Андрей Николаев, Олег Маркеев

Вид материалаДокументы

Содержание


Спецлагерь «Бестиарий»
Подобный материал:
1   ...   19   20   21   22   23   24   25   26   27

Глава 24



Иван Межевой подполз к обрыву, осторожно посмотрел вниз. Скала уходила к воде почти отвесно, но прибоя почти не было, волны лениво вздымались у подножия — со стороны моря небольшую бухту защищали обломки скал.

— Вижу, — тихо сказал Межевой, обернувшись к Назарову, — сюда плывут.

— Подняться смогут?

— Тут, чуть в стороне щель в скале, но я бы не смог, — честно ответил Иван.

— Ладно, ждем, что будут дальше делать, — решил Назаров.

Все расселись на камнях, Назаров вытащил папиросы. Справа слышалась стрельба, изредка гулко били орудия подлодок. Назаров прислушался.

— Если высадятся и введут в дело минометы — все, Бельский не удержит берег.

— Говорил — в тундру уходить надо, — пробурчал Межевой.

— Ну, так и шел бы, — в сердцах сказал Кривокрасов, — нудишь тут над ухом, как комар, всю плешь переел.

Межевой обиженно засопел.

— В тундру отходить придется, — подтвердил Назаров, — хорошо бы, конечно, нанести как можно больший урон, а если удастся офицеров выбить — совсем прекрасно. Надо было кому то в лагере остаться. Если совсем хреново будет — вывели бы людей за сопки и к Кармакулам подались.

— Как их выведешь, если Барченко сказал — время вышло, начинаем эксперимент, — пожал плечами Кривокрасов.

— Когда сказал? — насторожился Назаров.

— Да вот, в лагере. Ты уже на берег бойцов повел, а я чуток задержался.

— Ну ка, старшина, дай бинокль, — Назаров поднялся на ноги, посмотрел в сторону лагеря, — да, ты прав. Вон они идут. Барченко, Боровская и Лада. А, вот еще Данилов к ним присоединился. А куда они идут? — Назаров повел биноклем, прикидывая маршрут, — да, теперь понятно.

Он опустил бинокль, посмотрел на обрыв, возле которого они остановились.

— Иван, а дальше есть место, где высадиться можно?

— Нет, дальше сам черт ногу сломит. Даже к берегу не подойти.

— Ну ка, посмотри, где немцы.

Межевой опять подполз к гребню.

— Вот мать их так, под скалой уже. Чего то шебуршатся в лодках, веревки готовят…, а, черт, — он отпрянул назад, — кажись, заметили. — Он осторожно высунул голову, ударила пулеметная очередь и Межевой скатился вниз, — вот, зараза, чуть не пришибли.

— Эх, пару гранат бы, — с тоской сказал Войтюк.

Назаров оглядел местность.

— Похоже, с горной подготовкой у них порядок. Так, все вот за те камни. Иван, ты поглядывай, только осторожно, лоб под пулю не подставляй. Как будут на середине скалы — скажешь. Подняться мы им все равно не помешаем — высунуться не дадут, а вот когда они на гребень выползут — другое дело. Умаров, бегом в лагерь, пусть собирают вещи и будут готовы уходить. Передашь — возвращайся сюда.


«Круг Семи камней»

Площадка, ограниченная семью камнями, была совсем рядом — они стояли на вылизанном ветрами граните, среди обломков камней. Лада оглянулась на профессора.

— Я должна идти туда? Одна?

— Да, дорогая, — кивнул Барченко, — вы сами все поймете. Думаю, вас ждут.

— Не бойтесь, Лада, — подбодрила Боровская, — ничего не случится.

Девушка кивнула, покусала губы и медленно пошла вперед. Обломки камней лежали перед ней узкой полосой, будто указывали дорогу. Ей вдруг показалось, что она уже шла здесь, в сумраке и тумане, но по краям тогда стояла талая вода, дул холодный ветер, а впереди, за пеленой тумана разгорался золотистый свет.

Площадка, ограниченная камнями, поросла короткой жесткой травой, казалось, что на земле лежит ворсистый ковер, но не узорчатый, как в домике у Назарова, а серый и блеклый. Лада замерла, не решаясь сделать последний шаг, судорожно вздохнула и ступила на площадку.

Ничего не произошло. Она растерянно огляделась. Трава была по щиколотку — обычная, только высохшая, земля сухая. Лада посмотрела назад. Барченко, нервно облизывая губы, махнул ей рукой — давай дальше, Боровская кивнула ободряюще — не бойся, девочка. Илья смотрел спокойно, эмоции, как всегда, не отражались на его малоподвижном лице.

Лада встала в центр площадки, напряжение оставляло ее, она даже улыбнулась, вспомнив свои страхи. Да, профессор ошибся. Ну, какая працивилизация? Да и непохожа она на человека, оставленного предками, чтобы сквозь века пронести тайное знание, сохранить в себе ключ к «золотым вратам».

Лада с улыбкой обернулась к своим спутникам и смех застыл на губах — камни, окружавшие ее, поднимались, словно вырастали из земли. Было похоже, будто кто то выталкивает их из уютных гнезд, где они покоились тысячелетия. С шорохом осыпалась земля с покатых боков, куски дерна с белесыми корнями трав отваливались в сторону. Барченко стоял, торжествующе вскинув руки, Боровская кусала пальцы, глядя на Ладу расширившимися глазами.

Трава засветилась под ногами девушки, она боязливо переступила, но огонь не обжигал. Разгораясь, он поднимался золотистым бурлящим светом, покрывал ступни Лады, подбирался выше, к коленям. Это было похоже на половодье, когда река, заполняя участки суши, прибывает стремительно и неудержимо. Камни вырвались из почвы, зависли над землей и вдруг, дрогнув, заскользили в хороводе вокруг Лады. Бег их все убыстрялся, гудел рассекаемый воздух, они поднимались, и золотой свет следовал за ними, как прибывающая в колодце вода. Не в силах шевельнуться, Лада беспомощно огляделась. Вот свет залил грудь, плечи и она подняла голову, словно утопающий, в тщетной надежде в последний раз глотнуть воздуха…

Столб света скрыл девушку, поднявшись на высоту около трех метров, камни продолжили свой хоровод, вращаясь, словно лопасти пропеллера. Профессор посмотрел на Боровскую.

— Ну, что вы теперь скажете, уважаемая Майя Геннадиевна?

— Я никогда не боялась признать свою неправоту, — тихо ответила она, — осталось, только молится, чтобы и ваши выводы относительно намерений тех, кто поставил «врата», оказались верными.

Длинная пулеметная очередь заставила всех повернуться в сторону моря.

— Наши друзья спешат на дележ пирога, — пробормотал профессор, — Илья, ты сможешь их хоть ненадолго задержать? Мне нужен час, всего лишь час — «золотые врата» захлопнутся ровно через шестьдесят минут.

Лопарь пожал плечами.

— Я попробую, — он повернулся и зашагал по склону сопки.


Межевой едва успел нырнуть в трещину, тянувшуюся вдоль вершины скалы. Пули ударили в камень, выбивая крошки, с визгом рикошетируя. Назаров выставил наверх автомат, дал короткую очередь.

— Иван, просил же наблюдать!

— Он сбоку подобрался, за выступом. Вы же видели — только я выгляну, сразу пулять начинают. Лодка отошла, а там двое за гребнем наблюдали.

— Рассыпаться, — приказал Назаров.

Кривокрасов и Войтюк поползли по трещине в разные стороны, Межевой остался возле капитана. Назаров на мгновение выглянул. Пулеметчик, первым взобравшийся на скалу, расположился в небольшой выемке, чуть ниже гребня.

— Старшина, можешь снять его?

Войтюк привстал, и тут же длинная очередь веером прошлась по краю трещины, заставив его нырнуть вниз. Старшина передернул затвор, пружинисто приподнялся, вскинул винтовку. Гулко ударил выстрел. Войтюк мгновенно присел. Пули высекли тусклые искры над его головой.

— Дохлый номер, капитан, — крикнул он, — это, как птицу в лет бить, только она не отстреливается.

— Коля, попробуй отвлечь.

Кривокрасов вскочил на ноги, с бедра дал очередь, мгновением позже старшина снова выстрелил из винтовки. Пулемет выплюнул пламя, Назаров почувствовал, как пули рвут воздух над головой.

Со стороны лагеря, где держал оборону подполковник Бельский со стрелками охраны, раздались два коротких сухих взрыва. Назаров посмотрел туда, покачал головой.

— Минометы… Эх, черт!

— Чего делать то, начальник? — спросил Межевой, с надеждой глядя на него.

— Отходить. Миша, старшина! Отходить будем. По очереди. Мы сейчас с Иваном перебежим вот туда, — он показал рукой небольшой взгорок в двадцати метрах позади, — потом вы. Межевой, готов?

Иван присел, готовясь в броску.

— Готов.

— Пошли!

Они выскочили из расщелины, кинулись вниз, скользя по каменной крошке. Позади ударила трехлинейка, гулко забарабанил автомат Кривокрасова.

— Зигзагом, — крикнул Назаров, бросаясь в сторону.

Пули запели вокруг, взбили фонтанчики земли под ногами. Что то рвануло полу шинели, выругался Межевой. Задыхаясь, они скатились за бугор, Назаров отполз в сторону, выглянул. Пулеметчик на гребне молчал, левее, за обломком скалы, затаился еще один солдат с автоматом в руках — видно успел подняться, пока они бежали. Назаров присмотрелся. Солдат забросил автомат за спину и потянул что то из за пояса. Граната. Капитан прикинул расстояние до расщелины, где сидели Кривокрасов и Войтюк. Не добросит.

— Миша, сейчас гранату бросит! Сразу после взрыва бегите сюда, я прикрою.

— А я чего? — спросил Межевой, — у меня только «перо», — он сидел на корточках, поглаживая лезвием финки по ладони, словно брадобрей по ремню, готовясь обслужить клиента.

— Отдыхай пока, — пробормотал Назаров.

Солдат за камнем взмахнул рукой.

— Граната!

Взрыв взметнул щебень, пыль. Сквозь дым было видно, как Кривокрасов и Войтюк выскочили из расщелины и бросились бежать. Назаров повел стволом. Короткой очередью заставил пулеметчика ткнуться в землю, второй очередью загнал выглянувшего было автоматчика за камень. Войтюк и Кривокрасов, тяжело дыша, рухнули рядом.

— Ну, чисто спартакиада народов СССР, — пробормотал Войтюк.

— Ага, — подтвердил Межевой, — забег на короткую дистанцию. А будет еще на длинную — до Малых Кармакул.

— Помолчи, Иван. Так, мужики, держимся, сколько возможно, потом отходим в сопки, прикрывая друг друга. У кого сколько патронов?

— У меня с десяток обойм, все карманы набил, — ответил старшина.

— Четыре полных рожка и в этом половина, — сказал Кривокрасов, — еще «ТТ» и «вальтер».

— Отдай «вальтер» Ивану, он совсем без ничего.

— О! — воскликнул Межевой, принимая пистолет, — всегда мечтал ствол заиметь, но чтобы сам Михаил Терентьевич вручил…

Кривокрасов открыл было рот, чтобы оборвать его восторги, но так и остался сидеть, уставившись ему за спину. Назаров, поднимая автомат, медленно повернулся по направлению его взгляда и тоже замер.

— Мать честная, — сказал Войтюк.

В просвет между сопками была видна поблескивающая заболоченными участками и мелкими озерками тундра, вдали, на востоке, синели в дымке невысокие горы. А у подножия сопок крутился столб золотого света, камни, вращающиеся на вершине столба, сливались в темную полосу.

Назаров сглотнул слюну.

— Значит, профессор был прав, — пробормотал он, — значит, здесь действительно вход в другой мир, — он нахмурился, вспомнив, что именно Лада должна была пройти через «врата», как посредник между человечеством и его далекими предками.

— А вот и подмога, — сказал Межевой.

От сопок к ним неспешно шагал Илья Данилов. Назаров замахал ему рукой: пригнись, да пригнись ты. Данилов слегка повел перед собой рукой и сделался словно прозрачным — его малица будто слилась с травой и только приглядевшись, можно было увидеть, как двигаются его ноги. Подойдя, он присел на корточки.

— Профессор попросил задержать их, — он кивнул в сторону берега, — я пришел.

— Вот и мы думаем, как же это их задержать, — невесело усмехнулся Назаров, — у тебя оружие есть?

— Нет, — покачал головой шаман нойд, — могу ветер сделать, — он осмотрел небо с рваными тучами, — немного снега. Если бы мы были у меня, на Ловозере, мне помогли бы предки, но здесь я слаб, — он сожалеюще цокнул языком, — слишком слаб.

— Хоть что то, — сказал Назаров, вспоминая, какую метель Данилов поднял на побережье перед подходом подлодок, — а ты где это шишку успел набить?

Данилов погладил себя по макушке, ощупал пальцами ясно видимый через светлые волосы бугорок на темени.

— Не шишка. Всегда у меня это было. Профессор говорил — это глаз, — Илья помялся, вспоминая трудное слово, — эпифиз, — наконец выговорил он, — шишковидной тело, принимает небесную энергию, помогает видеть, что будет.

— Ну и что ты видишь? — заинтересовался Кривокрасов.

— Это редко случается, — вздохнул Данилов, — давно не было.

— Так, — прервал разговор Назаров, — внимание, кажется, сейчас нам будет не до будущего — уцелеть бы в настоящем.

* * *


Спецлагерь «Бестиарий»

Пробитые резиновые лодки все же успели добраться до берега. Бельский, бессильно сжимая кулаки, смотрел, как солдаты разбегаются по пляжу, уверенно выбирая укрытия. Двое присели за скалой, собирая миномет. Через минуту тоскливый вой, знакомый с войны, прорезал воздух.

— Ложись, — гаркнул подполковник, падая на камни.

Мина ударила ниже гребня, осколки ушли в воздух, но, сквозь шум осыпающихся камней, он услышал свист еще одной и крепко выругался. Минут пять — и минометчики пристреляются, а на скалах укрыться негде. Он привстал.

— Правый фланг, отходит к лагерю, левый — прикрывает. Марш!

Мимо с топотом побежали бойцы. Пропустив мимо себя последнего, Бельский махнул рукой, призывая оставшихся отходить. В воротах он столкнулся со спешащими навстречу Марией Санджиевой и Умаровым. Чуть поотстав от них семенила Серафима Панова.

— Вы куда, там уже немцы!

— Товарищ капитан приказал всем отходить в тундру, а мне вернутся к нему, — выпалил на бегу Умаров.

— А вы то куда, госпожа Санджиева. Серафима Григорьевна, хоть вы останьтесь. Кстати, отходить надо в другую сторону, к Кармакулам.

— Командуйте солдатами, господин Бельский, — отрезала Санджиева.

— А я к Александру Васильевичу схожу, — сказала Панова, — чую я, недоброе там замышляется.

— Ну, как знаете. Бойцы, — закричал подполковник, — рассредоточиться, укрыться за бараками.

К нему приблизился Шамшулов. Лицо у него было бледное, он был в черной шинели и фуражке, петлицы с серебряными звездами были спороты.

— Надеетесь здесь удержаться, Бельский?

— Нет, не надеюсь, — угрюмо ответил подполковник, — просто я устал бегать от немцев. А вам советовал бы уходить. И Шота Георгиевича захватите, — он указал на Гагуа, стоявшего возле своего барака. — Мои знания не пригодились ни моему собственному командованию, ни профессору Барченко, осталось только умереть с честью.

— Красиво говорите, подполковник, — издевательски одобрил Шамшулов, — ну, что ж, счастливо оставаться, — он поклонился и заспешил к своему бараку, — Шота Георгиевич, вы остаетесь, или со мной?

— С вами, — ответил Гагуа, — только вещи захвачу.

— Быстрее, немцы ждать не будут.

Оглянувшись, Шамшулов заметил солдат в серо зеленой камуфляжной форме, окружающих лагерь. Застучали автоматы, глухо ударили в ответ трехлинейки. Пули ровной строчкой пробежали по земле, поднимая фонтанчики грязи. Шамшулов упал и пополз вперед, отчаянно толкаясь коленями.

Немцы залегли за проволокой и, прижимая бойцов к земле короткими очередями, деловито резали колючку, делая в ней широкие проходы. Шамшулов оглянулся. Если забежать за барак, подлезть под проволокой, то можно уйти в тундру. Главное — не упустить момент. Вот, сейчас: он приподнялся но внезапно какой то полузабытый звук заставил его прижаться к земле. Самолет? Нет, не один, много! Его радиограмма дошла, это помощь! Он перевернулся на спину и посмотрел в небо. Давайте, милые, давайте, соколы! Отползти подальше — чтобы свои не попали — сейчас ведь будут бомбить, стрелять, а потом — парашютный десант, и все, немцам крышка!

Самолеты вынырнули со стороны сопок, с востока. Они шли звеньями, почти на бреющем полете — метрах в пятидесяти от земли.

Так и должно быть, решил Шамшулов, чтобы бомбить прицельно, своих не задеть.

Остекление штурманских кабин сверкало в лучах солнца, можно уже было различить звезды на крыльях. Вот от первого самолета отделились бомбы. Шамшулов вдруг понял, что на такой малой площади, как территория лагеря, летчики не в состоянии выбрать, где свои, а где чужие — достанется всем. Он перекатился на живот и закрыл голову руками, ожидая, как подпрыгнет земля под ним, ударит по ушам взрывная волна, засвистят осколки.

Рев моторов пронесся над головой, прижал к земле, он мельком взглянул вслед бомбардировщикам — и еще успел увидеть, как из за скал, с моря, навстречу им поднялись огненные трассы.

Глухие удары заставили его вжаться в мокрую землю. Он ожидал, что будет страшнее, однако и эти взрывы едва не подняли его на ноги, в тщетной надежде убежать. Нет, нельзя — посечет осколками, сломает взрывной волной! Лежать, приказывал себе Шамшулов, лежать!

Гул самолетов стих, не веря, что остался жив, он приподнял голову. А вот теперь — бежать. Сейчас будут бросать десант, немцы так просто не сдадутся. Да, скорее.

Шамшулов поднялся на ноги. Шинель промокла почти насквозь, он погрозил кулаком скрывшимся за скалами самолетам

— Мать вашу! Своих бомбить?

Возле бараков поднимали головы стрелки охраны. Десантники, рассыпавшиеся за колючей проволокой, настороженно поднимались, поводя стволами автоматов. Никто не стрелял. Что то странное почудилось Шамшулову — будто марево поднималось над мокрой землей. Он потряс головой. Скалы вдали, бараки, фигуры солдат и десантников, казались расплывчатыми, зыбкими. От земли поднимался сладковатый запах прелого сена — Шамшулов вспомнил, как мальчишкой разгребал оставшиеся нетронутыми в зиму колхозные стога. Вроде бы пахло точно также, хотя за давностью лет можно было и забыть. Шамшулов глубоко вздохнул и вдруг со страхом осознал, что не может наполнить легкие — будто что то перекрыло к ним доступ воздуха. Судорожно открывая рот, он попытался вновь вздохнуть. Заслезились глаза, в горле запершило, внезапно накатила слабость, к горлу подступила тошнота. Он нагнулся, сплюнул вязкую слюну. Краем глаза заметил, как невдалеке упал на колени Гагуа — его рвало. Схватившись за горло, Шамшулов в ужасе огляделся: и стрелки охраны, и солдаты из немецкого десанта, корчились, кто на земле, кто стоя, согнувшись в три погибели. Спотыкаясь, Шамшулов побежал к казарме — возле нее хватал воздух привалившийся к стене подполковник Бельский. Лицо у подполковника посинело, он царапал пальцами горло, но в то же время горькая усмешка не сходила с его губ.

— Что это, — выдавил Шамшулов, — Бельский, что это?

— Фосген, — прохрипел поляк, — это фосген… все, товарищ старший инспектор…

— Как? Но можно же выйти из … зоны поражения, бежать, быстрее бежать!

— Поздно… даже если вы вырветесь из облака газа — через двое суток отек легких, и смерть от удушья.

— За что, — взвизгнул Шамшулов, — мне… за что мне?

— А мне? — спросил Бельский, — а им? — он указал на корчащихся бойцов, полез в кобуру.

Шамшулов сквозь слезы видел, как подполковник вытащил «маузер», всхлипнул, и бросился бежать к воротам.

Позади сухо треснул выстрел.