Б. Н. Ельцина российская академия государственной службы при президенте российской федерации кафедра истории российской государственности С Т Е Н О Г р а м м А методологического семинар
| Вид материала | Семинар |
- Деятельность русской православной церкви на аляске в 1741 1867, 400.92kb.
- Президенте Российской Федерации». автореферат размещен на Интернет сайте фгоу впо «Российская, 370.77kb.
- Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального, 92.05kb.
- Российские предприниматели в государственной думе (1906-1917 гг.), 353.54kb.
- Программа 26-27 апреля 2007 г. Москва Открытие съезда: 26 апреля в 10 -00 в Российской, 309.68kb.
- Конференция проводится 1 декабря 2011 г на международно-правовом факультете Воронежского, 70.98kb.
- Конференция проводится 14 апреля 2011 г на международно-правовом факультете Воронежского, 75.99kb.
- Президенте Российской Федерации» дальневосточный институт утверждаю зам директора, 96.38kb.
- Президенте Российской Федерации» дальневосточный институт утверждаю зам директора, 68.05kb.
- Президенте Российской Федерации» дальневосточный институт утверждаю зам директора, 99.15kb.
ФОНД Б.Н. ЕЛЬЦИНА
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ ГОСУДАРСТВЕННОЙ СЛУЖБЫ ПРИ ПРЕЗИДЕНТЕ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
Кафедра истории российской государственности
С Т Е Н О Г Р А М М А
методологического семинара
О ПОНЯТИИ «СОВРЕМЕННАЯ ИСТОРИЯ»
15 октября 2007 г.
Семинар ведут:
- доктор исторических наук, профессор Пихоя Р.Г.,
- доктор исторических наук, профессор Соколов А.К.
ПИХОЯ Р.Г.
Доклад «О понятии «современная история».
Мы смотрим на сегодняшнюю жизнь как на часы: стремительно летит секундная стрелка наших повседневных забот и проблем, ползет стрелка минутная, томительно фиксируя наши ожидания и жестоко указывая, что время - прошло. Ход движения часовой стрелки незаметен для наблюдателя. Часовая стрелка, кажется, стоит на месте. Только взглянув на часы вновь, видно, что стрелка передвинулась. Но как она, эта часовая стрелка движется - если вы не часовщик - не ясно.
Так и нам, современникам событий, как правило, не ощутим неотвратимый ход истории, которая разворачивается перед нами. В этом сложности в изучении того, что называется "современной историей".
Первая сложность состоит в том, что современники, как правило, не воспринимают того, что происходит каждодневно с ними и вокруг них - как движение истории. Большинство из нас оценивают события повседневности как события истории лишь тогда, когда скоро и ощутимо для многих ломаются основания жизни, политического строя; когда эти события происходят насильственно, вопреки обычному течению бытия. Но еще требуется, чтобы эти факты получили оценку - "исторические". И оценка эта приходит извне, она присваивается средствами массовой информации, общественным мнением.
Только тогда события недавнего прошлого вырываются из контекста повседневности и становятся в глазах современников событиями истории.
Замечу, однако, что все, что происходит вокруг нас - история, что ход истории скучно неуклонен и лишь изредка удостаивается в глазах современников высокого звания исторического процесса. Неважные для современников процессы и явления жизни, быт людей, дела экономические, обычные и кажущиеся неважными - это тоже течение истории.
Вторая сложность лежит уже в сфере профессиональных занятий историков, в применяемой ими исторической терминологии. В исторической науке издавна - с середины ХУ в., с эпохи Возрождения, установилось деление истории на древнюю, средние века и новую историю. Время шло, и историки поднимали планку новой истории все выше и выше по хронологической лестнице. Эта периодизация новой истории вела отсчет начальной грани от времени изобретения книгопечатания и великих географических открытий, потом границу новой истории переносили к рубежу ХУ1-ХУП вв., ко времени начала эпохи европейских революций - в Нидерландах, Англии, а то и позже - до конца ХУШ в., Великой Французской революции.
Так как "новая история" расширялась, и ее новизна становилась все менее очевидной, появилась терминологическая подпорка в виде представления о более близком историческом периоде, о новейшей истории. Не вдаваясь в споры о природе периодизации, отмечу стремление отразить в ней "пружины исторического развития" вроде предопределенной смены общественно-экономических формаций, перехода от феодализма к капитализму, затем - от капитализма к его "высшей стадии - империализму", а потом и к "началу нового этапа истории человечества - к коммунизму и его первой стадии - социализму", к эпохе Великой Октябрьской революции.
Рубежом перехода от новой истории к новейшей были в отечественной науке в разное время 70-е гг. Х1Х в., в связи с созданием Парижской коммуны, затем, и надолго - к 90-м гг. Х1Х в., объявленным временем утверждения империализма в России, наконец - 1917 г. В последнее время рубежом новейшей истории все чаще объявляется завершение Великой Отечественной войны.
Считаю необходимым отметить существенное обстоятельство, обычно игнорируемое историками, занимающимися «новейшим временем» с его постоянно приходящей и преходящей новизной. События, происходившие в недавнем прошлом нередко «перекрывают» историческое поле зрения. Отсюда возникает наивная убежденность, что с какого-то, действительно важнейшего события, начинается иная история, что возникает возможность начала абсолютно нового. Чего бы доброго, но рассуждениями о началах «новой эры» в истории человечества историография переполнена. За точку отсчета по ученому выбору и политическим симпатиям принимали и реформы – от Петра Великого до Горбачева и Гайдара, и все войны, от Крымской до холодной, революции (а уж о Великой Октябрьской социалистической – и напоминать-то неприлично!)
Между тем история – инерционна. В мировой и отечественной медиевистике уже давно «общим местом» историографии стало признание принципа континуитета, идеи преемственности существенных признаков общества, государства, его отдельных институтов1. В нашем же случае континуитетность, неразрывность процессов между прошедшим и настоящим, современностью дополнительно усугубляется международно-правовой доктриной, согласно которой правосубъектность государства не зависит от любых внутренних потрясений, изменений и революций.
Естественно, все это имеет непосредственное отношение и к нашему пониманию современной истории, которая, привнося новое, вынуждена зачастую вышивать узор по старой канве экономических, этнических политических, международных отношений, которые нельзя переменить на другой день декретным порядком.
Эти рассуждения - констатация неизбежной потребности историков систематизировать прошлое, которое упорно сопротивляется нашим попыткам найти некую универсальную схему исторического процесса, ту внутреннюю пружину, которая толкает ход истории.
Не входя в рассуждения о природе периодизации новейшей истории, предложу выделить в новейшей истории период, который определю как "современную историю", которую я датирую временем со второй половины 70-х гг. ХХ в. по настоящее время. Современная история - своего рода "моментальная фотография" жизни, для которой характерно:
- период жизни одного поколения - примерно 40 лет;
- в нашем случае - это время радикальных изменений в жизни государства, общества, каждого гражданина, которые начались в СССР в условиях кризиса советско-коммунистической системы, привели к революционным событиям начала 90-х гг., распаду СССР, появления Российской Федерации как президентско-парламентской республики, субъекта международного права.
Существует специфика современной истории как объекта исследования. Историк изучает не "дела минувших дней, преданья старины глубокой", а то время, когда он, исследователь, находится внутри изучаемого периода. Не только опосредованные свидетельства прошлого - документы, архивные фонды, данные статистики, кино-фотодокументы формируют его знания об этой эпохе, но и личный опыт, человеческие пристрастия и неприязни, особенности биографии историка, его политические симпатии и антипатии непосредственно влияют на результат исследования. Поэтому изложение современной истории всегда ощутимо субъективно, в этом её и сила, и слабость. Правда, это обстоятельство свойственно анализу всех периодов истории, но применительно к истории современности недостижимость реализации историком задачи изучения "без гнева и пристрастья" выступает с особой ясностью.
Историк современности встречается с проблемой бесконечного изобилия источников. Ему, в отличие от историка древности, не приходится искать источники информации об исследуемом процессе. Трудности, возникающие перед историком современности - иные. Ему предстоит отделить важное от неважного, существенное от случайного. При этом единственным критерием, в конечном счете, становятся его, историка, представления о современной ему жизни.
И еще одно существенное замечание. "Современная история" - это как билет с открытой датой. Понятно, что неотвратимо поднимается "верхняя планка" современности, и листы календаря фиксируют передвижение этой верхней планки. Однако движется и нижняя планка. Уже по той печальной причине, что человеческая жизнь, жизнь поколения - более или менее фиксируема. Поколенья сменяют друг друга, а вместе с ними меняется нижняя планка истории современности.
Нужна ли в этом случае периодизация современной истории?
Безусловно! Историческое исследование без внутренней периодизации - "аки зверь, главы не имеющий", периодизация - попытка свести хаос событий к некоей логике исторического процесса. Предложим свою периодизацию.
Повторюсь: нижней датой можно считать середину-вторую половину 70-х гг. Формальным основанием (а именно формальные основания - самые надежные при периодизации!) служит принятие Конституции 1977 г., "Конституции развитого социализма", важнейшего правового документа, зафиксировавшего сложившиеся в течение 60-ти лет признаки социалистической организации политической власти, экономического строя, идеологии Советского Союза. Именно 70-е гг. стали временем высшей точки могущества СССР, ясным свидетельством чему стала Хельсинкская декларация 1975 г., где содержался принцип нерушимости границ. Казалось, что политическое влияние Советского Союза в Европе и мире было зафиксировано навсегда, получило международное признание. Но именно с конца 70-х гг. начинается кризис советской системы. Подробные доказательства этого положения содержатся в нашей книге.
Верхняя дата - 2008 г., год очередных президентских выборов, который подводит предварительный итог развитию России как федеративной президентско-парламентской республики, страны с многопартийной политической организацией, с рыночной экономикой.
Не просто определить важнейший внутренний рубеж современной истории. На эту роль могут претендовать события, связанные с распадом СССР и появлением независимой России - рубеж 1991-1992 г. Однако при всей бесспорной важности этих событий позволю предложить иную веху, отделяющую советский период истории России от нового - постсоветского. Этой вехой стало принятие в декабре 1993 г. на всенародном референдуме Конституции Российской Федерации.
Конституция 1993 г. означает полный отказ от советских принципов организации страны. В Конституции провозглашено, что Российская Федерация - демократическое федеративное правовое государство с республиканской формой правления. Конституция 1993 г. открывает эпоху радикальных перемен в политическом, экономическом, идеологическом устройстве государства, развития России на новых правовых, социально-экономических, политических основаниях.
Замечу, что при периодизации целесообразно использовать единые подходы к выделению этапов истории. В данном случае, обращение к смене Конституций позволяет выявить специфику изменений социально-политического, идеологического и экономического строя России.
Первый этап современной истории - с конца 70-х гг. ХХ в. до конца 1993 г. в свою очередь, имеет свою внутреннюю периодизацию:
- начало 80-х гг., время, когда была предпринята попытка преодолеть кризисные явления в стране путем усиления командно-административных методов управления, связанных с деятельностью Генерального секретаря ЦК КПСС Ю.В. Андропова;
- 1985-1986 гг. - "ускорение", надежды власти усовершенствовать экономические процессы в СССР при сохранении незыблемости основ социализма в нашей стране;
- 1987 - 1989 гг. - "перестройка", начало политических реформ, важнейшей из которых стало введение альтернативных выборов, взорвавших прежнюю номенклатурную систему управления; начало глубоких изменений в экономике страны;
- 1989 - 1991 гг. - период радикальных политических и экономических перемен, появление союзного и российского "парламентов", как не совсем точно с точки зрения права, но вполне верно с позиций общественного мнения называли съезды и верховные советы республик, СССР и России; это время стремительного нарастания сепаратистских тенденций в СССР и распада СССР, утраты роли КПСС как центрального звена государственного управления СССР;
- 1992 - 1993 гг. - период существования России как субъекта международного права, начала радикальных рыночных реформ, обострения политико-конституционного кризиса, завершившегося разгоном Съезда народных депутатов России и принятием Конституции 1993 г.
Нетрудно заметить, что в качестве рубежей внутренней периодизации использованы этапы внутренней политики страны.
Отмечу и еще одно существенное обстоятельство. Современная история воплощает в себе те настроения, политические симпатии и антипатии, которые свойственны историку, познающему прошлое не только «опосредованно», через призму источников, но и непосредственно, своим личным опытом2. Современная история – это та часть, тот раздел историографии, где собственно историография с присущими ей научными признаками и особенностями граничит (а иногда и смешивается) с источником этой, современной историку эпохи. Тем дальше мы будем уходить от работ, написанных по принципу «современной истории», тем более они будут приобретать характер исторического источника3.
СОКОЛОВ А.К.
Доклад «О современной истории России»
Современникам событий, как правило, не ощутим неотвратимый ход истории, которая разворачивается перед ними. Ритуал встречи Нового года предполагает проводы старого, подчеркивая тем самым, что он уходит в Историю и принадлежит ей, а мы недавно пережили смену столетий, да что там – тысячелетий! Но события оцениваются как исторические лишь тогда, когда скоро и ощутимо ломаются основания жизни, политического строя, когда нарушается обычное течение бытия, когда остро чувствуется горячее дыхание времени. Именно это произошло в России в нашем недалеком прошлом. Но какое место в освещении современности принадлежит исторической науке? На этот вопрос должна ответить она сама. В отличие от других наук, изучающих общество, ее первейшая задача, которую она решает в соответствии с принципами историзма, показывать, как складывается ход событий в строгой хронологической последовательности и взаимосвязи, какое влияние на их расклад оказывает прошлое. Тем самым историк находит свое место в изучении современности.
В мировой практике обращение к современной истории (Current History) в общей периодизации исторического процесса и его разделении на античную (Ancient History), средневековую (Medieval History), новую (Modern History) и новейшую (Contemporary History) становится обычным делом. По мере того, как отдаляется прошлое, современная история превращается в историю новейшего времени. Конечно, не все склонны придерживаться подобной периодизации. Иные историки предпочитают расчленять исторический процесс по столетиям. Есть приверженцы марксистского формационного подхода, выделяющие эпоху рабовладения, феодализм, капитализм, социализм… Вопрос, однако, состоит в том, где критерии различных периодизаций сходятся, знаменуя значительные сдвиги и в истории всего человечества и отдельных стран. Поэтому историкам очень важно договориться о периодизации исторического процесса. Казалось бы, в условиях демократии нет проблемы: занимайся, чем хочешь и как хочешь. Но от периодизации зависит организация исторической науки, специализация, распределение кадров, создание подразделений в научных и учебных учреждениях, преподавание истории и т.д. В этой связи выделение современной истории, в силу ряда ее особенностей, представляется необходимым.
Современная история – это та, которая происходит на наших глазах, существует в памяти ныне живущих поколений. Содержание современной истории России – переход от советского коммунистического прошлого к современности. Это время радикальных изменений в жизни государства, общества, каждого гражданина, которые начались в СССР в условиях системного кризиса, привели к распаду СССР, появлению Российской Федерации как президентско-парламентской республики, как субъекта международного права. Это время, когда со многими болезнями, унаследованными из прошлого, объективными и субъективными трудностями происходило становление новой России.
Хорошо известно, что современность имеет дело с процессами незавершенными, многовариантными, с многочисленными проекциями будущего развития. Например, в современной России уже можно говорить о завершении процесса создания органов высшей власти в рамках принятой новой Конституции, но формирование органов управления на местах не закончено. Не завершено еще создание законодательной базы. Хотя уже вырисовываются контуры нового экономического устройства страны, процессы, происходящие в экономике, еще не обеспечивают должной стабильности и непрерывного подъем жизненного уровня всех людей. Особенно сложной в стране является демографическая ситуация, связанная с сокращением численности населения России. Несмотря на демографические прогнозы, подчас очень мрачные, судить о том, что будет дальше, пока невозможно. История уже не раз демонстрировала, что она не имеет тупиков, и находила выходы из критических ситуаций, подчас весьма трудные и болезненные. Таким образом, современная история – это открытая книга, не определяющая свою конечную точку.
Современная история встречается с различными оценками общественного развития, которые формируются всеми науками об обществе, средствами массовой информации, общественным мнением. И здесь у современной истории есть свое место. Она пытается связать события, происходящие в политике, экономике, культуре, во всех сферах общественной жизни воедино, создать, как говорят, «плотную ткань исторического процесса». Опираясь на неумолимую диахроническую логику, она объясняет, почему происходит так, а не иначе, почему из возможных альтернатив реализуется только одна, отметая тем самым ложные и надуманные варианты, нелепые фантазии и все, что не соответствует времени. Вместе с тем, современная историческая наука не склонна преувеличивать свою роль. Она скептически относится к заимствованиям из прошлого, тем более из исторического опыта других стран, сознавая, что исторические обстоятельства везде складываются неодинаково, постоянно меняются, что «все новые и новые воды текут». Она против навязывания какой-то одной точки зрения. В обстановке идейного плюрализма, борьбы мнений и различных политических сил она стоит на позиции свободного диалога и утверждает, что знание того, что есть, что было достигнуто или упущено, помогает расширить горизонты исторического видения и определиться с будущим. Задача современной истории состоит в том, чтобы создать такую картину, в которой многие точки зрения сходятся, многие мнения живут. Разумеется, это возможно только в том случае, если современная история займет достойное место в комплексе наук об обществе, а не будет базироваться на субъективных мнениях и оценках, на вольных и непродуманных интерпретациях, вырванных из исторического контекста.
Еще одна специфика современной истории состоит в том, что она, в отличие от изучения прошлых эпох, больше опирается на достижения всех наук, изучающих общество. Но не только. Наряду с традиционным изучением архивных документов, которые, увы, далеко не всегда доступны сегодня историку, она опирается на «живые свидетельства» современников. К ним относятся материалы «устной истории», регулярно проводимые опросы общественного мнения, т. е. у историков существует возможность прямо обратиться к памяти тех поколений, которые составляют современное общество, и сами на себе переживали современные события. Не только опосредованные свидетельства прошлого – документы архивных фондов, данные статистики, кино-фотодокументы формируют знания историка о современности, но и его личный опыт, его пристрастия и неприязни, особенности его биографии. Его политические симпатии и антипатии непосредственно влияют на результат исследования.
Практика свидетельствует, что каждое поколение заново переписывает историю, извлекает собственный исторический опыт, по-новому оценивает события прошлого. Есть сторонники делать это непременным требованием для исторических исследований, поскольку знание истории играет огромную роль в политической и идеологической борьбе. Подобное направление называют презентизмом. К сожалению, презентизм подрывает научный характер истории, открывая простор для ее субъективного толкования в угоду тех или иных интересов и взглядов. Известно, что каждая новая власть заинтересована в создании истории «под себя», считает, что именно она знаменует венец истории. Историк современности, опираясь на прошлое, должен подчеркивать, что всякая власть имеет преходящий характер и несет ответственность перед будущим, не может придерживаться принципа «после нас хоть потоп», чтобы не навлечь проклятия потомков.
Но на самом деле содержание истории гораздо более объективно, чем принято считать. Мы с удовольствием читаем труды великих историков прошлого, хотя прекрасно осознаем, что они принадлежат своему времени. Зачастую те, кто исповедует презентизм, просто переписывают исторические труды, меняя лишь оценки и акценты в расстановке исторических фактов. Однако наука – это не переписывание истории, а реальное приращение исторических знаний, достигнутое на основе изучения и осмысления исторических свидетельств. Опасность презентизма особенно грозит историку современности, ибо он находится как бы внутри, а не вовне изучаемого времени. Одновременно он располагает преимуществом перед своими предшественниками: а именно – приоритетом первопроходца. Разумеется, ему труднее достичь принципа, сформулированного еще древнеримским историком Тацитом, “sine ira et studio”, «без гнева и пристрастия», но стремиться к этому он обязан.
Начало современной истории России мы датируем последними годами существования Советского Союза. Сотни тысяч трудов по его истории, как в целом, так и по отдельным ее аспектам, выходили в советское время. Советская литература буквально воспевала успехи и достижения социализма в стране, замалчивая многие мрачные страницы, провалы, неудачи, злоупотребления власти и т.д. Наверное, не меньше трудов по советской истории выходило в других странах, и больше всего в США – главного соперника СССР в период «холодной войны» и острого идеологического противоборства. Западная литература, которая в массе своей определяла социализм в СССР и других странах социалистического лагеря как тоталитарную коммунистическую систему и, в отличие от советской, была посвящена ее жесточайшей критике. Советский Союз – «империя зла», как по-простецки определил его в свое время президент Соединенных Штатов Р. Рейган, рассматривался как средоточие ужасов тоталитаризма. Парадокс заключается в том, что ни в Советском Союзе, ни на Западе не усматривали кризисных явлений и предпосылок обвального крушения общественного строя и распада СССР в 1991 г. Отсюда проистекает необходимость поиска других подходов, чтобы это понять и объяснить. Ничего не происходит просто так, по прихоти и желанию отдельных руководителей, не определяется случайными обстоятельствами. Очевидно, что в том монолитном фасаде, который внешне демонстрировал СССР, изначально существовали пороки и трещины, которые, постепенно углубляясь и расширяясь, привели к обрушению всего здания, построенного за 70 с лишним лет существования советско-коммунистической власти. Общественный строй в СССР, называемый социализмом, несмотря на ряд успехов и достижений, которые не следует огульно отрицать, вел к нагнетанию противоречий, которые, не найдя своего разрешения, привели к его падению. Несомненно, вопрос о причинах такого масштабного исторического явления взбудоражил, и еще долго будет будоражить общественное мнение, как в нашей стране, так и в мире. Сегодня выходят десятки и сотни работ, по-разному и с разных позиций толкующих то, что произошло в стране. Но чем дальше отдаляются от нас события 1991 г., тем большая роль принадлежит исторической науке, призванной найти место и значение произошедшего не только для России, но и в международном контексте.
ПИХОЯ Р.Г.
Уважаемые коллеги, я сначала отвечу на очень корректные замечания, высказанные в содокладе Андрея Константиновича Соколова. Главное для меня: он согласился с начальной датой современной истории - конец 1970-х годов.
СОКОЛОВ А.К.
Да, для меня ясно, что датировать современную историю России надо, начиная с всем очевидных признаков кризиса советской системы.
ПИХОЯ Р.Г.
А когда начался кризис советской системы?
СОКОЛОВ А.К.
Начало кризиса совершенно четко обозначено – конец 70-х годов. Принятие Конституции, которую Рудольф Германович предлагает положить в основание датировки современной истории, я считаю тоже отражением системного кризиса. Она принималась в условиях, требовавших совершенно другая Конституции, ибо общество, как говорится, созрело для того, чтобы были приняты гораздо более радикальные изменения.
ПИХОЯ Р.Г.
Не вызывает возражения и понятие современной истории как той, что творится на глазах современных поколений. Можно, конечно, спорить по поводу определения их границ, какие поколения составляют современное общество. Андрей Константинович занимается, кроме всего прочего, проблемами демографии, тут ему и карты в руки. Я тоже, как и он имею в виду живущие ныне старшее, среднее поколения и молодежь, но это свидетельствует о моем довольно почтенном возрасте, возрасте дедушки: говорю не без щегольства.
Об объективности и субъективности современной истории. Андрей Константинович говорил о вреде презентизма, попытке использовать историю как ломик для взламывания старых концепций – общественных, идеологических, когда с историческими данными наперевес пытаются добиться необходимого политического результата. Я в этом смысле полностью разделяю мнение об опасности презентизма и вообще целенаправленного идеологического вмешательства в историческое исследование. Вот мне поступил вопрос уважаемого коллеги, Карелина Евгения Геннадьевича. Он пишет, что есть формула: «история – это политика, опрокинутая в прошлое». Так вот, история – это не политика, опрокинутая в прошлое, история – это наука о прошлом, составляющей частью которого является политика. И анализ политики – есть часть истории. Но когда политика, обращенная в прошлое, называется историей, это крайняя формула презентизма, самоубийственная для самой истории как науки.
В свое время академик М.Н. Покровский, уже тяжело больной, выступая на очередном юбилее Института красной профессуры в декабре 1931 г., увещевал своих учеников: «Мой завет вам не идти «академическим» путем, …ибо «академизм» включает в себя как непременное условие признание объективной науки, каковой не существует. Наука большевистская должна быть большевистской». Это кончилось тем, что и направление, которым занимался Покровский, ушло как вода в песок, не оставило ничего и, в частности, плохо обошлось для тех людей, которых он увещевал. Наследников использовать кратковременные выгоды презентизма – пруд пруди, а проку от этого для науки – несколько строк в историографии.
История – это не политика, обращенная в прошлое. Но в истории есть такой раздел, как история общественной мысли. Вот история общественной мысли – это как плавиковая кислота, которая способна вобрать в себя все. История общественной мысли включает и современные презентации.
Следующий вопрос [я продолжаю читать записку Карелина, в ней ряд вопросов ко мне и к вам] я обращаю к вам: «Можно ли общество и страну образца 1977 г. с обществом и страной в 1993 г., ведь это принципиально разные категории? Что бы вы могли бы сказать по этому поводу?
СОКОЛОВ А.К.
Действительно, обстоятельства трудносопоставимые, с какой точки зрения ни посмотри: обратимся ли мы к экономике, к социальной сфере, к политической жизни. Более того, - другое государство. Поэтому для нас важно, когда происходят радикальные изменения, и перелом везде приходится на 1990-91 гг., хотя Рудольф Германович расширяет хронологические рамки перелома, включая в него события до 1993 гг., т.е. до принятия новой Конституции РФ. Мне кажется, что это не совсем правильно. Хочу напомнить, что после 1991 года существовал некоторый период так называемого правового вакуума. На этом правовом вакууме утверждались те институты, которые, в конечном счете, и обрели свое содержание в Конституции 1993 г. Вот, например, институт Президента в системе российской власти. Он складывался как следствие радикального перелома 1990-91 гг.
тимофеев п.т.
В 1991-1993 гг.
СОКОЛОВ А.К.
Совершенно верно. Так что, как ни крути, везде 1991 год выступает в качестве своеобразного рубежа.
ПИХОЯ Р.Г.
Но я хочу обратить внимание еще вот на что. Можно ли сравнивать 1977 г. с 1993 г.? Мой уважаемый коллега говорил, нельзя, потому что он обращался к сфере политической. А я могу сказать, что, преемственность, континуитетность сохраняется. Посмотрите, в 70-е годы строятся те самые нефтепроводы, по которым и сейчас гонится нефть, тогда создается тот военно-промышленный комплекс, ракетно-ядерный потенциал, который, по моему глубокому убеждению, обеспечил сохранение места России в Совете Безопасности, т.е. сохранение международного статуса. В ту пору формируется определенный уровень культуры, который также, оказывается, несет в себе элементы преемственности. А инфраструктура куда делась? То есть, тут есть и элементы преемственности.
СОКОЛОВ А.К.
Я с вами согласен абсолютно, относительно преемственности, на этом, собственно говоря, базируется принцип историзма.
Вот большевики, в 1917 г. пришли и сказали, всё, кончаем с прошлым. Но если мы посмотрим на советскую историю, увидим, сколько старых элементов воспроизвелось в той системе.
1991 год положил начало новой, современной России. Но разве мы можем сказать, что мы не воспроизводим сегодня советское прошлое в каких-то моментах?
ПИХОЯ Р.Г.
Да, причем даже какие-то институциональные вещи воспроизводятся.
ПИХОЯ Р.Г.
Вопросы глубокоуважаемого профессора Комиссаренко. Два вопроса мне и два вопроса Андрею Константиновичу.
Первый вопрос: Можно ли сказать, что современная история соприкасается с политологией?
Я считаю, что современная история – есть современная история, а что такое политология пусть судят специалисты.
СОКОЛОВ А.К.
Я против такого уничижения политологии. Есть целый цикл общественных наук, и я не могу сказать, что они все не научны, что история одна научна. Но есть ряд принципиальных различий между общественными науками и историей. Главное различие то, как они обращаются со временем. Для нас историков время, диахрония, хронологическая последовательность – основные категории, для других общественных наук – вспомогательная. Историческая преемственность или континуитет, о котором говорит Рудольф Германович, для нас очень важны и нас не всегда устраивает, как сегодня обращаются с этими категориями в общественных науках.
ПИХОЯ Р.Г.
Я хочу выступить в роли адвоката политологов, сначала на них напав. Во-первых, это наши коллеги, во-вторых, среди них немало таких же историков, а, в-третьих, если под политологией понимать анализ политических институтов, то кто же против.
Второй вопрос профессора Комиссаренко: Считается, что всякие выводы, обращения историка тем весомее, чем репрезентативнее источники. В таком случае, можно ли вообще установить репрезентативность?
Это очень интересный, просто замечательный вопрос. Вообще говоря, историки сталкиваются с проблемой репрезентативности все время. Хорошо заниматься Древней Русью, моей любимой, количество источников известно нам со студенческих времен - «Русская Правда», «Повесть временных лет» в различных ее вариантах, плюс документы церковного права, повести, церковно-учительные тексты. Потенциал источников сравнительно ограничен. Ситуация меняется с началом массовой бюрократизации госаппарата Российской империи. Уже с XVII века вы сталкиваетесь с проблемой изобилия источников. Ни один историк уже не в состоянии охватить всё.
Когда речь идет о современности, кажется что нас, историков катится настоящий вал, который как бы «убивает» самую идею обеспечить репрезентативность, ибо стоит проблема выбора. На мой взгляд, репрезентативности нужно добиваться сочетанием цели, поставленной в исследовании, и отбором представительных комплексов источников. Чем уже цель, тем глубже должна быть проработка этих комплексов. Надо понимать, что не твое, а что попадает прямо в створ поставленной проблемы, может быть, разнородные по своему происхождению источники, но отвечающие на те вопросы, которые поставил историк. Одинаково – это не значит однозначно, но, так или иначе, отвечающих на вопросы.
СОКОЛОВ А.К.
Я хочу присоединиться к Рудольфу Германовичу, который среди нас слывет и специалистом по истории средневековой и новой российской истории. Действительно, у таких специалистов - известные источники, и, не дай бог, кто-то что-то упустит: «накостыляют» тут же. А вот по современной истории совершенно другая проблема - проблема отбора репрезентативной источниковедческой базы. Рудольф Германович фактически отвечал на вопрос как формировать источниковедческую базу. Я подчеркиваю, термин «источниковедческая база», а не «источниковая база», как принято ныне писать, потому привлечь все источники для современной истории просто не мыслимо. Отбираются и осмысляются только те из них, которые расцениваются как представительные для изучения проблемы, т.е. результат источниковедческой работы, осмысленная, представительная источниковедческая база. Вот здесь, собственно говоря, встает вопрос о том, как создать эту базу, которая была бы адекватна поставленной проблеме. Если вы заниматься изучением экономических процессов, которые происходили, будет странно, например, если будем их описывать только по мемуарам.
ПИХОЯ Р.Г.
Даже если это мемуары Николая Ивановича Рыжкова?
СОКОЛОВ А.К.
Да, и Николая Ивановича Рыжкова, и Егора Тимуровича Гайдара и других. Над вами просто смеяться будут, если это будет сделано без объективных статистических данных, без анализа того, что происходит в различных фирмах, корпорациях, на государственных предприятиях. Значит, вопрос заключается в выборе источников, адекватных поставленной задаче.
Теперь относительно того, сформирована ли устойчивая источниковедческая база для изучения современной истории, Аркадий Иванович. Нет, конечно. Но при ее формировании мы опираемся на прежние достижения источниковедения.
ПИХОЯ Р.Г.
А вот принципиальный вопрос: можно ли определить этапы, через которые эволюционировало понятие «современная история?».
СОКОЛОВ А.К.
Я уже сказал: по мере того, как отдаляется прошлое, современная история, т.е. та, которая на наших глазах происходит, превращается в историю Новейшего времени. У нас есть понятие «история Новейшего времени», и в мире есть понятие «история Новейшего времени». Другое дело, что не все склонны выделять современную историю и продолжают пользоваться термином «Новейшая история». А вот мы попытались обосновать, что нужно выделять современную историю, ввиду целого ряда специфических причин.
Понятие «современная история» в мире тоже эволюционирует. Я много занимался зарубежной советологией, которая делила изучение советского общества между историками и политологами. Историки в основном занимались 20-30-ми гг. ХХ в. Сейчас многие историки переместились на изучение периода после Второй мировой войны или «сквозных» тем, охватывающих всю историю ХХ в. И правильно. Сколько можно, как говорится, «топтаться на одном и том же пятачке».
ПИХОЯ Р.Г.
Профессор Журавлев, у Вас был вопрос.
ЖУРАВЛЕВ С.В.
Андрей Константинович сейчас ответил уже на один вопрос.
Все-таки не ясно, выделяется ли современная история в самостоятельный этап, либо это часть новейшей истории. В чем, собственно говоря, продуктивность выделения в таком случае современной истории? Вопрос, конечно, встает очень серьезный: а зачем это нужно, если у нас уже есть устоявшиеся представления о Новейшей истории России?
СОКОЛОВ А.К.
Я так понял, Сергей Владимирович, что мы Вас не убедили.
ЖУРАВЛЕВ С.В.
Андрей Константинович нам сказал, что он склонен отделять новейшую историю от современной истории. Значит, по формальным критериям, о которых он нам сегодня рассказал, границы современной истории со временем будут все более и более смещаться. Хорошо, Андрей Константинович, современная история, та которая существует в памяти живущих ныне поколений. А что будет через 20 лет, какие критерии будут искать историки для того, чтобы обосновать, что современная история сместилась и где критерии для определения, когда она началась Мы просто сейчас живем в уникальной ситуации. А что будет дальше.
СОКОЛОВ А.К.
Я надеюсь, что они придут к тем же выводам, что и мы.
ЖУРАВЛЕВ С.В.
А все-таки, в чем продуктивность выделения современной истории? Зачем ее нам нужно выделять, если у нас нет, и никогда не будет полноценной источниковедческой базы, если мы не имеем инструментария. Ведь мы не можем, исходя из нашего традиционного исторического инструментария, изучать современность. Историк должен быть универсалом, он должен в таком случае иметь подготовку экономиста, культуролога, он должен быть монстром о десяти головах. У нас есть такие историки? Нет. У нас традиционные историки и как они должны заниматься современной историей?