Geum.ru

Гарри Гаррисон

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   30

ВТОРЖЕНИЕ!


Должно быть, войска шли вею ночь. Потому что на рассвете они уже шагали по полю, подошвами сапог попирая всходы пшеницы. Часовой вызвал полковника, и тот вышел, растирая лицо и заспанные глаза.

– Красномундирники! – Он захлопнул рот, осознав, что таращится на них, как юная барышня.

Они медленно маршировали через поле к американским позициям, построившись в две цепи, затем по команде остановились. Их пикеты находились впереди, прячась среди деревьев и складок местности. На обоих флангах располагались кавалерийские отряды, а в тылу – приближающиеся по дороге полевые орудия. Стряхнув с себя оцепенение, полковник Янделл крикнул:

– Сержант, подымайте роту! Я хочу передать сообщение для…

–Не могу, сэр, – сумрачно отозвался сержант. – Попытался телеграфировать, как только их увидал, но провод, наверно, порван. Очень много кавалерии. Они легко могли обойти нас ночью и перерезать провода.

– что-то надо делать. Вашингтон должен знать, что здесь происходит. Возьмите кого-нибудь, возьмите Андерсена, он знает здешние края. Воспользуйтесь моим конем. Это наш лучший скакун.

Полковник быстро нацарапал в блокноте записку, вырвал листок и отдал его солдату.

– Доставьте это на железнодорожную станцию в Киссвилле, на тамошний телеграф Пошлите в Вашингтон. Скажите, чтобы известили всех, что мы подверглись нападению.

Полковник Янделл мрачно оглядел своих солдат. Необстрелянные добровольцы, молодые и напуганные. При одном лишь виде стоящей перед ними армии почти потеряли рассудок от страха. Некоторые уже понемногу начали пятиться назад; один рядовой заряжал свой мушкет, хотя он уже зарядил его двумя зарядами. Отрывистые приказания Янделла встретили ошеломленное, неохотное повиновение.

– Полковник, сэр, смахивает на то, что сюда кто-то приближается.

Поглядев через ближайшую бойницу, полковник увидел офицера, верхом неторопливо приближающегося к укреплениям и выглядевшего весьма живописно в своей красной форме с золотым шитьем. Рядом с ним шагал сержант, держа поднятую пику с наколотым на нее белым флагом. Вскарабкавшись на верх стены, Янделл молча следил за их медленным приближением.

– Вы зашли достаточно далеко! – крикнул он, когда они достигли основания склона перед укреплениями. – Чего вы хотите?

– Вы здесь командир?

– Я. Полковник Янделл.

– Капитан Картледж, Сифортские горцы. У меня послание от генерала Питера Чэмпиона, нашего командира. Он извещает вас, что в полночь британское правительство объявило войну. Моя страна сейчас находится в состоянии войны с вашей. Он приказывает вам сложить оружие. Если вы подчинитесь его приказаниям, он дает слово чести, что никому из вас не будет причинен ни малейший вред. '

Офицер цедил слова с ленивым высокомерием, положив одну руку на бедро, а вторую – на рукоять сабли. Мундир его сверкал золотым шитьем, по кителю сверху донизу шли ряды золотых пуговиц. Янделл вдруг мучительно устыдился своего пыльного синего мундира, своих домотканых брюк с громадной заплатой сзади и ощутил всколыхнувшийся в душе гнев.

– Скажите своему генералу, что он может ступать прямиком в пекло. Мы американцы и не подчиняемся приказам таких, как вы. Пшел прочь!

Он повернулся к ближайшему ополченцу – безбородому юноше, обеими руками вцепившемуся в мушкет, который был старше владельца.

– Сайлас, хватит таращиться, бери ружье, стреляй поверх их голов. В них не цель. Я только хочу увидеть, как они улепетывают.

Раздался одинокий выстрел, и рассветный ветерок понес над стеной маленькое облачко дыма. Сержант побежал, а офицер натянул поводья и, пришпорив, погнал лошадь к британским позициям.

То был первый выстрел в битве при Платсберге. Так было положено начало новой войне. Британцы времени понапрасну не теряли. Как только офицер подскакал к боевым линиям, громко и ясно пропела труба. Ее звук тотчас же потонул в грохоте пушек, стоявших позади войск чуть ли не ступица к ступице.

Первые снаряды разорвались на берегу, ниже укреплений. Другие, направленные слишком высоко, с визгом пронеслись над головами. Затем артиллеристы взяли укрепление в вилку, ядра начали взрываться на позициях американцев, и обороняющиеся прильнули к земле.

Когда обстрел внезапно прекратился, наступила такая тишина, что находившиеся в укреплениях люди четко слышали, как командиры британцев выкрикивают приказы. Затем единым движением, с безупречной синхронностью обе цепи пехоты двинулись вперед. Держа мушкеты наперевес, солдаты печатали шаг под барабанный бой. И вдруг воздух разорвал унылый вой. Эти нью-йоркские фермеры ни разу не слыхали ничего подобного, ни разу не слышали безумного причитания волынок.

Атакующие одолели половину поля, прежде чем оцепеневшие американцы осознали это и вскочили на ноги, чтобы занять боевые посты в полуразрушенных позициях.

Первая линия пехоты почти дошла до них. Сифортские горцы – великаны из вересковых горных долин в развевающихся вокруг ног кильтах. Они маршировали с холодной точностью механизмов, надвигаясь все ближе и ближе.

– Без приказа не стрелять! – крикнул полковник Янделл, когда напуганные ополченцы открыли огонь по атакующим. – Подождите, пока подойдут поближе. Не тратьте боеприпасы. Заряжай!

Все ближе и ближе подходил враг, пока не оказался почти у подножия поросшего травой склона, ведущего к укреплениям.

– Огонь!

Залп получился нестройный, но все-таки залп. Многие пули ушли слишком высоко, просвистев над головами противника, идущего сомкнутым строем. Но эти мальчики были охотниками, и порой единственным их мясом был кролик или белка. Свинец нашел свои цели, и великаны рухнули лицом в траву, оставляя прорехи в стройных рядах.

Ответ на американский залп был моментальным и сокрушительным. Шедшие впереди все, как один, припали на колено – и выстрелили.

Второй ряд выстрелил мгновение спустя, и по укреплениям словно пролетел ангел смерти. Люди с криками умирали, а оставшиеся в живых, оцепенев, смотрели, как облаченные в красное солдаты ураганом устремляются вперед с примкнутыми штыками. Второй ряд перезарядил ружья и теперь стрелял в каждого, кто пытался отстреливаться.

Затем ряды разомкнулись, и сквозь них пробежали штурмовые отряды, прислонившие свои длинные лестницы к полуразрушенным стенам. А затем горцы с ревом ринулись в атаку, вперед и вверх, на позиции, где засела горстка обороняющихся.

Полковник Янделл только-только сформировал вторую линию для охраны установленных там немногочисленных пушек, и ему оставалось лишь смотреть в ужасе, как налетевший на его людей противник избивает их.

– Не стрелять, – приказал он. – Вы только убьете своих собственных ребят, подождите, пока они перестроятся для атаки. А затем стреляйте без промаха. Ты, Калеб, беги назад и вели артиллеристам поступать так же. Пусть не стреляют, пока не прицелятся наверняка.

Смотреть на это ужасное зрелище было непереносимо. Очень немногие американцы пережили эту атаку, чтобы присоединиться к обороняющимся во второй линии. Снова забили барабаны, и великаны в диковинных мундирах построились в безупречные шеренги. И двинулись вперед. После выстрела американцев строй их поредел. Поредел – но не остановился, перестроившись снова, а место павших заняли другие.

Полковник Янделл расстрелял из своего пистолета все патроны в атакующих и поспешно перезаряжал его, когда услышал, что к нему обращаются:

– Полковник Янделл, не по-джентльменски стрелять в офицера под белым флагом.

Подняв глаза, Янделл увидел стоящего перед собой капитана Картледжа. Мундир его почернел от дыма, как и лицо. Шагнув вперед, капитан поднял свою длинную шпагу в издевательском приветствии.

Полковник Янделл направил на него пистолет и спустил курок. Увидел, как пуля попала противнику в руку. Отшатнувшись от удара, английский офицер перехватил шпагу левой рукой и шагнул вперед.

Янделл щелкал курком снова и снова, но он успел зарядить только один патрон.

Шпага вонзилась ему в грудь, и полковник рухнул. -

Еще один погибший американец, еще одна жертва этой новой войны.

Полковой плотник выстругал доску, затем парой гвоздей прикрепил к ней лист белой бумаги. Получился неуклюжий, но приемлемый планшет. А обугленный ивовый прутик сгодился за карандаш. Сидя возле палатки, Шерман с головой ушел в рисование, изображая береговой плацдарм и пароходы за ним. Услышав приближающиеся шаги, он обернулся.

– Не знал, что ты умеешь рисовать, Камп, – заметил Грант.

– как-то оно само собой у меня получилось, и я со временем полюбил это занятие. Пришлось много чертить в Пойнте и как-то незаметно прикипел душой к этому занятию. Оно помогает мне успокоиться.

– Мне бы такое тоже не помешало, – Грант взял из палатки походный стул и опустился на него. потом вытянул из кармана кителя длинную черную сигару и закурил. – Никогда не любил ждать. Джонни

Бунтарь затих, а британцы! Ума не приложу, за что на нас такая напасть. Мне бы сейчас навалиться на кувшинчик кукурузного…

Шерман стремительно обернулся от своего рисунка, лицо его вдруг перекосилось. Грант усмехнулся.

– Да не стану я, ты учти, это все позади, с тех пор как началась война. по-моему, дела не заладились ни у тебя, ни у меня, когда мы ушли из армии. Ну, ты хоть был Президентом банка в Калифорнии, а я-то возил лес с упряжкой мулов и каждую ночь до ушей надирался до забытья.

– Но банк лопнул, – угрюмо сказал Шерман. – Я потерял все – дом, землю, все, что добыл тяжким трудом за все эти годы. – Поколебавшись, он продолжал едва слышно: – А порой мне казалось, что утратил и рассудок.

– Но ты вырвался, Камп, точно так же, как я отделался от бутылки. Пожалуй, война для нас с тобой -единственное пристойное занятие.

–И ты хорош в ней, Улисс. Я ничуть не кривил душой, когда писал то письмо. Я верю в тебя. Я в полном твоем распоряжении.

Грант почувствовал себя немного не в своей тарелке

–Да тут не только я. Халлек сказал, что ты должен служить под моим началом. И подчинился я с неописуемой радостью. У тебя есть добрые друзья в этой армии, вот как обернулось.

– Генерал Грант, сэр! – окликнули сзади. Обернувшись, они увидели сержанта на высоком берегу. – Телеграмма с востока. Телеграфист говорит: насчет британцев.

– Вот оно! – воскликнул Грант, подскакивая на ноги.

– Я тебя догоню, только уберу вот это.

Военный телеграф все еще выстукивал сообщение, когда генерал Грант вошел в палатку. Остановившись позади телеграфиста, Грант через его плечо читал, что тот пишет. И как только телеграфист поставил точку, генерал выхватил бумагу, крепко закусил свою длинную сигару, выдохнул облако дыма над головой телеграфиста. Потом окликнул:

– Стюард! – В палатку вбежал адъютант. – Собери штаб. Встреча в моей палатке через полчаса. Если офицеры пожелают знать, в чем дело, просто скажи, что на нас свалилась вторая война.

–Британцы?

–Чертовски верно.

Грант медленно вернулся в свою палатку, жуя сигару и в уме прикидывая, что делать дальше. Шерман уже находился там, выхаживая из угла в угол. Зайдя в палатку, Грант уже знал, какие приказы надо отдать, какие действия предпринять.

Налив из узкогорлого кувшина виски в стакан, Грант передал его Шерману. Поглядел на кувшин, мрачно усмехнулся и вогнал пробку из кукурузного початка обратно в горлышко.

– Они на это пошли, Камп. На самом деле пошли на это. Мы воюем с англичанами. На сей раз почти без повода. Ума не приложу, как задержка одного корабля и захват пары человек могли привести к подобному.

– по-моему, большинство войн начиналось совершенно без повода. С тех пор, как Виктория села на трон, где-нибудь в мире британцы затевают войны постоянно.

– Мелкие, а эта наверняка перерастет в большую. – Подойдя к стоящему на козлах столу, Грант постучал указательным пальцем по расстеленной на нем карте. – Они вторглись в штат Нью-Йорк вот здесь и атаковали укрепления в Платсберге.

Шерман поглядел на подвергшийся атаке участок чуть южнее озера Шамплейн, недоверчиво покачал головой и отхлебнул виски.

Кто бы мог подумать. Не успеют британцы закончить одну войну, как начинается новая. -А те и раньше. Поправь меня, если я не прав, Н разве генерал Бергойн не шел этой дорогой в тысяча семьсот семьдесят седьмом году?

– Несомненно. И это не все. Словно для того, чтобы доказать, что британцы никогда ничему не учатся на ошибках, генерал Провоет в тысяча восемьсот четырнадцатом повторил в точности то же самое и атаковал точно тем же способом. Однако получил хорошую взбучку и лишился всего провианта. Может быть, это удается повторить.

– Боюсь, не в этот раз, -мрачно покачал головой Грант, откинулся на спинку складного стула и пыхтел сигарой, пока ее кончик не зардел жаром. Затем указал сигарой в сторону своего коллеги-генерала и близкого друга. – На сей раз будет не так просто, как прежде. Сейчас с нашей стороны им противостоит лишь горстка ополченцев да пара старых пушек. Британские полевые орудия и регулярные войска мигом подомнут под себя бедных мальчиков. В моем представлении дело тут не в нехватке боевого духа: Просто долго им не продержаться.

Шерман провел пальцем по карте.

– Как только Платсберг останется позади, путь захватнической армии в долину Гудзона будет открыт. Если их не остановить, они пройдут прямиком через Олбани и Уэст-Пойнт, и не успеем мы оглянуться, как они постучатся в ворота Нью-Йорка.

– Но только будет это не так легко, – покачал головой Грант. – Халлек уже погрузил свои войска в вагоны на Нью-йоркском центральном вокзале и уже направляется на север. Насколько можно судить, враг еще не проник южнее Платсберга. Многое зависит от того, сколько продержится ополчение. Халлек надеется остановить их к северу от Олбани. Если это ему удастся, я присоединюсь к нему там. Он хочет, чтобы я снял отсюда все полки, какие удастся, и отправил на подмогу ему.

– И сколько полков мы возьмем?

– Не мы, Камп. В мое отсутствие он оставит во главе здешних войск тебя. Сколько людей тебе понадобится в том случае, если Борегар попытается снова атаковать Питтсбург?

Шерман надолго задумался, прежде чем ответить.

– Для обороны у меня имеются пушки на канонерских лодках, все еще стоящих на якорях у берега. Так что я могу отойти до берега и стоять нам. Если можешь оставить мне четыре батареи и минимум два полка, я бы сказал, удержимся. Мы всегда можем переправиться обратно через реку, если придется. Борегар мимо нас не пройдет. После Шайло мы не отдадим ни дюйма земли.

– Я думаю, что тебе лучше взять три полка. Бунтари все еще располагают ощутимой армией.

– Меня это вполне устроит. Ну что, грядут трудные времена, Улисс?

Грант крепко затянулся сигарой.

– Не могу тебе врать и скажу, что дела пойдут нелегко. Джонни Бунтарь по-притих, но наверняка не угомонился. Мятежники с радостью увидят, как раковые шейки дадут нам пинка под зад. Но я не думаю, что в ближайшее время мятежники что-нибудь предпримут. С какой им стати?

– Ты абсолютно прав, – мрачно кивнул Шерман. – Они позволят британцам биться вместо них. А их разведчики тем временем будут следить за передвижениями наших войск, так что у них будет масса времени, чтобы перегруппироваться. Затем, когда мы будем связаны по рукам и ногам на новых фронтах, им останется только выбрать самую уязвимую точку и ударить там всеми силами. Врать я не могу.

Наша война с конфедератниками не то что почти выиграна, а, наоборот, оборачивается крайне скверно.

– Боюсь, ты прав. Их шпионы повсюду, как и наши Они узнают, где мы ослабили позиции, и будут знать в точности, что делают их друзья-британцы. Затем, как только мы на минутку зазеваемся – бах! – и грянул бой. – Грант помолчал минутку, взвешивая в уме грядущие проблемы. – Камп, у нас у обоих были проблемы в прошлом – ив армии, и вне ее. По большей части вне.

На лице Шермана застыло мрачное выражение.

– За что я ни брался после армии, все казалось каким-то несущественным, Пока не начались бои, я был полон страхов и сомнений. Видел проблемы там, где их не существовало. Теперь все обстоит наоборот. Но самое курьезное, что теперь все обстоит гораздо проще. Война наделена какой-то ясностью, в битве есть законченность. Я чувствую, что наконец-то оказался на своем месте

Встав, Грант сжал руку друга.

– Ты даже не представляешь, как ты прав. Я должен сказать тебе это. Перед лицом битвы некоторые люди цепенеют и теряют волю. Зато другие собираются и мобилизуют все свои способности. Такие редки, и ты один из них. Ты держал мой правый фланг в Шайло и ни разу не дрогнул. Под тобой пало много добрых коней, но ты не поколебался ни на миг. Теперь тебе придется повторить это снова. Держи фронт здесь, Камп. Я знаю, что тебе это по плечу, как никому на свете.