М., "Мир", 1977. Пер с яп. З. Рахим

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   22   23   24   25   26   27   28   29   ...   38

уловки? Или меня считаешь способным на такое вероломство в отношении

профессора?! - на этот раз уже кричал Наката. - Или ты думаешь, что, кроме

него, кто-нибудь в состоянии сыграть эту роль? Ну вот ты, например.

Пальцы Юкинаги, сжимавшие лацкан пиджака Накаты, разжались. Он

побледнел еще больше, затрясся всем телом и закрыл лицо ладонями. И только

сейчас Онодэра смог встать между ними.

- Тадокоро-сан... - Наката на секунду запнулся. - По собственному

почину начал применять тактику "с открытым забралом".

- Роль болтуна, разглашающего тайну и поставляющего информацию

еженедельникам?

- И выступление на телевидении... - Наката смущенно отвернулся от

Онодэры. - Я никак не ожидал, что он настолько войдет в роль... Скоро

нельзя уже будет скрыть, чем мы тут занимаемся... Ну, мы и решили

прибегнуть к довольно банальному способу. Запустить пробный шар, намеками

разгласить тайну и изучить реакцию на нее. Моя идея заключалась в том,

чтобы подать информацию в скандальном виде. Выбрать для этого какой-нибудь

крупный еженедельник... Но я не успел еще составить конкретный план

действий, как...

- Тадокоро-сан по собственному почину взял на себя скандальную роль,

хотите вы сказать?!

- Да, и только он... - Наката запнулся, даже закашлялся. - Эффект

намного превзошел все наши ожидания... это, конечно, было под силу только

ему... Правда, я совсем не думал, что он зайдет так далеко...

Горький комок застрял в горле Онодэры. Вот оно что! Когда никак уже

нельзя сохранить тайну, ученый-одиночка, слывущий чудаком, даже

сумасшедшим, и пользующийся в научных кругах сомнительной репутацией,

публикует в массовом еженедельнике сенсационную статью. Именно в массовом

еженедельнике. Таким образом, с одной стороны, информация воспринимается с

ограниченным доверием, как обычная для еженедельников погоня за сенсацией.

Здесь все учтено: и смягчение удара уклончивым отрицанием официальных

органов, и насмешливое отношение академических авторитетов к ученому "со

странностями". Хотя информация и из ряда вон выходящая, но воспринимается

без особой тревоги, как мнение чудака. А выходка профессора в телецентре -

блистательная концовка этой статьи. С другой стороны, люди все-таки

прикоснулись к неизвестному им до сих пор факту, теперь у них начнется

адаптация к мысли "а может быть...". Потихоньку будет вырабатываться

иммунитет, как от вакцины, содержащей вредные, но ослабленные бактерии...

- Сенсей сам, по собственному почину, говоришь... - сказал Онодэра. -

Мне кажется, я начинаю понимать.

- Это человек, конечно, со странностями... но большой человек, - сказал

Наката, опускаясь на стул. - У него нет семьи, это тоже существенно... У

него нет никакого тяготения ни к высокому общественному положению, ни к

славе...

- Дело не только в этом! - категорически заявил Онодэра. - Он

действительно никогда не помышлял о престиже, для него это совсем

неважно... Мне кажется, основную роль тут сыграло то, что ему было очень

горько.

- Горько? - обернулся стоявший у окна Юкинага. - Отчего?

- Оттого что именно он сделал это открытие.

Юкинага и Наката потрясенно смотрели на Онодэру. В наступившей тишине

было слышно, как дребезжат оконные стекла. Теперь на небольшие

землетрясения уже никто не обращал внимания.

Сейчас, подумал Онодэра, Тадокоро-сан в полицейском участке... Этот

большой человек... Конечно, его сразу освободят, тем более он был пьян.

Ну, а потом что он будет делать?

- Положим, профессор временно отвлек внимание общественности от нашего

плана, от существования нашего штаба... Но неужели он к нам не вернется?

Или он считает, что свое дело уже сделал?

- Он сам закрыл себе дорогу назад. Я никак не думал, что он способен на

драку в телецентре, - грустно произнес Наката. - Но хочется, чтобы

какая-то связь между нами сохранилась. И, я думаю, она сохранится.

Надеюсь, старик Ватари все уладит...

- А старик в Хаконэ? - нахмурился Онодэра. - Туда сообщили? Ну что,

вулканический пояс Фудзи с юга...

- Ах да! Извини, чуть не забыл... - Наката испуганно посмотрел на

Онодэру. - Мне час назад принесли... Ты еще не видел?

Выдвинув ящик стола, Наката вытащил сложенную вчетверо газету и передал

Онодэре. В разделе объявлений одно было очерчено красными чернилами:


"Тосио Онодэре

Скончалась мать. Немедленно возвращайся домой.

Старший брат"


Это было так внезапно, что Онодэра даже не удивился тому, что в такую

минуту не испытывает острой боли.

- Много лет было твоей матушке? - не глядя на Онодэру, спросил Наката.

- Ты, наверное, давно ее не видел?

- Шестьдесят восемь, нет, шестьдесят девять, - тихо проговорил Онодэра.

- После смерти отца она очень сдала... Наверное, сердце.

- Съезди, - сказал Юкинага. - Твоя родина ведь на Кансае. Аэропорт

Ханэда открыли...

- Билет на самолет достать невозможно, - Наката протянул руку к

телефонной трубке. - Из Ацуги в Итами ежедневно отправляется транспортный

самолет сил самообороны. На нем и лети.


- На вулкане Фудзи объявлено чрезвычайное положение, - сказал

побледневший Куниэда. - На отдельных участках начались выбросы пара. С

метеостанции на горе все эвакуировались, осталось только несколько человек

на чрезвычайный случай.

- Отсюда, наверное, не увидеть извержения? - старик засмеялся. - А вот

извержение Комагатакэ или другой вершины Хаконэ было бы видно.

- Три автомобиля стоят наготове. Очень прошу вас - вернитесь в Токио.

Премьер строго-настрого приказал привезти вас. Представить себе трудно,

что будет, если с вами что-либо случится...

- Не бойся, я пока не собираюсь умирать, - усмехнулся старик. - В

течение двух-трех дней ничего не произойдет. Я это чувствую. Да и

материалы сегодня к вечеру должны быть готовы.

- Да разве кто-нибудь работает?! - раздраженно воскликнул Куниэда. -

Они только и знают целыми днями прогуливаться да прохлаждаться...

- Ну да, ходят, бродят, обдумывают... - старик окинул взглядом Куниэду.

- Это-то меня и беспокоит. Последние трое суток совсем не спали. Так и

организм не выдержит...

"Они" - так в этом доме называли группу ученых из Киото. Кроме Фукухары

в нее входили бледный, плосколицый, неопределенного возраста человек,

одетый в обычное кимоно, но сильно смахивающий на буддийского монаха, и

совершенно седой, пожилой мужчина. Из штаба им придали трех помощников для

сбора материалов и технической работы. Иногда премьер, несмотря на крайнюю

занятость, приезжал и просиживал с учеными до утра. В таких случаях

Куниэде приходилось их обслуживать. Когда он входил с чаем или легкой

закуской, создавалось впечатление, что у старика Ватари просто собрались

гости - сидят, неторопливо беседуют о садовых деревьях, о керамических

чашках для чайной церемонии. А один раз премьер и старик весело смеялись:

кто-то смешно рассказывал о своей заграничной поездке. Чем же эти люди

занимаются? - не раз задумывался Куниэда. Отнюдь не казалось, что они

заняты размышлениями над судьбами Японии, над будущим страны и народа...

В конце застекленной галереи появилась изящная девушка в кимоно. Она

подошла к креслу-каталке, откуда старик любовался садом, и, опустившись на

колени, что-то ему шепнула. Старик согласно кивнул. Девушка зашла за

кресло и покатила его по галерее.

- Пойдешь со мной, - сказал старик Куниэде.

За поворотом открылся павильон-флигель. Пройдя через крытую галерею,

они вошли в него и очутились в передней, из которой двери вели в две

большие комнаты.

Несмотря на суровые холода, стоявшие в конце февраля, седзи и

застекленные ставни были раздвинуты. Вдали виднелось озеро Асиноко. На

большом лакированном столе, который стоял посреди комнаты, лежал ворох

исписанных бумаг. Тут же был расписной лакированный ящичек с кисточками

для письма тушью. Тяжелая темно-зеленая тушечница напоминала застывший

водоворот. Куниэда вспомнил, что однажды видел такую тушечницу на

выставке. На дне этого темно-зеленого водоворота, на корочке засохшей туши

поблескивала золотистая звездочка. Палочка для туши - в стиле эпохи

Чинского двора, но, кажется, японской работы - была украшена листьями

бамбука, выведенными золотой пыльцой. На краю ящичка лежала толстая

кисточка, влажная, словно ее только что окунули в тушь. В комнате было

много книг, географических карт, ежегодников. Здесь можно было увидеть и

европейские издания, и древние рукописи в свитках.

В комнате находились трое: в углу сидел изможденный усталый мужчина

средних лет, по-видимому помощник, за столом - миниатюрный человек в

стального цвета кимоно смотрел, скрестив на груди руки, за раздвинутые

седзи, а рядом с ним - в стеганом ватном кимоно тот, что походил на

монаха. Глаза его были полуприкрыты, ладони соединены на животе. На столе

перед ними лежали три огромных конверта с несколькими иероглифами на

лицевой стороне.

- В общем, почти закончили... - сказал тот, что смотрел на

открывающийся за седзи пейзаж. Он опустил руки и кивнул в знак

приветствия.

- О, готово? - старик кивнул в ответ и с помощью девушки пересел с

кресла на пол. - Значит, августейшая семья отправляется в Швейцарию...

- Да, - ответил миниатюрный мужчина. - А младшие члены императорской

семьи - в другие страны. Один в Америку, другой в Китай, а третий, если

удастся, - в Африку...

Миниатюрный человек повернулся в сторону Куниэды. И Куниэду потрясло

его лицо: за неделю профессор Фукухара изменился до неузнаваемости. Его

еще недавно по-детски пухлые и округлые щеки впали, провалились глубоко

глаза, и без того свинцовый цвет лица усугубляла отросшая щетина. Он

походил на доживающего последние дни ракового больного. И только глаза его

ярко пылали - два последних уголька на пепелище духовной энергии.

- Погибнет более половины... - тихим, бесстрастным голосом проговорил

профессор. - Да и оставшимся в живых... придется горько...

- Вы разделили всех на три группы... - старик смотрел на конверты. -

Вот как...

- Нет, это не три группы, а три возможных варианта, - откашлявшись,

заговорил профессор Фукухара. - Один на тот случай, если японскому народу

удастся в будущем иметь свою страну, второй - если японцы расселятся в

других странах и там ассимилируются... и последний - на тот случай, если

ни одна страна в мире нас не примет...

- В третий конверт вложен еще один конверт. Там - четвертый вариант,

где высказывается крайний взгляд на вещи, - тихо произнес монах. -

Откровенно говоря, мы все трое хотели было на нем остановиться. Но тогда

наша работа совершенно не отвечала бы поставленной задаче. Так что

написали в качестве особого мнения, отдельно.

- Суть его в том, чтобы ничего не предпринимать, - пояснил профессор. -

Все остается так, как есть, и никаких мер, ничего...

Да вы что!.. - едва не вырвалось у Куниэды. - Что же это, все японцы до

последнего - сто десять миллионов человек - должны умереть, погибнуть? Да

чем только эти ученые занимаются?!.. На кой черт они нужны...

- Вот оно как, - старик Ватари не отрывал взгляда от третьего конверта.

- Такое мнение, значит, тоже появилось... Да...

- Может быть, именно в этом исключительность японского народа. У

японцев может появиться такое мнение... - монах приподнял веки. Казалось,

он убеждает самого себя.

- А вы все трое, прежде чем сделать такое заключение, подумали о своем

возрасте? - старик острым взглядом скользнул по лицам собеседников.

- Как вам сказать... - пробормотал Фукухара, вновь оборачиваясь к

раздвинутым седзи.

- Ханаэда, поди сюда, - сказал старик девушке, сидевшей у порога. -

Прошу вас, полюбуйтесь этим полным свежести и надежд созданием. Она еще не

познала любви. О таких вот девушках вы подумали?.. Или, скажем, о детях?

- Как вам сказать... - повторил Фукухара.

Куниэда даже не заметил, что его руки, лежавшие на коленях, стали

мокрыми и сжались в кулаки. Его бил озноб. Эти ученые, они что - звери...

- Как бы то ни было, это крайняя точка зрения... - монах опять прикрыл

веки. - Для нас это своего рода исходная позиция, отталкиваясь от которой

можно продумывать различные варианты...

- Да, исходная позиция... Она гласит: ничего не искать, ничего не

требовать от мира, от других стран... Япония может надеяться только на

Японию... - голос профессора стал совсем безжизненным. - Мир еще не

устроен, чтобы Япония могла у него что-либо требовать. Человеческое

общество на нашей планете еще не обеспечивает гражданину любой страны

право жить в любом государстве. И надо полагать, что такое положение вещей

сохранится довольно долго. Это исходный момент. Японскому народу,

потерявшему свою территорию, придется просить другие народы, чтобы его -

из милости! - пустили в какой-нибудь закоулок. Однако, если просьбы будут

отвергнуты, японцы не должны настаивать. А если они все же где-то

устроятся, то будут жить, рассчитывая только на себя...

- Декларация прав человека... - вмешался, не выдержав, Куниэда, -

...гарантирует право на жизнь любому человеку, если он... любое

правительство...

- Декларация есть декларация... - почти беззвучно пробормотал профессор

Фукухара. - А такого права, на котором мог бы настаивать один человек

перед всем человечеством, к сожалению, нет, оно еще даже не

сформулировано. Ведь и с тех пор, как в каждой стране были закреплены

законом права и обязанности граждан и правительства, прошло совсем немного

времени...

- Если даже мы выживем, потомкам... им придется страдать... - тихо

кивая сказал старик. - В любом случае, захотят ли они оставаться японцами

или не захотят... Поведение японцев будет регламентироваться не Японией, а

внешним миром... Было бы легче, если бы исчезло само понятие "Япония"...

Японцы превратились бы просто в людей... Но этого не получится... Ибо

культура и язык - историческая "карма"... Если бы и Япония как

государство, и народ ее, и культура, и история сгинули бы разом, было бы

по-своему хорошо... Но японцы все еще молодой народ, волевой народ, его

"карма" жить еще не кончилась...

- Э-э, простите... - сказал до сих пор молчавший помощник. - Если

позволите, нельзя ли господам ученым отдохнуть? Ведь они совсем не спали

все это время...

- Куниэда, конверты... - старик кивнул девушке. - Благодарю вас!

Отдыхайте, пожалуйста.

Девушка с Куниэдой помогли старику пересесть в кресло-каталку,

остальные трое не шелохнулись.

- Сразу отправитесь в Токио? - спросил Куниэда, толкая кресло. - Хорошо

бы взять с собой и господ ученых. Машины есть. А здесь, думаю, оставаться

опасно...

- Ханаэда, - властно сказал старик, обернувшись к девушке. - Немедленно

вызовите врача. Пусть осмотрит ученых.

Ватари решил не теряя ни минуты отправиться с бумагами в Токио, оставив

для гостей две машины. Когда Куниэда, собравшись в дорогу, подвез

кресло-каталку со стариком к машине, с неба посыпал колючий снег. Открыв

дверцу "мерседеса-600", сделанного по спецзаказу, и спустив трап, он хотел

было погрузить кресло, как вдруг раздался оглушительный грохот. Куниэда

обернулся. Со склона Фудзи, недалеко от вершины, поднимался дым.

- Это кратер Хоэй, - спокойно произнес старик. - Судя по дыму, ничего

страшного, во всяком случае пока...

Сзади послышались торопливые шаги. К машине подбежала бледная как

полотно Ханаэда.

- Дедушка... - она закрыла лицо руками, - Фукухара-сенсей...

- Что?!

Куниэда испуганно обернулся к дому. Оттуда медленно шел монах. Вытащив

из рукава-кармана кимоно четки, он молитвенно сложил ладони.

- Кресло, - сказал старик Куниэде, который еще не погрузил его в

машину. - Ханаэда, немедленно сообщи семье сэнсэя. Тацуно-сан, прошу вас,

позаботьтесь обо всем.

Монах, которого назвали Тацуно, все так же держа руки, поклонился.

Со стороны Фудзи опять послышался грохот. С легким шуршанием начал

падать пепел.


6


На Кансае, куда Онодэра приехал после долгого отсутствия, по сравнению

с Токио было относительно спокойно. Перед посадкой в Итами транспортный

самолет сил самообороны сделал круг над Осакой. В панораме раскинувшегося

внизу города Онодэра почувствовал какие-то изменения. В чем дело, он понял

позже, после разговора с братом по пути из крематория Нада.

- Знаешь, я, пожалуй, переменю работу... - сказал ему старший брат. -

На Кансае почти все проектные работы приостановлены или вовсе прекращены.

Я тоже могу оказаться не у дел.

- Но почему? - удивился Онодэра. - Как же так, из-за землетрясения в

Канто прекращаются работы на Кансае?!

- А ты не знаешь? В последнее время здесь происходит сильнейшее

опускание почвы, - брат скрестил на груди руки. - Правда, началось это не

сегодня, но сейчас темпы возросли. Кое-где почва опускается на два

сантиметра в день...

- В самом деле? - рассеянно пробормотал Онодэра и подумал, что в

последнее время он лучше знает, что творится на дне океана, чем на суше.

- Да. И так уже с год. Причем происходит это не местами, а повсюду.

Кажется, что опускается вся земля. Очень странное впечатление... Будто

Западная Япония начинает медленно тонуть. Создалась опасность для

засыпанных участков у моря Хансин и для побережья Осакского залива.

Проводятся срочные работы по укреплению береговых дамб. Но за опусканием

не угнаться - у берега оно идет со скоростью десять сантиметров в день...

За десять дней целый метр! Представляешь себе? Ученые, правда, говорят,

что так долго не может продолжаться...

Онодэра почувствовал, как ногти впились в ладони. Структура основания

западной и восточной частей Японского архипелага различна, следовательно,

различным должен быть и характер изменений. Но то, что Западная Япония так

же, как и вся...

- Давайте в аэропорт, - сказал брат шоферу. - Там у фирмы есть

вертолет. Покажу тебе сверху, что происходит.

- Послушай, - повернулась к ним сидевшая рядом с шофером жена брата. -

Может быть, не сегодня?

- Ничего. Церемония получения праха состоится завтра утром. Ты поедешь

домой и всем распорядишься... Мы скоро вернемся.

Скоростные хайвеи Хансин, Медзин и Осака были еще в порядке, так что до

аэропорта они добрались быстро. Брат из машины по радиотелефону попросил

подготовить вертолет, поэтому по прибытии они сразу же поднялись в воздух.

Сверху хорошо было видно наступление моря на побережье Осакского

залива. Часть побережья и осушенные земли Хансина уже были залиты водой,

исключение составляли лишь участки, защищенные волнорезами и срочно

сооруженными дамбами. Район Сакай, самый близкий к морю, тоже был частично

затоплен. Скрылся под водой и вновь стал болотом участок, осушенный было и

подготовленный для расширения нового аэропорта Кансай. От него далеко в

открытое море тянулся мутный поток.

Море стремилось взять обратно, слизнуть своим огромным языком земли,

некогда отвоеванные у него человеком.

В устьях рек повысился уровень прилива. В воде, постепенно разрушаясь,

стояли брошенные заводы, склады, жилые дома. Тайсе, Нисиедо-гава и

Амагасаки - районы Осаки, находившиеся ниже уровня моря, теперь были

необитаемы. Особенно страшное зрелище представляла собой Нисиедо-гава - из

воды торчали черные утесы зданий.

- Убедился теперь? - спросил брат. - Если здесь и можно что-нибудь

сделать, то для этого потребуются гигантские средства. Но разве сейчас

станут этим заниматься, когда все брошено на восстановление Канто. Наша

фирма на грани банкротства...