Вертится колесо времени, раскручивается клубок событий, тысячелетия человеческой истории полны грандиозными деяниями, могучими движениями армий и народов
| Вид материала | Документы |
Содержание100 Великих узников Блистательный казанова 100 Великих узников 100 Великих узников |
- Online Computer Library Center 6 эк в России 8 программа, 151.85kb.
- Калачакра (санскр. Kalacakra букв. "Колесо времени": kala время, cakra колесо, круг), 56.48kb.
- Вопросы и задания: Вспомни, где тебе встречалось колесо?, 137.12kb.
- Семинарские занятия(36 часов), 1113.75kb.
- Учебно-методический комплекс «История» Раздел «Интерпретация истории», 87.54kb.
- Курс «история вычислительной техники». Требования к выполнению реферативных работ, 49.31kb.
- Шаманы Древней Мексики: их мысли о жизни, смерти и Вселенной «Скоро Бесконечность поглотит, 960.35kb.
- 1. Понятие и строение человеческой деятельности, 117.05kb.
- Контрольная работа по отечественной истории Тема: Россия в начале Нового времени. XVII, 568.3kb.
- Ные народы Севера, с древнейших времен проживающие на территории нашей островной Сахалинской, 229.42kb.
блеском и уже затуманенного наслаж-
Казанова. Гравюра XVIII в.
* Существует предание, что княжна Тараканова погибла во время петербургского
наводнения 1777 года. Его и положил в основу своей знаменитой картины художник
К.Д. Флавицкий. Однако документы свидетельствуют, что княжна умерла от чахотки в
Петропавловской крепости в 1775 году.
318
100 ВЕЛИКИХ УЗНИКОВ
дением взора отдающейся, но еще не принадлежащей ему женщины Все обещания мира,
почет, власть и знатность, время, здоровье и любое удовольствие выпустит он, как
табачный дым, ради очередного приключения - более того, ради одной лишь
возможности приключения..
Д. Казанова считал, что жизнь должна быть праздником, ба-1 лом и карнавалом без
конца, где каждый придумывает для себя роль. Придумает и с блеском сыграет! Сам
он всегда был в центре внимания, да и не могло быть иначе, ведь Д. Казанова
родился под знаком Овна - знаком, который символизирует жизнь. Он был из тех
словоохотливых людей, кто не упустит случая приврать, сочинить и что-нибудь
изобрести. По велению ситуации или по желанию других он всегда мог оказаться в
роли любого персонажа В Париже, Риме, Берлине, Санкт-Петербурге или Лондоне -
везде он чувствовал себя как дома. От аристократических салонов до социального
дна, от алькова до монастыря, от карточного стола до кружка эрудитов - его можно
было видеть во всех слоях общества XVIII века. Он был вхож к архиепископам,
послам и принцам, с которыми не мог сравниться ни происхождением, ни состоянием.
Однажды он укрывался даже в доме начальника полиции, когда тот отправился на его
поиск. Ему все оказывали самое нежное гостеприимство: играющий ребенок,
беременная женщина или заботливая старушка, которая перевязывала ему раны,
кормила его и баюкала, как родного сына.
Однако людская молва, преувеличив репутацию Д. Казановы как "донжуана",
совершенно заслонила другие черты его образа. О том, что он был авантюристом и
соблазнителем, знают все; но он был также музыкантом, дипломатом, доктором
права, историком, искусствоведом, астрономом, импрессарио, масоном, тайным
агентом, прорицателем... И за что бы ни брался, в каждом деле он выглядел
профессионалом. То, что для любого из его современников могло стать залогом
блестящей карьеры, для самого Д. Казановы было лишь очередным приключением.
Удача порой покидала его, и однажды он оказался в тюрьме Дворца дожей в Венеции
- в мрачном чердаке без света и воздуха. В то время как великие художники
создавали для этого Дворца свои шедевры, в нескольких метрах от них жертвы
венецианских правителей гибли так, что ни малейшего крика не было слышно и
внешний порядок жизни и удовольствий нисколько не нарушался.
В анфиладах пышных залов можно было видеть чудеса искусства, здесь жили красотой
и наслаждались ею, а выше плафонов, блиставших неудержимой фантазией художников,
в свинцовых чердаках стонали узники. В стенах тесных коридоров до сих пор
чернеют отверстия, в которые и 10-летний ребенок не пройдет, не сгорбившись. И
хотя затворы и железные решетки давно отсюда исчез-
БЛИСТАТЕЛЬНЫЙ КАЗАНОВА
319
•V ? i
ли, но по стенам еще и сейчас видны обгорелые остатки деревянной обшивки,
которая хоть как-то охраняла узников от сырости.
В одну из таких камер по приказанию трибунала Венецианской республики в июле
1775 года и попал ветреник Казанова. В "Истории моей жизни" он писал
впоследствии:
И я оказался на большом, грязном и отвратительном чердаке длиною в шесть саженей
и шириною в две: через высокое слуховое окно падал слабый свет. Я уже принял
было этот чердак за свою тюрьму - но нет... Надзиратель взял в руки толстый
ключ, отворил толстую, обитую железом дверь... и велел мне входить. В ту минуту
я внимательно разглядывал железное устройство в виде лошадиной подковы,
приклепанное к толстой перегородке. Подкова была в дюйм толщиною и с расстоянием
в шесть дюймов между параллельными ее концами.
- Я вижу, сударь, вы гадаете, для чего этот механизм ? Могу объяснить. Когда Их
Превосходительства велят кого-нибудь удушить, его сажают на табурет спиной к
этому ошейнику и голову располагают так, чтобы железо захватило полшеи. Другие
полшеи охватывают шелковым шнурком и пропускают его обоими концами вот в эту
дыру, а там есть мельничка, к которой привязывают концы, и специальный человек
крутит ее, покуда осужденный не отдаст Богу душу..
Камера Д. Казановы могла бы быть довольно освещенной, но в стену под слуховым
окном упиралась четырехугольная балка шириной около 65 сантиметров, которая
загораживала проникающий на чердак свет.
Четвертая стена камеры выдвигалась в сторону: решительно там был альков и могла
бы находиться кровать, но я не обнаружил ни кровати, ни какого-либо сиденья, ни
стола, ни вообще обстановки, кроме лохани для естественных надобностей и дощечки
в фут шириною, что висела на стене... На нее я положил свой красивый шелковый
плащ, прелестный костюм и шляпу с белым пером, отделанную испанским кружевом
Жара стояла необычная... слухового окна видно не было, но виден был освещенный
чердак и разгуливающие по нему крысы - жирные, как кролики. Мерзкие животные,
самый вид которых был мне отвратителен, подходили к самой моей решетке, не
выказывая ни малейшего страха. При мысли, что они могут забраться ко мне в
кровать, кровь застывала у меня в жилах...
Каждый день Д. Казанова надеялся, что его выпустят, так как вины за собой он
никакой не числил. Когда в камеру к нему посадили графа Фенороло, тот сказал,
что никто не знает, какое преступление совершил Д. Казанова, и потому каждый
пытался его угадать. Одни говорили, будто он основал новую религию; другие
уверяли, что одна госпожа донесла трибуналу, что он на-
320
ставляет ее сыновей в атеизме. Говорили также, что государственный инквизитор
посадил Д. Казанову в тюрьму за нарушение общественного порядка, ибо он освистал
комедию аббата Кьяри и даже собирался убить его самого... Сам Д. Казанова хоть и
считал, что у всех этих обвинений есть основания, но все равно видел в них
чистый вымысел.
Религия занимала меня не настолько, чтобы я задумал основать новое учения. Трое
сыновей госпожи Меммо были столь умны, что скорее могли не поддаться соблазну,
но ввести в него других; а государственный инквизитор, если бы решился посадить
в тюрьму всех, кто освистывал аббата Кьяри, наделал бы себе множество лишних
хлопот...
Он уверял себя, что инквизиторы признали собственную несправедливость по
отношению к нему, но держат его в тюрьме только потому, чтобы не пострадало их
доброе имя. А вот когда срок правления их закончится, они непременно выпустят
его на свободу. И он ждал этого дня, но он не наступал... И тогда Д. Казанова
стал готовить побег, проделав под своей кроватью дыру, чтобы выбраться через нее
в другое помещение.
Бегство он назначил в ночь накануне праздника Святого Августина, но в полдень 25
августа его перевели в другую камеру. Во Дворце дожей было еще 19 подземных
тюрем, которые назывались "колодцами". Там всегда на полметра стояла морская
вода, попадавшая через то же зарешеченное отверстие, откуда проникало в камеры
немного света. Узник, если не хотел целыми днями стоять в соленой воде, мог
сидеть на козлах, где лежал его тюфяк и куда утром клали ему кусок хлеба, суп и
воду. Все это ему нужно было съедать сразу, иначе крысы могли вырвать еду прямо
из рук. К заключению в "колодцах" человека обычно приговаривали до конца дней
его, и случалось, что многие доживали здесь до глубокой старости. Казанова
боялся, что его посадят в один из таких "колодцев", но его оставили на чердаке.
И он выбрался из тюрьмы, а потом с врожденной веселостью рассказал об этом в
своих воспоминаниях. Видя высоту Дворца дожей и расположение крыш, нельзя даже
представить, как можно было совершить столь дерзкий побег, и тем не менее это
достоверный факт из венецианской истории.
К концу жизни Д. Казанова мечтал найти какого-нибудь благодетеля, который
обеспечил бы ему спокойную старость, но оказался никому не нужен. Он стал
нежелательным гостем, которого изгоняли из всех европейских городов, и куда бы
он ни стучал, везде ударялся лбом в закрытые двери, более того - его стали
сторониться и отказывали в приеме. И знаменитый прежде обольститель сначала вел
полунищенскую жизнь в качестве мелкого секретаря при венецианском посланнике в
Вене. Попытался он было
100 ВЕЛИКИХ УЗНИКшГД "" БЛИСТАТЕЛЬНЫЙ КАЗАНбВА_
321
жениться на знатной венецианской куртизанке, но и тут судьба жестоко посмеялась
над ним: брак не состоялся. Наконец молодой граф Жозеф фон Вальдштейн, один из
самых знаменитых австрийских аристократов, милостиво предоставил Д. Казанове
должность личного библиотекаря и в сентябре 1783 года увез его в свой замок
Дукс, располагавшийся неподалеку от Праги.
Замок стоял в глубине двора, а по сторонам от него располагались церковь
иезуитов и павильон. Двойная лестница ведет к террасе и входу, фасад замка
украшен окнами с белыми перемычками и поперечинами. Комнаты и анфилада гостиных
напоминали о славном прошлом владельцев, но молодой граф Вальдштейн почти не
бывает здесь. А когда приезжал, Д. Казанова красовался перед гостями, развлекал
их историями из своей жизни, чувствовал себя в центре внимания. О побеге из
венецианской тюрьмы он никогда не соглашался рассказывать менее, чем в течение
двух часов.
Когда граф уезжал, Д. Казанова томился в этой роскоши, тем более что
домоправитель Г. Фельдкирхнер терзал и угнетал его. Над ним издевались даже
лакеи, которых он раздражал своей гордостью и самомнением. Дня не проходило без
того, чтобы слуги не мучили его, для скандала был хорош любой предлог. Повару не
удалась полента (кукурузная каша) или суп был подан слишком горячим - конечно
же, это сделано по злому умыслу! Ночью лаяли охотничьи собаки, охотничий рог
режет слух узника своим резким звуком, макароны приготовлены не по-итальянски...
Ион обрушивает издевательские послания на голову своего главного врага -
управляющего, а ведь когда-то спорил с Вольтером и Руссо!
Фактически Д. Казанова стал затворником и провел в этой добровольной ссылке 14
лет. Но что было делать? Неотразимая юность ушла, сил пускаться в новые авантюры
не было, собственным кошельком обзавестись он уже не надеялся... По ту сторону
гор бушует французская революция, умирают его лучшие друзья и женщины, которых
он любил! Старый мир, к которому он все еще принадлежит, поруган, осмеян и
отправлен на гильотину. Личная свобода, торжество просвещения и разума - дорогие
его сердцу ценности - пока еще не стали общепризнанными. И Д. Казанова скучает в
замке, да и как можно жить без бесед, танцев и игр - вообще без возможности
позабавить себя и других? Как вынести одиночество и скуку, если нельзя более
плести интриги и пускаться в новые авантюры? И тогда он погружается в
воспоминания, воскрешает их в памяти одно за другим и представляет, как
страницы, которые он поспешно покрывает словами, переведут на все 1 языки мира.
В добропорядочных странах его творение, скорее всего, запретят, но мысли об этом
только развлекают Д. Казанову. Он рад, что теперь можно не бояться унылого
однообразия жизни, и ликует, представляя, как станет бессмертным...
322
100 ВЕЛИКИХ УЗНИКОВ
ВЕЛИКИЙ И УЖАСНЫЙ МАРКИЗ ДЕ САД
В середине декабря 1956 года в Париже начался судебный процесс над графом
Донасьеном Альфонсом Франсуа де Сад*, однако обвиняемый на нем отсутствовал, так
как умер за 142 года до этого. Инициатором процесса стал Ж.-Ж. Повер, решивший
издать ограниченным тиражом полное собрание сочинений маркиза де Сада. Всего
предполагалось выпустить 30 томов, куда должны были войти как сочинения
благопристойные, так и подрывавшие устои общественной морали. Процесс
продолжался полтора года, и в 1958 году суд вынес следующее решение: книги,
которые не в чем упрекнуть, и те, в которых эротика и садизм признавались
явлением неопасным, могли публиковаться без ограничений. Три сочинения
("Философия в будуаре", "120 дней Содома" и "Новая Жюстина") предлагалось из
изданий исключить**.
Обычно маркиза де Сада обвиняют в том, что разнузданные эротические фантазии в
его книгах не имеют ничего общего с действительностью, однако все описанные им
сцены (убийства, воровство, насилие, содомия, инцест и т.д.) в той или иной мере
были известны его современникам. Царствование Людовика XIV с его версальской
роскошью и военными триумфами завершилось катастрофой - разгромом французской
армии войсками английского герцога Д.Ч. Мальборо. Утрехтский мир положил конец
войне, на смену которой пришли нищета и разорение. После смерти Людовика XIV
судьба Франции оказалась в руках малолетнего наследника престола, за которого
правил регент Филипп Орлеанский, не раз заявлявший, что использует женщину
приблизительно так же, как используют стул с дыркой в сиденье. Неудивительно,
что главным персонажам своих произведений маркиз де Сад приписывал пороки именно
герцога Филиппа Орлеанского. Атмосфера аристократического распутства порой
сбивала с пути и людей добродетельных, а уж тем, кто чувствовал в себе призыв
порока и разврата, были открыты все дороги.
В 23 года маркиз де Сад женился на Рене Пелажи Монтрель - дочери президента
Податного суда, и внешне первые полгода супружеской жизни протекли без
происшествий. Но в октябре 1763 года маркиз был арестован и по личному
распоряжению короля Людовика XV заключен в тюрьму Венсенского замка. Власти, до
этого исподволь наблюдавшие за ним, наконец решили вмешаться, посадив его за
преступный разврат, которому маркиз
* Он никогда не пользовался титулом "граф", который унаследовал в 1767 году
после смерти отца. До совершеннолетия он носил титул "маркиз", по собственному
желанию и впоследствии оставил его за собой.
** Впоследствии запреты на эти романы и другие цензурные ограничения были сняты.
рРЛИКИЙ И УЖАСНЫЙ МАРКИЗ ДЕ САД ' - ¦¦¦•-• g'j"
предавался постоянно со дня свадьбы. Фривольные утехи молодожена показались
чрезмерными даже судьям, которые и сами-то были далеки от пуританства.
Маркиз был в бешенстве, но в тюрьме "искренне раскаялся" и выразил желание
увидеться с женой, чтобы это нежное создание вернуло его на путь добродетели.
Лейтенанту полиции он заявил, что наказан по заслугам, так как презрел гнев
Господа; попросил прислать ему священника и даже утверждал, что арест и тюремное
заключение стали для него божественной благодатью и заставили осудить свое
прежнее поведение. Маркиз говорил так убедительно, что лейтенант поверил, будто
узник сбился с истинного пути потому, что непочтительно относился к таинствам
церкви.
В раскаянии де Сада не было ни слова правды, однако в этот раз оно возымело
действие. К тому же сыграло свою роль и заступничество де Сада-старшего, и через
две недели маркиз был выпущен из тюрьмы. По условиям освобождения ему надлежало
отправиться в Нормандию - в дом Монтрелей, что он и сделал. Но нормандская
ссылка была в тягость де Саду, ибо здесь он находился под наблюдением тещи -
более строгой, чем тюремщики Венсена. Ему недоставало Парижа, куда он мечтал
вернуться... И спустя некоторое время вернулся - без жены и без одобрения
властей. В столице маркиз постарался запутать свои следы, сняв сразу несколько
квартир, каждую из которых использовал только для одной ночи любовных утех.
Затем на южной окраине города он обустроил для себя маленький "секретный домик",
где мог скрыться от любопытных глаз. Сами по себе такие домики по тем временам
были явлением заурядным. Светские люди, для которых разврат был естественной
формой повседневного времяпрепровождения, по вечерам привозили сюда любовниц,
содержанок, проституток, а то и целые компании любителей острых ощущений, и
устраивали оргии.
Внешне эти прибежища выглядели весьма скромно, как того и требовала секретность.
Располагались они вдали от людных мест, обносились заборами и затенялись
деревьями; кареты возле таких домиков никогда не останавливались, так как
хозяева предпочитали выйти где-нибудь в переулке. Внутреннее убранство домиков
служило одной задаче - пробудить изысканную чувственность. Лучшие архитекторы и
художники того времени создавали интерьер, подбирали шелка для обивки стен и
Маркиз де Сад
324
100 ВЕЛИКИХ УЗНИКОВ
ВЕЛИКИЙ И УЖАСНЫЙ МАРКИЗ ДЕ САД,
325
мебель, расписывали карнизы и плафоны... "Домики" маркиза де Сада были в другом
роде. Основным их "украшением" стали плети и розги, причем плети изготавливались
из железных нитей, один вид которых мог лишить неподготовленного человека
сознания. Рядом с ними слуга расставлял порнографические эстампы и рисунки
вперемежку с предметами религиозного культа - в основном с распятиями,
выполненными из дерева, металла, слоновой кости или гравированными на металле...
Неудивительно, что в такой обстановке богохульные речи и святотатства переходили
все границы.
Имя маркиза вскоре стало постоянно появляться в донесениях парижской полиции. Он
часто устраивал разнузданные оргии в своем домике, ходил в публичные дома и
притоны и ради сиюминутных наслаждений, и чтобы выбрать девушек для будущих
развлечений. К концу 1764 года за маркизом окончательно утвердилась дурная
репутация.
В 1768 году маркиза арестовали во второй раз и заключили в Сомюрский замок, где
ему позволили гулять и даже приглашали на обед к коменданту, но он чувствовал
себя оскорбленным, что его бросили в темницу из-за похождений, которым предаются
все. Из Сомюра маркиза де Сада перевели в Лион, но и там он возмущался, что не
сделал ничего особенного - всего-то выпорол публичную девку.
Пока маркиз бесновался в лионской тюрьме, в Париже начался процесс, целью
которого была конфискация имущества де Сада. Он считал, что в отношении его
совершается явная несправедливость, и яростно ненавидел парижских судей, обличал
их в том, что они "испытывают больше сочувствия к поротой заднице уличной шлюхи,
чем к народу, хотя называют себя его отцами, а сами предоставляют ему
возможность подыхать с голоду". По словам де Сада, в других странах таким
девушкам посоветовали бы сменить профессию, если она им не нравится; а уж если
они занялись подобным делом, пусть терпят и сопряженные с ним неудобства.
Срок тюремного заключения маркиза де Сада был неизвестен, но предполагалось, что
он составит всего несколько недель. Однако подходило к концу лето 1768 года, а у
него по-прежнему не было никакой надежды вырваться из лионской крепости Пьер-
Ансиз. В августе Рене Пелажи разрешили навестить мужа, и он воспринял это как
хороший знак, но надежды его не оправдались. Рене Пелажи предупредили, что ей
следует подготовить супруга к долгому пребыванию в тюрьме, так как на этот раз
Людовик XV не собирался быстро освобождать его. Только в ноябре король
согласился вернуть де Саду свободу и то при условии, что тот покинет Париж и
поселится в замке Лакост. Маркиз принял эти условия и даже убедил всех
окружающих, что усвоил урок и отныне будет вести себя как примерный муж.
Третье заключение маркиза, вызванное неуплатой по векселям, продлилось всего
несколько дней. В июне 1772 года он поехал по делам в Марсель, где снял квартиру
на улице Капуцинов, и отправил своего верного слугу Латура на поиски девушек для
очередной оргии. В Марселе разразился скандал, который мог бы положить конец
эротическим похождениям де Сада и который вошел в историю под названием "Конфеты