Geum.ru

В. И. Глазко В. Ф. Чешко «опасное знание» в «обществе риска» (век генетики и биотехнологии) Харьков ид «инжэк» 2007 удк 316. 24 Ббк 28. 04 Г 52 Рекомендовано к изданию решение

Вид материалаРешение

Содержание


Генетические основы познавательных способностей и интеллекта
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   ...   35

Генетические основы познавательных способностей и интеллекта


И Платон, и Аристотель считали, что разум не есть просто совокупность когнитивных способностей, данных нам при рождении, а представляет собой в некотором роде бесконечное стремление к знаниям и мудрости, которое надо культивировать у молодых посредством образования, а в зрелом возрасте— накоплением жизненного опыта. Человеческий разум не диктует единый набор приемов или наилучший образ жизни. Но он дает людям возможность вдаваться в философские рассуждения о природе справедливости или о наилучшем образе жизни, основанном как на их неизменной природе, так и на изменяющейся среде. Открытый характер человеческого стремления к знаниям полностью совместим с концепцией человеческой природы — и действительно, оно составляет для классических философов критически важную часть того, что они понимали под человеческой природой.

Результаты исследований в области генетики поведения показывают выраженные корреляции в поведении у однояйцовых (генетически идентичных) близнецов, несмотря на их воспитание у разных родителей, или в разных экономико-социальных средах. Главная проблема связана с тем, что считать иной средой. Но, несмотря на это, во многих случаях у разлученных близнецов сохраняется много общих внешних обстоятельств, и невозможно разделить естественное и культурное влияние. Среди «общих обстоятельств», можно назвать чрево матери, оказывающее сильнейшее влияние на процесс превращения генотипа в фенотип, или в человека. Однояйцовые близнецы по необходимости созревают в одном и том же чреве, но если бы те же зародыши вырастить в разных утробах, результат мог бы быть совершенно другим, если мать одного из них плохо питается, пьет или принимает наркотики.

Второй и менее точный способ выяснения естественных источников поведения — это проведение сравнительно-культурологических наблюдений над конкретной чертой или видом деятельности. Сейчас имеется весьма богатый этнографический материал по целому ряду различных человеческих обществ, как существующих ныне, так и известных лишь по археологии или истории. Если некоторое свойство проявляется практически во всех известных обществах, мы можем высказать уверенное, хотя и продиктованное обстоятельствами, суждение, что оно связано не со средой, а с генами. Этот подход обычно применяется в этологии — сравнительном изучении поведения животных.

Вся трудность в том, что в поведении людей куда больше разнообразия, чем в поведении животных, поскольку люди в намного большей степени являются существами культуры; их учат поведению законы, обычаи, традиции и другие влияния, социально сконструированные, а не природные. Определенные культурные черты, обычные на Западе, например сексуальная ревность или нормы половой жизни для девушек-подростков, не приняты в некоторых экзотических или не западных культурах.

Мы знаем, что человеческие популяции генетически неоднородны. Более того, сейчас есть возможность изучать различия в распределении различных вариантов (аллелей) одного и того же гена и сопоставлять их с этническими, социальными и т.п. различиями. Например, известно, что разные группы населения в мире имеют разное распределение групп крови. Лишь около 40% европейцев имеют кровь группы 0, в то время как у американских индейцев почти исключительно встречается только эта группа крови. Аллели, связанные с серповидно-клеточной анемией, чаще встречаются у афроамериканцев, чем у белых. Специалист по популяционной генетике Луиджи Лука Кавалли-Сфорца реконстрировал историю миграций ранних людей из Африки в другие части света на основе распределения митохондриальной ДНК, связал эти данные с развитием языков и создал историю эволюции каждого языка.

Мысль о том, что существуют врожденные формы человеческого познания, получила за последние годы огромное количество эмпирических подтверждений, но одновременно встретила и сильное сопротивление. Связано это с тем, что многие считают, мозг — это что-то вроде универсального компьютера, который может принимать и обрабатывать сенсорные данные, ему передаваемые. Но его память в момент рождения, по сути, пуста.

Аналогично многие исследователи в области искусственного интеллекта предполагают, что мозг есть просто органический компьютер большой сложности, который можно идентифицировать внешними характеристиками. если машина может решать познавательные задачи, такие как поддержание беседы так, чтобы внешне это нельзя было отличить от тех же действий, совершаемых человеком, то внутренне она тоже от человека отличаться не будет. Почему это должно быть адекватным тестом ментальности человека — непонятно, поскольку машина точно не будет иметь никакого субъективного осознания своих действий, как и связанных с ними чувств. Пока трудно представить, как они обретут человеческие эмоции.. Вероятность того, что это произойдет, кажется весьма далекой. Но, если это будет реализовано,. то это будет иметь серьезные последствия для концепции человеческого достоинства, поскольку будет логически доказано, что люди суть не более чем сложные машины. Проблема здесь не только в том, что никто еще не понял, что представляют собой эмоции (как и сознание) онтологически; никто пока не понял, какую роль они сыграли в развитии разума.

Смысл обсуждения вопросов интеллекта и генетики не в том, чтобы выступить на стороне одной теории интеллекта против другой или за какую-то конкретную оценку наследуемости интеллекта. Наблюдения наводят на мысль, что интеллект представляет собой действие не единственного фактора, а проявление ряда тесно связанных способностей. Здравый смысл иссдедователя подсказывает, что дальнейшее изучение интеллекта на молекулярном уровне не приведет к радикальных расовых различий в развитии интеллекта. Слишком кратко с точки зрения эволюции время, прошедшее после разделения рас, а степень генетических различий между расами при исследовании свойств, которые можно измерить (например, распределение групп крови), слишком мала, чтобы предполагать, будто в этом отношении могут существовать сильные групповые различия.

Вопрос здесь иной. Если даже не не произойдет новых прорывов в генной инженерии, которые позволят манипулировать интеллектом, само накопление знаний о генах и поведении будет иметь политические последствия.

Эти последствия могут быть различны. Молекулярная биология может снять с генов ответственность за важные различия между личностями и социальными общностями, как научные исследования размеров черепа у различных рас дискредитировали так претензии расистских теорий на научность в начале ХХ века. С другой стороны, науки о жизни могут сообщить нам новости, которые общество предпочли бы не слышать. Многие желали бы просто давлением общественного мнения подавить все утверждения о связи генов и интеллекте как расистские по существу и относящиеся к лженауке. Но само развитие наука не позволит пойти по этому пути. Накопление знаний о молекулярных воздействиях на память позволит в будущем дать оценки наследуемости интеллекта куда более точные. Способы отображения мозга, такие как позитронная томография, функционально-резонансное отображение и магнитно-резонансная спектроскопия, позволят выделять те или иные структуры мозга, вовлекаемые в различные психофизиологические процессы, динамически отображать ток крови и включение нейронов; сопоставляя их результаты с различными видами умственной деятельности.

По-видимому, когда-нибудь возможно будет достичь некоторой определенности в вопросе о том, отражает ли величина IQ развитие интеллекта в целом или является суммой специфических интеллектуальных способностей.

Тот факт, что плохая наука в прошлом использовалась для плохих целей, не дает нам гарантии, что в будущем хорошая наука будет служить только тем целям, которые мы считаем хорошими Распространяющееся и усиливающееся использование новых достижений нейрофармакологии, например таких препаратов, как риталин и прозак, показывает, насколько охотно общество готово применять новые технологии для изменения самих себя.

Лично меня это пугает. Если одна из ключевых составляющих нашей природы — нечто такое, на чем мы основываем понятие нашего достоинства — связана с гаммой нормальных эмоций, общих для всех людей, то общество уже пытается сузить их диапазон ради утилитарных целей: здоровье и удобство. Психотропные средства не меняют клеток зародышевых путей и не дают наследуемых эффектов, что может когда-нибудь сделать генная инженерия. Но они уже поднимают важные вопросы о значении человеческого достоинства и человеческой природы и являются предвестниками достаточно нетривиальных будущих проблем.

Человеческая природа — это то, что обеспечивает способность овладевать социальными навыками, необходимыми для жизни в обществе, и служит основой философских дискуссий о правах, справедливости и морали. В общем, при биотехнологической революции главное это основы человеческого нравственного чувства, бывшие неизменными с момента появления человека. Может быть, как предсказывал Ницше, мы обречены выйти за пределы этого нравственного чувства. Но если эволюция человечества пойдет по этому пути, то мы должны решительно принять и понять последствия отказа от природных стандартов добра и зла и признать, как признавал Ницше, что это может привести нас в страну, куда мало кто из нас хотел бы попасть.