Конституция сахарова
Вид материала | Документы |
СодержаниеКакие ценности он защищал Зачем они это затеяли КГБ − белый и пушистый Бой за Прибалтику проигран Катастрофа все ближе После прибалтики. схватка продолжается |
- А. Д. Сахарова «Уроки Сахарова. «Мир. Прогресс. Права человека» Цели конкурс, 51.38kb.
- Реферат по дисциплине: «История науки и техники ХХ века» на тему «Жизнь и творчество, 388.1kb.
- Конституция Республики Греции. М.,2003 Конституция Республики Македония. М.,1996 Конституция, 35.64kb.
- «Детство и юность Андрея Сахарова», 105.51kb.
- Учебно-методический комплекс уфа-2007 Составитель: Сахарова Л. Ю. Удк 339. 138 : 33., 398.87kb.
- Конституция конституция, 122.86kb.
- Гладышева О. Н, 401.82kb.
- Конституция Российской Федерации Конституция Республики Тыва закон, 94.84kb.
- Формы правления в зарубежных странах § Понятия формы государства и формы правления, 514.03kb.
- Конституция республики казахстан, 626.66kb.
Какие ценности он защищал
Какое-то время я еще продолжал расспрашивать Крючкова о возможном заговоре, но он твердо стоял на своем: никакой информации о таком заговоре у него нет.
− Другое дело, − сказал Крючков, − что на собраниях и митингах того или иного политического толка время от времени раздаются голоса с резкой критикой социализма и восхвалением капиталистического пути развития, с требованием сменить форму правления и даже режим. Но ведь это слова, а закон наш предусматривает ответственность ЗА НАСИЛЬСТВЕННЫЕ ДЕЙСТВИЯ, направленные на свержение существующего строя, либо за публичные призывы к таким действиям.
Вот здесь при желании уже можно было услышать, на защиту каких ценностей ориентирован КГБ (странно было бы, если бы он ориентировался на что-то другое). В стране уже вовсю шла дискуссия по поводу того, следует ли упорно держаться за «социализм» или же пора отбросить этот обветшалый жупел и взяться за построение демократического общества с рыночной экономикой, этого самого «капитализма». Против таких перемен и выступил через несколько месяцев ГКЧП.
Крючкова беспокоит, что в стране появилась возможность обогащаться, «не затрачивая при этом соответствующего личного труда», появились первые миллионеры… «У нас в стране нехватка продуктов питания, но если бы мы добились нормального их распределения, мы прожили бы более или менее сносно».
Опять это «нормальное распределение»! Нет элементарного понимания: ничего «распределять» не надо, ничего никогда «нормально» распределять вы не сумеете − организуйте нормальный рынок и он сам все нормально распределит.
Я продолжал допытываться: вы уверяете, что не было попыток переворота − а как же сентябрьское, прошлого года, подтягивание войск к Москве? По словам Крючкова, это все были несерьезные разговоры. В действительности речь шла о подготовке к 7 ноября (как мы знаем, прежде всё объяснялось еще и тем, что войска с полным боекомплектом перебрасывались на уборку урожая).
«Он всегда был всего лишь помощником»
Забавно, что тот же самый вопрос − насчет возможности заговора-сговора, причем с участием КГБ, самого его председателя, − на полгода раньше, в августе 1990-го, я задал бывшему подчиненному Крючкова генерал-майору госбезопасности в отставке Олегу Калугину (как я уже сказал, Крючков долго меня не принимал). Калугин усомнился, что его бывший шеф окажется настолько храбр, что ввяжется в такую авантюру.
− Теоретически заговор с участием КГБ возможен, − сказал мой собеседник. − Но практически, зная нынешнее руководство Комитета, в частности, Крючкова, я оцениваю такую возможность как не очень большую. По своему характеру Крючков − это, если так можно выразиться, помощник. Он всю жизнь был помощником кого-либо. Прежде всего − Андропова. Будучи начальником канцелярии КГБ, он в основном имел дело с бумагами, решений не принимал. Потом он стал начальником разведки. И его считали помощником председателя по разведке: самостоятельные решения от него опять-таки не исходили. Помнится, приходишь к нему с каким-то делом. Он тут же хватается за трубку прямой связи с Андроповым: «Юрий Владимирович, вот такая ситуация… Как вы думаете? Что нам делать?» Андропов объясняет ему, что делать, а он со спокойной душой передает это мне. Вот такой стиль, такая психология, которые сохранились у него и на председательском посту. Он будет с сильным человеком, с тем, у кого реальная власть. Сегодня он может быть с Горбачевым, завтра − с другим, если почувствует, что этот другой сильнее.
Так за кем же Крючков в августе 1991 года почувствовал силу более сильную, чем за Горбачевым? За Лукьяновым? За Баклановым? За кем-то еще?
Или, может, он напоследок решил задавить в себе комплекс неполноценности, которым всю жизнь страдал, и принять в конце концов самостоятельное решение? Ельцин считал, что «одним из самых главных» в заговоре был именно Крючков. Горбачев полагал, что он вообще был главным.
Зачем они это затеяли
Спрашивается, зачем они это все затеяли? В дальнейшем выяснилось − среди прочих причин, почему они пошли на безумный шаг − затеяли и возглавили путч: после подписания Союзного договора им грозит потеря постов. До какого-то времени я сомневался, чтобы Крючкову и Язову, например, − надежным, как казалось, членам горбачевской команды, − это грозило. Госбезопасность, оборона вроде бы оставлялись договором в ведении Центра, и не было никаких признаков, что Горбачев, по крайней мере в ближайшее время, вытряхнет их из кресел.
Откровенно говоря, я всегда считал, что единственное достоинство глуповато-солдафонистого маршала Язова как министра обороны − то, что он «человек Горбачева»: своим обширным телом он затыкает амбразуру, не позволяя сесть в министерское кресло кому-то более способному, но, соответственно, и более опасному − тому же начальнику Генштаба генералу армии Моисееву (забавно, что прохановский путчистский листок «День», напротив, держал Язова за эталон образованности, интеллигентности, культуры, публиковал полосные аллилуйские очерки, посвященные ему, под коротким бесхитростным заголовком «Язов»; уже если эталон таков, что же тогда об остальных говорить?)
Что касается Крючкова, подразумеваемую принадлежность лубянского начальника к команде Горбачева я не считал единственным достоинством в глазах президента. Но тоже, наверное, − главным. По моему разумению, и он своим пребыванием в опасном ведомстве не давал хода откровенным «ястребам» − таким, например, как Филипп Бобков, его первый зам.
Кстати, я спросил Крючкова, правда ли, что первая кандидатура на пост председателя КГБ в случае переворота и возврата к тоталитаризму − именно Бобков? Мой собеседник расшаркался перед замом, сказав, что, как ему кажется, тот стоит на правильных политических позициях, поддерживает перестройку и уж никак не готовится к посту председателя КГБ. Впрочем, под конец Крючков добавил:
− Будем считать ваши слова сигналом и поинтересуемся у него.
Так я стал еще и доносчиком, стукачом. Возможно, возбужденный мной интерес к фигуре Бобкова сказался неблагоприятными для него образом, поскольку через несколько дней после публикации интервью Крючков отправил его в отставку.
Впрочем, отставного первого крючковского зама тут же трудоустроил тот же Язов − взял его к себе в советники (замечательная это должность − «советник»: когда некуда приткнуть нужного человека, тут же она и возникает, а что там советник советует, − это уже дело десятое).
Во время августовского путча неожиданно всплыл и сынишка Филиппа Бобкова − Сергей Бобков, дотоле никому не известный поэт. Оказалось, он тоже советник, или, точнее, советчик. 20 августа он явился в Союз писателей и стал настоятельно советовать не на шутку перетрусившим союзписательским секретарям выступить в поддержку ГКЧП.
Так что, как представлялось, и у Язова, и у Крючкова была ясно очерченная функция в политической борьбе − прикрывать тылы Горбачева. Выполняя ее, они вроде бы обеспечивали себе вполне надежное и устойчивое карьерное долгожительство. Дело, однако, в том, что Горбачев не был ни единственным, ни главным их хозяином. Можно предположить, что главным хозяином был невидимый монстр, главный противник горбачевских начинаний, имя которому − партийно-советская номенклатура, военно-промышленный комплекс. Именно он диктовал Крючкову и Язову правила игры. Главным правилом, главным условием их пребывания на своих постах как раз и было, чтобы постепенно, шаг за шагом − через Тбилиси, через Баку, через Вильнюс, через парадно-картофельные передвижения войск − они вели дело к военному перевороту. Хочешь − играй, не хочешь − уступи место другому. Таково было условие.
Язов и Крючков принялись играть. Причем с известной долей азарта, хотя и с понятной долей трусости. В целом все это отвечало их кондовым взглядам, кондовому образу мыслей. Крючков, например, напрочь не понимал и не принимал рынок. В этом, как уже говорилось, я убедился во время нашей беседы. Деятельность предпринимателей он считал экономическим саботажем. Основную задачу госбезопасности видел в защите «социалистического строя». То есть весь джентльменский набор представлений брежневско-черненковских времен был при нем. А все заверения о приверженности перестройке, демократии, закону, которыми он сыпал на каждом шагу, были не более чем словесным прикрытием, дымовой завесой.
КГБ − белый и пушистый
Выйдя от Крючкова, мы еще около часа сидели у Сергея Дьякова. Опять пили чай, на этот раз − с бутербродами. Дьяков все сокрушался по поводу несправедливости судьбы: сколько можно отождествлять нынешний КГБ с его предшественниками − ВЧК, ОГПУ, НКВД? Это ведь совсем другая организация, ничего общего с теми не имеющая!
− Ко мне каждый день приходят молодые сотрудники, − говорил Дьяков, − и задают мне один и тот же вопрос: «Скажите, в чем наша вина? Мы ведь никого не расстреливали, не пытали. Почему все на нас смотрят как на убийц и палачей?» Что я им могу ответить?
Я сказал то же, что говорил и Крючкову: по-моему, КГБ надо разделить на два ведомства − по типу ЦРУ и ФБР. Первое занималось бы разведкой и контрразведкой (куда ж денешься, надо: все этим занимаются), второе − боролось бы с особо серьезной, «государственной», преступностью (тоже надо). И − никакой политической полиции! И, конечно, надо расстаться с этой ненавистной аббревиатурой − КГБ (не НКВД, конечно, но тоже, доложу я вам). Вот тогда не возникнет никаких вопросов у молодых сотрудников.
Домой меня предупредительно отвезли на казенной комитетской машине. Не на «членовозе», конечно, − на черной «Волге», причем не первой молодости. Из неприметного подземного гаража она вынырнула прямо на площадь, которой лишь несколько месяцев оставалось носить имя одного из столпов коммунистического режима и быть украшенной его зловещей фигурой.
«КГБ тут не при чем!»
В воскресенье 13 января, утром, после ночных вильнюсских событий, я пришел на переделкинскую дачу к одному из замов редактора «Литгазеты» − Аркадию Удальцову (мы жили рядом) и сказал, что, по-моему, публикацию интервью с Крючковым надо отложить на неопределенное время (оно стояло в номере от 16 января): у меня не было сомнений, что КГБ принимал в этих событиях непосредственное участие. Жалко, конечно, было откладывать: столько сил потрачено, столько времени ухлопано. Но в конце концов есть вещи посерьезнее, чем собственные потраченные силы. Посоветовавшись, однако, решили отложить публикацию только на один номер, добавить вопрос о Литве, и пусть Крючков сам объяснит читателю, что там произошло.
Но Крючков ничего говорить о Литве категорически не хотел. Ну, подумаешь, дескать, экая важность. Какие-то события все время будут происходить − неужто на все надо реагировать и всякий раз что-то добавлять? Я, однако, напечатал на машинке вопрос, вклеил его в гранку уже набранного интервью в качестве первого вопроса, оставив место для ответа и послал с курьером на Кузнецкий. Вопрос был такой:
«Начну, как говорится, прямо в лоб − с Прибалтики. На мой взгляд, там искусственно раздувается мятеж. В поддержку ему предоставлена армия. В Вильнюсе она уже пустила в ход оружие, расправилась с безоружными людьми. Какова позиция КГБ?»
Довольно скоро − правда, уже после публикации, − я понял, что, не желая этого, я бросил Крючкову «свечу», ограничившись упоминанием об армии. В дальнейшем все узнали, что не меньшую роль, чем армия, в вильнюсской трагедии сыграл КГБ. Однако в тот момент, в сами январские дни, КГБ еще оставался в тени, играл в представлении людей какую-то пассивную и даже страдальческую роль: единственный погибший из числа штурмовавших телецентр почему-то как раз оказался из «органов», не из внутренних войск, как сообщалось раньше.
В конце концов Крючков, видимо, оценил удобство моего вопроса − вклеил под ним свой ответ, в котором оправдывал действия армии, офицеры и солдаты которой, по его словам, «проявили достойную выдержку», хотя жертв избежать не удалось. Глава КГБ выразил соболезнования семьям погибших и, кажется впервые в печати, сообщил, что среди них был и сотрудник его ведомства − лейтенант В.Шатских (не капитан ВВ Гаврилов, как сообщили первоначально). При этом Крючков утверждал, что первыми открыли огонь «не советские воины», − надо так понимать, не армейские подразделения, − а те, кто им противостоял.
Сегодня, когда мы знаем, что первым открыл огонь спецназ КГБ, та самая группа «Альфа», эти слова бывшего шефа КГБ в общем-то, можно считать правдивыми. Однако вряд ли сам он имел в виду своих подопечных. С его точки зрения, виноваты в своей гибели были, конечно, сами жертвы − мирные литовские граждане.
Что касается позиции КГБ, она, по словам Крючкова, была в этом конфликте отстраненно-миротворческой. Он так ее сформулировал:
«Сделать все, чтобы повернуть создавшуюся ситуацию в русло примирения, диалога и согласия… Пусть улягутся страсти, жизнь более или менее войдет в нормальную колею… Важно, чтобы никто из противоборствующих сторон не накалял обстановку. Сложно? Да. Но другого выхода у нас нет».
«От повторной оккупации Литву спасли литовцы»
Во время нашей «очной» беседы в начале января, еще не зная, что произойдет в Вильнюсе буквально на днях, я задал Крючкову «гипотетический» вопрос о возможности таких событий:
− Во время пребывания в Литве мне приходилось слышать, что в эту республику засылают какие-то группы для организации провокаций, беспорядков, возбуждения у людей чувства неуверенности и т.д. Есть ли у этих слухов основания? Какие задачи ставятся перед КГБ в отношении Литвы? Стоит ли задача по дестабилизации обстановки в республике − подобные разговоры я тоже не раз слышал, будучи там?
Такие вопросы и в таком кабинете задаешь обычно не в надежде услышать правдивый ответ, а просто, чтобы предоставить читателю некую информацию. Крючков, как и ожидалось, все отрицает:
− Никаких групп никто туда не засылает. По крайней мере, Комитет госбезопасности. У них создаются и действуют собственные группы, причем различной направленности. Одни, мне кажется, помогают стабилизации положения, другие действуют обратным образом. У нас нет никаких планов насчет дестабилизации обстановки в Литве. Если прибалтийские республики решили выйти из Союза, это, как вы знаете, их право, но опять-таки есть закон, в рамках которого надо поступать.
Забавно: это голубиное воркование лилось из уст человека, который к тому времени уже многие месяцы кропотливо трудился над тем, чтобы опрокинуть вольнолюбивое руководство в трех республиках Прибалтики. Как готовился план по «захвату Литвы», как его пытались осуществить, после много писали и в литовской, и в не литовской прессе. Вот, например, как описывал это вскоре после вильнюсских событий директор литовского Департамента охраны края Аудрюс Буткявичюс (надо полагать, этот департамент, несмотря на свою молодость, тоже осуществлял уже какую-никакую разведку):
«Подготовленные в прошлом году планы захвата Литвы уточнялись летом, осенью, пополнялись данными военной разведки. Был согласован хронометраж операций… В январе в Вильнюс вновь были переброшены оперативники Ачалова, была установлена дата введения президентского правления − 13 января. (В скобках еще раз напомню: генерал Ачалов − одна из самых зловещих фигур в тогдашнем советском генералитете, в дальнейшем − один из военных руководителей и августовского 1991 года и сентябрьско-октябрьского 1993 года мятежей. − О.М.) Основная руководящая группа была дислоцирована в Вильнюсе, другие части − в Каунасе и других городах республики. Ачалов прибыл 7 января, Варенников − 10 января. Полк из 920 солдат Псковской дивизии тоже ничего хорошего не сулил. Позже он доставил отряд спецназа из военнослужащих, непосредственно подчиненных Ачалову (по-видимому, имеется в виду спецназ КГБ, та самая группа «Альфа», хотя Ачалов был заместителем министра обороны. − О.М.)…
Операцией по захвату Литвы руководили упомянутый Ачалов, генералы Варенников и Овчаров, сотрудник МВД СССР Демидов и другие непосредственно ответственные за действия своих подразделений. Больше всех людей убили подчиненные Ачалова из подразделения спецназа…
От повторной оккупации нас спасли люди Литвы, своей грудью заслонившие Верховный Совет. Прорываться через многотысячную толпу, давить людей танками не решился даже сам Ачалов, и операция захлебнулась».
Как видим, фамилия Крючкова здесь не упоминается, но он, без сомнения, активно участвовал во всей этой деятельности. И вот мы слышим от него: другого пути, как только путь примирения, диалога и согласия, у нас нет.
Бой за Прибалтику проигран
На этом, наверное, можно закончить разговор о событиях января 1991 года в Прибалтике. Эти события были одним из важнейших этапов распада СССР. Перед Горбачевым вопрос стоял так: пан или пропал? Полагаю, к тому времени он уже пришел к отчетливому пониманию: остановить рассыпание империи, сохранить ее целиком в прежнем виде, если и можно попытаться, то только при помощи силы. Других вариантов нет.
Да, но что значит применить силу? Ввести во все три прибалтийские республики войска, объявить в них прямое президентское правление, передать власть промосковским «комитетам национального спасения», опереться на русскоязычное население, на сотрудников располагающихся там союзных предприятий? Пробный шар, пущенный в Литве, показал: войска встретят отчаянное, повсеместное сопротивление, прольется море крови. Главное же – восстановить там в полном объеме власть союзного Центра не удастся. «Комитеты нацспасения» не пользуются в прибалтийских республиках сколько-нибудь значительной поддержкой, «антисепаратистская» роль русскоязычного населения в развернувшихся там политических событиях невелика, во всяком случае не имеет решающего значения.
Да и вообще власти Центра уже нет фактически нигде на пространстве бывшего Союза, в той же России. Силовое подавление независимости, объявленной в Прибалтике, вызовет негативную реакцию и в других республиках: а, вы так с нами обращаетесь – так нате же вам! Прямое президентское правление фактически потребовалось бы вводить по всей стране, о чем, разумеется, не приходилось и мечтать. Не было на это сил.
Наконец, Горбачеву было ясно и другое. Если он очертя голову будет продолжать силовой нажим на «сепаратистов» в Прибалтике, он как политик фактически совершит самоубийство. Вся затеянная им политика перестройки, провозглашенные лозунги нового мышления, весь обретенный им международный авторитет, авторитет человека, покончившего с «холодной войной», освободившего Восточную Европу, позволившего объединиться Германии, – все полетит коту под хвост. На это, конечно, он пойти не мог.
В дальнейшем все его усилия по спасению СССР будут ограничиваться более скромной установкой: отпустить в вольное плавание то, что удержать уже невозможно, и сохранить в рамках Союза то, что еще можно сохранить.
Впрочем, впереди была еще одна попытка силой спасти всю советскую империю целиком, попытка, предпринятая близкими Горбачеву людьми. Вместо спасения эта авантюра принесла империи окончательную и бесповоротную гибель.
Катастрофа все ближе
«Привилегированные условия снабжения столичных городов, в первую очередь Москвы режим всегда рассматривал как важнейший фактор, позволяющий сохранить контроль за политической ситуацией в стране. При всей деинтеллектуализации (неплохой термин! − О.М.) советского руководства, то, что революция в России, проложившая большевикам дорогу к власти, началась с продовольственных беспорядков в столице, они знали. К началу 1991 года и в Москве ситуация на потребительском рынке становится катастрофической.
Председатель исполкома Моссовета Ю. Лужков − премьер-министру СССР В.Павлову (26 февраля 1991 года):
«Все, чем располагает московская торговля по непродовольственным товарам, − это 5, 1 миллиарда рублей, или 42 процента к прошлому году… На этот год планируется уменьшение импортных поставок на 75 процентов. Но и этот объем разнарядками пока не подтвержден… В сложившейся ситуации с товарным наполнением отсутствует возможность организации даже нормированного (то есть по талонам. − О.М.) снабжения населения…»
В нестоличных крупных городах положение на потребительском рынке еще сложнее. Президиум Нижегородского областного совета народных депутатов пишет Горбачеву (декабрь 1990 года):
«Уважаемый Михаил Сергеевич! В г. Нижнем Новгороде до крайности усугубилась обстановка с обеспечением населения продовольствием. Выделенные фонды не позволяют обеспечить основными продуктами даже приближенно к санитарным нормам такие категории жителей, как дети, беременные и кормящие женщины. В государственной торговле, кроме нормируемых товаров, продовольствие практически отсутствует. При этом образовалась большая задолженность города перед населением по отовариванию выданных талонов на мясо, сахарный песок, животное и растительное масло и пр.»
-------------------------
ПОСЛЕ ПРИБАЛТИКИ. СХВАТКА ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Ставка на силу и ответная реакция
Максимальное обострение отношений между Горбачевым и Ельциным пришлось на зиму и раннюю весну 1991 года. Как уже говорилось, начиная с предшествующей осени Горбачев, по-видимому, все более стал склоняться к мысли, что остановить распад Союза – по крайней мере, предпринять такую попытку – можно лишь при помощи силы. Это вызвало ответную острую реакцию Ельцина и других республиканских лидеров. Но прежде всего Ельцина, который, конечно, чувствовал себя лидером среди лидеров.
События в Вильнюсе активизировали все эти процессы. Движение к распаду Союза ускорилось. Возросло и напряжение между Горбачевым и Ельциным. Стремительный вояж Ельцина в Прибалтику сразу же после ночных вильнюсских событий 13 января, все его дальнейшие выступления и действия во время самой острой трехнедельной фазы балтийского кризиса были прямым, демонстративным вызовом союзному Центру, Горбачеву.
Особенно возмутили президента заявления Ельцина о том, что четыре самые крупный союзные республики − Россия, Украина, Белоруссия и Казахстан − собираются в ближайшее время подписать четырехсторонний договор в обход Центра, о том, что каждая республик должна обзавестись своей армией… .
Это уже была весьма определенная заявка, довольно точно предвосхищавшая дальнейшие события, которые ожидали «Союз нерушимый».