Geum.ru

Мирча элиаде. Трактат по истории религий

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   24
Глава 4. ЛУНА И МИСТИКА ЛУНЫ

47. Луна и Время. — Солнце всегда остается равным и тождественным самому себе, не ведая какого-либо «становления». Луна же, напротив, это светило, которое растет, убывает и исчезает; светило, чья жизнь подчинена всеобщему закону рождения, изменения и смерти. Подобно человеку, Луна имеет свою собственную и весьма драматическую «историю», ибо ее ущерб, как и дряхление человека, завершается «смертью». В течение трех ночей звездное небо остается безлунным, но за этой «смертью» всегда следует «возрождение: «молодой месяц», новолуние. Исчезновение Луны во мраке, ее «гибель» никогда не бывают окончательными. В одном вавилонском гимне, обращенном к Сину, сказано, что Луна — это «плод, который растет сам из себя» (Furlani, La religione babilonese — assira, vol. I. Bologna, 1929, p. 155). Луна возрождается из своей собственной субстанции, в силу предначертания своей собственной судьбы.

Это вечное возвращение к первоначальным формам, это бесконечное чередование превращают Луну во светило жизненных ритмов по npeимуществу. А потому не удивительно, что Луна управляет всеми космическими сферами, подчиненными закону циклического становления: водами, дождем, растительностью, плодородием. Фазы Луны явили человеку конкретное время, отличное от астрономического времени, открытого лишь впоследствии. Смысл и магическая сила фаз Луны были вполне известны уже в ледниковый период. Символику спирали, змеи, молнии — а она происходит из интуиции Луны как нормы ритмических изменений и закона плодородия — мы встречаем в культурах ледниковой зоны Сибири (Иркутск, ср. Hentze, Mythes et symboles lunalres, 84 sq., рис. 59, 60). Несомненно, реальное время всюду измерялось посредством лунных фаз. А некоторые кочевые племена охотников и земледельцев (Jager- und Sammler-volker) и в наши дни используют только лунный календарь. Самый древний индоевропейский корень, относящийся к небесным светилам, обозначает Луну — те, (ср. О. Schrader, Sprach-vergl und Urgeschichte, 2-е изд., S. 443 sq.; W. Schultz, Zeitrechnung, S. 12 sq.); в санскритском он дает слово mami, «измеряю». Луна — Универсальная мера. Вся терминология индоевропейских языков, связанная с Луной, происходит от этого корня: mas (санскрит), так (авестийский), mah (старопрусский), menu (литовский), mena (готский), mene (греческий), mensis (латынь). Германцы измеряли время ночами (Тацит, Германия, II). Следы этого архаического способа измерения сохранились в народных традициях европейских народов; некоторые религиозные праздники отмечаются в ночное время, например, Рождество, Пасха, Пятидесятница, Крещение (Kuhn, см. у Hentze, Op. cit., 248).

Время, измеряемое и управляемое фазами Луны, это, если можно так выразиться, время «живое». Оно всегда относится к какой-то биокосмической реальности — дождю или приливу, севу или менструальному циклу. Целый ряд самых различных «сфер космоса» образует связное единство под влиянием или в согласии с лунными ритмами. Первобытное же мышление, постигнув «свойства» Луны, усматривает между этими группами феноменов отношения симпатии, соответствия или тождества. Так, например, с незапамятных времен, по крайней мере, уже в эпоху неолита, одна и та же символика объединяла Луну, Воды, Дождь, плодовитость женщин и животных; урожай, загробную судьбу человека и ритуал инициации. Мысленные обобщения, синтез, ставший возможным через открытие лунного ритма, объединяет разнородные сферы действительности; их структурные соответствия и функциональные аналогии никогда бы не обнаружились, если бы «примитивный», «первобытный» человек не воспринял интуитивно закон периодических изменений этого светила, что он сделал в довольно раннюю эпоху.

Луна служит не только для счета, измерения — она объединяет. Ее «силы» или ее ритмы «сводят к единому знаменателю» бесконечное множество феноменов и смыслов. Весь Космос подчиняется «законам», обретает «прозрачность» и становится постижимым. Теперь мир уже не является безграничным пространством, заполненным разнородными, независимыми друг от друга сущностями: внутри этого пространства мы начинаем различать связи, аналогии и соответствия. Все это, разумеется, происходит отнюдь не с помощью логического анализа действительности, но благодаря все более полной и достоверной интуиции целого. Существуют, правда, особые группы лунарных обрядовых и мифологических элементов, отделившихся от какой-то вполне определенной функции Луны и некоторым образом специализированных (например, однорукие или одноногие мифологические «лунные существа», чьи магические способности могут вызвать дождь), — однако не существует такого лунарного символа, ритуала или мифа, который не был бы так или иначе связан со всей совокупностью лунных «смыслов», свойств и значений, доступных для человека в данную эпоху. В любом отдельном фрагменте присутствует целое. Например, спираль, лунная символика которой была известна уже в ледниковый период, связывается с фазами Луны; но кроме того, она относится к эротической сфере (аналогия вульва = раковина), а также к сферам воды (Луна = раковина) и плодородия (двойной завиток, рога). Жемчуг, который носят в качестве амулета, объединяет женщину с самыми различными силами и реальностями: водными (раковина), лунными (раковина символизирует Луну; она создается из лучей Луны), сексуальными, порождающими и эмбриологическими. Лекарственное растение концентрирует в себе троякую действенность (Луна, воды, растительный мир), пусть даже в сознании того, кто им пользуется, с ясностью присутствует только один тип целебной силы. Каждое из этих свойств или сил, в свою очередь, действует сразу на нескольких «уровнях». Растительность, например, связана с представлениями о смерти и возрождении, о свете и мраке (интерпретированными как отдельные сферы космоса), о плодородии и богатстве. Совершенно изолированных или однозначных символов попросту не существует. «Все пребывает в согласии», в связи, образуя единое целое — космос.

48. Единство лунарных эпифаний. — Совершенно ясно, что подобное единство не может быть постигнуто рассудком, привыкшим действовать аналитически. И даже доступная современному человеку интуиция не способна ухватить во всей полноте то богатство оттенков, связей и переходов, которое предполагает в сознании человека архаической культуры любая космическая реальность (т. е. сакральность). Для этого последнего лунарный символ (амулет, изображение) не только фиксирует и концентрирует все лунные силы, действующие на всех уровнях космоса, но кроме того, благодаря эффективности соответствующего ритуала, утверждает человека в самом средоточии этих сил, увеличивая таким образом его жизненную энергию, делая его существование более насыщенным и «реальным» и, наконец, обеспечивая лучшую судьбу после смерти. А значит, нам нужно всегда помнить о том, что любой архаический религиозный акт (другими словами, любой акт, обладающий каким-либо смыслом) сохраняет синтетический характер, — только так сможем мы избежать опасности рассматривать аналитически, как простое механическое нагромождение все те функции, атрибуты и качества, о которых пойдет у нас речь в дальнейшем. Мы вынуждены разделять на части то, что есть и всегда остается единым. Мы истолковываем через каузальные связи то, что интуитивно воспринималось как целое. Мы используем слова «потому что» и «для того, чтобы», тогда как в архаическом сознании им соответствовал бы оборот «тем же самым образом» (например, мы говорим: «поскольку Луна господствует над водами, ей подчинены растения», а в сущности следовало сказать: «воды и растения подчинены ей тем же самым образом»).

«Свойства» Луны обнаруживаются не через Ряд отдельных усилий аналитического рассудка, но посредством интуитивного постижения; Луна постепенно открывается человеку в полноте, Целостности и нераздельности своих качеств. Возникающие в архаическом сознании аналогии упорядочиваются и систематизируются с помощью символов. Например, Луна появляется и исчезает; улитка показывает и прячет свои рожки; медведь впадает в спячку, а затем выходит из нее, — а потому улитка становится «местом» лунарной иерофании, как в религии древних мексиканцев, где бог Луны Тецшицтекатль изображается запертым в раковине улитки (ср. Wilke, Die religion der Indogermanen, 149, рис. 163); улитка превращается также в амулет и т. д.; медведь становится первопредком человеческого рода, ибо человек, чья жизнь сходна с жизнью Луны, мог быть создан лишь из самой субстанции или посредством магии этого «светила живых существ». Символы, получающие смысл через связь с Луной, суть в то же самое время Луна. Спираль есть и лунная иерофания (т. е. цикл «свет—темнота»), и знак, с помощью которого человек может «перенести на себя» свойства этого светила. Молния также является лунной кратофанией, поскольку ее блеск схож со светом Луны и предвещает дождь, которым ведает Луна. Все эти символы, иерофании, мифы, ритуалы, амулеты и пр., которые мы для удобства квалифицируем как лунарные, в сознании архаического человека составляют единое целое: они связаны аналогиями, соответствиями, переходами, образуя своего рода космическую «сеть» или громадную ткань, где все согласовано и взаимосвязано, где нет ничего отдельного и изолированного. Если же попытаться описать множество лунарных иерофании одной краткой формулой, то, пожалуй, можно сказать, что они открывают нам жизнь, которая периодически повторяет, ритмически воспроизводит самое себя. Все космологические, магические и религиозные значения и смыслы, связанные с Луной, объясняются способом ее существования, иначе говоря, тем, что Луна является «живой» и неисчерпаемой в своем вечном обновлении и возрождении. Интуитивное восприятие космических судеб Луны стало для архаического сознания началом своеобразной антропологии. В «жизни» Луны человек узнал самого себя — не только потому, что его собственная жизнь, подобно жизни всех организмов, имела конец, но прежде всего потому, что «новолуние» придавало смысл его собственной жажде обновления, его надеждам на «возрождение».

Меньшую важность для нас представляет точное определение того, с чем конкретно имеем мы дело в каждом из бесчисленных верований, так или иначе связанных с Луной, — с почитанием самого светила, с обитающим на Луне божеством или, наконец, с мифологической персонификацией Луны. История религии никогда не знала поклонения космическому или теллурическому объекту как таковому, ради самого этого объекта. Сакральный объект, какими бы ни были его форма и субстанция, является священным потому, что открывает человеку высшую реальность или же сказывается ей каким-то образом причастным. Любой сакральный объект всегда нечто воплощает; это нечто — сакральное (§3). Он может воплощать сакральное самим способом своего существования (как, например, небо, Солнце, Луна, Земля) или же своей формой (т. е. символически: например, улитка — спираль), наконец, посредством иерофании (определенное место, определенный камень становятся сакральными; определенный объект освящается через контакт с другим сакральным объектом или с сакральной личностью и т. д.).

А значит, и Луну никогда не почитали ради самой Луны; ей поклонялись во имя того сакрального содержания, которое через нее открывалось, иначе говоря, люди поклонялись сосредоточенной в Луне силе, неисчерпаемой жизни и неиссякаемой действительности, явленным через Луну. Лунарная сакральность познавалась либо непосредственно в иерофании Луны, либо в особых формах, созданных этой иерофанией в продолжение многих тысячелетий, т. е. в порожденных ею образах — олицетворениях, символах и мифах. Анализ различий между этими образами не входит в задачу настоящей главы. Главная наша цель — постижение лунной иерофании как таковой и всего с нею связанного. Точно также мы вправе не ограничиваться лишь явным образом «сакральными» материалами, т. е. лунными божествами и соответствующими мифами и ритуалами. Ведь для архаического сознания все, что обладало значением и относилось к абсолютной реальности, имело сакральный смысл и сакральное достоинство. Символика жемчужины или молнии открывает нам религиозные свойства Луны с такой же точностью, как и анализ лунных божеств вроде вавилонского Сина или греческой Гекаты.

49. Луна и Воды. — Воды подчинены ритмам (дождь, приливы и отливы), кроме того они связаны с прорастанием; по этим причинам они находятся в ведении Луны. «Луна пребывает в водах» (Ригведа, I, 105, 1), «от Луны нисходит дождь» (Айтарейя-брахмана, VIII, 28, 15), — таковы лейтмотивы индуистского умозрения. Имя Апамнапат, «сын воды», первоначально означавшее духа растительности, впоследствии стало применяться и по отношению к Луне и к лунному напитку соме. Ардвисура Анахита, иранская богиня воды, в небесной своей ипостаси была лунным божеством. Син, вавилонский бог Луны, также владычествовал над водами. В одном из гимнов упоминается его животворная эпифания: «Когда ты, словно лодка, плывешь по волнам... чистая река Евфрат насыщается сполна водами...» (Cuneiform Texts, 15—17; 16d). В тексте из «Langdom Epic» говорится, что «воды истекают из своего лона, из лунного источника» (цит. по Albright, Some cruces of the Langdom Epic, p. 68).

Все лунные божества сохраняют в более или менее ясном виде функции и атрибуты, связанные с водой. У некоторых племен американских индейцев Луна или лунное божество является одновременно божеством воды (например, в Мексике, у ирокезов и т. д.). Одно племя центральной Бразилии называет дочь бога Луны «Матерью Вод» (Briffault, The Mothers, II, 632). Хиеронимо де Чавес писал (1576), что, согласно верованиям Мексиканцев, «благодаря Луне все растет и размножается», а кроме того «ей подчинена всякая влага» (Seler, Gesammelte Abhandlungen, IV, 129). Связь между Луной и приливами, отмеченная греками и кельтами, известна также новозеландским маори (Krappe, Geriese des Mythes, 110) и I эскимосам (лунные божества управляют прили-1 вами и отливами; W. Schmidt, Ursprung, III, 496).

Уже в чрезвычайно давние времена была замечена связь дождя с началом лунного месяца. Для целого ряда мифологических персонажей, принадлежащих к весьма несходным культурам (бушмены, мексиканцы, австралийцы, самоеды, китайцы), характерны, с одной стороны, способность вызывать дождь, а с другой — отсутствие руки или ноги (Hentze, Mythes et Symboles, 152 sq.). Их лунарную структуру более чем убедительно доказал Гентце. Кроме того, лунные символы обильно представлены в иконографии этих народов, а их мифы, точно так же, как и соответствующие обряды, носят ярко выраженный лунарный характер. Если воды и дожди подчинены Луне и распределяются чаще всего в согласии с нормой и законом (т. е. в соответствии с лунным ритмом), то водные катастрофы обнаруживают совершенно иной аспект Луны, — Луну как фактор периодически повторяющегося разрушения исчерпанных «форм» и, можно добавить, их восстановления в универсальном, общепланетарном масштабе.

Трехдневному затмению, «смерти» Луны соответствует потоп. Эта грандиозная катастрофа, однако, никогда не бывает окончательной, ибо происходит она «под знаком» Луны и Воды, — реальностей, связанных по преимуществу с возрождением и произрастанием. Потоп несет гибель всему существующему только потому, что прежние «формы» оскудевают и истощаются, но после потопа всякий раз возникает новое человечество и начинается новая история (§ 72). В подавляющем большинстве связанных с потопом мифов рассказывается о том, каким образом удалось спастись единственному индивидууму, от которого ведет свое начало новый род людской. Иногда этот уцелевший человек (это может быть как мужчина, так и женщина) вступает в брак с «лунным животным» и таким образом становится мифологическим предком племени. Так, например, даякская легенда повествует о том, как некая женщина (единственный человек, спасшийся после потопа, вызванного умерщвлением громадного удава, т. е. «лунного животного») порождает новое человечество через совокупление с собакой (а точнее, с палкой для высекания огня, найденной рядом с собакой; Hentze, 24).

Из множества вариантов мифа о потопе мы упомянем лишь одну австралийскую версию (племя курнаи). Однажды громадная лягушка по имени Дак выпила всю воду в мире. Тщетно измученные жаждой животные старались заставить ее рассмеяться, и только когда угорь (или змей) начал перед ней извиваться, Дак не выдержала и расхохоталась; выплеснувшаяся из нее вода стала причиной потопа (Van Gennep, Mythes et legendes d'Australie, p. 84—85). Лягушка — лунное животное: во многих преданиях речь идет о лягушке, которую видят на Луне (Briffault, The Mothers, II, 634—635), лягушка фигурирует в бесчисленных обрядах, имеющих целью вызвать дождь (ibid., Krappe, Geriese, 321, прим. 2). Пастор В. Шмидт объясняет этот австралийский миф тем, что новолуние останавливает течение вод (раздувшаяся лягушка Дак; Ursprung, II, 394— 395). Наконец, Винтуис (Winthuis, Das Zweige-schlechterwesen, Leipzig, 1928, S. 179—181), полемизируя с интерпретацией Шмидта, усматривает в мифе о Дак эротический смысл, — это, впрочем, ничуть не опровергает ни его лунарный характер, ни антропогоническую функцию потопа (который «создает» новое, возрожденное человечество).

Там же, в Австралии, мы находим еще одну версию водной катастрофы, вызванной действием Луны. Однажды Луна, желая укрыться ночью от холода, попросила у человека шкуру опоссума; ей отказали, и чтобы отомстить, она обрушила на землю проливной дождь, затопивший все вокруг (Van Gennep, Op. cit., 46). О том, как Луна, в образе молодой прекрасной женщины, вызвала страшную катастрофу, рассказывают и мексиканцы (Briffault, II, 573). Но во всех этих связанных с Луной катаклизмах (обусловленных, как правило, оскорблением светила или незнанием ритуального запрета, т. е. «грехом», свидетельствующем о духовном падении человечества, об отказе соблюдать нормы, разрыве с космическими ритмами и т. д.), стоит обратить особое внимание на одну общую черту, а именно миф о возрождении, о появлении «нового человека». Вскоре мы убедимся, что этот миф превосходно вписывается в общий контекст сотериологических функций Луны и вод.

50. Луна и растительность. — Связь между Луной, дождем и растительностью была отмечена еще до открытия земледелия. Из единого источника вселенского плодородия происходит и растительный мир, подчиненный той самой периодичности, которой управляют лунные ритмы. Благодаря теплу Луны появляются растения, — сказано в одном иранском тексте (Яшт, VII, 4). Некоторые бразильские племена называют Луну «Матерью Трав» (Briffault, II, 629); во многих регионах (Полинезия, Молуккские о-ва, Меланезия, Китай, Швеция и др.) считается, что на Луне растут травы (ibid., 628—630). Французские крестьяне до сих пор сеют в новолуние, но подрезкой деревьев и сбором овощей они занимаются тогда, когда Луна убывает (Krappe, 100), — явно для того, чтобы не вступать в противоречие с космическим ритмом, разрушая живой организм в период подъема природных сил.

Внутренняя, органическая связь между Луной и растительностью столь сильна, что многие боги плодородия являются в то же время лунными божествами (например, Иштар, египетская Хатор, иранская Анаит и др.). Почти у всех богов растительности и плодородия сохраняются лунарные функции и атрибуты, — даже если их божественная «форма» стала вполне автономной. Син представляет собой кроме всего прочего создателя трав; Дионис — это одновременно и бог Луны, и бог растительности; Осирис совмещает все эти атрибуты — лунные, водные, растительные и земледельческие. С особенной ясностью комплекс «Луна — вода — растительность» обнаруживается в сакральном характере некоторых божественных по своему происхождению напитков, например, индийской сомы или иранской хаомы; последние к тому же персонифицировались в самостоятельных, хотя и бесконечно менее важных, по сравнению с главными богами индоиранского пантеона божествах. Как бы то ни было, в божественном напитке, дарующем бессмертие тому, кто его употребляет, концентрируется сакральная сила Луны, воды и растительности. Это воистину «божественная сущность», ибо она превращает «жизнь» в «абсолютную реальность», т. е-, в бессмертие. Амрита, амброзия, сома, хаома и др. имеют свой небесный прообраз, предназначенный для богов и героев, но они присутствуют и в земных напитках — в соме индийцев ведической эпохи, в вине дионисийских оргий и т. д. Особым своим действием эти «конкретные», земные напитки обязаны соответствующим небесным прототипам. Священное опьянение позволяет причаститься, пусть несовершенным и преходящим образом, к божественному способу бытия, иначе говоря, оно реализует следующий парадокс: человек обретает возможность воистину, по-настоящему быть — и в то же время жить; обладать всей полнотой существования — и одновременно становиться, изменяться. Метафизический удел Луны в том, чтобы жить, оставаясь в то же время бессмертной, познавать смерть как отдых и возрождение, но не как абсолютный конец. Именно с этой судьбой и пытается «солидаризироваться» человек посредством всевозможных мифов, ритуалов и символов, в которых, как мы убедились, сосуществуют сакральные значения Луны, воды и растительности, — и тогда, когда сакральность этих последних обусловлена сакральностью Луны, и в тех случаях, когда воды и растительность представляют собой самостоятельные иерофании. Как бы то ни было, мы всюду находим высшую, последнюю реальность, источник жизни и силы, из которого — прямо или через специальный ритуал освящения — и происходит все живое.

Представление о связях и соответствиях между различными сферами космоса, подчиненными ритмам Луны (дождем, растительностью, плодовитостью животных, духами умерших), обнаруживается даже в такой предельно «чистой» и архаической религии, как религия пигмеев. Празднество новолуния происходит у африканских пигмеев незадолго до начала сезона дождей. Луна, которую они называют Пе, считается «принципом порождения, матерью плодородия и плодовитости» (Trilles, Les Pygmees de la foret equatoriale, Paris, 1933, p. 112). Праздник Луны предназначен исключительно для женщин, подобно тому как в празднестве Солнца участвуют одни лишь мужчины (ibid., 113). Поскольку Луна является в то же время «матерью и обителью привидений», женщины, чтобы ее прославить, натираются глиной и растительными соками и становятся таким образом белыми, словно лунный свет или призраки. Праздничный ритуал состоит в приготовлении алкогольного напитка на основе забродивших бананов; его пьют женщины, обессиленные обрядовыми плясками и долгими молитвами, обращенными к Луне. Мужчины не танцуют и даже не сопровождают ритуал ударами в там-там. Луну, «матерь всего живого», просят удалить духов мертвых и привести с собой плодородие, даровав племени изобилие рыбы, дичи, фруктов и множество детей (Trilles, 115).