М. К. Петров язык знак культура вступительная статья

Вид материала

Статья

Подобный материал:

• В. В. Забродина Вступительная статья Ц. И. Кин Художник А. Е. Ганнушкин © Составление,, 3300.88kb.
• Мацуо Басё Путевые дневники Перевод с японского, вступительная статья, 1145.66kb.
• Учебно-тематический план семинарских занятий раздел язык и культура речи семинарское, 98.76kb.
• Содержание, 1765.31kb.
• Содержание разделов и тем дисциплины Русский язык и культура речи, 73.06kb.
• Киянова ольга Николаевна Заведующая кафедрой, 27.74kb.
• М. Л. Спивак\ А. Белый На склоне Серебряного века Последняя осень Андрея Белого: Дневник, 736.18kb.
• Жанры школьных сочинений по картинам русских художников, 302.63kb.
• Русский язык и культура речи, 146.58kb.
• Русский язык и культура речи список литературы, 234.16kb.

315

ны, мы лишь коснулись их, не выдвигая собственных гипотез, которые будут еще выдвинуты. Сейчас не в этом цель нашей работы.

Одиссею было открыто:

Если дорогой ты путника встретишь и путник тот спросит: «Что за лопату несешь на блестящей плече, чужеземец? — В землю весло водрузи...»

(Одиссея, XI, 127—129)

Пришла пора и нам поставить точку. Оглядеться, сообра­зиться, посмотреть, что хотелось, но не получилось, чего не хотелось, да получилось. Словом, хватит двигаться в науке, пора писать заключение.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Во введении мы обещали кратко описать типы культуры, коснуться проблемы межкультурного общения, пройти путь от греков до ренессанса, чтобы показать: невероятное возможно, и европейский путь в развитость не содержал идеи избранно­сти, европоцентризма со стороны надчеловеческих сил, поже­лавших дать европейцам науку, научно-техническую револю­цию, способность спасаться от многочисленных «джиннов из бутылкн>, которых всегда удавалось выпускать, но никогда не удавалось запереть обратно. Европейцы были и остаются среди людей, на долю которых, может быть, чуть больше выпа­ло исторических приключений и злоключений, чем на долю людей других очагов культуры. Поколение за поколением об­текали они те трудности и препятствия, которые сами же воз­водили на собственной дороге в будущее. Европейцы ничего jje искали специально, и, хотя любимой Присказкой Аристотеля <5ыла «наука, которую мы ищем> (Метафизика, 982—983а), менее всего искали европейцы науку. И когда они набрели на нее, уцепившись за тривий и посленикейскую догматику, не сразу и не вдруг наука стала для них тем, что она есть — неиссякаемым источником сока утилитарности, языком Адама, вводящим человека во владение природой. Мы до сих пор раз­бираемся, что наука есть, а что не есть, что она может, а чего не может, где она у места, а где лучше без нее.

Как далеко ушли европейцы в своем европейском развитии от других очагов культуры? Будь этот путь прям в духе упрека Герцена Гегелю — «Прогресс человечества тогда был известен как высочайший маршрут инкогнито — этап в этап, на стан­циях готовили лошадей> (16, с. 163],— мы не затруднились бы •ответить без колебаний — ушли на три тысячелетия или даже дальше: другие культуры тоже не стояли на месте, шли в свою развитость. Но путь не был прямым, в нем всегда выдерживал­ся принцип Unde vadis? и никогда Quo vadis? Поэтому время — неподходящая шкала для измерений межкультурных различий. Культурные типы различены структурно, а не хронологически. Европейцы просто показали, что переход от одного типа куль­туры к другому, «европейскому» типу существует. Им на этот переход потребовались три тысячелетия, и, может быть, основ­ной их заслугой и основным их всемирно-историческим дости­жением было то, что они перевели проблему современной раз-

317

витости из формы Unde vadis? в форму Quo vadis? Японцы, если учитывать богатую не только радостными событиями.ин­кубационную эпоху внедрения «голландской науки» [106], в де­сять раз сократили длительность перехода: они-то знали, куда Шли. Сегодня путь к науке открыт для всех и никому не зака­зано идти к науке, ставить рекорды, было бы желание и хоте­ние. Путь к науке перешел из плоскости исторической, плоско­сти проб и ошибок, опрометчивых выпусканий «джиннов из бутылки» и изобретательных увертываний от грозящих ката­строф в плоскость рационального, теоретически подготовленного политического действия, где путь этот измерим уже не столе­тиями и тысячелетиями, а суммой структурных изменений в социокоде, и прежде всего в механизмах трансляции социаль­ности, передачи ее от поколения к поколению.

Что же конкретно отличает наш тип культуры от других типов? Мы бы сказали — всеобщая распределенность навыка формализации: активная, гибкая и оперативная формализация любых проблем, перевод их в измеримую и разрешимую фор­му, умение искать, находить, а если нужно, то и искусственна создавать фоновые сущности вечной, лишенной отметок прост­ранства и времени знаковой природы. Иногда этот знаковый активизм нас подводит, и мы с набором постулатов актуализ-ма пытаемся опознать и решить проблемы, для которых этот набор заведомо недостаточен. Но исключения не отменяют правила. В странах европейского очага культуры массовым, практически всеобщим порядком из поколения в поколение воспроизводится научная психологическая установка, одержи­мость приложением, мания и навык приложения. Не у всех эта. установка работает в полную силу, но здесь различия по степени, а не по типу.

Где те не такие уж широкие врата в развитость, которые волей-неволей придется пройти всякому, желающему быть раз­витым в современном смысле этого слова — владеть наукой как инструментом власти не только над природой, но и над собст­венным будущ_им? Если мы в своем анализе перехода от греков= до современных споров вокруг науки, ее генезиса и природы не слишком уклонились от истины, корень всех проблем и вопро­сов трансплантации науки на инокультурные почвы — устойчи­вая и массовая трансляция одержимости приложением, мании и навыка приложения. .Все остальное либо входит на правах составных в эту интегрирующую и многогранную проблему или имеет вспомогательный и второстепенный характер. Евро­па взяла курс на науку, как только в ее каналы трансляции проник вирус тривия. остался в них неустранимой и неустра-ненной составляющей формального образования. Тот факт, что рядом с тривием появился квадривий, что они обросли пышной и скрывающей стволы кроной исторических приращений в виде многообразия научных дисциплин, многопредметности приложе­ний, ничего не изменил в самом существе дела.

318

Тривий и квадривий неустранимы из нашей системы образо­вания: на них держится все, с них и начинаются все индиви­дуальные пути к науке, которые приходится проходить каждому из нас, европейцу и неевропейцу. Европейцу, может быть, сде­лать это даже сложнее: слишком много понаставлено табу, слишком многое закрыто постулатами, запрещающими вопро­сы зачем и почему. Свежему неевропейскому глазу многое бы удалось увидеть странного и заслуживающего изучения.

Смертная скука Пифагоровой таблицы умножения и Ари­стотелевых падежей, частей речи и членов предложения с бес­конечными «аНа какой вопрос отвечает?» может когда-нибудь породить волну школярского активизма, сравнимого по силе, осмысленности и содержательности с недавней волной студен­ческого активизма. Но волны приходят и уходят, а таблицы умножения, грамматики, скука их постижения остаются. Без них невозможно сформировать, увести в подкорку научную психологическую установку — тот самый привычный для евро­пейца, но отсутствующий в других очагах культуры критиче­ский взгляд на происходящее, то самое умение все представлять под формой и на фоне вечности, ту самую способность в труд­ные минуты жизни хвататься не за голову, а за логарифмиче­скую линейку.

Можно сочинять великолепные законы, принимать первые в мнре резолюции о научной политике, как это сделано в Индии [99, с. 107—109], можно окружить университеты высочайшим вниманием и личной опекой, как это сделано в Индонезии [63], можно строить великолепные университетские городки и под­держивать невероятно высокий социальный статус академиче­ской элиты, как это сделано в Нигерии [66], но, если тривий и квадривий не пустили корней в душе первоклассника, если научная установка, одержимость приложением, навык прило­жения остались «второй культурой» — культурой для службы, которую можно забыть на письменном столе или в лаборато­рии,— всегда будет продолжаться одно и то же. Астрономы будут благодарить повелителя Поднебесной за несостоявшееся затмение [69, с. 93], ученые будут воспринимать науку как еще одну мифологию: «Индийские ученые практикуют науку только в лаборатории, а вне лаборатории, в повседневной жизни, они остаются пленниками древних идей и обрядов, подчиняются предрассудкам и вере в сверхъестественное. Среди ученых Ин­дии не редкость вера в астрологию, обряды очищения перед проведением экспериментов и даже обряды искупительных жертвоприношений для умилостивления приборов и оборудо­вания» [99, с. 191].

Тривий и квадривий — не просто «семь свободных искусств», с которыми Европа связала свою судьбу, но и семь искусств освобождающих, помогающих «давить в себе по капле» раба унаследованных обстоятельств, иметь свое мнение и настаивать на нем, в какие бы конкретно-исторические обстоятельства

319

судьба и произвол родителей ни закидывали человека. Если семь свободных и освобождающих искусств пустили корни в душе человека, с ним уже ничего нечеловеческого не случится, будь он европейцем или неевропейцем. Он может всю жизнь мыкаться по конкретно-историческим колдобинам и буеракам, попадать то на крест, то на костер, а то и на книжную полку, но переделать его уже нельзя. Нечеловека из него уже не по­лучится.

Европа строила свою историю на плечах и на костях одер­жимых манией расширения научного знания и приложения научного знания. Нельзя сказать, что одержимость носила по­вальный характер — эпонимическая характеристика европей­ской развитости много беднее, чем, скажем, статистика долго­жителей. Одержимых редко чествовали при жизни, чаще укра­шали венками могилы. Камю написал не так уж давно: «Не знаю никого, кто отдал бы жизнь за онтологическое доказа­тельство. Галилей, обладавший полновесной научной истиной,, с легкостью предал себя, как только истина стала угрозой его жизни. В какой-то степени он постудил правильно» {68, с. 9]. В плохом смысле. Галилей мог и отступиться, изменить самому себе в надежде на легковесную истину-масло, которая всплы­вет, «сама себя окажет». Но вот Камю, как и Оруэлл, застав­ляющий своего героя отказаться от «дважды два четыре», вы­сказывает глубоко несправедливые мысли насчет европейцев. Будь все такие уступчивые в делах истины, бродить бы нам и сегодня по задворкам цивилизаций Востока, перенимая то ком­пас, то бумагу, то еще какую диковину с чужого стола. Если мы кому и обязаны из предшественников, то не отступникам от истины, а тем, кто шел до конца. И другого пути к человеку, видимо, нет. Во всяком случае, пока еще не открыли, ходить приходится старым, европеец ты или неевропеец.

Вот и конец дороге. И снова в путь. Жизнь человека корот­ка, и «суммы обстоятельств» никогда не бывают асфальтовой лентой, уходящей за горизонт. А если и бывают — скучно хо­дить по асфальту, того хуже ездить: взгляду не за что заце­питься. В наш век не соскучишься. Научно-техническая револю­ция выдает на-гора столько острых, таймированных, окрашен­ных социальными и другими красками проблем, что жаловаться на человеческое в человеке не приходится — всегда есть чем озадачиться, над чем поразмыслить, подумать, чем поделиться с современниками. И эту книгу автор не считает чем-то завер­шенным. Стать бы ей поводом для серьезного разговора о серь­езных вещах. На большее автор не претендует.

320

ЛИТЕРАТУРА

1. Маркс К. Вынужденная эмиграция...— Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения.
3-е изд. Т. 8.

2. Маркс К- К критике гегелевской философии права. Введение.— Маркс К-
и Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 1.

3. Маркс К. Капитал. Критика политической экономив. Том первый. Кни­
   га 1: Процесс производства капитала.— Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения.
   2-е нзд. Т. 23.
   

3. Маркс К. Различие между натурфилософией Демокрита и натурфило­
   софией Эпикура.— Маркс К. и Энгельс Ф. Из ранних произведений. М.,
   1956.
   

3. Маркс К. Тезисы о Фейербахе.— Маркс К. я Энгельс Ф. Сочинения.
   2-е изд. Т. 3.
   

5а. Маркс К. и Энгельс Ф. Немецкая идеология.— Маркс К- и Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 3.

6. Маркс К. « Энгельс Ф. Святое семейство, или Критика критической кри­
   тики. Против Бруно Бауэра и компании.— Маркс К- и Энгельс Ф. Сочи­
   нения. 2-е изд. Т. 2.
   

6. Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства.—
   Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 21.
   

6. Ленин В. И. Сочинения. Т. 14.
   

6. Ленин В. И. Фллософские тетради. М., 1965.
   

10. Абеляр Л. История моих бедствий. М., 1969.

11. Альтов Г., Журавлева В. Путешествие к эпицентру полемики.— Звезда.
    1964. № 2.
    

11. Антология мировой философии. Т. 1. Ч. 2. М., 1969.
    

13. Блумфильд Л. Ряд постулатов для науки о языке.— История языкозна­
ния XIX в XX вв. в очерках я извлечениях. Ч. 2. М., 1960.

14. Гегель Г. Наука логики. Ч. 1. М., 1970.
    

14. Герцен А. И. Собрание сочинений. Т. XVI.
    

16. Гоббс Т. Избранные произведения. Т. 1—2. М, 1965.

17. Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М„ 1972.

18. Ельмслев Л. Пролегомены к теории языка.— Новое в лингвистике. Вып. I.
    М., 1960.
    

18. Збавител Д. Касты.— Боги, брахманы, люди. М., 1969.
    

18. Ингве В. Гипотеза глубины.— Новое в лингвистике. Вып. 4. М., 1965.
    

18. История философии. Т. 2. М., 1941.
    

18. Кант И. Сочинения. Т. 3. М.. 1964.
    

18. Кант И. Сочинения. Т. 2. М., 1964.
    

18. Кессидц Ф. X. От мифа к логосу. М., 1972.
    

18. Кроль Ю. Л. Сыма Цянь — историк. М., 1966.
    

18. Кудрявцев М. К. Община и каста в Хиндустане. М., 1971.
    

18. Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. М., 1930.
    

26. Лейбниц Г. Письмо к Софии Шарлотте.— Философские науки. № 4, 1973.

29. Лем С. Сумма технологий. М., 1968.
    

29. Ленцман Я. Рабство в микенской и гомеровской Греции. М., 1963.
    

29. Лосев А. Ф. История античной эстетики (высокая классика). М., 1974.
    

29. Лосев А. Ф. История античной эстетики. М., 1963.
    

29. Лосев А. Ф. Эстетика хороводов в сЗаконах> Платона.— Античность и
    современность. М, 1972.
    

321

34. 
    74.
    
    75. 76.
    
    77. 78.
    
    79. 80.
    
    81. «2 «3. 84.
    
    85. 86.
    
    87. 88.
    
    89. 90.
    
    91. 92. 93.
    
    94.
    
    95. 96.
    
    97.
    
    98.
    
    99.
    
    100.
    
    101.
    
    102 103
    Лотман Ю. М. К проблеме типологии культуры.— Труды по знаковым
    системам. Т. 3. Тарту, 1967..
    

34. Лоуренс У. Л. Люди и атомы. М., 1967.
    

34. Мирский Э. М. Междисциплинарные исследования как' объект науковед-
    ческого изучения.— Системные исследования. М., 1972*.
    

34. Налимов В. В., Мульченко 3. М. Наукометрия. М., 1969.
    

34. Оппенгеймер Р. Летающая трапеция. М., 1967.
    

34. Памятники средневековой латинской литературы X—XII вв. М., 1972.
    

34. Петров М. К. Системные характеристики научно-технической деятельно­
    сти.— Системные исследования. М., 1972.
    

34. Петров М. К. Язык и категориальные структуры.— Науковедение и ис­
    тория культуры. Ростов-на-Дону, 1973.
    

34. Поуэлл С. Ф. Роль теоретической науки в европейской цивилизации.—
    Мир наук». 1965, № 3.
    

34. Розенфельд Л. «Ньютон и закон тяготения.— У истоков классической нау­
    ки. М., 1968.
    

45. Салтыков-Щедрин М. Е. Избранные сочинения. М.— Л., 1947.
    

45. Сепир Э. Положение лингвистики как науки.— История языкознания
    

XIX и XX вв. в очерках и извлечениях. Ч. 2. М., 1960.

47. Сноу Ч. П. Две культуры. М., 1973.
    

47. Соболев С. Да, это вполне серьезно! — Возможное и невозможное в ки­
    бернетике. М., 1963.
    

47. Соболевский С. П. Аристофан и его время. М., 1957.
    

47. Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики. М., 1933. 2-е изд.: М.: УРСС, 2004.
    

47. Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики.— История языкознания XIX и
    

XX вв. в очерках и извлечениях. Ч. 1. М., 1960.

52. Спиноза Б. Избранные произведения. Т. 2. М., 1957.
    

52. Спиркин А. Г. Происхождение языка и его роль- в формировании мыш­
    ления.— Мышление и язык. М., 1937.
    

52. Уорф Б. Л. Лингвистика и логика.— Новое в лингвистике. Вып. I. M.,
    1960.
    

52. Уорф Б. Л. Наука и языкознание.— Новое в лингвистике. Вып. 1. М.,
    1960.