Мирча элиаде. Трактат по истории религий

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   ...   24
106. Древо познания. — Посреди рая находились Древо Жизни и Древо Познания добра и зла (Быт. 2, 9); плоды от этого последнего Бог заповедал не есть Адаму, «ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» (ib., 2, 17). Почему Бог не упоминает Древо Жизни? Может быть, оно лишь дублет Древа Познания или, как полагают некоторые ученые (ср. Paul Humbert, Etudes sur le recit du paradis, 22 sq.), Древо Жизни «скрыто», «утаено» и становится зримым и, следовательно, доступным только тогда, когда Адам познает добро и зло, т. е. обретает Мудрость? Мы склоняемся ко второй гипотезе. Древо Жизни дарует бессмертие, но добраться до него не так уж просто. Оно «спрятано», «скрыто» — как, например, трава бессмертия, которую ищет на дне океана Гильгамеш, или же его охраняют чудовища, как в случае с золотыми яблоками из сада Гесперид. Сосуществование Древа Жизни и Древа Мудрости не так уж необычно и парадоксально, как это кажется на первый взгляд. Мы находим этот феномен и в других архаических традициях: по мнению вавилонян, у восточных ворот Неба росли два дерева — Древо Истины и Древо Жизни; а в одном тексте из Рас-Шамра сказано, что Алиййан дарует и мудрость, и бессмертие (Humbert, 22).

Змей побуждает Адама и Еву отведать от Древа Познания, уверяя, что плоды его принесут им не смерть, но богоподобие. «И сказал змей жене: нет, не умрете, но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло» (Бытие, 3, 4—5). Будет ли человек подобен Богу только потому, что познает добро и зло, или еще и по той причине, что, став всеведущим, сможет «увидеть», где же находится Древо Жизни, и узнать, как можно достигнуть бессмертия? Библейский текст совершенно ясен: «И сказал Господь Бог: вот, Адам стал, как один из нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно» (Бытие, 3, 22). А значит, человек мог достигнуть бессмертия, лишь вкусив плодов второго дерева — Древа Бессмертия. Почему же тогда змей искушал Адама, подстрекая его отведать от Древа Познания, посредством которого он мог обрести одну только мудрость? Но если змей служил прообразом духа зла и, в этом своем качестве, не мог желать человеку бессмертия, то ему действительно следовало «запретить» человеку приближаться к Древу Жизни. Змей представляет собой препятствие, с которым сталкивается человек в своем стремлении к источнику бессмертия, в поисках Древа Жизни. Данная интерпретация найдет подтверждение в других традициях, к которым мы вскоре обратимся. Но искушение змея могло иметь еще одну причину: он хотел обрести бессмертие для себя (как он его действительно обрел в мифах других народов), и ему нужно было отыскать Древо Жизни, скрытое среди множества деревьев райского сада, чтобы первому вкусить его плодов; вот почему он подстрекает Адама «познать добро и зло»: благодаря своему знанию Адам смог бы ему затем открыть местонахождение Древа Жизни.

107. Стражи Древа Жизни. — Мифологический комплекс «первочеловек (или герой), стремящийся найти бессмертие — Древо Жизни — змей или чудовище, которое охраняет это дерево (или хитростью своей не позволяет человеку отведать его плодов)» встречается и в других традициях. Смысл этого сочетания (человек—дерево—змей) вполне очевиден: достигнуть бессмертия нелегко; бессмертие заключено в Древе Жизни (или Источнике Жизни), которое находится в каком-то труднодоступном месте (на краю земли, на дне морском, в стране мрака, на вершине необыкновенно высокой горы или в «центре»); дерево охраняет чудовище (или змей); человек, который ценой огромных усилий смог приблизиться к дереву, должен сражаться с чудовищем и победить его, чтобы завладеть плодами бессмертия.

Несомненно, поединок с чудовищем означает «инициацию», посвящение: чтобы получить право на бессмертие, человек должен выдержать «испытания», стать «героем». Тот, кто не в силах одолеть дракона или змея, не получит доступа к Древу Жизни, т. е. не сможет обрести бессмертие. Борьба героя с чудовищем не всегда имеет «физическую» природу. Адам был побежден змеем, хотя не вступал с ним в поединок «героического» типа (в отличие, например, от Геракла): его одолела хитрость змея, который внушил Адаму желание уподобиться Богу, побудил его нарушить божью заповедь и тем самым обрек на смерть. Разумеется, в самом библейском тексте змей не играет роль «защитника» Древа Жизни, но, исходя из следствий искушения, мы вправе приписать ему подобную функцию.

Гильгамешу, герою вавилонского эпоса, повезло не больше, чем Адаму. Он также возжелал обрести бессмертие; в самом деле, удрученный гибелью своего друга Энкиду, Гильгамеш сетует: «Неужели и мне суждено однажды уснуть, как уснул Энкиду, чтобы никогда уже не проснуться?» (фрагмент, цит. у Virolleaud, Le voyage de Gilgamesh аи Paradis, 204). Гильгамеш знает, что помочь ему может только один человек на свете — уцелевший после потопа мудрец Ут-напиштим, которому боги даровали бессмертие. К его жилищу, которое находится где-то «у впадения рек», и направляется Гильгамеш. Путь этот долог, труден, усеян многочисленными препятствиями; он подобен всякой дороге к «центру», к «раю», к источнику вечной жизни. Ут-напиштим живет на острове, окруженном водами смерти, но наш герой, в конце концов, преодолевает эту преграду. Правда, перед лицом испытаний, коим подверг его Ут-напиштим, Гильгамеш обнаруживает свое бессилие; ему, например, не удается выдержать шесть дней и шесть ночей без сна. Судьба его предрешена заранее: он не обретет вечную жизнь и не сможет уподобиться богам, ибо не имеет ни одного присущего богам качества.

Тем не менее Ут-напиштим по просьбе своей жены открывает Гильгамешу тайну: на дне моря существует «полное шипов» (т. е. труднодоступное) растение, которое, если не дарует бессмертия, то, по крайней мере, до бесконечности удлиняет жизнь того, кто его отведает. Привязав к ногам камни, Гильгамеш опускается за ним на дно моря. Обнаружив растение, он обрывает одну ветвь, отвязывает камни и поднимается на поверхность. По дороге в Урук он останавливается у источника, чтобы напиться; в это время привлеченная запахом цветка змея приближается к нему, проглатывает его и таким образом становится бессмертной. Гильгамеш, как и Адам, утратил бессмертие из-за коварства змеи и собственной глупости. Он не сумел выйти победителем из «испытаний», которым подверг его Ут-напиштим; точно также Гильгамешу не удалось сохранить то, что приобрел он благодаря огромной доброжелательности других (вспомним, что Гильгамешу во время его странствий помогали богиня Сабиту, Урнашаби, лодочник Ут-напиштима, сам Ут-напиштим и его супруга). Таким образом, главным противником человеческого бессмертия является чудовище, змея. Задолго до Гильгамеша Этана, легендарный царь Киша, просил Солнце и бога Ану дать ему «траву жизни», чтобы жена его могла родить наследника; он был вознесен на небеса орлом, которого змея с помощью хитрой уловки сбросила в яму. Борьба змеи с орлом является, как мы видели (§ 101), одним из лейтмотивов евроазиатской мифологии.

108. Чудовища и грифоны. — Древо Жизни и возрождения, которое растет на земле, равно как и его небесный прообраз, известны нам и по иранской мифологии. Земная хаома («желтый» хом), которая, подобно соме ведийских текстов, воспринималась то как растение, то как источник, произрастает в горах (Ясна, X, 3—4); в начале времен ее посадил на горе Хараити Ахурамазда (ib., X, 10). Прообраз ее пребывает на небе: это небесная хаома, или гаскерена (белый хом), дарующая бессмертие тем, кто ее отведает; находится она у источника всемирных вод Ардвисура на одном из островов озера Вуракаша среди тысяч других целебных растений (Видевдат, XX, 4; Бундахишн, XXVII, 4). Этот «белый хом был создан для того, чтобы победить старость. Именно он совершит возрождение Вселенной, за которым последует бессмертие. Хом — царь растений» (Бундахишн, I, 1, 5). «Тот, кто его отведает, становится бессмертным» (ib., XXVII, 5). На это создание Ахурамазды Ариман ответил тем, что сотворил в водах Вукараша ящерицу, которая должна вредить чудесному дереву Гаскерена (Бунд., XVIII, 2; ср. со змеей Мидхегг, грызущей корень Иггдрасиля). Йима, первочеловек иранской мифологической традиции, был бессмертен (Ясна, IX, 3—5), но, подобно Адаму, утратил бессмертие из-за греха: «он солгал и предался лживым и противным истине помышлениям» (Яшт, XIX, 33—34). Люди смертны и несчастны вследствие грехопадения Йимы (ср. A. Christensen, Le premier homme, II, 13 sq.).

Змей соседствует с Древом Жизни и в Других традициях, испытавших, очевидно, влияние иранских мифологических представлений. Салмыки рассказывают о драконе, который живет в море рядом с деревом Замбу, поджидая, когда с дерева упадет лист, который он мог бы проглотить. Бурятам известен змей Абрига, обитающий рядом с деревом в «молочном озере». Согласно некоторым легендам Центральной Азии, Абрига обвивается непосредственно вокруг ствола этого дерева (Holmberg, Finno-Ugric Mythology, 356 sq.).

Грифоны или чудовища всегда охраняют пути к спасению, иначе говоря, несут стражу вокруг Древа Жизни или одного из его символов. Чтобы завладеть золотыми яблоками из сада Гесперид, Геракл должен усыпить или убить охранявшего их дракона. Совершил ли это сам герой или, может быть, Атлант (пока Геракл поддерживал вместо него небесный свод), в данном случае несущественно. Важно то, что Геракл, в конце концов, успешно выдерживает героические «испытания» и завладевает золотыми яблоками. Колхидское золотое руно также сторожит дракон, и чтобы завладеть руном, Ясон должен его убить. Змеи «охраняют» все пути к бессмертию, т. е. всякий «центр», всякое вместилище сакральных сил, всякую истинную сущность. Их всегда изображают на кратерах Диониса (Carcopino, La basilique pythagoricienne, 299), в далекой Скифии они стерегут золото Аполлона (Геродот, III, 116), они охраняют сокровища, спрятанные в глубине земли, алмазы и жемчуг — на дне океана, — короче говоря, всякий символ, воплощающий в себе сакральное, дарующий силу, жизнь и всеведение. В баптистерии города Пармы драконы несут стражу рядом с Древом Жизни. Тот же мотив встречается и на барельефе в кафедральном соборе Феррары (Hartlaub, Arcana Artis, 294).

109. Дерево и Крест. — Древо Жизни — прототип всех волшебных растений, которые воскрешают мертвых, исцеляют от болезней, возвращают молодость и т. д. А потому на горе Ошади растут три чудесные травы: «одна из них, бесценная трава, воскрешает умерших, с помощью второй извлекаются из тела стрелы, благодаря третьей заживают раны...» (Рамаяна, Юддха Канда, 26, 6). Самая ценная, без сомнения, это трава мритасамдживани, которая возвращает к жизни. Но существует еще и «великая трава», самдхани, обладающая способностью собирать воедино части тела покойника (Махабхарата, I, 76, 33). Китайские легенды повествуют о чудесном острове, откуда вороны приносят траву, воскрешающую воинов спустя три дня после их смерти. Сходные поверья обнаруживаются в Иране (Coyajee, Shahnameh Legends, 201, 185). Воскрешающую мертвых траву знает и римский мир (Плиний, Hist. Nat., 25, 5); ее свойства прославляются в легендах всех европейских народов (ср. о македонских румынах, Candrea, Iarba Fiarelor, 20). Когда царь Соломон просил бессмертия у царицы Савской, та рассказала ему о растении, которое находится посреди скал. Соломон встречает «седого человека», старика, шествующего с травой в руке; траву эту старик с радостью отдает Соломону, ибо пока она оставалась у него, он не мог умереть. Впрочем, эта трава приносила лишь бессмертие, но не возвращала молодость (Wiin-sche, Lebensbaum, 15 sq.).

Настоящее Крестное дерево воскрешает умерших, а потому его велит искать Елена, мать императора Константина (Albiruni, Chronology, 292). Силой своей оно обязано тому обстоятельству, что Крест распятия был сделан из Древа Жизни, Посаженного Богом в Раю (Wunsche, Op. cit., 39). В христианской иконографии Крест часто изображается в виде Древа Жизни (ср. библиографию). На протяжении всего Средневековья во всех христианских странах циркулировало множество легенд о дереве Креста и о путешествии Сифа в Рай. Источником их были «Апокалипсис Моисея», «Евангелие от Никодима», а также «Житие Адама и Евы». Вкратце изложим наиболее популярную версию (ср. A. Graf, Miti, leggende e superstizioni, 59 sq.). Когда Адама, прожившего 932 года в долине Хеврона, поражает смертельная болезнь, он отправляет своего сына Сифа к архангелу, стерегущему врата Рая, чтобы испросить «масло жизни от древа милосердия». Сиф идет по следам шагов Адама и Евы (где не растет трава) и, прибыв к Раю, сообщает архангелу о желании Адама. Архангел велит ему трижды взглянуть на Рай. В первый раз он видит воды, из которых берут начало четыре реки, а над ними — иссохшее дерево. Во второй раз он замечает змея, обвившегося вокруг ствола. Посмотрев в третий раз, Сиф увидел, как дерево возносится к небу; на верхушке его сидел новорожденный, корни дерева продолжались вплоть до преисподней (Древо Жизни располагалось в центре Вселенной, а его ось пересекала все три области Космоса). Ангел истолковывает Сифу увиденное и возвещает о грядущем явлении Искупителя. Он дает ему три семени от плодов рокового дерева, некогда отведанных его родителями, и велит положить их на язык Адама, который через три дня должен умереть. Услышав рассказ Сифа, Адам — в первый раз после изгнания из Рая — засмеялся: он понял, что человечество спасется. После смерти Адама из трех семян, возложенных Сифом на его язык, в долине Хеврона появляются три дерева, которые растут вплоть до времен Моисея. Последний, узнав об их божественном происхождении, пересаживает их на гору Фавор, или Хорев («центр мира»). Там деревья остаются в течение тысячи лет, пока Давид не получает от Бога повеление перенести их в Иерусалим (еще один «центр мира»). После множества других событий (царица Савская отказывается ступать на их ветви ногой и т. д.) эти три дерева сливаются в одно дерево, из которого и был сделан Крест Спасителя. Кровь Иисуса, распятого в центре земли, в том самом месте, где был создан и погребен Адам, падает на «череп Адама» и таким образом «крестит» прародителя человечества, искупая его грехи (ср. Eliade, Cosmologie di Alchimie babiloniana, 53).

В одной средневековой немецкой загадке спрашивается о дереве, которое схватывает своими ветвями мир, корнями уходит в преисподнюю, а верхушкой достигает Божьего престола; дерево то и есть Крест. В самом деле, для христиан Крест представляет собой опору, основание мира: quapropter lignum crucis coeli sustinet machinam, terrae fundamenta corroborat, adfixos sibi homines ducit ad vitam, как пишет Фирмикус Материус (27, 1). В восточных легендах Крест — это мост или лестница, по которым души человеческие восходят к Богу (Holmberg, Baum des Lebens, 133); расположенный в «центре мира», этот объект является точкой связи между Небом, Землей и Адом. В некоторых традициях крестное дерево имеет три яруса, подобно мировому древу, символизирующему семь небес (ср. Cartojan, Cartile populare, I, 123).

110. Омоложение и бессмертие. — Как и в мифе об «Источнике Жизни», мы встречаем разные представления о силе волшебных трав и плодов: одни омолаживают, другие — приносят долголетие, а некоторые даже способны даровать бессмертие. Каждое из этих представлений имеет собственную «историю», изменявшую его в соответствии с известными законами, обусловленными духом народа, взаимодействием культур, различными взглядами определенных общественных классов. Например, «растение молодости и бессмертия» совершенно по-разному мыслилось в Индии и в семитском мире. Семиты жаждали бессмертия, вечной жизни, индийцы же искали растение, которое возрождает и омолаживает. Поэтому алхимические и врачебные диеты индийцев продлевают жизнь на многие сотни лет, даруя тем, кто им следует, «силу в общении с женщинами» (балаван стришу). Миф о Чьяване ясно показывает, каким был профанный индийский идеал: не бессмертие, но омоложение. Чьявана договаривается с ашвинами о том, что они его омолодят, он же в благодарность за это даст им сому, божественную амброзию. Ашвины приводят его к «источнику молодости» Сарасвати, выйдя из которого Чьявана становится подобен богам своей юностью и красотой (ср. Шатапатха-брахмана, IV, 1, 5; и др.).

Индиец, принимавший и любивший жизнь, не желал сохранять ее до бесконечности, предпочитая долгую Молодость. С другой стороны, бессмертие как таковое не могло соблазнить мудреца и мистика, который стремился не к постоянному продлению собственного существования, а к освобождению и окончательному отделению от мира; к обретению абсолютной духовной автономии, а не временного бытия, пусть даже и бесконечного по длительности. Те же воззрения мы находим у греков: они желали не бессмертия, но молодости и долголетия. В большинстве легенд, связанных с образом Александра Македонского, последний изумляется тому, что некоторые могут просить бессмертия (ср. Hopkins, The Fountain of Youth, 19, 20; Wallis Budge, Alexander the Great, 93). Индийский вариант мифа о возрождении и обновлении был известен европейцам не только косвенно, через ислам и семитскую культуру, но и прямо, благодаря сочинениям лиц, побывавших на Востоке. В письме пресвитера Иоанна (1160—1165) говорится о том, что вокруг Рая течет река Инд, что в трех днях пути от Рая находится некий источник, тот же, кто трижды из него выпьет, останется до конца своих Дней подобным тридцатилетнему мужчине (Hopkins, Fountain, 19). Дель Рис и Петер Маффеи утверждают, что индийцы из Бенгалии и Долины Ганга живут по 300—330 лет (ib., 24). Гервасий рассказывает, что Александр Великий, искавший в Индии «Воду жизни», нашел яблоки, продлевавшие жизнь жрецов до 400 лет (ib., 19). Яблоко играет роль возрождающего и омолаживающего плода также и в скандинавской мифологии. Боги едят яблоки и остаются молодыми вплоть до рагнарека, т. е. конца данного космического цикла.

Эти примеры ясно демонстрируют глубокое различие индийского и семитского идеалов, однако каждый из соответствующих мифологических сюжетов, в свою очередь, претерпевал постоянные изменения даже внутри создавших его этнических групп. Духовный уровень мифа, с одной стороны, и уровень легенды, поверья, обычая — с другой, совершенно различны. Народная масса и культурная элита совершенно по-разному воспринимают и интерпретируют один и тот же миф о дарующем бессмертие и возрождение растении. И тем не менее в различных вариантах этого центрального мотива — сколь бы существенны ни были различия, обусловленные духом этноса, мировоззрением общественной группы или частными особенностями его распространения, — без труда обнаруживается глубинное единство структуры. В данном случае за всеми версиями мифа о чудодейственных травах мы находим исходный прообраз: Древо Жизни; реальность, сакральная сила, жизнь сконцентрированы в этом волшебном дереве, само же оно находится в некоем «центре» или же в недоступной области, и вкусить его плодов могут только избранные.

111. Архетип лечебных трав. — Магические и целительные свойства некоторых трав также обусловлены их небесным прообразом или же тем обстоятельством, что впервые их обнаружил некий бог. Ни одно растение не имеет сакральной ценности само по себе: лишь причастность архетипу или воспроизведение особых действий и выражений, выделяя данное растение из профанного пространства, освящает его. Так, два англо-саксонских заклинания XVI века, произносившиеся обычно во время сбора трав, богатых целебными свойствами, ясно указывают на источник их целительной силы: впервые (т. е. ab origine) они выросли на священной горе Голгофа (в «центре» Земли). «Привет тебе, святая трава, произрастающая на земле; в первый раз нашли тебя на Голгофе; ты излечиваешь от любых ран; собираю тебя во имя кроткого нашего Иисуса Христа» (1584 г.). «Ты, вербена, святая трава, ибо в первый раз обрели тебя на Голгофе. Ты исцелила Спасителя нашего Иисуса Христа, закрыв кровоточащие раны его. Во имя Отца, Сына и Святого Духа собираю тебя» (Ohrt, Herba, Gratia Plena, 17; Eliade, La mandragore, 24). Действенность подобных трав объясняется тем обстоятельством, что их первообраз был обнаружен в поворотный момент космической жизни («во время оно») на горе Голгофа. Уврачевав раны Искупителя, они обрели святость. Полезной силой травы эти обладают лишь в той мере, в какой человек, их собирающий, воспроизводит первоначальный акт исцеления. Вот почему одна старая формула заклинания гласит: «Будем собирать травы, дабы приложить их к ранам Спасителя» (Ohrt, Op. cit., 18). Лечебные свойства трав объясняют также тем, что посадило их некое божественное существо. «Кто тебя посадил? — спрашивает торговец лекарственными травами. — Богородица... ради исцеления» (ср. Delatte, Herbarius, 97). Иногда травы эти необходимо собирать «во имя Христа» (ib., 93).

Эти формулы народной христианской магии продолжают чрезвычайно древнюю традицию. В Индии, например, трава Капиттхака исцеляла от импотенции, ибо Гандхарва использовал ее ab origine для того, чтобы возвратить Варуне мужскую силу. А следовательно, ритуальный сбор этой травы есть, в сущности, повторение действия, совершенного некогда Гандхарвой. «Тебя, траву, которую выкопал некогда Гандхарва для Варуны, утратившего мужественность свою; тебя, траву, поднимающую мужской член, собираем теперь мы!» (Атхарваведа, IV, 4, 1). Сбор полыни (дамана) сопровождается следующей молитвой: «Будь же благословенна, о Камедева, всех нас обворожившая и ослепившая! Собираю тебя с согласия Вишну и т. д.» (Падма-пурана, цит. у J. J. Meyer, Trilogie, I, 48).

Длинное заклинание, фигурирующее в Парижском папирусе (Delatte, 100), указывает на особый статус собираемой травы: «Посеял тебя Кронос, собирала Гера, сохранил Аммон, породила Исида, питал Зевс, ниспосылающий дождь; выросла ты благодаря Солнцу и росе. Ты — роса всех богов, сердце Гермеса, семя первых богов, око Солнца, свет Луны, достоинство Осириса, слава и краса Неба и т. д... Поднимись же сама, как подняла ты некогда Осириса! Восстань, подобно Солнцу! Величием своим равна ты Зениту; корни твои столь же глубоки, как пучина морская и т. д... Ветви твои — это кости Мневиса, цветы — глаз Гора, семена твои — семя Пана и т. д. Я — Гермес. Срываю тебя под защитой доброго Гения, покровительствуемый счастливой Фортуной, в удобный час и в благосклонный для всех день» (Delatte, 100). Трава, к которой обращаются с подобным заклинанием и которую собирают при подобных обстоятельствах, обладает достоинством Мирового Древа: найти ее, значит приобрести качества, заключенные в этом вместилище силы, жизни и сакральности. Ясно, что данное заклинание есть продукт эклектической греко-египетской магии и автор его был, несомненно, человеком ученым, но это не дает нам оснований сомневаться в подлинности самого текста: известно, что большинство народных заклинаний и магических формул первоначально были составлены образованными людьми, но в результате длительного процесса «инфантилизации» весьма упростились. Представление о лекарственных травах, способных увеличиться до «космических» размеров, полностью подтверждается самыми древними концепциями. Предметы окружающего мира обретают сакральную ценнность лишь постольку, поскольку их можно соотнести с неким прообразом из мира небесного.

По мнению христиан, целительная сила лекарственных трав объяснялась тем, что в первый раз они были обнаружены на Голгофе; в представлении же древних травы были обязаны своими целебными свойствами тому, что впервые их открыли боги. «Прямая буквица, ты, которую впервые нашел Эскулап или кентавр Хирон...», — такое заклинание рекомендуется в одном трактате о лекарственных травах (Delatte, 102). А иногда благотворное действие растения связывалось с тем фактом, что посадило его божество: «Базилик, заклинаю тебя именем верховного бога, тебя породившего...; Клещевина, молю тебя именем всемогущего бога, от которого ты рождена...; Вы, могучие травы, которые сотворила Мать-Земля и даровала всем народам...» (древние тексты цит. у Delatte, 102, 104).

В народной христианской традиции целебные свойства трав также объяснялись тем, что Бог наделил их совершенно особыми качествами. Во Франции произносят следующую ритуальную формулу: «Святая трава, не сеянная и не саженная, яви нам силу, дарованную тебе Господом!» (ibid., 103). Иногда растение считается божественным; кираниды, например, именуют белую матицу божественной, царицей богов, матерью растений, владычицей земли, неба и воды (ib., 103). Поэтому сбор трав представляет собой особый обряд, совершающийся в условиях ритуальной чистоты, с молитвами и жертвоприношениями, призванными отвратить известного рода опасности. Ведь требуется не просто собрать растения, т. е. определенный ботанический вид, но воспроизвести исконный акт (первый сбор данной травы божеством), чтобы получить таким образом субстанцию, насыщенную сакральностью, одну из второстепенных разновидностей Древа Жизни, которое и является источником всякого исцеления.