. Пальцы еще дрожат вибрацией чужой жизни – но жизнь уже угасла, растворилась в поволоке сытости твоих глаз. Губы стягивает запекшаяся кровь – кровь соперника. Сегодня ты победил. Солнце грубо трет садненный бок. Легкие судорожно бьются о ребра, силясь восстановить дыхание. Бешеная гонка, бешеная трапеза, кровавая, но без тени жестокости. Я ем, чтобы жить. Оказывается сегодня хорошая погода. Чистое небо в жарком мареве развевается лоскут давно забытой материи. Наверное, скоро лето – трава такая зеленая, что ее хочется есть. Хватать охапками и пить из сочных зеленых стеблей волшебную свежую влагу. Живительную… что ему, глупому мохнатому зайцу, какое ему удовольствие от этой травы. А у меня теперь ест еще один день – вон какой красивый день. Глаза слипаются, как окровавленные губы, хочется их как губы облизнуть и раскрыть. Поглубже вдохнуть воздуха – кто знает, сколько мгновений еще мне положено вот так лежать. Может быть, еще мгновение – и раздастся шорох за кустами. Вот и он…


Может быть, ей тоже хотелось замуж, Лизе. Хотелось детей. Хотелось толстого неопрятного мужа в халате – а не любовника с наполированными специально для нее ногтями. Любовников. Сегодня этот, завтра еще какой-нибудь неудовлетворенный бытом отец семейства, ищущий в ее объятиях настоящей романтики – свободы. Интересно, они бы так же приходили сюда, если бы знали о существовании друг друга?

- Мы не можем больше встречаться. Вернее, можем… но тут есть дополнительные трудности. Дело в том, что Миша знает о нас…

- Я думал ты его кузина.

- Да, его жена до сих пор так думает…

Лиза, откуда ты взялась? Тогда, на Крестинах… Раз ты не кузина… Миша конечно хам, но не настолько чтобы при невесте… Хотя кто же знал тогда, что Миха так быстро женится. Вроде только что сам шнурки завязывать научился, и то еще не шибко ловко, а тут оп – и супруг. И живет без мамы – все функции мамы, в том числе отчитывание за лишнее пиво в субботу с друзьями, с готовностью приняла на себя молодая и уже не веселая жена. У них тоже скоро кто-то родится, что-то такое же чужое и далекое, желанное – и тяжким грузом повисшее на плечах, очередная Анастасия… Кто следующий? Какая разница. Упреков стало больше – но все равно они лучшие друзья, которые завидуют успехам друг друга, с удовольствием жалеют, что по глупости поторопились.

Лиза…

- Я случайно мимо проходила… я жила когда-то в том районе… у меня там подруга живет. Может, ты знаешь ее? Она собаку выгуливает часто. Я шла и…

- И решила заглянуть на крестины ребенка друга своего любовника.

- Миша мне не любовник.

- Ах, я забыл – ты его кузина.

Сцена ревности. Наверное, он больше не придет. Может, ради этого и затеян весь этот смешной спектакль. Нельзя же сказать «Стас. Я тебя больше не люблю», потому что и не любила никогда. Или «между нами все кончено», потому что придется рассказывать – почему. Взрослый человек сказал бы «ладно, прощай», и ушел. Так сделала и сама Лиза тогда… По-взрослому. Слишком. Или наоборот – как капризная девчонка, ушла, хлопнув дверью, сделала десять быстрых шагов и остановилась на лестничной площадке, ожидая бегущий топот вдогонку. Тишина полуночного подъезда, освещенная пошлым ярком желтым светом. Хотелось не спуститься по лестнице – а прыгнут в узкий просвет между пролетами – вниз, вниз, на клетчатый пол, холодный, грязный от недотаявшего ноябрьского снега. И началась зима, первая одинокая зима, одинаковая. Эти мужчины… они кажутся себе такими взрослым. У них есть жены, дети, и даже любовница своя – странная женщина в стиле ретро, которая говорит о себе в третьем лице, Лиза.


Просыпаюсь от страха. Вот уже который день, то есть ночь подряд просыпаюсь от страха. Я не знаю, что рождает этот страх. Открываю глаза, прерывисто больно дышу – страх медленно отступает, задерживаясь в уголке глаза неясной тенью. Странный страх. Он не хватает за руку, как днем в лесной чаще, когда хрустнет ветка или пронесется чужой леденящий кожу скул вздох. И не бьет камнем в полный желудок лежащего в сытой неге тебя, как под вечер в лучах закатного солнца. Нет, он молоком стекает в ухо, струится, гонимый пульсом, по артериям в мозг – и там маленькой иголочкой щекочет одну точку, заставляя проснуться. А после трусливо убегает, боясь показать свое лицо. Откуда он берется? Может, это тот страх, который глубоко прячешь, сжимая зубами своего смертельного врага – брата по крови, соперника по жизни, жизнь одна на двоих, дыхание – одно на двоих. Но дышать лишь одному. Может, эта иголка все решает – она прокалывает сон того, кому суждено стать добычей, в мгновение последней схватки. Кто умел спрятать иголку – тот победил. Он проснется завтра для новой гонки на выживание. Он будет разбужен среди ночи странным страхом.

Прячу на груди голову, закатываю прикрытые глаза – надо выспаться как следует. Завтра снова эта дикая, безумная и справедливая игра…


Ни от чего в мире не гибнет столько людей, сколько от автотранспорта. Ты можешь идеально водить машину и проводить техосмотр с заменой деталей с подозрением на износ хоть два раза на день. Можешь вообще не садиться за руль – статистика настигнет и тебя. Стас не любил ездить на своем автомобиле, тем более на работу в час пик. Тем более по такой погоде. Тем более с женой на переднем сиденье. Когда Вика сидела с Анастасией сзади – как-то спокойнее было на душе. Она была занята ребенком и не давала полезных советов. «Не гони так! Ты решил меня угробить! Кто ж так обгоняет!» Опаснее всего были бесконечные «Ах!», «Ох!» и этот необъяснимый звук, который женщины издают с расширенными глазами на вдох. Эти междометья как пинки под ребра заставляли Стаса забывать о дороге и думать только об одном «Заткнись, дура!». Невысказанная, эта мысль преследовала его всю дорогу, даже когда Викуля, весело чмокнув его в щеку, исчезала в дверях небольшой конторы, где она с недавнего времени работала. Менеджер по работе с клиентами, половина рабочего дня, веселые подружки, галантный шеф, абстрактная специализация бизнеса – то, что нужно прогрессивной домохозяйке.

А когда-то ему нравилась скорость, нравилось мчаться с любимой навстречу ветру и штрафам доброжелательного гаишника, сжимая ее правую коленку мощной ладонью. Тогда он ездил на чужой машине без печати в паспорте. Теперь ему противно было думать, что если этот козел сдаст назад лишних тридцать сантиметров, когда будет трогаться с ручника, придется снова красить бампер. Вручную, естественно. Вика не позволит такой удар по семейному бюджету, как визит в авторемонтную мастерскую. И если случайно встать с утра на 15 минут раньше – «Милый, подбросишь меня сегодня на работу?» - и целый день «Заткнись! Ну когда уже ты заткнешься…»

Только одно могло спасти от этой навязчивой идеи – другая навязчивая идея, Лиза…

- Милый, я решила записаться на курсы вождения. Теперь сама смогу ездить на работу на нашей машине! – Какая радость, а мне, видимо, придется ездить на метро… когда его проведут в этот «милый тихий район».

- А почему ты не ездишь на машине? – Лиза щурится косым лучам солнца из мутного окна, пускает дым куда-то в сторону, поводит бровями, будто и так все понятно – будто и не следует никому знать. Лиза… - А все-таки?

- Неприятные воспоминания. – голос Лизы звучит глухо, как сквозь бархатную портьеру. Она не отводит глаза – это не значит, что стоит продолжать разговор.

- Авария? – она не ответит. Если воспоминания неприятные, да и если приятные – она не ответит. Для Стаса у нее нет прошлого, нет будущего – только настоящее, ретро в тумане сигаретного дыма.

- Ты, наверное, хорошо водишь.

Почему нельзя просто молчать. Стас не курит – жена не разрешает. «Какой пример ты подаешь Настеньке!» кто такая Настенька? Ее зовут Анастасия. Он считает, что нужно разговаривать.

- Нет, плохо. Очень.

- Почему?

Лиза смеется. Только морщинками вокруг глаз. Ее рот курит, глаза в тени, ее плечи неподвижны, матово поблескивают. Только морщинки вокруг глаз хохочут. Сейчас она кажется старой мудрой цыганкой – она знает все, но ему не скажет. И Стас чувствует себя обиженным ребенком, которому родители не разрешают смотреть кино поздно ночью, потому что он еще маленький.


Когда побеждаешь – на мгновение чувствуешь себя великим. Царем природы. Вот она, окровавленная, бездыханная – у твоих ног. Природа покоряется силе разума – разума? Просто я сегодня бежал быстрее, кусался яростнее, рвал злее, дольше выдержал боль и усталость гонки. Слушал внимательнее, глядел зорче, вдыхал глубже. Сегодня я – завтра меня. Всего мгновение величия – и снова горькое признание своей ничтожности. Она играет с нами – а мы рискуем жизнью только чтобы сохранить жизнь. Вдох героя – выдох мелкой твари. Я – такой же еще теплый кусок мяса, покрытый изодранной шерстью. Надолго ли теплый? И ей все равно. Бог хотя бы наблюдает за своей паствой – а природе нет дела до рожденных ею детей. Ей интересна только общая картина – чтобы приблизительно все было в порядке, согласно какой-то условной норме. И я со своей невинной жертвой подобен неузнанному Аврааму, которого не успел ангел схватить за руку. Стою над своей жертвой – сам жертва обстоятельств. Жертва природы, которая сделала меня способным выбирать.


Сегодня просто неудачный день. Будильник не зазвонил, воды горячей в кране не оказалось, пена для бриться закончилась, аккумулятор сел. Вика ушла. На работу, естественно. Предварительно разъяснив Стасу его планы на выходные: переклеить обои в спальне. Неудачная неделя – сорвалась продажа крупной партии карандашей. Сорвалась рыбалка в субботу с приятным похмельем и сном до обеда в воскресенье. Сорвалась Лиза – вероятно, нашла нового любовника. Или ею просто овладела охота к перемене мест. Она уже неделю не звонит – а приходить самому… а вдруг… Сорвалась Анастасия – с табуретки и расшибла свой идеально гладкий розовый лобик. Неудачный год – переезд в новую квартиру, подальше от любимой и заботливой тещи, до следующей осени не состоится – надо сделать радикальный ремонт в этой старой развалюхе, чтобы маме было не так грустно, что мы наконец-то съехали. Я пью мало водки – поэтому не успел втереться в доверие важному начальнику для продвижения по крутой и скользкой карьерной лестнице.

- Стасик, ты меня любишь? - Слащавый голос жены из мобильного телефона посреди рабочего дня звучал чужеродно и неожиданно. Обычно это было задание деловитым тоном. А тут вдруг…

- Нет, конечно. Я с трудом терплю тебя и вообще удивляюсь, что нас связывает. Если бы не Анастасия…

- Что? Милый, я тебя плохо слышу…

- Конечно люблю, дорогая.

- Не забудь, о чем мы договорились.

- А о чем мы договорились?

- Ты все шутишь, Стас. До вечера.

Стас не шутил. Он и правда понятия не имел, о чем они договорились. Он научился уже отключаться, когда она говорит дольше трех минут подряд. И это время все уменьшается. И он даже не будет напрягаться, чтобы вспомнить, о чем они договорились. Будь то крупная покупка или семейный ужин - все равно он все сделает неправильно. Просто сегодня неудачная жизнь.


Иногда наешься досыта соленого от сежей крови сырого, еще теплого мяса – и погружаешься в тупую дремоту, в скользкую глубину безразличия. На руках запеклась своя и его кровь. Ноги гудят от марафона погони. Глаза горят от многодневной бессонницы, но уже прикрыты для погружения. На грани сна и бодрствования, жизни – и смерти. Счастья – и абсолютного горя. Когда не нужно ничего. Не хочешь ничего. Не думаешь ни о чем. Лень даже поднимать грудь для вдоха. Если враг застанет тебя в такой момент – ты не спрячешься, не обманешь его, не убежишь. Но он сейчас или переваривается в твоем желудке или готовится к завтрашней схватке, или отдыхает после удачной охоты, как и ты. Или крадется, готовясь к прыжку. Тебе безразлично. Колючая ветка под боком, смертельная угроза, безысходность существования – все одинаково не важно. Если бы не эта иголочка, от которой вдруг лопнет мыльный пузырь спокойного сна.


Симферополь

2006

На асфальт


…Что придет в голову. Все, что придет в голову.

«Придет в голову». Откуда? Каким образом?

Откуда. Откуда можно прийти в голову? Да откуда угодно. А откуда угодно – еще один абсурд. Кому угодно? Мне? Ну, пусть… пусть извне. Тоже, конечно, абсурд. Неужели мне угодно, откуда придет в голову? Ладно – извне. Прийти в голову – извне. А можно изнутри. Кислород через кровь приходит в голову изнутри, из легких. Мысль приходит… что там у нас приходит? Что придет в голову. Понятно. «Что» приходит «извне». Что есть «что»? – Все! Все, что придет в голову. Такая герменевтически сложная грамматическая конструкция. Все приходит отовсюду. Абстрактно – тут наверное подразумевается «мысль». Откуда придет мысль? В голову. Когда? Почему в будущем времени? Тут про настоящее ничего не ясно – кто откуда придет. И зачем вообще должно что-то куда-то прийти. Тем более, в голову. Там и так хватает всякого. Одних извилин – площади на футбольное поле. Придет мысль в голову. Извне? А что она делает вовне? Изнутри? А как она там оказалась?

О чем бы угодно думать. Только не об асфальте. Песок. Бетон. Человек – песчинка на пляже вселенной, прилипшая к жирной ляжке природы. Вся вселенная – сплошные песчинки. Поэтому не видим, не слышим – везде песок. Куда не поверни голову. Даже в унитазе неизменно видишь свое отражение. Оно преследует. Выглядывает из витрин, темных очков, подглядывает из чужих пустых зрачков. Как ни подойду к зеркалу – а там я. Это маньяк – я. Тот, что в зеркале. Все ходит за мной. По асфальту.

Не надо только про асфальт! Пожалуйста. Пожалейте, пожмите, пожалуйте, позже…по асфальту.

Бетон. Почти как бекон. Приятного аппетита! Из пчелы, паука и муравья, который тащит все, что плохо лежит, Бекон выбирает пчелу. Пчела действует доверчиво, дразнясь, дедуктивным деятельным доминантом. Лучше бы про доминанту, чем про асфальт. Давайте так: главное не думать о зеленой коробочке. Ни в коем случае. Никакой зеленой коробочки. Да, еще не думать о белой обезьяне. Только не о белой обезьяне. Остается только ас…

Асф…асфиксия! Фикция. Конечно! Все фикция! Ура! Австралии нет. Мы ее ведь никогда не видели – это все СМИ и групповой гипноз. Нет космоса. Нет дифференциальных уравнений. Нет асфальт… Не-ет, асфальт есть.

Боже! Иже уже еси на небеси! Убери, пожалуйста, нугу из «Сникерса». У меня от нее так зубы болят! Ничего не помогает. Только пломба – цемент. Асфальт. Асфальт – кобальт – бильярд – мольберт – кларнет – (…) – буфет - … Ох, проголодался. Буфет. Фет, конфет (тузик) – сто лет, в обед – мольберт – бильярд – кобальт – ас…а с французского еще много слов у нас. Например, асфальт.

И чего стоило! Ну, латки смоляные. Ну, не заводится розовая «четверка». Что тут такого? Мне нравятся синие «семерки». Синие, как глаза у альбатросов. Конечно, они синие! Альбатросы смотрят на море – глаза синие. Ты когда смотришь на море – тоже синие. Глаза. У альбатросов. Альбатрософ – философ – матросов – Амосов…асфальт. Расплавленный, наполнил мои извилины и медленно застывает с пяток. Легкое покалывание, переходящее в ноющую боль. Оступиться – совсем не то: надо сделать шаг. В асфальт…

• Он че, самоубийца?
  
• Да какой там.
  
• Ты посмотри туда!
  
• Обычное дело.
  
• Та ладно! Вишь, как за балкон ухватился…
  
• Ты там чего-то про Вовку рассказывала.
  
• Чего Вовка! Он тут кончает… С собой кончает.
  
• С кем же еще?
  
• Чего смешного, дура.
  
• Сама дура. Второй этаж.
  
• Колготки подтяни. Думаешь, со второго не убьется?
  
• Да куда уж…
  
• А я думаю…Там же асфальт!
  
• Разве только головой вниз.
  
• Может, спасем?
  
• Ой… Ты там про Вовку что-то…
  
• Да че Вовка…
  
• Да на фига тебе еще один котенок…
  

Асфальт… Он для всех. Асфальт


Симферополь,

2003