Мирча элиаде. Трактат по истории религий

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   24
23. Уран. — В Греции бог Уран сохранил натуралистические черты в более четком и определенном виде: он является небом. Гесиод (Теог., 126 sq.) описывает Урана, который, «возжаждав любви», распространяется во все стороны, охватывая собой землю и принося с собой ночь. Эта космическая иерогамия демонстрирует его небесные функции. Но, если не считать мифа, то у нас не осталось никаких иных следов от Урана, Даже его изображений. Его культ, если таковой существовал, был присвоен другими богами, и прежде всего — Зевсом. Уран — это еще один пример общей судьбы верховных небесных божеств: их постепенно вытесняют за пределы действительной религиозной жизни, им приходится претерпевать бесчисленные узурпации, слияния, замещения, а в конце концов о них просто забывают. Совершенно исчезнувший из религиозной практики, образ Урана уцелел в мифе, дошедшем до нас благодаря Гесиоду; но, какими бы многочисленными ни были связанные с ним обряды, миф этот в первую очередь удовлетворяет жажду познания начала вещей. Действительно, в начале всего было небо или, самое большее, божественная чета Небо—Земля9. Именно от этой неисчерпаемой иерогамии произошли первые боги (Океан, Гиперион, Тейя, Фетида, Феба, Кронос и др.), циклопы и прочие чудовища. Уран представлял собой в первую очередь мужское оплодотворяющее начало; в этом он сходен со всеми богами неба, например, с Дьяусом (последний именовался «добрым семенем», suretah, P. В., 4, 17, 4; от его объятий с божественной супругой Притхиви произошли все люди и боги; ср. Р. В., I, 106, 3; 159, 1; 185, 4; 4, 56, 2 и т. д.).

И, однако, необыкновенная плодовитость Урана таит в себе опасность (в этом его отличие от других богов неба). Произведенные им на свет существа не похожи на те, которые населяют землю сегодня: это — чудовища (тысячерукие, пятидесятиглазые, обладающие громадным ростом и т. п.). «Возненавидев их с первого же дня» (Гесиод), Уран прятал их в теле Земли (Геи)» которая стонала в страшных муках. Подстрекаемый Геей, Кронос, последний в его потомстве, улучил момент, когда его отец приблизился к земле (как это он делал всякий раз с наступлением ночи), отсек детородный орган Урана и бросил его в море. После того, как Уран был оскоплен, прекратились его чудовищные порождения, и тем самым пришел конец его высшей власти. Как показал Дюмезиль (Ouranos-Varuna), этот сюжет находит соответствие в мифе о бессилии Варуны и в обряде возведения в царский сан в Индии. К комплексу «связанных с верховной властью опасностей» мы обратимся в другом контексте, но уже сейчас нужно подчеркнуть основной смысл обоих мифов и соответствующего им ритуала (обеспечение плодовитости и контроль за ее последствиями). Замечательна также аналогия между характером верховной власти Варуны и Урана. Несмотря на всю позднейшую натуралистическую эволюцию, Уран «был первым владыкой Вселенной (Аполлодор, Библиот., I, 1); его первородную дочь звали Басилея (Диодор, 3, 57). Варуна — прежде всего бог «связывающий», точно также и Уран «связывает» своих Детей, пряча их одного за другим в утробе Геи. Варуна «перехватывает дыхание» своего сына Бхригу и отправляет его мучиться в подземный мир (Джайминия-бр., I, 44; S. Levi, Doctrine, 100 sq.; Dumezil, 55). Уран же заковывает в цепи Циклопов и низвергает их в «Тартар» (Аполлодор, Библиот., I, 1, 2). Кронос, унаследовавший его верховную власть над миром, заковывает в цепи своих врагов; в представлении орфиков Зевс также наделен подобной магической силой.

От прочих небесных божеств Уран отличается тем, что производит на свет чудовищ и питает ненависть к собственному потомству. Все небесные боги — творцы: они создают мир, других богов, живые существа. Плодовитость же есть лишь особое выражение, конкретизация важнейшей для них творческой функции. «Священное Небо опьянено желанием проникнуть в лоно Земли», — напоминал Эсхил в Данаидах, одной из своих (утраченных) трагедий (Nauck, frg. 44). Вот почему боги неба индийских и средиземноморских религий так или иначе отождествляются с быком. Ригведа называет «быком» Дьяуса (ср. I, 160, 3; 36, 5; 5, 58, 6 и т. д.); тем же свойством, как мы убедимся в дальнейшем, обладает большинство эгейских и восточных богов неба. Но в случае с Ураном подобная плодовитость оказывается опасной. Как верно отметил в своем комментарии к Теогонии Гесиода П. Мазон (coll. Bude, 1928, p. 28 sq.), оскопление Урана кладет конец его омерзительной и бессмысленной плодовитости; таким образом, с появлением Афродиты (рожденной из пены, пропитанной кровью детородного члена Урана) в мире водворяется порядок и неизменность видов, а всякое беспорядочное и вредоносное порождение становится более невозможным.

Ученые до сих пор не в состоянии вполне объяснить свойственную образу Урана уникальность, по крайней мере, ту, которая представлен» в Гесиодовом мифе. Почему он — единственный из множества небесных богов — должен без конца производить на свет чудовища, которых сам нее «ненавидит», «заковывает в цепи», низвергает в Тартар или прячет в утробе Земли? Не было ли здесь какого-то смутного воспоминания (негативно переосмысленного) о том мифологическом «изначальном времени», когда творение еще не подчинялось нормам, когда кто угодно мог родиться от кого угодно, когда волк мог возлечь рядом с ягненком, а леопард — рядом с козой? В самом деле, одним из характерных признаков этих первозданных райских времен была абсолютная свобода, проявлявшаяся на всех уровнях действительности, а значит, и в сфере размножения видов. Многочисленные предания повествуют о текучем, неопределенном, странном или чудовищном облике существ, рождавшихся в ту пору, в начале времен. А может быть, своеобразие Урана является рационалистическим комментарием, призванным подчеркнуть и возвысить новый строй бытия, который установила Афродита, а впоследствии поддерживал Зевс; новый уклад, характеризовавшийся устойчивостью видов, порядком, равновесием и иерархией, как они представлялись греческому духу? Или же в борьбе Уранидов следует видеть процесс вытеснения божеств доэллинского субстрата новыми, эллинскими, богами?

24. Зевс. — Как бы мы ни истолковывали эти уродливые и чудовищные порождения, остается фактом то, что задолго до исторических времен Уран исчез из сферы культа. Место Урана занял Зевс, чье имя ясно выражает небесную природу этого бога. Слово «Зевс», как и «Дьяус», сохраняет значения «блеск», «сияние», «день» (cp. санскр. div — «сверкать», «день»; критяне называли день dia: Макробий, I, 15, 14; ср. Cook, Zeus, I, 1 sq.); этимологически оно связано как с dios, так и с латинским dies. Понятно, однако, что его сферу не следует ограничивать тем, что слишком часто именуется «сияющим безоблачным, ясным небом», а в его метеорологических функциях не стоит видеть результат позднейшей эволюции или внешних влияний. Оружием Зевса всегда был гром; Зевсу посвящались места, пораженные ударом молнии (энелисии). Титулы Зевса вполне очевидны, и все они более или менее прямо указывают на его связь с бурей, дождем и плодородием. Так, Зевса именуют ombrios и hyettios (дождливым), urios (посылающим попутный ветер), astrapios (поражающим ударом молнии), bronton (громовержцем). Зевса называют georgos (земледельцем) и chtonios (ср. Гесиод, Труды и дни, ст. 465), ибо он правит дождями и обеспечивает плодородие полей. Даже его зооморфный облик (Зевс Ликейский, подобный волку, которому приносили человеческие жертвы» ср. Nilsson, Geschichte, 371 sq.) также объясняется сельскохозяйственной магией (жертвоприношения имели место в период засухи, метеорологических бедствий и т. п.).

Давно замечено, что Зевсу, хотя он и является высшим божеством греческого пантеона, посвящено меньше празднеств, нежели другим богам, а его собственный культ существенно беднее. Эта аномалия получала самые разные интерпретации (ср. Nilsson, 369). Действительно, Зевс, подобно всем прочим небесным богам, не всегда присутствует в религиозной жизни; тем не менее две чрезвычайно важные сферы, а именно земледелие и искупление, находятся в его власти. Все, от чего зависит хороший урожай (метеорология, дождь), и все, что очищает от грехов, входит в компетенцию неба. «Очищение» и «посвящение» молнией или же тем, что ее символизирует («ромб», «гром-камень») — это архаические обряды, доказывающие древность не только самих небесных богов, но и бурных, драматических элементов в их образах (§ 12). Многие ученые, загипнотизированные этимологией слова *Dieus, слишком легко забывают о том, что архаическая интуиция небесных божеств представляет собой по своей структуре единое целое. Разумеется, Зевс — это Владыка, Повелитель и т. п., и, однако, именно Зевс более определенно, чем другие небесные боги, сохранил атрибут «Отца». Он — Zeus pater (ср. Dyaus pitar, Юпитер), прообраз главы патриархального семейства. В его облике Pater familias отражены социальные представления арийских народов. Подобной ролью объясняется и Зевс Ктесий, «Hausvater», которого греки брали с собой во всех своих странствиях и переселениях, видя в нем гений домашнего очага (изображался в форме змеи). «Отец» и «Владыка», Зевс совершенно естественным образом превращается в божество города-государства, Зевса Полиея, и именно от него получают свою власть цари. Но все это многообразие форм по-прежнему сводится к одной и той же модели: верховенство принадлежит Отцу, т. е. Творцу, создателю все; вещей. Этот «творческий» элемент вполне очевиден в образе Зевса, — но не в космогонически плане (ибо Вселенную сотворил не он), а в сфере биокосмической: Зевс — повелитель дождя, е: принадлежит господство над источниками плодородия. Зевс — «творец», поскольку он — «оплодотворитель» (иногда он также и бык; ср. миф о Европе). «Творческие» же функции Зевса связаны в первую очередь с областью небесных, а атмосферных явлений и прежде всего — с феноменом дождя. Он — «верховный владыка» одновременно и как правитель, и как отец: нормальное состояние семьи и Природы Зевс обеспечивает, с одной стороны, своими творческими силами, а с другой — своей властью блюстителя законов и правил.

25. Юпитер, Один, Таранис и др. — Италийскому Юпитеру, как и Зевсу, поклонялись на возвышенностях. В образе горы сочетаются самые различные символы (§ 31): гора «высока», она ближе всего к небу, над нею собираются тучи и гремит гром. «Избранной» вершиной был, разумеется, Олимп; однако Зевс, как и Юпитер, мог присутствовать на каждом холме. Столь же красноречивы и эпитеты Юпитера: Lucelius, Fulgur, Fulgurator. Юпитеру, как и Зевсу, был посвящен дуб, поскольку именно это дерево чаще всего поражала молния. Капитолийский дуб принадлежал Юпитеру Feretrius, qui ferit, «Юпитеру поражающему»; его также называли Юпитер Lapis, изображая в виде камня. Подобно всем небесным богам, Юпитер карал ударом молнии; в первую очередь наказанию подвергались те, кто не держал слова или нарушал договор. Юпитер Lapis освящал договоры между разными народами; фециал убивал священным камнем поросенка, провозглашая при этом: «Если римский народ нарушит договор, то пусть поразит его молнией Юпитер, как поражаю я сейчас камнем эту свинью!» Юпитер представлял собой высшее божество, абсолютного владыку: Jupiter omnipotens, Jupiter Optimus Maximus. Эти титулы сохранились даже в литературных текстах: summe deum regnator (Naevius, fr. 15); meus pater, deorum regnator, architectus omnibus (Plautus, Amphitr., 44 sq.), deum regnator node caeca caelume conspectu ab-stulit (Accius, fr. 33) и т. д.

Как и подобает истинному повелителю Космоса, Юпитер вмешивается в ход истории не с помощью физической, военной силы (как это делает Марс), но через свои магические способности (Дюмезиль, Mitra-Varuna, 33; Jupiter, Mars, Quirinus, 81) специально указал на эту магию Юпитера, напомнив один эпизод из римской истории. Когда сабиняне уже овладели Капитолием, и римская армия была готова в панике рассеяться, Ромул обратился к Юпитеру с мольбой: «Избавь римлян от страха, останови их позорное бегство!» В то же самое мгновение, словно под действием волшебных чар, к римлянам вернулось мужество; они атаковали врага и одержали победу (Плутарх, Ромул, 18; Тит Ливии, I, 12). Юпитер вмешался в ход событий «магическим» образом, непосредственно воздействуя на состояние духа римлян.

Рассказывая о религии семнонов, Тацит (Germania, 39) упоминает веру этого германского | народа в верховное божество, regnator omnium deus, не сообщая нам, правда, его имени (ср. Closs, Die Religion des Semnonenstammes, passim). Согласно тому же Тациту, германцы поклонялись в первую очередь Меркурию и Марсу, т. е. Вотану (*Wothanaz; скандинавский Один) и Тюру (*Tiwaz; древний верхненемецкий Zio; англо-саксонский Tio; от *tiwaz, соответствующего *Dieus, deiuos, divus с общим смыслом «бог»). В *Tiwaz усматривали regnator omnium deus (например, Hommel, Die Hauptgottheiten der Germanen bei Tacitus) — древнего германского бога неба. Top (Донар; *Thunraz), подобно Индре и Юпитеру, бог грозы и войны. Различие между Ураном, который «связывает» своих противников и знает грядущее (именно он предупреждает Кроноса о грозящей тому опасности), и Зевсом, который «героически» сражается, пуская в ход свои молнии, или же между «волшебником» Варуной и «воином» Индрой, — подобное различие (с неизбежными вариациями) мы находим и в германской мифологии. Тор — это прежде всего воитель, защитник богов, архетип германских героев; Один, хотя и ему приходится участвовать в бесчисленных схватках, побеждает «без усилий», благодаря своим «чарам» (вездесущность, метаморфозы, способность парализовать противника, «связав» его страхом). Как показал Дюмезиль (Dieux des Germains, 19 sq.), здесь сохраняется архаическое индоарийское противопоставление «владыки-волшебника» и «владыки-героя», обладателей соответственно духовной и физической силы10.

Итак, в случае с Одином (Водан) и Тором (Донар) мы имеем дело с ураническими богами, чьи образы дополнились особыми атрибутами двух видов верховной власти и претерпели существенные изменения под действием различных параллельных процессов. Один (Водан) представляет собой в особенности сложный пример, к которому нельзя подходить с упрощенными интерпретациями. Развиваясь в самых разных сферах, образ Одина приобрел свойства земледельческих божеств, богов плодородия, а кроме того стал хтоническо-погребальным богом, водителем душ усопших героев. В последнее время все более энергично подчеркивается внутренняя близость религии Водана шаманизму кочевников северной и северо-западной Азии (ср. Closs, 665 и прим. 62). Водан — это «великий шаман», который в течение девяти ночей висит на Мировом Древе (Havamal, 139—141), после чего открывает руны, обретая таким образом магические способности (явный намек на обряд инициации). Даже в его имени ясно выражено свойство «владыки Wut», furor religiosus (Wodan, id est furor; Адам Бременский). Неистовое упоение, пророческий восторг, магические познания скальдов, — все это находит соответствие в практике шаманов. Отсюда, разумеется, не следует, что Один-Водан есть божество иноземное, негерманское (как это часто пытались доказать): просто в процессе позднейшей «специализации» образ Одина приобрел новые качества и способности и в итоге сблизился с богами негерманского типа.

Кельтам был известен Таранис, представлявший собой, вне всякого сомнения, бога грозового неба (от кельтского корня taran = греметь, ср. ирл. torann, «гром»). Балтийский Перкунас (per-kunas = молния) и протославянский Перун (ср. польск. piorun = молния) также являются верховными небесными богами, обнаруживающими себя в первую очередь через грозу. В их именах (*perkus, quercus) находили параллели с ведическим божеством Парджанья и германским Фьергюн (мать Тора), а в последнее время — с Форкисом (отцом Пелиад) (Krappe, Les Peleiades). Как в их именах, так и в особенностях их культа обнаруживается тесная связь с дубом и некоторыми птицами-вестниками погоды (о птицах, предвещающих грозу или приход весны, см. Harrison, Themis, 94 sq.). И однако они, по крайней мере, в своей исторической форме демонстрируют ясно выраженную «специализацию», будучи прежде всего божествами грозы: они управляют временами года, распоряжаются дождями и в этом своем качестве являются божествами плодородия. Зевсу был посвящен Додонский дуб, но в то же самое время рядом с ним мы встречаем священных голубей, символ великой теллурической Матери, — а это указывает на древнюю иерогамию небесного бога грозы и великой богини плодородия (феномен, как мы вскоре убедимся, чрезвычайно распространенный).

26. Боги грозы. — Процесс «специализации» небесных богов, их превращение в божества бури и дождя, точно так же, как и выход на первый план их оплодотворяющих способностей, во многом объясняется пассивностью уранических богов, свойственной им тенденцией уступать место иным иерофаниям, более «конкретным», более четко и недвусмысленно персонифицированным, более тесно и непосредственно связанным с полдневными человеческими заботами. Подобная судьба обусловлена в первую очередь изначальной « отрешенностью », « потусторонностью », « трансцендентностью» неба и растущей «жаждой конкретного» в человеке. Процесс «эволюции» небесных богов весьма сложен. Чтобы упростить дальнейшее изложение, выделим две основные линии развития:

1. Бог неба, владыка мира, абсолютный монарх (деспот), страж законов;

2. Бог неба, творец, высшее воплощение мужского начала, супруг теллурической Великой Матери, ведающий дождями.

Совершенно ясно, что два эти типа мы нигде не встретим в чистом виде, что указанные линии развития никогда не идут параллельно друг другу, но постоянно пересекаются, что «Владыка» в то же самое время является подателем дождя, а «оплодотворитель» выступает также в роли «деспота». Тем не менее, мы вправе, не колеблясь, утверждать, что процесс специализации способствует достаточно четкому разграничению функций и сфер деятельности двух типов божеств.

Как на характерный пример первого класса (т. е. верховных владык и хранителей законов) укажем на Тяня, Варуну, Ахурамазду. Второй класс («оплодотворители») морфологически более разнообразен. Отметим, однако, что всем представителям данного класса свойственны следующие постоянные признаки: иерогамия с богиней земли; гром, гроза и дождь; ритуальная и мифологическая связь с быком. Среди богов второго типа («оплодотворителей», но в то же время «богов грозы») можно упомянуть Зевса, Мина, Парджанью, Индру, Рудру, Хаддада, Баала, Юпитера Dolichenus Тора, — одним словом, тех, кого называют богами грозы. Разумеется, каждое из перечисленных божеств имеет собственную «историю», более или менее четко отличающую его от соседей по данному списку, а в том, что, выражаясь на языке химии, можно назвать их «составом», обнаруживаются различные компоненты. Все это станет для нас яснее тогда, когда мы приступим к анализу не только «силы», но и «формы» богов. В настоящем же параграфе мы займемся в первую очередь тем, что их объединяет, общими для них функциями и элементами. Самые важные из них таковы: производительная сила (а следовательно, связь с образом быка; Землю нередко представляют в виде коровы), гром и дождь. Это, по сути дела, эпифании силы и бурного неистовства, источники энергии, абсолютно необходимой для обеспечения биокосмического плодородия и плодовитости. Атмосферные божества являются, несомненно, продуктом специализации небесных богов, и все же, как бы Далеко подобная специализация ни заходила, она не способна совершенно свести на нет их исконную ураническую основу. А потому так называемые «божества грозы» мы склонны причислять к небесным богам в собственном смысле слова: у тех, и у других мы обнаруживаем сходные качества и атрибуты.

Обратимся, например, к образу Парджаньи, Индийского божества бури. Его небесная структура вполне очевидна: Парджанья — сын Дьяуса (Р. В., VII, 102, 1), а порой совершенно с ним сливается, например, тогда, когда его рассматривают в качестве супруга богини Притхиви (А. В., XII, 1, 12, 42). Он властвует над водами и над всеми живыми существами (Р. В., VII, 101, 2), посылает дождь (V, 83; VII, 101, 102), обеспечивает плодовитость людей, животных и растений (V, 83, 1; VI, 52, 16; VII, 101, 1, 2); вся Земля трепещет перед его бурями (V, 83, 2). Более динамичный и конкретный, чем Дьяус, Парджанья гораздо успешнее поддерживает свой высокий ранг в индийском пантеоне. Но этот ранг уже не является верховным, ведь Парджанья не «знает» всего, как Дьяус, и не представляет собой высшего, абсолютного владыку, как Варуна. В процессе специализации Парджанья получил свой собственный, вполне определенный «удел», и, что еще важнее, даже в его границах Парджанья уже не является неуязвимым. Как только этого потребуют новые обряды и мифы, Парджанью заменят другие эпифании бури и оплодотворяющей силы.

Именно это и произошло в ведическую эпоху. Парджанья отступил перед Индрой, самым популярным из ведических богов (в одной только Ригведе ему посвящено не менее 250 гимнов, тогда как Варуне — десять, Митре, Варуне и адитьям вместе — около 35). Индра — это высшее воплощение «героя», это бесстрашный воин, обладающий неукротимой энергией, победитель чудовища Вритры (подчинившего себе воды), неутомимо поглощающий сому. Как бы мы ни истолковывали этот образ, невозможно пройти мимо космических функций Индры, его демиургического призвания. Индра охватывает собой небо (Р. В., 61, 8, 9), он больше, чем вся земля (I, 102, 8; 3, 32, 11), он носит небо, словно царский венец (I, 173, 6); количество сомы, которое он способен поглотить, приводит в ужас: разве не выпил он одним махом целых три озера? (VI, 17, 11). Опьяненный сомой, он убивает Вритру, дает волю бурям и грозам, заставляет дрожать все вокруг. Все, что творит Индра, преисполнено силы и какого-то бахвальства собственной мощью. Индра — прекрасное воплощение буйства жизни, преизбытка космической и биологической энергии; он гонит кровь и жизненные соки, оживляет ростки, дает волю течению рек и раздвигает тучи. Оружие, которым он умертвил Вритру — молния (ваджра), этим божественным оружием обладают также маруты, — подчиненные Индре божества бури. К марутам, «рожденным из смеха молнии» (I. 23, 12), часто обращаются в молитвах, дабы не метали они свои «стрелы» (Р. В., VII, 56, 9), не губили людей и скот (V, 55, 9; VII, 56, 17 и т. д.).

Гроза — это высшее выражение творческой силы; Индра посылает дождь и господствует над всякого рода влагой, будучи одновременно божеством плодородия (ср. Hopkins, Indra as God of Fertility) и прообразом рождающей силы (Р. В., VI, 46, 3 называет его sahasramushka, богом «тысячи яичек»). Индра — urvavapati, «господин полей», и sirapati, «владыка плуга»; он «бык земли» (А. В., XII, 1, 6), оплодотворитель полей, животных и женщин (ср. Meyer, Trilogie, III, 154 sq.). «Индра рождает животных» (Майтр.-самх., II, 5, 3); его призывают на свадьбах, дабы даровал он новобрачной десять сыновей (Хиранъякемин-Грихъясутра, I, 6, 20, 2); бесчисленные мольбы и обращения относятся к его неисчерпаемой производящей силе (ср. Meyer, III, 164). Все атрибуты и способности Индры внутренне связаны, а те сферы, над которыми он господствует, дополняют одна другую. Идет ли речь о молниях, которыми он поражает Вритру и освобождает воды, о предшествующих дождю грозах, о поглощении фантастических количеств сомы, об оплодотворении полей или о его гигантских эротических способностях, всякий раз мы сталкиваемся с эпифанией жизненной силы. Самое незначительное из деяний Индры происходит от избытка полноты, даже его хвастовство и бахвальство. Миф об Индре — превосходный символ глубинного единства между разными проявлениями жизненной полноты. Внутренняя динамика плодовитости одна и та же на всех космических уровнях; и потому в языке нередко обнаруживается как взаимозависимость между разными орудиями оплодотворения, так и их общее происхождение: этимологически varsha, «дождь», родственно vrishan, «мужской». Индра поддерживает бесконечное движение космических сил, обеспечивая таким образом циркуляцию биосперматической энергии. Запасы его витальной силы поистине неисчерпаемы, и именно на них возлагает свои надежды человек11. И однако, Индра не творец: он всюду содействует жизни, с успехом распространяя ее по всему миру, но он ее не создает. Творческая функция, которой обладает всякое ураническое божество, приобрела у Индры более узкую «специализацию» порождения и витальной силы.