Закорецкий Кейстут
Вид материала | Исследование |
В связи с важностью событий, действия высшего руководства страны в этот день было бы полезно сравнить с мемуарами их участников. Но Сталин мемуаров не оставил, Тимошенко наотрез отказался, Ватутин погиб в 1944-ом, Шапошников умер в 1945-ом. И только маршал Жуков - единственный из активных действующих лиц самого высшего командования июня 1941 подготовил воспоминания, которые, кроме всего, выдержали несколько изданий. Но они (мягко говоря) почему-то страдают неточностями касательно 22 июня 1941 года. В частности, маршал вспоминает (том 2, с. 9 - 13):
"В 4 часа 30 минут утра мы с С.К. Тимошенко приехали в Кремль. Все вызванные члены Политбюро были уже в сборе. Меня и наркома пригласили в кабинет..." (Судя "записям посетителей...", прием начался более чем через час).
"Около 9 часов утра С.К. Тимошенко позвонил И.В. Сталину и просил разрешения снова приехать в Кремль, чтобы доложить проект Указа Президиума Верховного Совета СССР о проведении мобилизации и образовании Ставки Главного Командования, а также ряд других вопросов.
Короткий путь от наркомата до Кремля автомашины наркома и моя покрыли на предельно большой скорости. Со мной был первый заместитель начальника Генштаба Н.Ф. Ватутин...
Нас встретил А.Н. Поскребышев и сразу проводил в кабинет И.В. Сталина. Члены Политбюро уже находились там. Обстановка была напряженной. Все молчали..."
(Судя "записям посетителей...", Тимошенко и Жуков были в кабинете Сталина 22 июня в следующие часы:
с 5-45 до 8-15 и с 14-00 до 16-00
Что касается "членов Политбюро", то одновременное их количество в кабинете Сталина было небольшим. В частности, М.И. Калинин в июне сталинский кабинет вообще не посещал, хотя его обязательно показывали в фильмах, посвященных тому времени).
Читаем воспоминания маршала дальше:
"Примерно в 13 часов мне позвонил И.В. Сталин и сказал:
- Наши командующие фронтами не имеют достаточного опыта в руководстве боевыми действиями войск и, видимо, несколько растерялись. Политбюро решило послать вас на Юго-Западный фронт в качестве представителя Ставки Главного Командования. На Западный фронт пошлем Шапошникова и Кулика. Я их вызвал к себе и дал соответствующие указания. Вам надо вылететь немедленно в Киев и оттуда вместе с Хрущевым выехать в штаб фронта в Тернополь....
Я позвонил домой, чтобы меня не ждали, и минут через 40 был уже в воздухе. Тут только вспомнил, что со вчерашнего дня ничего не ел. Выручили летчики, угостившие меня крепким чаем и бутербродами."
(Судя "записям посетителей...", Жуков с 14-00 до 16-00 находился в кремлевском кабинете Сталина на совещании с другими военными (в т.ч. и с Шапошниковым) и вылететь в Киев мог не раньше 16-30 - т.е. на три часа позже, чем это он представляет в своих мемуарах).
Далее Жуков отмечает, что в штаб Юго-Западного фронта в Тернополе он с Хрущевым приехали на автомобилях "поздно вечером", после чего он переговорил с Н.Ф. Ватутиным по поводу директивы No 3 на наступление, с которой был не согласен, но вынужден был согласиться. После чего эта директива поступила к командующему Юго-Западным фронтом около 24 часов. О дальнейших действиях маршал пишет так:
"Как я и ожидал, она вызвала резкое возражение начштаба фронта М.А. Пуркаева, который считал, что у фронта нет сил и средств для проведения ее в жизнь.
Сложившееся положение было детально обсуждено на Военном совете фронта. Я предложил М.П. Кирпоносу немедленно дать предварительный приказ о сосредоточении механизированных корпусов для нанесения контрудара по главной группировке армий "Юг", прорвавшейся в районе Сокаля".
Эти данные можно сравнить с уже цитировавшимися воспоминаниями маршала И.Х. Баграмяна, бывшего тогда же там же - в штабе Юго-Западного фронта. Баграмян излагает другую версию: после 22-00 в штаб фронта по спецсвязи стала поступать новая оперативная директива Народного комиссара обороны (т.е. No 3). По мере ее поступления он ее передавал начальнику штаба фронта (генералу Пуркаеву). Затем ее стали обсуждать совместно с командующим (генералом Кирпоносом) и членом Военного совета Вашугиным. Обсуждение было длительным, в результате которого генерал Кирпонос предложил организовать контрудар механизированными корпусами. И только после того, как были уточнены его детали, в штаб фронта прибыли генерал Жуков и Хрущев, назначенный вместо Вашугина (который в конце июня застрелился).
Из всего этого можно сделать вывод: если в 1941 году с советской стороны действительно готовилась оборона от сильнейшего противника и готовилась она так, как положено по военной теории, то скрывать и перекручивать факты не было бы необходимости. Достаточно было бы излагать именно то, что было. Но "вновь вскрытые обстоятельства" ясно указывают на то, что подготовка была какой-то не такой, и что до сих пор нежелательно предавать огласке ее детали.
В частности, оказалось, что нежелательно предавать огласке цифры производства вооружений в СССР за весь 1941 год. Например, в 12 томе "Истории второй мировой войны 1939-1945", на стр. 168, 200 приводятся некоторые данные по производству важнейших видов военной продукции в СССР и в Германии в 1941-1945 гг., но с примечанием, что данные даются:
по 1941 г. для СССР - с июля по декабрь
по 1945 г. для СССР - с января по август
по 1945 г. для Германии - с января по апрель Страна
Год
Оружие малых калибров
Оружие больших калибров
Боевые самолеты
Винтовки и карабины
Пистолеты-пулеметы (автоматы)
Пулеметы всех видов
Орудия всех видов и калибров
Минометы
Танки и САУ
СССР
1941
1567,1
89,7
106,2
30,2
42,3
0,8
8,2
СССР
1942
4049,0
1506,4
356,1
127,1
230,0
4,4
21,7
СССР
1943
3436,2
2023,6
458,5
130,3
69,4
4,1
29,9
СССР
1944
2450,0
1970,8
439,1
122,4
7,1
9,0
33,2
СССР
1945
637,0
583,4
156,0
72,2
3,0
0,5
19,1
Германия
1941
1359,0
325,0
96,2
22,1
4,2
0,8
8,4
Германия
1942
1370,2
232,0
117,0
40,5
9,8
0,2
11,6
Германия
1943
2275,3
234,3
263,0
73,7
23,0
0,7
19,3
Германия
1944
2855,7
228,6
509,4
148,2
33,2
8,3
34,1
Германия
1945
665,0
78,0
111,0
27,0
2,8
0,4
7,2
То, что данные по Германии за 1945 год даются по апрель - это понятно. В мае немецкая военная промышленность просто перестала существовать. Но что касается СССР в 1941, то нельзя сказать, что в Советском Союзе в первой половине 1941 военная продукция не производилась. Игнорирование этих цифр не является научным подходом, а относится к "затасовыванию" и к "фальсификации". А с какими целями это делается - это уже вопрос и очень серьезный. Такая ситуация возможна только в том случае, если со стороны Красной Армии реализовывался какой-то свой план, разглашение которого до сих пор нежелательно. Элементами этого плана была и "Директива No 1", о которой речь шла выше. Но не только смысл ее текста указывает на наличие советского плана, на наличие его указывает и сам номер директивы - первый номер в середине года. Такое бывает только при начале работы новой управляющей структуры - в данном случае Ставки Главного командования. Официально она была создана 23 июня 1941 г. под руководством Маршала Советского Союза С. К. Тимошенко. Генеральный штаб во главе с генералом-армии Г. К. Жуковым становился ее оперативным органом. Причем, она должна была быть создана в качестве органа управления штабами фронтов, решение о развертывании которых было принято в Москве 19 июня. А это уже явная подготовка войны. И не на какой-то там 1942 год, а на ближайшие дни. И об этом говорит ситуация со всеми директивами 21 и 22 июня, а не только с первой.
В те сутки в войска (штабам фронтов) были посланы три директивы: ночью в 00-25, утром в 7-15 и вечером в 21-15. В разных источниках они называются по разному. Более конкретно даются названия в сборнике "СКРЫТАЯ ПРАВДА ВОЙНЫ: 1941 ГОД" (Москва, 1992, стр. 74 - 75). Вторая и третья директивы называются директивами Ставки No 2 и No 3. Первая - директивой Главного Командования No 1. Но ведь явно видно, что не может быть директивы No 2 без директивы No 1. Получается, что директива No 1 в 00-25 была послана от имени Ставки, причем странного содержания. По неопровержимым данным через считанные часы начнется война, а Ставка напоминает о каких-то провокациях, открывать ответный огонь на которые нельзя. Одновременно призывается встретить возможный удар противника, но кроме приведения войск в боевую готовность и выполнения ряда мероприятий, на которые надо минимум день, разрешение на ведение боевых действий не дано, а фразу "никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить" можно вообще рассматривать как запрет на боевые действия. Как это понимать?
С помощью нормальной военной логики понять такое поведение советского военного командования нельзя. По нормальной логике при получении неопровержимых данных о готовящемся нападении необходимо, во-первых, устроить шум по линии министерства иностранных дел, а во-вторых, срочно поднять войска по тревоге, перевести их режим жизни на повышенную или полную боевую готовность и вывести на места наиболее вероятных ударов противника. А дальше военные сами знают, как себя вести, если где-то стреляют: ответным огнем подавить или уничтожить врага (иначе враг подавит или уничтожат их). Кто служил в армии, это отлично знает. Любой учебный период в войсках начинается с отработки одной темы: "Подъем по тревоге" (причем, в разных вариантах: роты, батальона, полка или дивизии). Могу привести пример из собственной жизни, как однажды командир Кантемировской дивизии поднимал дивизию по тревоге. По плану действий на такой случай я с группой солдат должен был прибежать на один из складов и организовать загрузку подходящих грузовиков боеприпасами. В соответствии с планом мы прибегаем на склад, но на его воротах - замок. Я стою, жду. А к складу уже стали подъезжать трехосные грузовики. Я продолжаю ждать. Неожиданно появляется генерал и спрашивает:
- О чем задумался, лейтенант?
- Так ведь замок, товарищ генерал!
- А если наши братья кровью истекают, а ты жалеешь копеечный замок?...
- Монтировку! - кричу водителю. Но тут из-за угла склада появляется солдат из подразделения обслуживания и дрожащими руками открывает ворота. Мои солдаты быстро расставили рольганг и по нему стали подавать в кузов первой машины ящики со снарядами и минами...
"БОЕВАЯ ТРЕВОГА!" - этим все сказано! Какие еще нужны дополнительные указания? Главное - успеть вывести людей, технику и боеприпасы в исходный район для передвижения, а там будет видно - по шуму стрельбы, пальбы и грохоту моторов или по приказам сверху, главным из которых в военное время является перемещение в нужно место и занятие обороны (или подготовка к наступлению). А дальше кому как повезет: "или ты его, или он тебя". К этому должен быть готов каждый военнослужащий любой строевой части.
А теперь представим ночь на 22 июня 1941 г. в штабе одного из западных военных округов. Директива Ставки No 1 наконец-то предупредила о возможном начале войны (о котором в штабах уже давно догадывались), но дальше вместо приказа о подъеме по боевой тревоге и выдвижении на пути возможных ударов противника, в ней приводится длинный перечень разных мероприятий, наиболее странным из которых является запрет на применение ответного огня в случае, о котором директива предупреждает! (Лично я именно так понимаю ее слова: "не поддаваться на провокации" и "никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить").
Долгие годы историки любили только упоминать об этой директиве в качестве доказательства, что что-то делалось по организации обороны страны. Но отказывались от ее подробного анализа. Лишь недавно стали появляться более реальные комментарии. Например, в уже цитировавшемся сборнике "СКРЫТАЯ ПРАВДА ВОЙНЫ: 1941 ГОД", Москва, 1992, на стр. 59 говорится:
"Оперативные решения военного руководства в первый день войны по сути оказались бесплодными. Переданная с опозданием директива [Ставки] Главного Командования No 1 носила половинчатый и неопределенный характер. Введение в действие плана прикрытия государственной границы она фактически запрещала. Несостоятельными оказались и директивы Ставки No 2 и No 3. К этому времени приграничные войска были уже или скованы, или расчленены начальными ударами противника, а вторые эшелоны и резервы военных округов из-за низкой боеспособности еще не могли принять участие в сражениях. Более того, попытка выполнить требования директивы No 3 Ставки о нанесении ответного удара по противнику, что совершенно не отвечало действительной обстановке, внесла дезорганизацию в боевую деятельность штабов и войск армий прикрытия, почти полностью нарушив управление ими".
Я не случайно привел цитату с комментарием не только директивы No 1, но и двух других. Дело в том, что директива No 3 о широком наступлении еще раз доказывает, что советское верховное командование к 22 июня 1941 г. НЕ РАССМАТРИВАЛО немецкую группировку как очень опасного противника, которого на тот момент надо было сильно опасаться. Это уже потом, ради оправдания огромных потерь стали объяснять, какой сильнейшей армией был гитлеровский Вермахт, как его все боялись и любой ценой стремились оттянуть начало войны. А откуда, извините, требование Ставки вечером 22 июня войскам, например, Юго-Западного фронта "окружить и уничтожить группировку противника, наступающую на фронте Владимир-Волынский, Крыстынополь, к исходу 24.6 овладеть районом Люблин" ? (книга Баграмяна, стр. 110).
Если Вермахт был такой сильный, что в Москве его так боялись, то думать в Ставке надо было не о наступлении, а об укреплении обороны. Но можно заметить, что оптимизм ситуации в Москве мог быть вызван излишне оптимистичными первыми докладами из штабов фронтов. Это правильно. Однако, Генеральный штаб ОБЯЗАН разрабатывать свои указания на основе ВСЕХ источников, в том числе обязан сам собирать данные о группировках противника, особенно на базе разведывательной информации (ГРУ для чего?). Тем более, что разведывательные сводки поступали регулярно и заблаговременно. Но как уже показано выше, в Генштабе и Наркомате обороны их не принимали во внимание, подробной картины о готовящихся немецких войсках не составили, направления их главных ударов не определили, указаний войскам мест занятия обороны не выдали, складов с боеприпасами и имуществом из угрожаемых районов не эвакуировали, предполье не подготовили и т.д. Но при этом проводились какие-то другие мероприятия. Войска размещались, но без учета главных ударов противника, склады создавались, но почему-то в угрожаемых районах, директивы отдавались, но какие-то путанные и не связанные с конкретной задачей обороны. Как это понимать?
Понять это можно только в одном случае - если с советской стороны тоже реализовывался какой-то свой военный план. И все действия и директивы советского главного командования вплоть до 22 июня надо рассматривать только с этой точки зрения. Тогда многое становится ясным и логичным, в том числе директива No 1 в ночь на 22 июня. Настоящая последовательность действий получается следующей:
19 июня в Москве принимается решение развернуть штабы фронтов и Ставку Главного командования. С 23 июня планируется объявить мобилизацию, рассчитанную на 3 - 5 дней. За это время численность армии (особенно в западных областях СССР) должна увеличиться еще на 5 млн. человек. Это полностью перекрывает войска Вермахта. Но необходимо время на проведение боевого сплачивания и вывода войск на исходные рубежи для наступления. В конечном итоге на полное развертывание армии должно уйти до полутора недель. Листовки по мобилизации заранее отпечатаны и имеют дату "19 июня 1941 г.". Но для ее обоснования нужен повод. Таким поводом могут стать только военные провокации на границе, которые должны состояться именно 22 - 23 числа. Но в Москве на 100% убеждены, что немцы сами не нападут. Поэтому 22 - 23 июня возникает необходимость в планово-фиктивных провокациях по типу проведенных перед Советско-Финской войной.
Однако, с утра 22 июня начнут функционировать штабы фронтов, которые уже догадываются о скором начале военных действий. Возможный противник тоже известен - фашистская Германия. И если затеять планово-фиктивные провокации в условиях, когда войска еще не развернуты полностью, то последствия действительно могут оказаться тяжелыми, если командование фронтов примет плановые провокации за настоящее нападение и двинет армии в бой на широком фронте. Кроме того, могут перестрелять и самих участников "провокаций". Поэтому к утру 22 июня штабы фронтов надо мягко предупредить, чтобы особого внимания на возможную пальбу на границе не обращали. Но предупредить надо так, чтобы те ясно понимали, что провокации настоящие и вся подготовка войны выполняется действительно по плану только для "отражения возможной агрессии". Одновременно в директиве надо указать список очередных мероприятий по реализуемой программе. Кроме того, ее надо послать в самый последний момент, чтобы был повод для оправданий через министерства иностранных дел, срочные переговоры по чьей линии обязаны были возникнуть. Однако их надо будет затянуть на период мобилизации, возможно с ее формальной отменой. Но за этот период войска окажутся развернутыми, а время для подготовки противником своей обороны будет безнадежно упущено.
И только с этих позиций смысл директивы No 1 становится совершенно ясным и логичным. Можно сказать - идеальным, хоть и жутким, если углубиться в содержание высказываемой гипотезы. Тяжело соглашаться с подобным "тенденциозным" подбором фактов. Тем более, что может возникнуть сомнение, связанное с приказом наркома ВМФ адмирала Кузнецов трем флотам и двум флотилиям: "СФ, КБФ, ЧФ, ПВФ, ДРФ, оперативная готовность номер один немедленно. Кузнецов". В связи с чем он был отдан? Укладывается ли он в предлагаемую последовательность событий? Могу высказать свое мнение укладывается.
Во-первых, в приказе ничего не говорится об ожидании чьего-либо нападения. Во-вторых, военный флот - структура вспомогательная. На море боев за территорию не ведут. Флот - это транспортные коммуникации, дуэли между кораблями противников и береговая оборона. И корабли готовы к использованию, если экипажи укомплектованы полностью. А высказываний о недостаточной укомплектованности флотов практически не было, т.е. боеготовность флота с мобилизацией была связана гораздо меньше, чем сухопутные части. В войну не пехота направлялась на корабли, а наоборот, моряки спускались на берег и превращались в пехоту. Кроме того, морское командование в меньшей степени связано с контролем ситуации на суше - для этого есть командиры сухопутных войск. Но если на суше верховное военное руководство затевает что-то очень серьезное, то военный флот не может оказаться в стороне. Его надо привести в боевую готовность, что и было сделано. А конкретные указания были переданы сухопутным начальникам. Но детальный анализ ситуации с военно-морским флотом пропустим - не позволяет размер книги, хотя интересные моменты были. Например, оказывается, что именно 21 июня 1941 г. закончились большие маневры Черноморского флота совместно с частям Красной Армии по выполнению сложнейшей десантной операции. Но выполнение морских десантов имеет смысл только в случае наступления наземных войск. Так какие планы составляло советское высшее военное командование на 1941 год? Обороны от сильнейшего противника?
Однако, более подробно советский военный план на лето 1941 г. и его реализацию здесь рассматривать нет смысла, много примеров имеется в книгах Виктора Суворова. Могу привести только один "штрих", связанный с директивой Ставки No 1. В списке ее мероприятий, которые предлагалось выполнить штабам фронтов, есть требование усилить противовоздушную оборону:
"г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава; подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;"
И это в директиве, переданной якобы при наличии неопровержимых данных о начале войны 22 - 23 июня, т.е. через считанные часы! А сколько времени может потребоваться на усиление противовоздушной обороны? В нормальных условиях - не один день. Немцы, например, отрабатывали эти вопросы с мая месяца. Вот как об этом говорится в уже упоминавшейся разведсводке ЗапОВО от 5 июня 1941:
С 12 мая в районе Данцига проводились учения ПВО с участием самолетов, береговой артиллерии и кораблей...
Заканчивается подготовка всех гражданских объектов к мерам П[ротиво] В[оздушной] О[бороны] и П[ротиво] Х[имической] О[бороны] (затемнение, противопожарные мероприятия, дегазационные камеры и т.д.)...
С 5 мая в г. Луков производится светомаскировка города. В домах и учреждениях драпируются окна, и освещение производится только синим цветом...
14 мая в Бяла Подляска прибыл немецкий генерал. 15 мая он выезжал в Тересполь, откуда вновь возвратился в Бяла Подляска. По тем же данным, в Бяла Подляска производится организация газо- и бомбоубежищ. Жителям города дано распоряжение об очистке и приспособлении погребов для убежищ и о приобретении светонепроницаемой бумаги для окон. На каждую улицу выделен комендант ПВО, который проверяет готовность убежищ и сбор населения на собрания, проводимые немецкими офицерами по вопросам ПВО. По улице Дришера большинство жителей выселено в центр города. На дверях освободившихся зданий имеются надписи: "Газы-труэнцы" (отравляющие вещества). Такое же мероприятие проделано по Варшавской улице и предполагается провести по Брестской улице.