Конституция сахарова

Вид материала

Документы

Содержание Митинг возле Белого дома Лукьянов признает несоответствие… ГКЧП терпит крах Больше всего их страшил Союзный договор Катастрофа все ближе «зажатый в угол» горбачев Ельцин возражает…

Подобный материал:

• А. Д. Сахарова «Уроки Сахарова. «Мир. Прогресс. Права человека» Цели конкурс, 51.38kb.
• Реферат по дисциплине: «История науки и техники ХХ века» на тему «Жизнь и творчество, 388.1kb.
• Конституция Республики Греции. М.,2003 Конституция Республики Македония. М.,1996 Конституция, 35.64kb.
• «Детство и юность Андрея Сахарова», 105.51kb.
• Учебно-методический комплекс уфа-2007 Составитель: Сахарова Л. Ю. Удк 339. 138 : 33., 398.87kb.
• Конституция конституция, 122.86kb.
• Гладышева О. Н, 401.82kb.
• Конституция Российской Федерации Конституция Республики Тыва закон, 94.84kb.
• Формы правления в зарубежных странах § Понятия формы государства и формы правления, 514.03kb.
• Конституция республики казахстан, 626.66kb.

Митинг возле Белого дома

Я с утра ничего не ел. Устал. Поехал домой. От метро «Краснопресненская» позвонил Ларисе. Дескать, жив.

Всю ночь, примерно до половины пятого утра слушал «Свободу». Под конец они уже стали просто повторять более ранние выпуски новостей.

Пик напряжения пришелся на два  три ночи, когда казалось, что штурм вот-вот все-таки начнется или уже начался. Гложет совесть, что я не там. Зря прошлялся весь день по городу.

К утру напряжение, слава Богу, спало. Поднявшись, поехал на митинг к Белому дому.

На павильоне метро, у входа  транспарант: «На стороне Ельцина  10 танков и Рязанский полк ВДВ». Милиционер хотел его сорвать, но прохожие не дали. Особенно наседала на милиционера какая-то женщина: вы, такие-сякие, против кого вы идете! Я опять выступил в роли миротворца,  защитил милиционера, сказал, что в общем-то милиция ведет себя нормально…

Подойдя к Белому дому, увидел аэростат с подвешенным к нему российским флагом. Еще увидел танки майора Евдокимова, перешедшие на сторону Ельцина, о которых слышал по радио. Правда, не десять, а четыре  пять. Впрочем, остальные, может быть, в этот момент стояли по другую сторону Белого дома. Танки были без экипажей. С торца Белого дома вдоль Большой Грузинской  множество БМД. Я насчитал тридцать штук. И пять  шесть крытых машин с десантниками. На всех БМД российские флаги или флажки. Это, надо полагать, и есть Рязанский полк Тульской дивизии ВДВ. Пока я шел от хвоста к голове колонны, машины включили двигатели и двинулись, приветствуемые толпой и отвечая на приветствия. Развернувшись, они направились в сторону метро «Краснопресненская». Последними ушли грузовики с солдатами. Люди, повторяю, приветственно махали им вслед. Мне, однако, стало не по себе: уходит такая сила, вновь оголяя Белый дом. Это могло означать только одно: данная воинская часть выполняет приказ начальства об отходе. Начальство же отводит ее как ненадежную. На смену ей придет другая, более лояльная к ГКЧП. На часах 11-30. Я пытаюсь, порасспросить людей, что означает этот отход. Но никто ничего не знает. Подхожу к парню с повязкой дежурного на рукаве. Он «заворачивает» тех, кто пытается пройти к Белому дому через баррикаду: пройти там невозможно, не стоит и пытаться. От него попахивает водкой. Должно быть, разогревался ночью или уже утром, находясь в «живом кольце». Задаю ему тот же вопрос. «Подождите, сейчас я вам отвечу»,  говорит он, отгоняя очередную группу ходоков. На мой повторный вопрос ответствует туманно: «Совершают маневры». Какие там маневры! По-видимому, знает столько же, сколько и я. Махнув рукой, отхожу прочь.

Отправляюсь искать телефон-автомат, чтобы сообщить Кириллу для его агентства: полк (или батальон) ВДВ ушел от Белого дома. Однако встретившиеся мне люди  видимо, сотрудники этого учреждения  сказали, что тут нигде автоматов нет. Нечего делать, пошел на митинг, он скоро уже должен был начаться. Протиснулся к месту поудобнее, почти напротив микрофонов, чуть-чуть наискосок. Неподалеку от меня оказался все тот же депутат Иванов все с тем же мегафоном. Он непрерывно держал речь, сообщая последние новости. Молодчина.

Митинг этот не раз показывали по телевизору. Сначала думали, что сразу же слово возьмет Ельцин. Однако оратор выступал за оратором, а Ельцина все не было. Кто-то стал нетерпеливо требовать: «Ель-цин! Ель-цин!» Я сказал, что Ельцину выступать не стоит: не исключено, что где-то засели снайперы. И как в воду смотрел. Ельцин все-таки выступил  почти в самом конце. Выступление было коротким  три-четыре минуты. В заключение он сказал полушутя: «Ну ладно, я пойду, а то могут быть снайперы». Один из следующих ораторов сообщил уже вполне серьезно, что вчера служба безопасности обнаружила на одном из расположенных неподалеку домов четырех снайперов.

Выступал мой коллега по «Литературке» Щекочихин. Сказал, что назавтра на 11 утра в «Литгазете» намечено совещание представителей ряда редакций, где предполагается обсудить, как в сложившихся обстоятельствах действовать запрещенным газетам (в чисто которых попала и «Литгазета»).

Еще до начала митинга Иванов объявил в мегафон, что штаб охраны здания возле какого-то подъезда ведет запись добровольцев  молодых крепких парней, владеющих приемами рукопашного боя. «Эх, зря что ли меня два года учили!»  воскликнул рядом со мной здоровенный парняга и стал пробираться через толпу. А в конце митинга уже непосредственно с балкона Белого дома, через микрофон, призвали всех разбиться на сотни, выбрать старшего  сотского  и остаться возле здания. Какой-то человек интеллигентного вида, лет сорока пяти, взобравшись на основание фонаря, призвал собираться в этом месте офицеров запаса.

Ближе к концу митинга стало погромыхивать. Кто-то сказал: «Стреляют». И каждый раз при этом грохоте люди тревожно оглядывались. Однако потом, когда людской поток устремился от площади к метро, выяснился истинный источник грохота: перелезая через баррикаду, люд спрыгивали на лист железа.

Митинг кончился в половине четвертого.

Снова всю ночь слушал радио, перезванивался с Кириллом (тот, как и прошлую ночь был на работе в информагентстве). Мне на работу идти было не надо: на выпуск «Литгазеты», как и ряда других изданий, хунта наложила запрет. Так что использовал свои журналистские способности как репортер. После митинга передал Кириллу такие сообщения:

«Радио России» работает на коротких волнах с позывными «Радио-3 Анна».

«Вчера за три часа умельцы собрали в Белом доме передатчик. Он работает как радио Верховного Совета РСФСР на частоте 1500 мегагерц».

«На митинге возле Белого дома выступил Геннадий Хазанов, который голосом Горбачева сказал: «Со здоровьем у меня все в порядке, а чистую политику нельзя делать… трясущимися руками» (намек на состоявшуюся накануне пресс-конференцию гэкачепистов: у Янаева, который ее вел – это хорошо было видно по телевизору, − тряслись руки).

«Арестованы были депутаты Гдлян и Камчатов. Приходили за депутатом Ивановым (тем самым.  О.М.), но не застали его дома».

«Командир Рязанского полка Тульской дивизии ВДВ, который пришел на защиту Белого дома,  генерал Лебедь».

«Выступая на митинге, Эдуард Шеварднадзе допустил, что Горбачев мог быть участником заговора ГКЧП».

«Один из народных депутатов (имени его я не расслышал) пытался прорваться на дачу Горбачева вместе с его лечащим врачом и еще несколькими спутниками. Однако им это не удалось. Лечащий врач сказал, что перед 19 августа Горбачев чувствовал себя нормально».

«Ельцин обратился за благословением к патриарху, однако ответа от Его Святейшества пока не получил».

«Священник церкви в Измайлове, выступивший на митинге (имени я опять не расслышал), сказал, что он предложил охране Белого дома исповедаться и причаститься. Сотрудники охраны согласились».

«На случай победы ГКЧП создано резервное правительство России во главе с Лобовым, которое вылетело в Свердловск».

«Депутат Оболенский сообщил, что путчисты меняют воинские части, введенные в Москву: выводят ненадежные».

Помимо меня, у Кирилла еще какие-то информаторы возле Белого дома, которые остались там на ночь. Теперь уж он мне кое-что сообщает по телефону. Самое тревожное время  от полуночи примерно до половины третьего. По словам Кирилла, около полуночи в Белом доме вырубили свет. После оказалось, что свет на некоторых этажах был выключен по приказу генерала Кобеца, только что назначенного министром обороны РСФСР (он возглавляет оборону Белого дома),  чтобы труднее было ориентироваться тем, кто ворвется в здание при штурме.

Апогей напряжения  в 2-15 (или в 2-05). В репортажах «Свободы» появились панические нотки: со стороны Киевского вокзала стреляют трассирующими очередями; со всех сторон к Белому дому подтягиваются войска для штурма (на самом деле, как потом выяснилось, этого не было); по внутреннему радио Руцкой попросил народ отойти от здания на пятьдесят метров и не оказывать сопротивления войскам, если они пойдут на штурм; начальник штаба обороны Белого дома (забыл фамилию) признался, что в случае штурма сопротивление будет недолгим, так как в здании мало оружия.

Однако эта высшая фаза напряжения длилась всего пятнадцать минут. Уже в 2-30 та же «Свобода» сообщила, что войска отходят от Белого дома (никто не отходил, поскольку никто не подходил) и вообще будто бы дан приказ вывести их из Москвы. Все это было неожиданно и необычайно радостно.


Лукьянов признает несоответствие…

21 августа в экстренном выпуске питерского «Часа пик» появилось сообщение, что «полномочная делегация Президента РСФСР» ­­− вице-президент Руцкой, премьер-министр Силаев, исполняющий обязанности председателя российского парламента Хасбулатов − провела в Кремле переговоры с председателем Верховного Совета СССР Лукьяновым. Лукьянов − один из главных гэкачепистов, пытавшийся, однако, остаться в тени (потому и в состав ГКЧП официально не вошел). Представители Ельцина потребовали в течение трех дней провести медицинское освидетельствование Горбачева, по прошествии 24-х часов организовать встречу с ним российского руководства, отвести войска в места их постоянной дислокации, отменить чрезвычайное положение, объявить о роспуске ГКЧП.

Газета писала, что Лукьянов «как юрист» «признал несоответствие» многих положений, содержащихся в документах ГКЧП, и пообещал «разобраться» с этим на Президиуме Верховного Совета (вот уж действительно для этого надо было иметь юридическое образование!) Более того, Лукьянов выразил пожелание, чтобы и Горбачев присутствовал на этом разбирательстве. А вот это уже был белый флаг, знак капитуляции.

Лукьянов связался с Горбачевым по телефону (уже была такая техническая возможность), после чего сообщил, что Горбачев «жив-здоров», хотя у него и есть «некоторые отклонения» в здоровье − «повышенное давление и радикулит». Как видим, способность исполнять президентские обязанности − налицо, так что и медицинское освидетельствование не требуется.




ГКЧП терпит крах

Наутро в редакции «Литгазеты» состоялось совещание двадцати девяти редакций. Говорили о том, что надо бы наладить выпуск какой-нибудь общей газеты или нескольких газет. Сообщали, у кого что есть,  у кого бумага, у кого типография, у кого транспорт. Все было довольно бестолково. Я предложил, чтобы остались по одному представителю от каждой редакции. Не знаю, о чем они там говорили. В конце концов решили выпускать «Литературку» в виде листовок. На самом деле в свет вышло несколько номеров «Общей газеты».

А вообще с утра было еще довольно тревожно. Комендант Москвы генерал Калинин подписал совершенно зверский указ о том, что столица делится на 33 округа, запрещается то, запрещается это… Любого можно задерживать, обыскивать и т.д.

Первые признаки расслабления наступили, когда я узнал (около часа дня), что с утра ушел танк (или БМД) и десантники от Издательства «Литературной газеты» на Цветном бульваре (редакция помещалась в другом месте  в Костянском переулке). Меня это известие обрадовало еще и потому, что я мог теперь получить на Цветном зарплату. В ту безденежную пору тоже немаловажное обстоятельство.

Где-то около четырех я был возле журфака МГУ. Манежную все еще окружало оцепление из военной техники. БТРы стояли также позади Манежа, возле метро «Библиотека имени Ленина». Однако, когда я вышел от декана факультета Ясена Николаевича Засурского, зеленые бронированные машины уже построились в колонну и стояли с включенными двигателями. Когда я дошел к метро, они двинулись прочь.

Слава тебе, Господи!!! Пронесло. Путч нанес решающий,


* * *

Путч нанес решающий, сокрушительный удар по советской империи. После этого удара у нее почти не осталось шансов оправиться.


Больше всего их страшил Союзный договор

Уже в 9-00 19 августа в подмосковном Архангельском Ельцин, Силаев и Хасбулатов подписали обращение «К гражданам России», в котором назвали отстранение президента СССР от власти «правым, реакционным, антиконституционным переворотом». Главная причина, подвигнувшая путчистов на выступление, говорилось в документе, − стремление помешать подписанию Союзного договора, намеченному на 20 августа.

Авторы обращения объявляли незаконными «пришедший к власти так называемый комитет», все его решения и распоряжения, требовали, чтобы президенту страны была обеспечена возможность «выступить перед народом», чтобы немедленно был созван чрезвычайный Съезд народных депутатов СССР, а до выполнения этих требований призывали людей к всеобщей бессрочной забастовке.

К тому моменту уже практически все каналы связи и массовой информации были захвачены путчистами, однако текст все же удалось распространить по каналам Российского информационного агентства. Произошло это примерно в половине двенадцатого. Для пребывающих в смятении россиян это была «первая обнадеживающая новость». Полученный по факсу текст размножали всеми доступными способами, листовки расклеивали на стенах, заборах, столбах, зачитывали людям, где бы они ни собирались (это чтение и я услышал тогда на Манежной). Те, кому листовки не доставались, просто пересказывали обращение на производстве, по месту жительства.

20 августа, на второй день путча, Ельцин вновь обратился к россиянам с призывом не подчиняться решениям ГКЧП − «горстки политических авантюристов». На этот раз − через ту самую «Общую газету», которую стали выпускать журналисты нескольких запрещенных изданий. Газета опять-таки выпускалась в виде листовок, отпечатанных на принтере и размноженных на ксероксе.

Среди прочего, в обращении Ельцина говорилось о том, что, в соответствии с указом российского президента, все структуры союзной исполнительной власти теперь должны починяться ему, российскому президенту:

«Указом Президента РСФСР… все органы исполнительной власти Союза ССР, включая КГБ СССР, МВД СССР, Министерство обороны СССР, действующие на территории Российской Федерации, переходят в непосредственное подчинение избранного народом Президента РСФСР…»

Ельцин обращал внимание на то, что гэкачеписты одной из своих главных задач поставили − изолировать Россию от других республик: именно Россия − «главная мишень заговорщиков», «кирзовый сапог диктатуры» занесен именно над Россией, ибо она главный оплот демократических преобразований. Другим же республикам − Украине, Казахстану, Узбекистану, Армении − путчисты обещают «послабления» в период введенного ими чрезвычайного положения.

И снова − о Союзном договоре. Не случайно, говорилось в обращении, что переворот совершен 19 августа − в последний день перед подписанием нового Союзного договора. Договора, который «несмотря на все компромиссы, должен был положить конец всевластию КПСС и военно-промышленного комплекса».

«Слушаю выступления организаторов путча и поражаюсь: какова степень морального падения! Вчера клеймили руководство России якобы за нежелание подписывать Союзный договор, а сегодня убеждают народ в том, что наше стремление его подписать едва ли не направлено против обновленного Союза…»

В действительности, конечно, именно перспектива подписания нового Союзного договора страшила путчистов более всего. Это был их главный страх, подвигнувший их к действиям. 12 сентября «Московский комсомолец» опубликовал захваченные в здании ЦК КПСС секретные документы, где так прямо и было написано: «Именно содержание Союзного договора вынудило на экстраординарные меры».

Катастрофа все ближе

«Из воспоминаний председателя КГБ СССР Крючкова [Разговор идет 17 августа между послезавтрашними путчистами в беседке на даче КГБ (объект «АБЦ»). – О.М.]:

«Павлов подробно рассказал о положении в экономике, глубоком кризисе, в который страна уже вползла, который нас в ближайшее время в еще больших масштабах ожидает. Он подчеркнул, что на кредиты рассчитывать не приходится, нам их просто не дают, потому что мы больше неплатежеспособны. Советский Союз не имеет даже средств рассчитываться по процентам за ранее полученные кредиты».


Гайдар со ссылкой на воспоминания Крючкова:

«Председатель Кабинета министров СССР Павлов, лучше других участников заговора представлявший валютно-финансовое положение страны, вечером 18 августа принял такое количество алкоголя, что его свалил тяжелый гипертонический криз. О чем глава последнего советского правительства в это время думал, узнать невозможно. Не исключено, что он хорошо понимал политэкономические основы обреченности переворота».


«От банкротства, прекращения платежей по внешним долгам страну отделяли недели − и то при полной остановке расчетов по импортным поставкам. О крупных западных кредитах в случае успеха ГКЧП думать не приходилось. Новым властям пришлось бы принимать решение о дальнейшем сокращении закупок продовольствия, сбросе поголовья скота, сокращении импорта других продовольственных товаров, остановке заводов из-за отсутствия импортных комплектующих».


--------------------------


«ЗАЖАТЫЙ В УГОЛ» ГОРБАЧЕВ


Он по-прежнему − за коммунизм

22 августа вечером недавно вернувшийся из Фороса Горбачев провел свою первую послепутчевую пресс-конференцию. Она транслировалась по телевидению. Хорошо было видно, что президент еще не совсем ориентируется в новой обстановке. Возможно, в какой-то мере этому поспособствовал его тогдашний пресс-секретарь Виталий Игнатенко, который вел пресс-конференцию. Он умудрился не дать слово ни одному из корреспондентов российских демократических, запрещенных хунтой газет − напрасно те тянули руки. Вопросы задавали в основном зарубежные журналисты. Впрочем, и сам Горбачев почему-то нахваливал главным образом зарубежную прессу. Российские демократические издания, в дни путча дружно выступившие в его защиту, хоть и получили от него скупую похвалу, но тут же − дозу странной критики: дескать, чуть ли не из-за их непримиримой позиции заговорщики и вынуждены были пойти на этот самый заговор.

Однако самым удивительным было другое: как выяснилось, несмотря на драматические события последних дней и все пережитое им Горбачев, оказывается, остается верен коммунистическим идеям, коммунистической партии. Он лишь − за реформирование КПСС. Отвечая на вопрос, как он относится к тому, что партию еще до путча покинул его близкий соратник Александр Яковлев, Горбачев сказал:

− Жалею, что уходят силы, которые должны внести свой вклад в то, чтобы реформировать партию. Вижу собственную роль в этом и не собираюсь сдавать позиции. Я на них останусь. Но не пойду ни на какие уступки в принципиальных вопросах. Они проявились в проекте новой программы КПСС. ДО КОНЦА БУДУ БОРОТЬСЯ ЗА ОБНОВЛЕНИЕ ПАРТИИ (выделено мной. − О.М.)

Даже близкий сотрудник Горбачева, бывший член Политбюро Вадим Медведев отмечает в своих воспоминаниях, что в выступлении Горбачева, а особенно в ответах на вопросы, «проскальзывала неадекватность восприятия последних событий, необратимых перемен в стране, как будто после разгрома путча мы просто вернулись к доавгустовскому положению».

Тем, кто до сих пор уверяет, что Горбачев СОЗНАТЕЛЬНО старался разрушить коммунизм, коммунистическую партию, стоило бы, среди прочего, запомнить и процитированные выше слова Горбачева о том, что он будет «до конца» бороться за обновление, но не за ликвидацию компартии, за воплощение в жизнь ее «обновленной» программы, то есть по-прежнему − за построение коммунизма. Да, Горбачев внес решающий вклад в устранение коммунизма и коммунистов с российской политической авансцены, но он не преследовал СОЗНАТЕЛЬНО такой цели − это получилось само собой в результате его реформаторской деятельности. Ну и, разумеется, в результате деятельности Ельцина и других ведущих политиков той поры.

Впрочем, те опрометчивые слова Горбачева, конечно, имели значение не только для истории, но и для его положения в тогдашнем политическом раскладе. Они не укрепили его положения. Человек, оказавшийся в заточении по воле своих недавних друзей − коммунистических бонз − и освобожденный благодаря всколыхнувшейся волне широкого демократического сопротивления − с кем он теперь? Выяснилось: может, он и придвинулся поближе к освободителям, но не очень отшатнулся и от своих тюремщиков. Более того, вполне уместно было подозрение, что он в состоянии возглавить хоть и не открытую − в духе этого самого путча, − но тем не менее достаточно серьезную борьбу сохраняющей свою силу коммунистической бюрократии против тех перемен, которые он − это ясно, − уже не будет возглавлять.

Тут, пожалуй, можно еще привести оценку, которую дал той горбачевской пресс-конференции, советник президента США Джорджа Буша (старшего) Брент Скоукрофт:

«Горбачев и сам усугубил свои проблемы, предприняв неуклюжую попытку защитить коммунизм во время пресс-конференции после возвращения в Москву, продолжая утверждать, что коммунизм можно трансформировать в позитивную силу. Это выступление показало, как далек он был от действительности, и выявило его истинные идеологические пристрастия. Это были безошибочные признаки. Эра Горбачева закончилась».


Ельцин возражает…

С момента, как Горбачев вернулся из Фороса, и до его отставки они с Ельциным встречались, по воспоминаниям Бориса Николаевича, восемь − десять раз. Ельцин сразу же потребовал, чтобы все кадровые назначения президент СССР согласовывал с ним. Услышав это требование, пишет Ельцин, «Горбачев посмотрел на меня внимательно. Это был взгляд зажатого в угол человека».

Тем не менее, первые послепутчевые назначения, причем важнейшие, Горбачев сделал без оглядки на Ельцина: министром обороны назначил бывшего начальника Генштаба Моисеева, председателем КГБ − бывшего заместителя Крючкова Шебаршина… На посту министра иностранных дел оставил Бессмертных.

Едва узнав об этих назначениях из сообщений информагентств, Ельцин позвонил Горбачеву (дело было ночью):

− Михаил Сергеевич, что вы делаете? Моисеев − один из организаторов путча. Шебаршин − ближайший человек Крючкова.

− Да, возможно, я не сориентировался, − стал оправдываться Горбачев, − но сейчас уже поздно, во всех газетах опубликован указ, его зачитали по телевидению.

Однако Ельцин не собирался отступать. Он чувствовал себя хозяином положения. Утром 23 августа он приехал к Горбачеву и сразу же потребовал отправить Моисеева в отставку. Разговор двух президентов развивался весьма драматично. Горбачев пытался возражать, но Ельцин стоял на своем. Наконец Горбачев сдался: «Я подумаю, как это исправить». Однако Ельцин не унимался: «Нет, я не уйду, пока вы при мне этого не сделаете. Приглашайте Моисеева прямо сюда и отправляйте его в отставку».

Горбачеву пришлось подчиниться.

Далее последовал уж и вовсе фантастический поворот беседы. Ельцину было известно, что как раз в этот день Моисеев распорядился уничтожить документы, особенно шифровки, подписанные им и относящиеся к путчу. Известна было даже фамилия офицера, которому было поручено этим заниматься, и его телефон. Ельцин передал Горбачеву листок бумаги, где они были указаны: «Попросите по этому телефону и просто спросите, чем этот человек занимается в данный момент».

Горбачев так и сделал − в присутствии Моисеева набрал написанный на бумажке номер. На вопрос президента СССР, какое указание он получил сегодня, офицер вынужден был ответить: «Я получил указание от генерала Моисеева уничтожить все шифровки, касающиеся августовского путча».

«Горбачев повернулся к Моисееву, − пишет Ельцин. − «Вам еще что-то неясно?» Генералу, только что назначенному на пост главы Минобороны, было ясно все…»

Думаю, вряд ли еще были случаи, когда министра снимали таким вот образом.

Горбачев и Ельцин договорились, что назначение новых «силовиков» будет согласовано с главами республик.