Geum.ru

Искусство живописи восходит к глубокой древности

Вид материалаДокументы

Содержание


Спящая венера
Сикстинская капелла
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   41

женский образ вошел в историю мировой культуры под именем

«Моны Лизы», или «Джоконды». Была ли она красива? Наверное, но были во Флоренции многие женщины и красивее ее.

Однако Мона Лиза была удивительно привлекательна, хотя чергы ее лица и не были гармоничными. Небольшой улыбающийся

рот, ниспадающие на плечи мягкие волосы... «Но вполне развившаяся фигура ее, — пишет М. Алпатов, — была совершенна и

особенно совершенной формы были ее выхоленные руки. Но что

было в ней замечательно, несмотря на богатство, выщипанные

по моде брови, румяна и массу драгоценностей на руках и шее, —

это простота и естественность, разлитые во всем ее облике... А

потом лицо ее осветилось улыбкой и стало необычайно привлекательным для художника — смущенным и немножко лукавым,

словно к нему вернулась утраченная шаловливость юности и чтото затаенное в глубине души, неразгаданное».


На какие только ухищрения ни пускался Леонардо, лишь бы

модель его не скучала во время сеансов. В красиво убранной

комнате, среди цветов и роскошной мебели размещались музыканты, восхищая слух пением и музыкой, а красивый, изысканный художник подстерегал на лице Моны Лизы дивную улыбку.

Он приглашал шутов и клоунов, но музыка не совсем удовлетворила Мону Лизу. Она слушала известные мотивы со скучающим


лицом, не очень-то оживил ее и фокусник-жонглер. И тогда Леонардо рассказал ей сказку.


Жил-был один бедный человек, и у него было четыре сына;


три умных, а один и так. и сяк. — ни ума, ни глупости. Да,

впрочем, о его уме не могли судить как. следует: он больше молчал и любил ходить в поле, к морю, слушать и думать про себя;


любил и ночью смотреть на звезды.


И вот пришла за отцом смерть. Перед тем как расстаться

с жизнью, он призвал к себе детей и сказал им:


«Сыны мои, скоро я умру. Как только вы меня схороните,

заприте хижину и идите на край света добывать себе счастье.


Пусть каждый чему-нибудь научится, чтобы мог кормить себя

сам».


Отец умер, а сыновья, похоронив его, пошли на край света

добывать свое счастье и сговорились, что через три года вернутся на полянку родной рощи, куда ходили за валежником, и

расскажут друг другу, кто чему выучился за эти три года.


Прошло три года, и, помня уговор, вернулись братья с края

света на полянку родной рощи. Пришел первый брат, что научился плотничать. От скуки срубил дерево и обтесал его, сделал из него женщину. Отошел немного и ждет. Вернулся второй

брат, увидел деревянную женщину, и так как он был портной,

то решил одеть ее и в ту же минуту, как искусный мастер,

сделал ей красивую шелковую одежду. Пришел третий сын, украсил деревянную девушку золотом и драгоценными камнями,

ведь он был ювелир и сумел накопить огромное богатство.


И пришел четвертый брат. Он не умел ни плотничать, ни

шить — он умел только слушать, что говорит земля, говорят

деревья, травы, звери и птицы, знал ход небесных планет и еще

умел петь чудесные песни. Он увидел деревянную девушку в роскошной одежде, в золоте и драгоценных камнях. Но она была

глуха и нема и не шевелилась. Тогда он собрал все свое искусство —ведь он научился разговаривать со всем, что есть на земле, научился оживлять своей песней и камни... И он запел прекрасную песню, от которой плакали притаившиеся за кустами

братья, и песней этой вдохнул душу в деревянную женщину. И

она улыбнулась и вздохнула...


Тогда братья бросились к ней и закричали:


— Я тебя создал, 'ты должна быть моей женою!


— Ты должна быть моей женою, я тебя, голую и несчастную, одел!


— А я тебя сделал богатой, ты должна быть моей женою!

Но девушка отвечала:


— Ты меня создал — будь моим отцом. Ты меня одел, а ты

украсил — будьте мне братьями. А ты, что вдохнул в меня душу

и научил радоваться жизни, ты один будешь мне мужем на всю

жизнь...


И деревья, и цветы, и вся земля вместе с пташками запели

им гимн любви...


ДЖОКОНДА. Леонардо да Винчи


51


Окончив сказку, Леонардо взглянул на Мону Лизу. Боже, что

сделалось с ее лицом! Оно точно озарилось светом, глаза сияли.

Улыбка блаженства, медленно исчезая с ее лица, осталась в углах

рта и трепетала, придавая ему изумительное, загадочное и чуть

лукавое выражение.


Давно не испытывал Леонардо да Винчи такого огромного

прилива творческих сил. Все, что было в нем самом жизнерадостного, светлого и ясного, вкладывал он в свою работу.


Чтобы усилить впечатление от лица, Леонардо облек Мону

Лизу в простое, лишенное каких бы то ни было украшений платье, скромное и темное. Впечатление простоты и естественности

усиливается мастерски написанными складками платья и легкого шарфа.


Навещавшие иногда Леонардо художники и любители искусства видели «Джоконду» и приходили в восторг:


— Каким чародейским мастерством обладает мессэр Леонардо, изображая этот живой блеск, эту влажность глаз!


— Она точно дышит!


— Она сейчас засмеется!


— Ведь почти ощущаешь живую кожу этого прелестного лица...

Кажется, что в углублении шеи можно видеть биение пульса.


— Какая у нее странная улыбка. Точно она думает о чем-то и

не досказывает...


Действительно, в глазах «Джоконды» — свет и влажный блеск,

как в живых глазах, а в веках заметны тончайшие лиловатые жилки.

Но великий художник сотворил небывалое: он написал еще и

воздух, пронизанный влажными испарениями и окутывающий

фигуру прозрачной дымкой.


Самая знаменитая, много раз изученная и описанная на всех

языках мира, «Джоконда» до сих пор остается и самой загадочной картиной великого да Винчи. Она по-прежнему остается непостижимой и продолжает уже несколько столетий тревожить воображение, может быть, именно потому, что это не портрет в

привычном понимании этого слова. Леонардо да Винчи написал

ее вопреки самому понятию «портрет», которое предполагает изображение реального лица, сходного с оригиналом и с характеризующими его (хотя бы косвенно) атрибутами.


То, что написал художник, далеко выходит за рамки простого

портрета. Каждый оттенок кожи, каждая складка одежды, теп

52


лый блеск глаз, жизнь артерий и вен — всем этим снабдил художник свою картину. Но перед зрителем на заднем плане возникает еще и обрывистая цепь скал с ледяными вершинами у

подножия гор водная гладь с вытекающей из нее широкой и извилистой рекой, которая, сужаясь под маленьким мостиком, превращается в миниатюрный водопад, исчезающий за пределами


картины.


На зрителя льются золотистый теплый свет итальянского вечера и колдовское очарование живописи Леонардо да Винчи Пристально, все понимая, смотрит на мир и людей «Джоконда» Не

одно столетие прошло с тех пор, как ее создал художник, и с

последним прикосновением кисти Леонардо она стала вечно

живой. Он и сам уже давно чувствовал, что Мона Лиза живет

помимо его воли.


Как пишет искусствовед В. Липатов. «Джоконду» копировали

многократно и всегда безуспешно: она была неуловима, даже отдаленным подобием не возникала на чужом полотне, оставалась

верной своему создателю Ее пытались разъять на части, отобрать и повторить хотя бы вечную улыбку, но на картинах учеников и последователей улыбка выцветала, становилась фальшивой, погибала, как существо, заточенное в неволю» Действительно, ни одна репродукция не донесет и тысячной доли очарования, которое струится с портрета.


Испанский философ Ортега-и-Гассет писал, что в «Джоконде» ощущается стремление к внутреннему освобождению «Посмотрите, как напряжены ее виски и гладко подбритые брови,

как плотно сжаты губы, @ каким затаенным усилием пытается

она приподнять тяжкий груз меланхолической печали. Однако

это напряжение так незаметно, таким изящным спокойствием

дышит вся ее фигура и такой неподвижностью полно все ее

существо, что это внутреннее усилие скорее угадывается зрителем, чем сознательно выражено мастером Оно извивается, кусает свой хвост, как змея, и, замыкая движение по кругу, дав

наконец волю отчаянию, проявляется в знаменитой улыбке


Моны Лизы».


Неповторимая «Джоконда» Леонардо да Винчи опередила развитие живописи на многие века вперед Пытаясь объяснить тайну ее колдовского очарования, о картине писали бесконечно

много. Делали самые невероятные предположения (что «Джо

ДЖОКОНДА. Леонардо да Винчи 53


конда» беременна, что она косая, что это переодетый мужчина,

что это автопортрет самого художника), но вряд ли когда-нибудь

удастся полностью объяснить, почему это произведение, созданное Леонардо уже на склоне лет, обладает такой удивительной и

притягательной силой Ибо это полотно — творение поистине

божественной, а не человеческой руки.


СПЯЩАЯ ВЕНЕРА


Джорджоне


Ни одна из картин итальянского Возрождения не имела

столько повторений и вариантов, как «Спящая Венера» Джорджоне. Не говоря уже о современниках художника, она поразила

воображение Дюрера и Кранаха Старшего. Пуссена и Веласкеса,

Рембрандта и Рубенса, Энгра и Делакруа, Мане и Гогена. Между

тем письменные свидетельства о ней крайне скудны, а сам Джорджоне не оставил никакого эпистолярного наследия и нигде не

проронил о своих картинах ни слова.


И вообще никого из представителей классического итальянского искусства время не заволокло туманом в такой степени,

как Джорджоне. Современники считали его очень большим мастером, и слава его сохранялась в веках, а между тем о его жизни

мы знаем очень мало. Насколько его имя было в свое время знаменито в Венеции и за ее пределами, настолько впоследствии

оно было забыто и оставалось известным лишь небольшому кругу специалистов, да и те имели расплывчатое представление о

творчестве Джорджоне. Даже его картины, хранившиеся глав

СПЯЩАЯ ВЕНЕРА. Джорджоне


55


ным образом в частных собраниях венецианских патрициев, не

признавались принадлежащими ему на основании документальных данных. Многие из них оставались почти совершенно неизвестными и с течением времени были настолько забыты, что

долгое время приписывались другим мастерам. В частности, еще

в XIX веке «Спящая Венера» считалась копией с Тициана, созданной итальянским художником XVII века Сассоферрато. К

тому же Джорджоне не подписывал свои произведения, и все это

затрудняло изучение его творчества. Но в XIX веке были найдены «Заметки о произведениях искусства», написанные венецианским патрицием Маркантонио Микиэлем (жившим в первой половине XVI века), и тогда творчество Джорджоне было как бы

заново открыто.


Вот так сложилась судьба великого живописца, хотя теперь

вряд ли найдется любитель искусства, которому не было бы знакомо это имя. Однако и сегодня Джорджоне остается одним из

самых загадочных мастеров прошлого, а среди живописцев Высокого Возрождения — самым необычным.


Поэтической вершиной его искусства стала «Спящая Венера» — единственная из дошедших до нас картин художника на

мифологический сюжет. Она стала и своеобразным итогом всех

размышлений Джорджоне о человеке и окружающем его мире, в

ней нашла воплощение идея о свободном, ничем не омраченном

существовании человека среди поэтической природы. В 1525 году

М. Микиэль писал о ней: «Картина на холсте, изображающая

обнаженную Венеру, которая спит в пейзаже, и Купидона, написанная Джорджоне из Кастельфранко, но пейзаж и Купидон были

закончены Тицианом».


«Спящая Венера», видимо, была написана в те годы, когда

Джорджоне, заваленный заказами, стоял во главе художественной мастерской и менее ответственные части в его картинах заканчивали ученики — Тициан и Себастьяно дель Пьембо.


К началу XVI века образ Венеры еще не был распространен в

итальянском искусстве. Несмотря на свой светский характер, искусство этого времени еще сохранило в себе остатки наивного

благочестия, и изображение обнаженного женского тела было

очень редким. В конце XV века написал свое «Рождение Венеры»

Сандро Боттичелли, и его Венера — хрупкая, почти бесплотная,

с каскадом тяжелых золотых волос — представляет собой изящное сплетение языческого мифа с последними остатками средне

56


векового страха перед земной, чувственной любовью и красотой

обнаженного женского тела.


Совсем иное представление о женской красоте — плоть от

плоти прекрасной действительности и в то же время возвышенной и целомудренной — раскрывается в картине Джорджоне.


«Спящая Венера» была написана художником для патрицианской семьи Марчелло и до конца XVII века находилась в их коллекции, а в Дрезденскую галерею картина поступила в 1699 году.

От времени она сильно пострадала, и в местах выпадения краски

ее покрывают более поздние записи. В XIX веке реставраторы

почти заново переписали часть правой стороны, где у ног Венеры

некогда был изображен маленький Купидон, впоследствии обнаруженный с помощью рентгеновских лучей.


Как уже говорилось выше, свою идею о прекрасном человеке,

о его полной гармонии с окружающим миром Джорджоне воплотил в образе Венеры — богини любви и красоты. Он представил

ее в облике прекрасной обнаженной женщины, спящей на лугу,

поросшем скромными белыми цветами Сон богини полон безмятежного покоя, вечерняя тишина и согласие пронизывают всю

природу, и сама она как будто порождение той самой природы,

которая ее окружает Ее прекрасное тело поражает зрителя необычной красотой плавных линий, и в то же время Венера Джорджоне — это земная женщина, полная чувственной прелести й

очарования, и эту земную красоту художник возвысил и идеализировал. Никто в итальянской живописи до Джорджоне не передавал еще с такой осязательностью жизненную теплоту обнаженного женского тела, где совершенность форм, завершенность и

чистота линий словно воплощают в себе закон абсолютной гармонии.


За богиней простирается столь любимый Джорджоне пейзаж


венецианской провинции: вдали на пригорке видна маленькая

деревушка, за ней зеленеет равнина с одиноким стройным деревцем, а на горизонте вырисовывается далекая цепь холмов с замком'и синяя полоска озера. Плавные линии тела Венеры, безупречные по своей красоте, как бы находят отклик в окружающем

ее пейзаже: уходят вдаль мягкие линии пологих холмов, лучи заходящего солнца окрашивают в золотистые тона замершее в неподвижности облако, и теплый солнечный свет как бы сгущается

в золотисто-рыжих волосах Венеры Во всех чертах ее нежного и

задумчивого лица разлита тончайшая одухотворенность, а за ее


СПЯЩАЯ ВЕНЕРА. Джорджоне 57


опущенными ресницами как бы скрыта вся полнота чувств' и

переживаний человека, наделенного тонкой душой.


Обнаженные женские фигуры в пейзаже встречались в европейской живописи и гравюрах и раньше, но никогда они не изображались в состоянии сна. Особая «концепция сна», той формы

физического и духовного отдыха, под которой подразумевалось

предрасположение души к возвышенному созерцанию и воссоединению с божественным началом, была развита гуманистами и

неоплатониками 16-го столетия. Нагота богинь у последователей

и подражателей Джорджоне была оправдана ожиданием любовных утех, вакхическим опьянением, любованием собственной красотой во время туалета. Либо нагота эта жестока и губительна,

как в древнегреческом мифе об Актеоне


У Джорджоне нагота выглядит как естественное состояние

человека: богиня отдыхает, спит обнаженная, как в те далекие

времена спали все — богатые и бедные люди, да и сами боги. Все

тело Венеры выражает состояние сладкого самозабвения, полного покоя, который не тревожат мрачные сновидения.


«Спящая Венера» Джорджоне — едва ли не первое произведение живописи Возрождения, в котором нагота составляет главную его тему. Венера спит, не ведая своей наготы, как не ведали

о ней Адам и Ева до грехопадения, и потому нагота так прекрасна

и безгрешна, что зритель глядит на нее только как на предмет

поклонения.


Образ этой прекрасной женщины-богини лишен налета эротики даже в самой малейшей степени. Наоборот, мало кому из

художников Возрождения (да и последующих веков) удавалось

создать более возвышенный и целомудренный образ.


Все в ней гармония, все диво,

Все выше мира и страстей,

Она покоится стыдливо

В красе торжественной своей.


(А.С. Пушкин)


СИКСТИНСКАЯ КАПЕЛЛА


Микеланджело


Архитектор Донато Браманте (по версии Кондиви), завидуя

превосходству Микеланджело, присоветовал папе Юлию II поручить флорентийскому скульптору расписать своды Сикстинской

капеллы. Римский папа одобрил затею, призвал к себе Микеланджело и повелел тотчас начинать эту работу.


СИКСТИНСКАЯ КАПЕЛЛА. Микеланджело


59


Все соперники и недоброжелатели злословили по поводу того,

что такой труд поручили Микеланджело Буонаротти, которому

было тогда всего 33 года — для художника это совсем молодые

годы. «Не удастся ему ничего сделать, — говорили они. — Стенная живопись — это нелегкое дело, не справится с ней этот тщеславный молодчик. Вот тогда и будет на нашей улице праздник».


Сам Микеланджело брался за эту работу неохотно, потому

что никогда до этого не занимался стенной живописью. Он знал,

что роспись свода — дело трудное, всячески старался уклониться

от этой работы и предлагал папе поручить это дело Рафаэлю. Но

папа решил, что именно Микеланджело должен расписать потолок Сикстинской капеллы, и потому не слушал никаких возражений.


Постройку строительных лесов для росписи потолка папа

Юлий II поручил Браманте, но тот подвесил платформу на веревках и во многих местах из-за этого потолок был пробит. Микеланджело долго размышлял, каким же образом будут заделаны

эти дыры, когда нужно будет расписывать эти места. Донато Браманте на это ответил, что по-другому сделать было невозможно,

а о дырах в потолке можно будет подумать в свое время. Но

Микеланджело велел снять эти жалкие сооружения и построил

не касающиеся стен подмостки, лежа на которых и приступил к

работе.4


4 Свои мысли Микеланджело выразил в таких стихах:


Я получил за труд лишь зоб, хворобу

(Так пучит кошек мутная вода,

В Ломбардии — нередких мест беда!)

Да подбородком вклинился в утробу.


Грудь — как у гарпий; череп, мне на злобу,

Полез к горбу, и дыбом борода;


А с кисти на лицо течет бурда,

Рядя меня в парчу, подобно гробу;


Сместились бедра начисто в живот;


А зад, в противовес, раздулся в бочку;


Ступни с землею сходятся не вдруг;


Свисает кожа коробом вперед.


А сзади складкой выточена в строчку,


И весь я выгнут, как сирийский лук.


бо


Он выписал из Флоренции некоторых своих товарищей, Которые были более привычны к фресковой живописи, чтобы иметь

помощников в таком ответственном предприятии. Хотя некоторые и утверждали, что сделал он это из-за незнания техники

фресковой живописи.


Однако Микеланджело остался недоволен работой своих учеников и уничтожил все, что они сделали. По словам его биографа, он сам растирал краски, приготовлял известковый раствор,

приходил в капеллу с рассветом и уходил ночью, довольствуясь

лишь легким обедом.


Начатых работ Микеланджело не показывал никому. Но едва

лишь он принялся за дело, как чуть было не пришлось отказаться

от работы. Еще свежие краски вдруг стали покрываться плесенью, причины которой сначала никто не мог понять. Потом,

правда, установили, что виной всему стало плохое качество римской извести и что Микеланджело употреблял свой раствор слишком сырым. Когда все было исправлено, он с прежним жаром

принялся за дело и в 20 месяцев без всяких препятствий выполнил половину работы.


Но тайна, которою он при этом окружил себя, сильно возбуждала общее любопытство. Микеланджело не желал, чтобы его

посещал даже папа. Однако Юлий II был у него несколько раз, и,

несмотря на свой преклонный возраст, поднимался на леса. Он

был нетерпелив до предела, и постепенно им овладевало все большее нетерпение. Он то и дело требовал, чтобы художник пустил

его к себе наверх и показал свою работу. Но и Микеланджело не