Елена Стоянова Сфера чистой воды Зверь

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10

Отвращение

Проснувшись утром после серьезной пьянки, я обнаружил, что у себя в постели превратился в отвратительное насекомое. Вместо подтянутого живота с рельефными кубиками пресса моему взору предстало зеленоватое брюшко, сплошь покрытое сросшимися чешуйками. Вместо рук и ног по бокам туловища овальной формы беспомощно копошились тоненькие лапки. «Меньше надо пить», - подумал я. Такое бывало со мной и раньше – питаясь парами алкоголя, зрение часто меня обманывало по утрам, на грани сна и яви. Поэтому я закрыл глаза покрепче, попытался ущипнуть себя (удалось только стукнуть в твердый бок крохотной лапкой). Потом открыл правый глаз. Серый свет из небольшого узкого окна насмешливо бросил блик на мой выпуклый живот и нелепые конечности в количестве больше четырех. Хорошо, что сегодня суббота, и соседей нет в комнате. Иначе они бы попадали со смеху, наблюдая мою измену. Первый признак здравого рассудка – умение посмеяться над собой. Ха-ха-ха.

Вместо разрядки, смех принес мне два печальных открытия: во-первых, вместо смешка моя хитиновая гортань издала какой-то пугающий клекот с выпусканием пузырьков непонятного цвета. Надо просто поспать еще часок – и все встанет на свои места. И эта странная боль в боку при вдыхании тоже, скорее всего, от недосыпания. Может быть, за окном серо потому, что еще не рассвело… Вот только одна проблема. Из форточки сквозит – вероятно, я проснулся именно от этого. А одеялом накрыться с такими жуткими лапками и таким округлым животом вряд ли удастся. И еще… может, я слишком сентиментальный, но несмотря на всю универсальность человека, живущего в общаге около трех лет, я привык засыпать на правом боку. Тело насекомого к этому отнюдь не располагало.

Я прикрыл глаза, чтобы хоть немного вздремнуть. Не тут то было! В стенку слева чуть слышно постучали.

- Гриша… Гриша…

Кого нелегкая на рассвете в субботу разбудила! Или, может, Света тоже превратилась в букашку и решила пообщаться с братом по разуму?

- Чего тебе. – вряд ли Светка поняла, что именно я сказал. Говорил я тихо и не более разборчиво, чем в обычное утро после попойки. Но Светка, видимо, после двух месяцев более-менее регулярных свиданий знала обо мне больше, чем я рассчитывал.

- Тебе разве не надо на пары сегодня?

Ишь какая, заботится. Лучше бы похавать чего принесла. А лучше пивка…

- Уже половина восьмого. Гриша?

Ничего себе! А этот предмет, между прочим, ведет мужчина – ему на семинаре глазки не построишь. Вернее – строй на здоровье, но на четверку вряд ли потянет. И как может быть половина восьмого – темень на улице.

- Гриша?

Как-то голос у Светы огрубел за две минуты, и она уже не тихонько скребется, а стучит кулаком, хотя и не сильно, и почему-то не слева, а справа в стену.

- Гришка, ты че, блин, вообще… Я один опять пойду за тебя два раза руку поднимать?

А… Это сосед Киря. И ему неймется. Набросились с самого утра…

- Эй, ты в поряде, друг?

- Да, все нормально. – это прозвучало как «вэ-фэ-мы-мы-ауа».

- Ну, ты идешь?

- Ага, тока шнурки поглажу.

И тут постучали в дверь. С этой стороны следовало ожидать самого плохого. Приличные люди в сумерках в комнату ломиться не будут. Соседи бы просто вошли, или покричали бы. А стучит только незваный гость.

- Гриша, Гриша, староста ваша к тебе прошла…- Светка разволновалась, если меня из универа попросят – кто ей будет эпилятор чинить?

- Григорий! Я специально пришла проверить, как ты себя чувствуешь. После того, что вы вчера с ребятами творили… И было бы здорово, если бы ты появился на паре хоть раз за семестр. Ты же не надеешься, что я тебя не буду отмечать.

Вообще-то надеялся. Более того, я даже как-то сказал этой девятнадцатилетней глуповатой старушке, что она хорошо выглядит. И это ее «ты же не надеешься» означало «я-то тебя не отмечаю, но ответных знаков внимания с твоей стороны не чувствую».

- Кирилл, что с Григорием. Он что заболел?

- Да нет, вроде. Обычное похмелье. – Киря тоже начинал беспокоиться, но виду не подал.

- Гришенька, вставай. Эта прыщавая толстуха обязательно тебя отметит сегодня.

Эх, вы… если бы видели сейчас мое страшное положение… Ладно. Вот сейчас встану, оденусь, умоюсь – и еще до университета домчусь. Ну, опоздаю минут на двадцать – зато препод в лицо запомнит. Итак. Как бы эту дыню привести в передвигаемое состояние. Скатиться страшно – на полу может оказаться пара бутылок, удачно брошенная вилка, паяльник, недоеденная килька в томате… - да все что угодно. Угол поворота головы не позволяет заглянуть за край кровати – я вижу только мутные очертания стола и серый прямоугольник небольшого окна. Мерзопакостная погода. Может, у меня жар и галлюцинации…

- Гришка!

- Григорий!

- Гришенька, милый!

Это невыносимо! Следует встать хотя бы для того, чтобы их затнкуть и дальше спокойно поспать.

- Я сейчас встаю. Киря, не жди меня, иди на пары – я позже подтянусь. Аня, не переживай. Спасибо за беспокойство. Я вполне здоров и сейчас выйду. Получасовая задержка еще не повод волноваться. Может быть, я не проявил особого рвения в посещении пар, зато я занимаюсь внеклассной работой, активно веду научно-исследовательскую деятельность. Несмотря на то, что учебный год начался недавно, уже не раз общался с научным руководителем и, если это необходимо, готов даже написать на полстранички отчет о проделанной работе. Правда, волноваться не о чем. Ты зря утруждала себя визитом. Я как раз собирался вставать и поспешить на пару.

- Да он издевается над нами! Кирилл, ты можешь объяснить эти нечеловеческие звуки?

Звуки и правда мало были похожи на человеческую речь. Но разве нам привыкать. Если бы Аня столько выпила, сколько мы вчера, она бы еще не такие издавала.

- Григорий, или ты немедленно выходишь, или я… или я приму меры.

С каких это пор староста приходит в комнату к приличному студенту и работает будильником и совестью по совместительству? Неужели я так активно разгильдяйствовал последние пару месяцев? Хотя бы по два раза на каждом предмете побывал, тему научной работы выбрал, даже в библиотеке был один раз. Правда, я так зашел – Светку поискать, чтобы не самому пельмени на обед варить. Но ведь был же в библиотеке! И чего она вообще придирается.

Света тихонько всхлипнула. Я не думал раньше, что она так обо мне беспокоится…

- Гришенька, вставай скорее.

Эх, Светка. И ты меня не понимаешь. Да как я… Вот сейчас встану – не обрадуетесь, что так настаивали.

Они настолько достали меня своими воплями, что я перешел к серьезным действиям. Сначала я сбросил на пол одеяло. Это должно смягчить мое падение. Так, на всякий случай подложим еще подушку. Вот. Теперь попытаемся…

- Слышите, слышите, он там возится…

- Сейчас встанет и откроет…

- Да, с ним все в порядке, сейчас откроет. Он вчера утром тоже неважно себя чувствовал…

- Меньше надо пить…

- Кто бы говорил…

Я попытался повернуться поперек кровати, по привычке намереваясь опуститься на ноги. Но это оказалось непосильной задачей – ухватиться было не за что, смешные ножки дергались вразнобой, мешали сосредоточиться. В боку кололо – видимо, вчера мы успели-таки надавать этому рыжему из крайней комнаты и его лохматым дружкам. Ну, ничего, физики так просто не сдаются.

На этот раз я попытался спустить сначала голову – это получилось легче, голова быстро оказалась навесу над почему-то таким далеким полом. Несмотря на одеяло и подушку, твердость пола казалась смертельной для головы. Какие эти насекомые пугливые! И хилые – от несложных телодвижений я так устал, что, вернувшись в исходную позицию, пришлось немного полежать без движения и передохнуть.

- Все, на пару я уже опоздал. – не без радости отметил Киря. Если я хотя бы отравился – у него надежная отмазка, и староста подтвердит.

- Григорий, я все же должна удостовериться…

- Да иду я, иду! – как можно более разборчиво промямлил я. Вам не понять, как сложно говорить без языка. И как эти попугаи…

Так, сейчас не до попугаев! Григорий, возьми себя в руки. Точнее, в лапки – ничего посерьезнее сейчас нет в твоем распоряжении. И тащи свое зеленое пузо к этой прыщавой стерве – пусть уж убедится, что ты проснулся и готов, слабый и больной, через лужи идти на скучную пару ради трех палочек в журнале (/-/). Это если не учитывать, что я теперь насекомое. С остервенением раскачиваясь – от чего похмельная голова моя пошла кругом и к другим ощущениям прибавилась тошнота – я развил необходимую амплитуду и – «шмяк».

- Что это было?

- Гришенька!

- Чувак, ты в порядке?

Как вам сказать. Я не выспался. Голова болит. Во рту сухо. Слегка подташнивает. В боку колет. А еще – я круглый жук, который едва не сломал шею о лежащий вверх тормашками стул. Да я не просто в порядке – я в отличной форме! Просто супер! Мало того – вы сейчас в этом убедитесь. Пока еще есть силы – какие все же слабые эти жуки натощак – надо открыть дверь. С помощью клейких и на удивление ловких для передвижения по плоскости лапок я без труда добрался до двери – по стене, минуя опасные зоны свалки башмаков и непонятной кучи барахла в узком проходе между стулом для случайных гостей и шкафом. Вот и дверь.

- Кажется, он идет.

- Явно не на двух ногах.

О, мой любезный друг Киря! Наконец-то ты начал догадываться – это выдает не только твоя фраза, но и загадочные нотки в голосе. Девчонки – что знают они о зеленом змие и похмелье… Не будем медлить – одним махом разогнать этот бедлам – и в постель, спать, спать, спать! Как открыть эту проклятую дверь?

Вот я стою на полу задними ногами, опершись передними о косяк, и в упор сморю на замок. Английская конструкция. Снаружи можно открыть ключом, а изнутри надо повернуть задвижку. Пальцев у меня нет. Зубов тоже. Есть челюсти, но без зубов они не годятся даже на то, чтобы отгрызть кусок колбасы от палки. Оказывается, для открывания замков они тоже не подходят.

- Он пытается открыть дверь…- Кирилл уже с любопытством ждет открытия двери.

- Наконец-то, может хоть на вторую пару успеем. – а этой заточке лишь бы на пары.

- Не торопись, друг.

Эти надоевшие за утро голоса подогрели мой спортивный интерес, и я вцепился подобием рта в задвижку. Поворачивая голову, я понемногу перемещал и задвижку, хотя это не только отбирало много сил, но и доставляло мне явный вред – по грязной двери из-под челюстей стекала темноватая жидкость. «Щелк».

- Григорий, как я рада, что ты образумился.

- Молодец, Гри… - Киря не успел договорить. Дверь открывалась вовнутрь, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы обойти ее. По глупой привычке я пытался перемещаться на задних конечностях, поэтому сначала из-за двери показалась моя маленькая голова с шевелящимися усиками. Потом выполз я весь, и продолжал стоять, прислонившись к двери уже с внешней стороны.

- А вот и я.

Киря прижался к стене. Втроем нам было не разминуться в узкой «прихожей» блока. Аня замычала и начала пятиться к двери в коридор.

- Куда же ты. Я, как видишь, в полном порядке. Вот сейчас оденусь – и бегом на пары. Разве не этого требовалось? Аня, погоди же ты.

Аня двигалась медленно, опасаясь испугать меня резкими движениями. Выйдя в коридор, она все еще пятилась, не решаясь повернуться спиной к чудищу. Наверняка Аня боялась даже обыкновенных тараканов размером не больше одной фаланги ее пальца. Но, коснувшись рукой лестницы, ведущей с этажа, в ее толстых ляжках открылась небывалая прыть – Аня пугливой ланью бросилась вниз, перелетая через три ступени, и было слышно, как хлопнула дверь ее блока на втором этаже и дважды повернулся ключ в замке.

Но не успел я порадоваться этой маленькой победе. Киря уже несся на меня с веником, топая и улюлюкая. Вряд ли он испугался моего вида. Скорее всего, хотел уберечь меня от лишних любопытных взглядов. Мне было немного обидно, что друг не попытался заговорить со мной, по-человечески попросить меня пойти проспаться. Хотя, с моим видом странно было бы ожидать от него другой реакции. Не заставляя Кирю пускать в ход опасное оружие, которое в его руках увидишь не часто (я и не думал, что в нашем блоке есть веник…), я поспешил укрыться в моей комнате. Киря предусмотрительно закрыл дверь на ключ, найденный в кармане моей куртки пока я преследовал старосту. Я остался в полной темноте и тишине.

Симферополь

2005

Покемон

- Кто такие покемоны, сынок?

- Это все, кроме нас.

(из диалога на книжном рынке)

Покемон открыл глаза и вздохнул. Закончился еще один трудный день сражений и бесконечных тренировок. Завтра опять смертельный поединок с Шипохвостой Черепахой. Тяжелый и непосильный труд для небольшого сиреневого пушистого зверька – ежедневно сражаться с опасными чудовищами, чтобы сохранить славу победителя для какого-то ленивого мальчишки. Но он-то сражается не ради медали, а ради света электричества, аромата горелой шерсти и вкуса победы.

Покемон встал с постели и прошелся по небольшой комнате, спотыкаясь о разбросанную одежду и давно не нужные игрушки. В доме все спали, и школьные тетради хрустели под ногами, словно опавшая листва кленов. Хотя, какие в феврале клены? Это скрипнула под босой ногой арифметика. А что там зловеще блеснуло в углу, может, чистописание? Будто по комнате прошелся тайфун, или именно здесь состоялось последнее сражение с Крабопауком. А ведь действительно – он тут побывал и чуть не погубил беднягу Покемона, да только жалостливая Девочка с Розовыми Волосами спасла его от страшной гибели.

Саша проснулся раньше обычного. В воскресенье он любил спать до обеда, потом обедать, полуспать-дремать до ужина; за полночь решать задачки и зубрить непонятные иностранные слова древних, неземных еще языков. Он проснулся пораньше, потому что приближался очень важный день. Нет, не день рождения. И не день Святого Валентина. Приближался очень важный в жизни любого покемона день. Не важно, что за день. Просто всегда чувствуешь, что он приближается. Это иногда называют предчувствием (как когда нос чешется за неделю до торжественного события). Сегодня не до задачек. Надо поймать побольше энергии и потренироваться. Конечно же, самое важное событие в жизни покемона – какая-нибудь битва. Не какая-нибудь, конечно, но для каждого своя.

- Шурочка, что ты так рано?, – спросила мама сына, – переживаешь из-за контрольной?

Если бы Саше не задавали глупых вопросов, он бы вообще не разговаривал. Покемону не свойственна болтовня.

- Может, хочешь позавтракать?

Можно поужинать, конечно, в восемь утра. А можно умориться голодной смертью.

- Что-то случилось? Ты выглядишь уставшим и больным. Ну-ка, покажи горло.

Холодные липкие щупальца вцепились в горло Покемона. Битва началась. Он, ловкий и гибкий от природы, увернулся и подставил ей мягкий затылок. Зеленая Медуза высунула скользкое жало, но Покемон смело бросился на врага и, отбив удар, напал в ответ.

- Опять макароны с молоком.

- Молоко очень полезно тебе, в нем витамин Д для роста. Маленьким мальчикам…

- Я не маленький.

Все предвещало быструю и легкую победу Покемона. Зеленая Медуза в это время суток и в сегодняшнем климате была неповоротлива и слаба. А Покемон – напротив, к тому же его разгорячал острый голод, а она уже была истощена битвой с Ядовитой Пиявкой. Главное после победы быстро убраться с поля боя, потому что заступаться за Зеленую Медузу приходит Крабопаук, огромный и коварный. Он во много раз сильнее Покемона и битвы с ним или заканчиваются очень плохо, или не начинаются из-за малодушного отступления Покемона (или великодушного – Паука).

Ты куда? Я тебе уже накрыла.
Я к Пашке. – и приходится же выдумывать себе подобные глупые клички. ПОКЕМОН – это звучит гордо!
И не позавтракаешь?
Съем макароны с молоком по пути, заверни, м-м-…

Медуза. Бойко выброшенные зеленые щупальца пролетели в двух сантиметрах от грозной мордочки разъяренного Покемона, и с хлюпающим звуком упали на линолеум. Победитель резанул острыми когтями по скользким конечностям, оставив если не смертельную, то, по крайней мере, очень ощутимую рану.

Когда будешь дома, сынок? (ласковый голос Зеленой Медузы – смертельная ловушка, Покемон давно научился ему не верить).

В следующем году, а лучше – никогда. Тем более дома – это не здесь, среди беспозвоночных липких и ползучих, смертельных врагов рода покемонского.

Толстые сороконожки, «ребята», глупо бегают за мячом, окруженные клетками с чудовищами. У Покемона есть дела поважнее, чем делать вид, что он относится к дегенеративному вырождающемуся виду «человек». Ведь он еще молодой и неопытный, а впереди столько битв, сильнейших противников, горестных поражений. Но настоящий Покемон никогда не забудет свое мохнатое, закаленное в битвах лицо и победное имя Пикачу! Вот из-за угла показалась хромая Мухолобая Ящерица. Она старая и слабая, зато хитрая и с непробиваемым панцирем.

Здравствуй, Сашенька, как у мамы здоровье? – Ящерица перегородила дорогу колючим хвостом. Но Покемон знает, как с ней бороться. Прыжок, наш герой вырывается вперед, резкий поворот – и он вне пределов досягаемости Мухолобой Ящерицы. И даже вне поля ее тугого зрения.
Вот молодежь пошла. А в мое время…

Прошло твое время, старая Ящерица. Покемон умеет за себя постоять. Но трудно спать спокойно, пока главный враг – Крабопаук – не дремлет, тренируется, крепнет и готовится к новым сражениям. Вот он появляется в полумраке подъезда. Глаза красновато мерцают, усы смакуют запах страха. Мышцы Покемона вибрируют под шерсткой, сладко ноют в предвкушении схватки. Может, сегодня он наконец-то победит…

***

Ну что, покемон? - Скунс улыбнулся ржавым хоботом и больно схватил Покемона за плечо: это у них самый холодный вид приветствия. – Поиграться пришел?

У Скунса плохо пахнет изо рта, его лапы всегда липкие и цепко впиваются в мясо покемона, когда попадаешь в пределы досягаемости. Скунс пробежал ногтями по стриженому затылку Покемона, от чего последнего пробрала дрожь отвращения. Сражение со Скунсом на повестке дня не стоит – сегодня они товарищи.

Опять ты привел этого отморозка, Пашка. – с Пашкой, ониксовым другом Покемона, Скунс обращается куда более ласково – пожимает его руку липкой когтистой лапой и больше не трогает, и лицо свое с вонючим ртом держит подальше.
Че, опять в «кваку» пошаримся, парни?

В затхлой тесной комнате стоят четыре черных экрана. Они забрызганы кровью и человеческим мозгом – изнутри. Узкие коридоры едва освещены скрытыми лампами неестественных цветов, бросающими блики на бледные лица троих игроков. Зрачки расширены, капельки нервного пота стекают по ни разу не бритым мускулистым скулам. Сильные костлявые пальцы замерли над клавиатурой, готовые в любое мгновение ринуться в бой. Еще можно на секунду закрыть глаза и в последний раз спокойно глубоко вздохнуть, но никто не осмеливается отвести напряженный взгляд от индикатора загрузки. Вот голубая гусеничка превратилась в красную, картинка замерла и - …

…

Все, тебя убили!!.
Здорово это он там!
Видели, новая базука разрывает их в клочья.
А как этот дергался, – все смеются.
Ну че, теперь за террористов?

Хорошо, если бы не надо было выходить из маленькой затхлой комнатки, пропахшей холодным потом ужаса и пивным перегаром. Хорошо бы не встречаться сегодня, а лучше – никогда, с Крабопауком. И не ехать с этими дурными вонючими зверятами на разваленном катафалке в прогнивший лес. Но приходится делать вид, что в твоих жилах течет жидкая алая кровь, и тебе интересно говорить на лающем человеческом языке, и нюхать приторные духи малиновых муравьих.

Утром Покемон чувствует себя очень плохо. Голова гудит, ноги ватные, не хочется вылезать из уютной берлоги и сражаться со всеми этими гнусными тварями. Но – таков удел Покемона. Ах, как маленький пушистый зверек устал от бесконечных битв, кошмарных снов и манной каши на завтрак.

Хмурый рассвет встречает Покемона серостью асфальта. Жесткий протектор оставляет в пыли след инопланетянина, совсем не похожий на след пушистой лапки с маленькими, но острыми коготками. Дорогу пересекает Клыконосый Волк. Желтоватый свет его глаз видно сквозь густой туман майского утра. Промозглый ветер пробирает до костей, гудит, разрывая тишину, и помогает Волку двигаться неслышно. Он преследует Покемона. Мерные удары протектора об асфальт придают герою уверенности в своих силах, а тонкий запах йода, который источает желтоватый волчий клык, разогревает ярость.

Внезапно дорогу перебежала черная кошка. Покемона не могла остановить даже мысль об испорченном дне и несчастии, настолько сильно отвращало его приближение Волка. Он, закрыв глаза, смело перешагнул магическую черту. И тут же угодил в несвежую лужу. Это заставило Покемона немного помедлить, отчего косматый зверь значительно приблизился и дышал уже почти в спину. Один прыжок – и смертельной схватки не избежать! Но Волк медлит, наверное, хочет оттянуть удовольствие расправы. Он не догадывается, что некрупный Покемон способен дать достойный отпор врагу. Резкий сигнал автомобиля, порыв ветра – все стихло. Теперь Покемон наедине с низким небом и ожиданием бурного дня.

Мальчик, скока время не подскажешь?

От такого неожиданного нападения Покемон чуть было не растерялся. Но укол гордости и резкая боль в ухе придали сил, и ловкий зверек смело увернулся от атаки, и сам перешел в наступление: запугивающе насупился, обнажил клыки и зарычал. Волк обмяк и попятился. Покемон повернулся и побежал, с чувством выполненного долга и собственного достоинства.

Что за люди?

Волк не понял, что его молниеносный противник не принадлежит к этому слабеющему и вымирающему виду, не узнал в искрящихся глазах и смелой походке Покемона.

Троллейбус подошел почти сразу. Глупый Очковый Кенгуру набросился на Покемона, беззубым ртом требуя показать проездной.

Что у тебя, мальчик?

Еще бы спросила, ты кто.

Да-да, ты, в кепочке.

Кепочкой глупый Кенгуру обзывал перламутровый боевой шлем.

Что у тебя, проездной?

Нет, служебный – милиция. Зачем Покемону проездной? Проездной же «ученический». А не «покемонский». Да еще на троллейбус. Зачем ученический проездной на троллейбус, если покемон едет в труповозке с рожками. К тому же он ведь сражается не за пенсию, и не за зарплату, бескорыстно сражается со злом в этом ужасном – и чужом мире. И вот еще одно сражение – снова с Очковым Кенгуру. Он огромен и глуп. Кенгуру принимает разные, но очень похожие обличья, неустанно преследует Покемона, как только тот приближается к многополосной проезжей части. У Кенгуру на животе сумка с шипами, которые вырывают клоками шерсть и больно царапают кожу. Его голос то шипящий, то визгливый. Сегодня от него пахнет приторными духами, никотином и чесноком.

Покемон победно вылетает из троллейбуса, мелькнув прямо перед носом ненасытного чудовища. Но это, к сожалению, не последняя на сегодня битва, а одна из первых.

Возле КПЗ (шКолы – Прибежища Злобных тварей) уже кишели отвратительные мелкие малиновые и зеленые муравьи. По одному они ничего не стоят, но если всей сворой, термиты, набросятся – берегись, Покемон! Вот например – сейчас.

А, пришел, покемон!
Не прошло и полгода!
Еще бы завтра притащился. Полчаса уже тут колбасимся – только тебя ждем.
Ребята, все собрались? Ну, поехали тогда. Саша, хоть бы раз пришел вовремя. – Шипохвостой Черепахе бесполезно объяснять, что Покемон не проспал, и не копался за завтраком – он сражался со страшными чудовищами. Такими, как она.
Ну че, покемоны? Куда едем? – водитель автобуса, конечно, не знает, что покемоны в меньшинстве среди разноцветных муравьев. Он один! И ему со всеми ними предстоит сразиться.
Иван Иванович!
Простите. Так куда?
В Никитский Ботанический сад. Саша, чего ты стоишь? Садись, пожалуйста. Сейчас автобус поедет.

Началась схватка. Черепаха испепеляла Покемона взглядом и уже замахнулась шиповатым хвостом. Покемон отскочил в сторону, прикрылся скоплением малиновых муравьих. Но Черепаха и не думала сдаваться. Она сделала шаг к Покемону, вцепилась ороговелой лапой в мускулистое плечо и потащила в сторону Сопливой Мухи. Покемон не хотел уступать Черепахе, но свирепая схватка с ней могла повлечь за собой встречу с Крабопауком. Этого Покемон боялся. Вернее, не боялся, конечно. Но предосторожность никогда не помешает. Крабопаук слишком велик и умен. Лучше отложить сражение с ним, поднабраться сил, потренироваться в мелких схватках (паразитов хватает), чтобы окончательно положить его на обе лопатки.

Пестики-тычинки никогда не волновали настоящих мужчин. Тем более, из породы покемонов. Розочки и глициния – развлечение для муравьев и мух. Свирепая тупая Черепаха изо всех сил пыталась доказать свою власть. Она тщетно старалась унизить Покемона и раздавить своей неизмеримой силой. Но он мужественно противостоял ей.

Саша! Не отставай. Неужели тебе не интересно?

Конечно же, не интересно. Когти у меня покруче игл этих смешных круглых кактусов. Еще и муравьи под ногами путаются.

Саша! Иди сфотографируйся с девочками.

И нашу фотографию занесут в красную книгу. «Так вымерли последние покемоны, превратившись в розовых муравьев». Спасибо, лучше посижу в пруду.

Ты куда полез?! Негодный мальчишка!

Оплеухи и подножки глупой Черепахи за целый день начали ужасно нервировать и раздражать Покемона. Ее морщинистые чешуйчатые лапы мешали пройтись в уединении по бамбуковой аллее, отдыхая, набраться сил под вековой пихтой. И никогда не понять Черепахе, что Покемону жизненно необходимо с точки зрения элементарной физики оторвать шишку со зловонной магнолии.

Кто из нас не баловался в детстве отрыванием лапок у муравьев? Ну и что, что в этом зооботаническом парке они розовые. Пару ушибов и царапин им не повредит. У муравьев, как известно, нет ни крови, ни мозгов.

Не хватай девочек за косички!
Сколько раз говорить – перестань толкать Петрова локтем!
Маша жалуется, что ты ей специально наступаешь на ногу!

Конечно! Покемон ни единого шага не делает не обдумав. И на удары Черепахи отвечает либо резким скачком в сторону – с линии атаки, либо контртехникой. Незаметно, но очень болезненно он вонзает коготки прямо в самое чувствительное место – там, где чешуя примыкает к панцирю, есть тонкая полоска незащищенной кожи.

А где Саша? Ах! Вот он! На секвойе! О! А!

Ага! Плохо будет спать сегодня Черепаха. Зато Покемон – хорошо. Пусть ему предстоит встреча с Крабопауком. Даже если он еще не готов победить – он способен умереть с достоинством в честной схватке.

Чтобы папа завтра был в школе!

Настал момент для последнего – решающего удара.

Завтра воскресенье.

Муравьи притихли и бесшумно сопят. Ветер перебирает колючками кактусов вдоль тропинки. Где-то шуршит гранат. Черепаха бьется в конвульсиях. Если бы она могла скончаться на месте, это бы непременно случилось. Просто так устроен наш покемонский мир: страшные уродливые чудовища живут здесь вечно, а Покемон может погибнуть каждое мгновение в неравной схватке. С Черепахой на сегодня все кончено. Покемон с гордым видом победителя удаляется в лоховоз. Пора домой, готовиться к встрече с Крабопауком и другими мерзкими тварями, которые мешают нам спокойно жить и превращают недолгое существование в беспрерывную и безрезультатную борьбу.

Отцы обычно встречают детей лаской и добрыми словами. По крайней мере, таков наш покемонский обычай. А худших врагов встречают ударом исподтишка. На пороге своего неспокойного логова Покемон издалека заметил кольца щупальцев Зеленой Медузы:

Натоптал по всей прихожей! Где ж ты нашел такую грязь! Ну, как погуляли?

Медуза расправляет щупальца и подступает к Покемону. Ему трудно скрыть еще не унявшийся трепет после недавней схватки с Черепахой и пару не слишком тяжелых ранений. Зеленая Медуза слишком глупа, чтобы заметить такие мелочи. Тем более, всякое недомогание Покемона ей только на руку. Наш герой предусмотрительно увернулся.

Ты бутерброды забыл утром на столе. Бестолковый ребенок! Чем же ты питался целый день, интересно? Давно желудок не болел?

Вот это удар, которого Покемон не ожидал. Он так устал за целый день. А тут – липкие конечности Медузы хватают его за горло и сжимаются все сильнее. Отходом здесь не отделаешься.

Шишечками и корешками – в ботаническом саду же.

Сколько ненависти и силы в этом ударе! Медуза в бешенстве. Давно ей не давали таких ощутимых оплеух.

Не хами матери!

Матери я и не хамлю. А вот отлупить Зеленую Медузу – с удовольствием.

А еще я лазил на крышу террариума и гулял по бамбуковой аллее. А гнусная Черепаха…
Не смей так выражаться про Светлану Николаевну!

Конечно, Медуза не потерпит нападения на своих. Да, я показал Шипохвостой Черепахе, что делает Покемон с такими чудищами!

Папа, собирайся завтра в школу.

Медуза, услышав про расправу с Черепахой, в страхе бежит. Она предпочитает натравит на Покемона Крабопаука, так как знает, что это единственное чудовище, которое еще способно хоть сколько-нибудь устрашить Покемона. Но ужасная битва состоится не сегодня. Крабопаук тоже устал и не готов к серьезной схватке.

Есть будешь?

Медуза незаметно подкрадывается к Покемону, отвлеченному тяжелыми мыслями о схватке, которая рано или поздно станет решающей.

Эй, ты не голодный? Я тут пиццу приготовила.

Покемон сыт по горло липкими пощечинами. И намерен спокойно отдохнуть перед завтрашним, может быть, последним днем своего героического существования.

***

Я не боюсь высоты. Не веришь? Разбегаюсь с парапета – и лечу, параллельно морской глади. Быстрее ветра. Ловлю ресницами пылинки и мелких мошек. Взмываю под облака – как хорошо! Под ногами – чумазые тучи городского смога. Над головой – лиловое небо. Впереди – загиб горизонта. Позади – я. Слева и справа – пустота. Здорово. Теперь – резко вниз. Приближается, заглатывает меня твердая сухая земля. Все ближе камни и мусор города. Вот уже звенит шум в ушах, совсем не похожий на музыку сфер. Матерные слова, какие-то крики врываются в сон. Звон будильника убивает все образы, разбивает, как старое мутное зеркало. Брызги-осколки летят во все стороны, впиваются в глаза, уши, добивают приятные мысли, ошибочно навеянные сном. Еще один день – непохожий и серый. Холодный и сырой, как вчерашняя недопеченная картофелина. Хорошо, монстры из школьной администрации с Плутона – ленивые, и в школе каникулы. Надо покрасить потолок черным и нарисовать желтые звезды. Тогда утром будет казаться, что еще ночь и я на воле.

Все время впечатление, что я опаздываю. Вот бы минуточку, еще мгновение, и я бы разбился. Или наоборот – уничтожил всех, очистил мир раз и навсегда. Может, сейчас я сплю. И все эти битвы и поражения – только сон. Шерстка на затылке вспотела. Зачем бы ей потеть, если я лежал на глади твердой кровати. Не успеваю выпустить коготь, не успеваю увернуться, отскочить, ударить. Слабею с каждым днем. Кто-то перекрыл энергетический космический источник. Чувствую, что недолго осталось. Крабопаук тоже слабеет – это радует. Но я все равно не смогу его преодолеть. Даже Шипохвостая Черепаха недавно чуть не положила меня на обе лопатки. Причем, она нагло наступала, даже не подкралась. Глаза залил какой-то свет, и удар пришелся по незащищенной груди. Еле восстановил дыхание. Страшно вспомнить.

- Саша, к доске.

Ошпарил шипованый хлыст хвоста, отобрал кислород. Но просто так сдаться – не в привычках Покемона.

- Ну, что же ты сидишь? Не готов?

Защитная позиция сработала. Второй удар пришелся уже не по болевой точке. Я ей покажу…

- Не молчи. К доске!

…Получай, тварь. Не победишь Покемона! По крайней мере, не сегодня. Зеленоватая слизь после ловких ударов по чешуйчатому телу стекает струйками на облезлый пол класса.

- Сейчас к директору пойдешь! Тебе двойка!

В страхе скрывается сраженная в зловонную нору, которую они называют «учительский стол». Не успеваю повернуться спиной – подлое существо наносит еще один удар.

- Отца – срочно в школу! Без родителей в класс не приходи!

Шлепок – легкий и незначительный. Без труда уворачиваюсь, а трусливая Черепаха прячется в нору. Но лишнее напоминание о сети монстров, об их связи и сотрудничестве до наступления спасающей долгожданной темноты не дают восстановить дыхание и кожный покров.

Спать некогда – пока чудовища отдыхают, есть время продумать дальнейшую тактику борьбы. Нас очень мало, а их слишком много.

* * *

Небо накренилось, ухнуло и упало. Предрассветные сумерки поглотили глухой стук. Спящий город не заметил этого странного события. А даже если кто-то и не спал здесь в половине пятого – то вряд ли этому падению придали большое значение. Ну упало – и пусть себе. В конце концов – что нам с него толку. Ну голубое – и что с того. Теперь будет что-то еще кроме неба.

С упавшего неба, звякнув, медным блюдом скатилось солнце. Оно сегодня и подняться не успело, и даже встать – так, овальное, и покатилось, роняя розоватые ранние лучи. Солнечная дорожка на росе мостовой уходила в канаву – там солнце и припарковалось, равномерно покрывшись придорожной грязью и пылью.

Хорошо звезды успели погаснуть и спрятаться – а то над городом пошел бы серебряно-алмазный град и обязательно кого-нибудь бы покалечил. Так уж заведено – если град, то в лоб кому-то обязательно попадет. Или еще чего – шаровая молния. Почему-то когда град, в этом городе обязательно ждут шаровую молнию.

На лежащем кривом небе сразу стала заметна его ветхость – небесная синь местами облупилась и помутнела, фиолетова полоска по краю горизонта и вовсе облезла. Вот видны и бреши, сквозь которые капал дождь. Теперь брешей нету – но неба нету тоже, поэтому дождь не капает, а льет стеной. И даже не стеной – а будто бы целый дом из дождя вдруг встал над городом, со стенами, крышей, полом и потолком, фундаментом и крылечком. На крылечке сонно потягивается дождевая кошка, шевеля водяными усами.

Ровно в семь утра люди проснулись, умылись, позавтракали и пошли на работу. По пути они отвели детей в школу и в детский сад. Дети, глядя в окно над тарелкой манной каши и идя по улице, с удивлением спрашивали суетливых родителей – а где же небо? На что одни родители отвечали, не поднимая головы от важных неотложных дел: «Где и обычно, что за дурацкие вопросы!», а другие вовсе не слышали вопроса детей – или делали вид что не слышали, а про себя раздраженно думали «какое еще небо? Что эти дети снова себе напридумывали?» А дети грустно смотрели в пустоту над головой и продолжали удивляться.

«А я вот что вам скажу, никакого неба нет и не было!» – вот как ловко расставила все точки над Ё учительница младших классов. Потому что в русском языке только над Ё есть точки, а над Й – палочка, или даже кренделек, это уж как кому нравится.

Покемон чувствовал себя как всегда одиноко, как всегда в опасности и по-новому виноватым. Это ведь он не сумел защитить небо от ворсистых, скользких щупальцев, лап, клешней, присосок, ножек, когтей, клювов и клыков. Неужели, выиграв столько битв, он проиграл войну? Его старые враги обернулись друг против друга и он, предоставленный самому себе, может наконец заняться более глобальными вопросами, чем спасение собственной сиреневой шкурки.

Прошло уже несколько часов с того момента, как небо упало. Дети по привычке ищут его над головой – и при этом пачкают и рвут ногами ветхие лоскутья. Столько лет дарившее радость и надежду небо – растоптано? О взрослых и говорить не приходится. Они уже забыли, как выглядит небо, и лежащий под ногами его труп вряд ли могут опознать.

Было бы понятно и логично, если бы небо свалилось зимой, под тяжестью навалившего снега. Этой зимой, например. Так много снега! И слишком много проблем, чтобы насладиться беготней, играми, снеголепкой, горящим от мороза носом и сморщенными о влаги пальцами. Или осенью – когда всем очень грустно и кажется, что лето было последним, что его не вернуть и вся жизнь теперь будет сплошная осень, пахнущая гнилью и сыростью. Небо могло прогнить от сырости осенью. Почему же именно теперь? Лето вернулось – надо радоваться, синеть и веселиться, петь птичками и наряжаться в легкие кружевные облачка. Нет, даже небо…

Энергии солнечных лучей, которой Покемон подзаряжался по утрам, естественно сегодня не дождешься. А с подсевшими батарейками даже миксер плохо работает. Так что же – сидеть здесь в норе и дожидаться, когда враги сами придут? Или уповать на чудо?

По крыльям летних воспоминай неотвратимо шагает зима. Ее леденящая нос и конечности тень ложится на всех, кто посмел высунуть голову из помещения. Тот, кто отважно замкнулся в укромном теплом уголке, страдает от невнятных переживаний, сворачивается в хитрые завитушки, принимает форму ракушки и ждет, когда воздух просветлеет и земля станет мягкой, теплой и податливой. Небо неудержимо рыдает слякотью над летом, и никакие разноцветные побрякушки осени его не утешают.

Странной формы тень движется по бульвару. В такую погоду хороший хозяин, выходя из дому, оставляет собаку. Но этот человек поступил вопреки народной мудрости. Его преследует, влекомое тонким поводком, какое-то существо. Вряд ли это собака. Что-то ползущее и пищащее, похожее на большую улитку. Улиткам нравится сырость, они устраивают на увлажненных дождем дорожках дворов и парков грандиозные сэйшены с дождевыми червями. Скользкое существо очень велико и почему-то имеет хищный вид. Хозяин или спутник его опасливо заглядывает в души людей, стоящих возле окон теплых квартир. Вдруг где-то найдется настоящая страсть, которую человек так жадно ищет. И без которой погибнет он сам и его хищный попутчик, и вообще неизвестно, что еще произойдет.

Если бы это снова не был кошмарный сон, Покемон немедленно бы ринулся в бой. Но ватные оковы не дают пошевелиться. Странный ракурс: уродливые попутчики не проходят мимо, они не удаляются и не приближаются. Он будто убегает на самокате – плавно и медленно. Темный силуэт, в котором угадывается Слизняк, неотвратимо наступает.

Сон в руку. Когда это случится – вчера или завтра? Эти монстры посадили на поводок сезоны и дни недели. Вчера снова был понедельник вместо долгожданной пятницы. Слизняк страшнее других чудовищ – он оставляет за собой отравленный след. Даже если тебе удалось остаться незамеченным его скользкими глазами на ножках, кислота слизи не позволит уйти без последствий. Кажется, что след Слизняка остается даже там, где просто подумали о нем.

Среди себе подобных Слизняк называется Жорой. Даже в этом бессмысленном слове есть что-то отвратительное и скользкое. Похоже на «жара» – насколько приятнее для закаленного покемонского тела свежесть весеннего утра! Слизняк появляется внезапно, никто не знает, где его логово и чего он боится. Иногда вечерами он малодушно поджидает неустрашимого Покемона в сумрачном подъезде и набрасывается на уставшего после дневных схваток героя из темноты. Слизняк не издает никаких звуков, кроме шипения кислоты его отравленной слизи. На пятках, в том месте, где не удалось уберечься от контакта с ядом, шерстка Покемона потеряла живой цвет тертой редьки и становилась пепельно-желтой. Эти шрамы не заживут никогда и останутся в память о победоносных сражениях.

В полустационарном концлагере, кем-то глупо названном школой, монстры размножаются с невиданной скоростью. Те, кто еще недавно казался безобидными муравьями, приобретают черты давно знакомых чудовищ. Один похож на Носорогого Крокодила, другой – Осьминогая Гиена во плоти. А небольшой пушистый зверек, в котором с таким трепетом бьется бесстрашное покемонское сердце, превращается в Слонозубого Шмеля. Песочный цвет меха покрывается черными полосками и совместные подвиги с ним видятся уже только в противоположных лагерях. Конечно в такой обстановке боевой дух падает, а значит – слабеют стальные мышцы и железная воля борца за Правду и Справедливость. Или за мир. Или… Борца со злом! Вот кто такие покемоны!

Слизняк страшен своей неопределенностью. Он похож на всех и не похож ни на кого. Страшнее его только Крабопаук. Крабопаук знает все покемонские повадки и слабые места и в его власти Девочка с Розовыми Волосами. Его нельзя уничтожить. Нельзя даже победить – тогда исполнится проклятие Машин и Девочка превратится в монстра. На ее ресницах цветут фиалки – мутации допустить нельзя ни за что! Слизняк тоже к ней подкрадывается, принимает за свою и не трогает. Честно говоря, замашки чудовищ проглядываются в ней давно, но розовые волосы мешают забыть покемонскую кровь!

Слизняк не издает запахов и звуков, не имеет цвета. Поэтому он непредсказуем. Уже немало дней подряд все мысли Покемона занимала предстоящая схватка с Крабопауком – может быть, наконец-то, последняя… Тут скрипнула дверца почтового ящика, и в тени подъезда показался Слизняк: угловатое скользкое лицо, плывущие жесты – будто он хотел что-то сказать. Покемон знал, чего на самом деле хочет монстр. Он хочет боя – и получит его! Слизняк очень опасен, но тучен и неповоротлив. Прыская слизью во все стороны, он изо всех сил пытался удержать Покемона на расстоянии. Но храброму пушистому воину не страшен яд: ненависть и жажда победы питали его силы.

Спустя несколько минут, не помня себя, в горячке, Покемон добрался до своего неспокойного гнезда. Благодаря интуитивной изворотливости и смекалке (сознание от усталости отключилось), ему удалось избежать встречи с Крабопауком.

Сон Покемона был тревожным и непродолжительным. Не было места на земле, не было мгновения в вечности, когда бы он мог чувствовать себя в совершенной безопасности. С двенадцатым ударом пульса в натруженном виске прочная баррикада перед входом в его келью со скрипом отступила – на пороге стоял Крабопаук! Покемон понимал, что ему не одолеть в подобном утомлении сильнейшего из монстров. Он мужественно подставил мягкую шерсть шеи под окончательный удар, который прервет его беспокойную жизнь. Но Крабопаук не отличался милосердием: он играл Покемоном как кошка мышкой, находя его не в состоянии сопротивляться.

Острые незначительные удары клешней ранили Покемона, но сил поднять лапы для защиты не было. Он затаился и волей пересиливал противника.

Как дела, Сашенька? Устал?
(Ни мгновения покоя не дают монстры – устанешь!)
Поужинать не хочешь?
(Еще одной схватки сегодня не перенести, тем более кухня грозит присутствием одновременно Крабопаука и Зеленой Медузы, которое имеет две стороны: либо они вступят в схватку друг с другом, либо вдвоем набросятся на отважного Покемона.)
Может, хочешь поговорить?
(Меня не обманешь! Я не променяю честь Девочки с Розовыми Волосами на мгновение покоя!)
Ну ладно, спокойной ночи, сынок.

Эта ночь не могла быть спокойной. Даже в тревожном сне Покемон продолжал вести сражения – с переменным успехом.

Новым утром явится еще больше монстров. Когда-то битвы были экзотическим приключением. Нынче они стали жизнью. Никто не знает, сколько пройдет технических лет, но Покемон добудет рассвет нового дня, когда все монстры станут лазоревыми цветами.

Симферополь,

2004

Потолок

Жил-был художник. Каждое утро он съедал тарелку манной каши, надевал малиновый школьный пиджак, хватал забитый до отказа портфель и опаздывал в школу. Вернувшись, брал мелки и расписывал стены подъезда цветами и ароматами. Художник нарисовал уже всех красивых старшеклассниц в школе и даже пару старшеклассников. Дома не было ни одной вещи, от карандаша до обоев на кухне, которые бы он не нарисовал или не разрисовал. И никто не знал, что он художник.

Однажды художник в третий раз создавал шедевр на свежевыкрашенной стене почтового отделения. Желтый фон очень соответствовал изображаемому углем каравану в пустыне. Из мелких штрихов неожиданно рождались горбатые верблюды. Расшитое густое покрывало… Наверное, за ним скрывается прекрасная пленница-иностранка, новое украшение гарема вельможи. Верблюды исчезают за поворотом, и остаются только безбрежные барханы, прорезанные тонкой цепью следов. Чумазый художник не останавливается. Вот перед взором пустынных путников появляется мираж – волшебный оазис. Он парит в воздухе, но измученные жаждой погонщики готовы поверить в чудо. Кое-кто уже бросил поводья и побежал вдогонку тающей фантазии.

Утреннее солнце жарко грело угольных верблюдов. Растрепанный мальчик напряженно сопел, выводя все новых персонажей. За его спиной стоял мастер и наблюдал. Он понял, что это художник, может быть – такой же талантливый, как он сам.

Мастер не только замечательно рисовал, но и узнавал художников по росписи в паспорте. Его произведения стали частью интерьера не одной гостиной города. Каждое воскресенье в сквер, куда он приносил свои портреты и пейзажи, сходились люди – полюбоваться. С интересом наблюдали, как он, сидя на раскладном стульчике перед мольбертом, щурился из-под берета на модель – молоденькую дочку директора школы, крупную и румяную. Сочные краски мягко ложились на холст, превращая знакомые аллеи, деревья и лица в умильные пейзажи и прелестные портреты. Матери, замечавшие в своих детях способность держать в руке карандаш, считали своим долгом взять несколько уроков у мастера.

Благодаря справедливому признанию его таланта, мастер жил в центре небольшого городка в небольшом уютном домике. В мансарде располагалась его мастерская. По утрам он прогуливался по городу и черпал вдохновение из легкого сонного воздуха и арабской вязи улочек. Для новизны впечатлений мастер каждый раз изобретал новый маршрут.

В тот день он случайно забрел в лабиринт старого района. Здесь было мало интересного – одинаково облезлые дома, мутные ручьи не природного происхождения, куски мостовой, проглядывающие из-под скорченного асфальта. Он уже, вопреки привычке, собрался повернуть обратно, затаив дыхание, выбраться поскорее из этой ракушки. Но вдруг краем глаза заметил странное существо, которое подсматривало за ним из-за угла. Маленькие рожки и лукавая улыбка кучерявой головы не могли оставить мастера равнодушным – он зачарованно последовал за фавном. Картинка на стене была такой ловкой и живой, что было бы не удивительно, если бы фавн побежал вприпрыжку или показал язык. Мастер смотрел вокруг – и не замечал грязной улицы: в линялой стене открылась дверь в райский сад с жар-птицами. Тут из подъезда глядит кирпичный рыжий кот. Там на коричневом подоконнике присела пара голубей, нарисованных мелом. А мимо почтового ящика неторопливо плывет караван. Ой, мальчик, такой неопрятный, чего-то скребет на стене – как бы не испортил. Мастер подошел ближе – и не поверил своим глазам: перед ним стоял художник.

Мастеру хватало учеников и учениц. Одна из них иногда до утра оставалась в подзвездной мастерской. Она, веселая дочка директора школы, подавала большие надежды, хотя над техникой еще надо было работать и работать. Мастер никому не признавался, что она совсем не умеет рисовать, и за два года почти ежедневных занятий научилась чему угодно, только не живописи. Она замечательно стряпала для мастера, прибирала в доме, вязала береты ученикам. Родители гордились талантом дочери, признанным таким заметным мастером, и уже подумывали о свадьбе.

Намного более одаренным был молодой адвокат с полированными ногтями. Он приходил раз в неделю, ровно три часа чертил яблоко, грушу или гипсовую голову Артемиды, пил с мастером чай и уходил, унося очередной этюд. Позже на обратной стороне он подписывал четверостишие и имя одной из девушек на выданье или молодых вдов – и преподносил лист в дар новой пассии. Талант молодого человека проявлялся в том, что яблоки правда были круглыми, и Артемида, хотя и слабо походила на свой гипсовый прототип, но все же внешне чем-то напоминала юную эллинку с курчавыми локонами, собранными на затылке. А обладательницы портрета безошибочно узнавали в нем себя.

Приходила еще одна тонкая девочка, которая действительно хорошо рисовала. Но у родителей не было лишних денег, они быстро выдали дочь замуж. Длинные бледные пальцы ее постепенно грубели от домашней работы. Глаза серели от быта, и неоткуда было брать краски для лилового неба и золотистых ангелов, чьи вытянутые плывущие контуры она так любила угадывать среди легких облаков.

Остальная толпа учеников довольствовалась одним-двумя натюрмортами, дорисованными мастером. За них родители расплачивались вполне, и гордые собой бездельники спешили на улицу – побегать друг за дружкой и поиграть в мяч.

Иногда мастеру становилось грустно, что у него нет достойных учеников. Но лучше быть хорошим мастером, чем хорошим учителем. В веках сохраняются и имена учителей гениев, но намного ярче – имена гениев. И в тот день, наткнувшись на караван, ему вдруг захотелось научить его автора рисовать. Он подошел к мальчику и спросил: «Ты художник?» – и художник ответил: «Да».

Мастер давал художнику задания и замечал, что тот слишком быстро справляется и хватается за книги. Фрески Рафаэля и Микеланджело вызывали у юноши благоговейный трепет и слезы восхищения. Чтобы не нужно было добираться в плохую погоду через весь город к мастеру, а художник каждый день приходил к мастеру за книгами – даже в грозу и метель, мастер предложил художнику переселиться к нему. Свежая жена мастера, дочка вышедшего на пенсию директора школы, не любила художника. Может, потому, что он никогда не заглядывался на нее, не делал комплименты и иногда даже забывал улыбнуться, здороваясь. Она перестала относиться к нему ласково – а он даже не заметил перемены. Она пыталась повлиять на мастера и выгнать художника из дому, но поняла, что это бесполезно. Мастер нашел ученика и уже не мог от него отказаться.

А художник все рисовал и рисовал. На полу и стенах мастерской. Мастер давно продал все свои картины и перестал работать – не было времени, он учил художника. Много дней художник писал на стенах, а потом за ночь все смывал или закрашивал. Он не любил бумагу – на бумаге всегда не хватало места. На бумаге – только детали, мелочи, эскизы, схемы. Краски на стенах пришлось бы покрывать слоями штукатурки, от чего мастерская стала бы уже. Поэтому художник писал пастелью. Блеск глаз и румянец лиц, легкость жестов, чистота движений кружились по мастерской в нежном танце. Вдруг налетал вихрь, рты кричали от боли, ресницы тяжелели слезами, тела извивались в судорогах. Ураган пролетал, оставляя за собой пустой мертвый пейзаж, неподвижные фигуры, изуродованный ландшафт.

Давно уже мастер не давал советов, не исправлял и не направлял художника. Он просто сидел в мастерской и смотрел, как мелки и угли превращаются в жизни, души и чувства. Крепкая румяная жена мастера потолстела и обозлилась. Муж забыл о ней, забыл о деньгах, о славе в веках. Забыл о воскресеньях в сквере. Мастер не давал больше уроков и не мечтал. Он наблюдал за учеником и понимал, что сделал свое дело. Он научил художника всему, что умел сам, и тому, чего сам не сумеет никогда. Тогда мастер собрал свои скудные пожитки, взял жену и ушел. Люди быстро забыли о нем.

Через несколько дней мастер умер в маленькой комнатушке с видом на грязную улицу с облезлой мостовой. Остался только старый жалкий человек, которому уже ничего не было нужно. Каждое утро он ходил в небольшую школу в соседнем квартале, учил детей рисовать, не умея сам. Его толстая жена родила третьего ребенка и была вполне счастлива своим настоящим и будущим. Иногда за чаем в пятницу она рассказывала подружкам, что когда она была совсем девочкой, ее муж влюбился в нее так, что начал рисовать, и прославился ее портретами на весь город. И до сих пор в кабинете мэра висит дождливый пейзаж, где она с зонтиком в уголке.

А художник продал мебель, большое фортепьяно, посуду, которые остались после мастера, и продолжал писать. Стены мастерской потемнели, нарисованное на них ясное небо хмурилось, четкие линии обволакивал туман. Тогда художник снял ковры со стен дома, продал и их и купил масляных красок. Места было достаточно для той работы, к которой он так давно готовился, для которой никак бы не хватило мастерской в мансарде. Такой труд требовал серьезной подготовки. Художник приготовил два мешка риса и вывел в главный большой зал дома водопроводный кран, смастерил леса, позволяющие лежать в сорока сантиметрах от потолка.

Перед серьезной работой в последний раз хотел художник хорошо выспаться, чтобы в процессе не отвлекаться на отдых. Но как только веки опустились – налетел сонм героев и страстей, цветов и сюжетов. Промучившись без сна несколько часов, с рассветом художник взобрался на леса, взял в руки кисть – и начал.

Он смог – значит и я смогу. Он сумел – и я сумею. У него получилось – у меня получится. Он гений – а я?

Художник потерял счет дням. Порой он не замечал, светает за окном или смеркается. Пол был залит красками, усыпан обломками кистей и обрывками одежды. Прекрасные и страшные лики один за другим возникали, наполняя плоский потолок ритмом и глубиной. Композиционная спираль все закручивалась, втягивая художника. Его изображения простирали к нему руки, шептали на неизвестных языках его имя, звали за собой. Он был их творцом и богом и сам повелевал, куда им идти, смотреть и о чем вздыхать.

Наконец последнее облако взвилось под купол четырехугольной капеллы. Работа была окончена. У художника еще хватило сил сползти с лесов. Он лег лицом вниз на липкий разноцветный пол и заснул.

Проснулся он в темноте. Кто знает, сколько времени можно проспать при такой усталости. Холодный пот с трудом проступал сквозь слой масляной краски. Художнику снился кошмар. Полумрак, страшное истощенное лицо с горящими белыми глазами. Еще две какие-то огромные руки, тянущиеся друг к другу с разных сторон. Раскатистый голос как будто ругал за что-то. А потом вошел в дом мастер. И вдруг оказалось, что это не мастер – а Микеланджело, он посмотрел на потолок и упал. Художник своими руками душил дочь директора школы, а мимо них шагали верблюды, и на одном из них сидел смеющийся фавн. На кого-то так был похож этот фавн, художник вглядывался все пристальнее, все крупнее становилось бородатое лицо, знакомые черты, так это же… это же… Я? – Проснулся! Слава богу, страшный сон…

Художник проснулся великим. По прежнему никто о нем не знал, кроме мертвого мастера и его толстой жены. Он обводил глазами потолок – и не к чему было придраться. Все идеально. Это совершенство, настоящий шедевр. Бегом, насколько позволяли ослабевшие ноги, бросился за книгой. Где же она! Засаленные переплеты – не разберешь. Все не то – а, вот! Колорит, фактура, линия, мазок – да, почти как у меня! Это настоящий шедевр. А вдруг что-то забыли, что-то не попало в кадр фотографа? Если печать не передала вполне цветовую гамму, игру светотени? Надо убедиться самому. Немедленно. Сейчас же.

Сумасшедшая идея не дала художнику даже как следует отмыться. Он продал хрустальную люстру из спальни мастера и купил билет в Рим.

К черту рассказы экскурсовода. Быстрее туда, под тот потолок. Ликующая улыбка проснулась на тревожном лице художника, когда он переступил порог папской залы. Он остановился, вперив взгляд в пол, оттягивая момент триумфа. Сердце приятно сжалось. Художник закрыл глаза, запрокинул голову и распахнул веки. О, Господи!

Не помня себя, художник возвращался домой. Высокий пустой зал, сплошь покрытый краской, мерещился ему всюду. Одна мысль забивала все остальные, включая еду и сон. «Я никогда такого не сотворю».

Шли дни. Сначала художник долго лежал на старой панцирной кровати с открытыми глазами и плакал. Расписанный потолок невыносимо давил его. Он боялся повернуться на спину, боялся поднять голову. Не своего потолка он страшился, а того – другого, такого далекого и недостижимого. То небо слепило его своим светом. Те глаза жгли его душу. Те драпировки хватали за горло, скручивали руки и ноги.

И художник все реже стал бывать дома. Все больнее ему было вдыхать запах краски, тяжелее видеть кисти. Все ниже тянулись его руки, все более отдалялся он от ненавистного потолка. Опускалась голова, подбородок врастал в грудную клетку. Плечи приближались к щекам. Кончики пальцев касались колен. Взгляд ковырял грунт под ногами. Но это не спасало от неба, которое поглотило его, посадило на ванильное облако, поцеловало ангелами – и бросило обратно на пустую землю.

Не осталось в нем художника. На месте души из сердца вырос костяной горб.

Сырое плаксивое небо осени капало за ворот. В глазах рябили сцены и образы, мелькали божественные зрачки, пылали цвета, которые со временем осыпаются и тускнеют. И никогда не будет другой капеллы.

Бывший художник брел по извилистой улице, украшенной первым серым снегом. На него оборачивались редкие прохожие. Он не думал и не смотрел по сторонам. Он уже видел все это много раз, когда мальчишкой разрисовывал углем светлые стены домов. Он точно знал, куда идет. В следующем доме на другой стороне улицы живет скрипач. По воскресеньям он играет в сквере и собирает толпы слушателей. Конечно, ему далеко до Паганини. Но есть ли невозможное для человека, который видел Бога.

Blog

Елена Стоянова Сфера чистой воды Зверь