Man verehre ferner den, der dem vieh sein futter gibt und dem Menschen Speise und Trank, so viel er geniessen mag

Вид материала

Документы

Содержание Первая научная постановка проблемы времени Г. Р. Державин

Подобный материал:

• Конвенция между, 802.37kb.
• Bausteine interkultureller Persönlichkeitsentwicklung und Erfassung ihrer Vergleichbarkeit, 136.18kb.
• И. Тихомиров Проблема и метод Кантовой критики познания, 785.5kb.
• Сухопутные войска Центральной группы войск Авторы: Алеш Готтмар и майор Др. Павел Минаржик,, 263.46kb.
• Swester Katrei Meister Ekecharttes Tohter von Strazburc╩, ╚Von dem Adel der Sele╩,, 131.37kb.
• Урок круглый стол по теме «Охрана окружающей среды», 37.69kb.
• Friedrich Nietzsche "Vom Nutzen und Vorteil der Historie fur das Leben", 1385.88kb.
• Friedrich Nietzsche "Vom Nutzen und Vorteil der Historie fur das Leben", 1092.45kb.
• Institut auf dem rosenberg (St. Gallen) Возраст, 63.89kb.
• Тема «Wir malen, bauen, basteln». Раздел 2 «Wir lesen und schreiben», 20.92kb.

Измерение времени есть один из основных элементов на­учного познания окружающего, и уточнение методики измерения времени как природного явления может быть рассматриваемо как основная работа научной мысли в течение столетий.

Эпохи уточнения научной методики работы в этой области всегда были эпохами великих научных достижений; такой эпо­хой – кроме нашего времени – и замершей, шедшей столетия эллинистической научной работы в первые века нашей эры и последние, ей предшествовавшие, – был XVII в. Движение уточнения измерения времени усилилось во второй половине XV в., достигло maximuma в XVII, и непрерывной тра­дицией, с повышением и понижением, дошло до нашей эпохи расцвета техники научного экспериментирования³⁷.

Если в дальнейшем расцвете техника работы стала впереди, – в основе, в мысли первых исследователей стояло стремление из­мерить не отвлеченное движение, а реальное движение природных процессов, совершающихся в ходе времени.

Измерение действительно желало измерить время как реаль­ное влияние. Таким оно представлялось.

52. Измерение не есть механический акт: это есть исследова­ние, научное творчество, неизбежно приводящее к углублению в свойства того явления, которое подлежит измерению. Особенно это имеет место, когда вопрос идет об основных принципах из­мерения.

Одно из основных условий научного измерения времени явля­ется стремление исключить из него влияние личности и органов чувств. Если это невозможно, то необходимо свести его до minimuma – количественно оценить его влияние.

При таком характере измерения совершенно неизбежно про­являются некоторые стороны самого времени, некоторые его свойства (если время есть реальное явление того же рода, как материя), подлежащие изучению испытателями природы.

Уже сама возможность такого его измерения на это указы­вает.

Натуралист же здесь, тем же путем, каким он изучал мате­рию, исходя из множества разнообразных опытов, путем измере­ния, обезопасивая явление от проявлений измерителя, подходил к основным общим свойствам времени так же, как он подходил к общим и основным свойствам материи. Я вернусь ниже к это­му процессу.

С этой точки зрения, то резкое противоположение измерения времени его исследованию, которое постоянно наблюдалось и наблюдается в философии и о котором мне придется еще гово­рить, мне кажется, основано на недостаточном анализе, на из­лишнем упрощении того, что мы называем измерением времени.

53. И Галилей, и Ньютон придали понятию времени ту наи­более простую форму, которая была необходима для того, чтобы наиболее просто и точно выражать природные явления, связан­ные с ходом времени. Они изучали движение тел как в Природе – наблюдением, так и в лабораториях – опытно, и этими дви­жениями измеряли время³⁸.

С точки зрения этих явлений, время уже для Галилея полу­чило значение математически идеального построения.

Задача, стоявшая перед Галилеем, была задача механики – исследовать движение, для измерения которого было использова­но время.

Время реальных явлений было упрощено с этой целью, оно не должно было иметь структуры и независимо от направления могло идти вперед и назад. Оно не было ни с чем связано, и, хотя явление всегда происходило в пространстве, пространство и время были друг от друга отделены и независимы. Это привело в 1686–1687 гг. к яркому и определенному общему построению Ньютоном представления об абсолютном времени и абсолютном пространстве, причем Ньютон допускал явления, происходящие мгновенно (вне времени), каковым являлось тяготение.

Изучение создания этой яркой научной гипотезы об абсолют­ном времени приводило к заключению, что на нее сильно влияла не только философская, но и теологическая мысль, частично фи­лософия Платона, как она преломлялась в среде английских его последователей, которые в это время группировались в Кембрид­же, около Г. Мора. Непосредственным предшественником Ньюто­на в этой области был ученый и теолог (как и Ньютон) И. Бар­роу (1662–1694)³⁹, ясно отделявший время от движения, кото­рым оно измерялось, и придававший ему реальное существование как абсолютному времени.

Представления Ньютона о времени не могут быть рассматри­ваемы абстрактно. Они должны быть введены в перспективу его жизни.

54. На три обстоятельства надо обратить здесь внимание.

Ньютон был христианским теологом; мысль его непрерывно вращалась в области чуждых науке нашего времени интересов и, как выясняется (§ 1), они даже отразились на введенном им новом понятии времени. Он теснейшим образом связывал время с проявлением божества, вдумывался в Апокалипсис, в конец Мира. Время существования человека было для него временем ограниченным, и законы его существования не охватывались на­учным мышлением. Историческое время в нашем смысле для него не существовало.

И вместе с тем Ньютон видел чрезвычайную общность выяв­ленного им всемирного тяготения. Он не только применил его к объяснению и вычислению строения Солнечной системы; он ви­дел его общность во всех мельчайших явлениях нашей Земли – в явлениях веса. Он шел здесь и дальше, он видел еще больше общность всемирного тяготения, искал применения его к химиче­ским и молекулярным явлениям, нашел доказательства его влия­ния за пределами Солнечной системы: для комет он взял за осно­ву вычисления их (1680) орбиты – параболу, т. е. их движение в связи с притяжением Солнца вне Солнечной системы. В 1704–1705 гг. по его указаниям Э. Галлей доказал, что часть комет имеет эллиптическую орбиту, выходящую за пределы Солнечной системы.

Общность всемирного тяготения – его распространение на весь Мир и вместе с тем его неприложимость в известной Нью­тону его форме к мельчайшему миру молекулярных (и химиче­ских) явлений была для Ньютона ясна. И она в той или иной форме проникала всю научную мысль вплоть до начала нашего века.

55. Абсолютное время Ньютона должно быть оцениваемо с точки зрения тех задач, которые он ставил науке. Ньютон и его школа, как правильно отмечал Кассирер⁴⁰, поставили задачей физики «описание явлений», лишь позже, в XVIII в., физика за­нялась изучением вещества, а в XIX в. ее можно считать физи­кой принципов. Для Ньютона, таким образом, абсолютное про­странство и абсолютное время имели в научной области значение только постольку, поскольку они давали возможность точно опи­сывать явления; сами по себе они могли оставаться в стороне. Геометрически это время могло выражаться векторами.

Чем тоньше, чем глубже и полнее можно было «описывать яв­ление», тем более укреплялось связанное с этим подсобное поня­тие абсолютного времени; уже в XVIII в. оно охватило всю на­учную мысль, и, казалось, научная теория достигла величайшего совершенства.

Основные представления Ньютона вошли в науку благодаря научному совершенству его великих построений; они были при­няты благодаря тому, что основанные на них выводы блестяще подтверждались вычислениями. Основываясь на этих работах, наука достигла чрезвычайного, раньше небывалого совершенства в одной из огромных своих областей; в первой половине XVIII столетия один из создателей механики, Л. Эйлер, в 1748 г. в мемуаре⁴¹, обратившем на себя внимание, вновь связал идеи Ньютона о пространстве и времени с новыми научными откры­тиями и, в частности, с огромными достижениями механики и ее приложений к потребностям жизни.

56. Они встретили лишь возражения в философии, выразив­шиеся в тонкой и глубокой критике Беркли и в знаменитом спо­ре между Лейбницем и Кларком, учеником Ньютона, писавшим от его имени (1715–1716), прерванном смертью Лейбница (§ 67); отголоски проходят через первую половину XVIII столетия.

Но ни монадология Лейбница с идеей относительного време­ни, ни крайний идеализм Беркли, придававший и пространству и времени ирреальное бытие, не могли в научной атмосфере бо­роться с представлениями Ньютона, явно для всех приведшими как раз в это время к творческой работе в построении одного из величайших созданий человеческого научного [гения] – ме­ханики.

Трансцендентальная философия Канта, всецело проникнутого мировоззрением Ньютона и выведенным из естественной его фи­лософии мирозданием, окончательно утвердила идею о времени и пространстве Ньютона, абсолютных и изотропных, в философии, придав им (1770) значение не реальных явлений, а неизбежных форм мышления, нашего познания.

57. Явившись величайшим научным достижением, «естествен­ная философия» («Philosophia naturalis») Ньютона – как раз в резком отделении пространства и времени и в признании новой и недопустимой для эмпирика концепции существования процес­сов всемирного тяготения, идущего вне времени, происходящего мгновенно – с величайшим трудом проникала в научное мировоз­зрение и никогда до конца не воспринималась испытателями природы. Достаточно вспомнить Фарадея, ярко чувствовавшего здесь противоречие между эмпирическим материалом науки и научной теорией⁴².

Но реальность времени, установленная Ньютоном, отвечала основному содержанию науки вне того противоречия, которое приходилось допускать для силы тяготения. Она не возбуждала сомнений в науке.

И теория относительности заменила абсолютное время Нью­тона столь же реальным пространством-временем Палади и Минковского.

И, подобно тому, как это было в XVII в., в XX в. вновь вни­мание науки направилось на изучение времени в новом, ином аспекте.

Сейчас абсолютное время, неотделимое от пространства, отхо­дит в область пережитого. Но то время, которое составляет еди­ное с пространством, не есть изотропное, бесструктурное время механики.


ПЕРВАЯ НАУЧНАЯ ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ ВРЕМЕНИ

В ЭЛЛИНСКОЙ И ЭЛЛИНИСТИЧЕСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ


58. Из предыдущего ясно, что постановка проблемы времени в науке, т. е. научное изучение времени, является событием исключительного значения в истории знания.

Ибо целая и глубочайшая область явлений, которая в последние века являлась уделом только философии, отчасти религиоз­ных учений, начинает охватываться научным знанием.

В ней, таким образом, оказывается возможным получить обще­обязательные истины, которыми неправильно два с лишним сто­летия считались ньютоновы положения.

Характерным для них представлением было то, что время и пространство лежат вне области природных процессов – могут исследоваться только абстрактной математической мыслью.

В общем научная мысль фактически это признавала.

Это признание исчезло или исчезает, и открывается не только новая область научных исканий, но область исключительной глу­бины и значения.

Вступая сейчас в эту неожиданную для ученого среду явле­ний, как мне кажется, именно в этих условиях является чрезвы­чайно важным идти здесь в теснейшей связи с историческим вы­явлением научной работы и научной мысли.

Сохранение исторического аспекта в научной работе является всегда необходимым, так как дает возможность критически отно­ситься к научным теориям и гипотезам, оценивать, насколько пол­но, не односторонне собраны научные факты, на которых строит­ся современное научное знание, ясно понимать всегда преходящее значение научных гипотез, моделей, теорий, охватывать те науч­ные факты, которые оставляются ими в стороне, «забываются» в научной работе.

Особенно это важно в тех областях, как данная, которые дол­го ошибочно считались лежащими за пределами физических и биологических явлений, изучаемых наукой, как мы это имеем в данном случае. Ибо при историческом подходе могут быть выяс­нены причины такого понимания и могут быть вскрыты и отме­чены упускаемые искания отдельных в стороне стоящих иссле­дователей, и отмечены факты, которые были установлены и не находились в связи с господствующими взглядами и сейчас при­обретают особое для нас значение.

Мы встретимся в дальнейшем и с такими воззрениями, и с такими фактами.

Как мы теперь видим, далеко не просто обстояло дело в на­учной области с 1687 по 1905 г., к моменту, когда впервые на сцену выступила теория относительности и почти одновременно сложилась в философии (1901) и в науке (1907) идея о про­странстве-времени.

Очевидно, как указано, и теория относительности, и [поня­тие] пространства-времени подготовлялись издавна.

Большое количество фактов, эмпирических обобщений, гипо­тез и научных теорий, научных моделей, которыми можно было воспользоваться при научной работе над временем, собраны до XX в.: без этого не произошло бы, конечно, переживаемого сдви­га мысли. Еще значительнее изменение в XX в., когда сложились основные новые понятия.

Ими можно воспользоваться и их обнять только при истори­ческом подходе к проблеме времени как проблеме научной мысли.

В такой проблеме, как проблема времени, надо при этом идти вглубь возможно дальше, так как она исторически стала перед научной и философской мыслью одной из первых.

59. При таком подходе вскрывается чрезвычайно любопытный и важный факт в истории человеческой мысли.

В некоторых отношениях мы переживаем сейчас вторично или, вернее, в третий раз в этой области знаний коренное ана­логичное возвращение научных воззрений.

Достигнутое терялось и вновь добывалось.

По-видимому, долгие века вплоть до победы христианского, мусульманского и еврейского миропонимания западноевропейская научная работа шла в условиях гораздо более близких к совре­менному отношению к времени, чем это было при Ньютоне и в предшествующие ему века. Это было в эпоху [господства] в Средиземноморье эллинской и эллинистической мысли, причем окружающая Средиземноморье культурная среда – персидская, индийская, китайская, среднеазиатская – во многом отвечала научной мысли древних греческих мыслителей и в некоторых, более отдаленных от области нашей цивилизации, странах, со­хранила непрерывно крупные черты современного представления о времени.

Раз достигнутое было в огромной области человечества поте­ряно и заменено явно ложной концепцией.

Долгим путем мы в этой области возвратились к тому, к чему подходили раньше.

История поиска знаний в этой области в течение двух тысяч лет до Галилея и ясное представление о том, что было достигну­то в проблеме времени в эпоху расцвета эллинистическо-римской цивилизации, не могут быть даны с полной точностью. Но важно сейчас отметить этот своеобразный ход истории научной пробле­мы о времени – в новый поворотный пункт ее, который мы пере­живаем.

Это необходимо для полного осознания значения нашей ра­боты в этой области. Это необходимо и для того, чтобы устано­вить и правильно оценить самый научный факт вторичного соз­дания научного понятия времени. Нет случая в охватываемой наукой области явлений. Я попытаюсь свести наши современные об этом представления на следующих страницах.

60. В создании понятия физического и математического времени в XVII столетии основное значение имели, с одной сторо­ны, точность измерительной научной работы, с другой – матема­тически выраженная, углубленная научная мысль.

Научное понятие времени создано в связи с стремлением, вы­званным жизнью, измерить время. Это стремление вызвало и первые научные – астрономические – наблюдения, и первые на­учные инструменты.

Как я уже указывал (§ 8), в эллинистическую эпоху в пер­вые века до и в первые века нашей эры научная эксперимен­тальная техника достигла значительного совершенства, которое вновь было восстановлено и [превзойдено] не раньше конца XV – XVI в.

Точность измерения времени достигала десятых долей мину­ты, может быть, и больше. Охватывались измеряющей мыслью сотни тысяч, если не миллионы, лет.

Такое состояние измерительной техники начинает выясняться только в последнее время, и едва ли мы даже сейчас имеем пра­вильное представление об интенсивности и высоте тех достиже­ний, которые были получены в эти века в технике вообще и в научной технике в частности. История [ее] еще не написана, и явление это было гораздо большей мощности в мировой Рим­ской империи, чем это сейчас указывают историки⁴³.

61. Каковы были понятия о времени великих греческих мыс­лителей и ученых?

Наши представления об этом тоже не очень ясны, так как огромная часть научной литературы и материальной культуры этого времени исчезла, и мы только теперь начинаем восстанав­ливать реальный ход движения мысли.

Одним из таких достижений является совсем новое представ­ление о высоком уровне техники этого времени и научного экс­перимента, неизбежно заставляющего думать, что с ней нераз­рывно связанная mentalité была в это время не та, какую мы рисуем по фрагментарным отрывкам древних писателей из огром­ной когда-то существовавшей литературы.

Представление о времени было, вероятно, близким [среди] передовых ученых или отдельных выдающихся лиц к идеям эпохи Галилея. Только недавно выявляются такие понимания пространства и движения у Ивана Филипона, оригинального уче­ного христианина, жившего в VI в., совершенно меняется наше представление об условиях замирания древней эллинистической науки, и выявляется активная роль ее в арабском научном воз­рождении.

Процесс шел не так, как он нам давно представлялся.

Научная мысль, подойдя к решению, которое ее сейчас охва­тывает, отошла от него и ушла в сторону в связи с неблагопри­ятной для нее политической и идеологической средой.

Как понимал время Архимед? Даже на этот простой вопрос нельзя дать точный ответ.

Частью нет данных, частью история научной греческой мыс­ли этого времени недостаточно обработана, несмотря на огромное количество затраченного труда. Приходится пользоваться косвен­ными указаниями.

62. Среди философов, сочинения которых до нас дошли, мы встречаемся с мыслителем, который ясно указывает на существо­вание в его время того же течения, которое вновь выросло в XVII в., – интереса к времени как явлению, охваченному изме­рением. Как говорит Ганн⁴⁴, «иногда можно думать, что Плотин писал, имея перед собой современного математического физика (главный интерес которого во времени есть то, что оно может быть измерено)».

Плотин следующим образом определяет понимание движения в его время⁴⁵: «Под временем подразумевают или то, что назы­вают движением, или то, что приводится в движение, или отно­шение (Relation? мера?) движения... Из тех, которые рассматри­вают время как движение, одни его рассматривают как всеобщее (Gesammt) движение или как движение Всего; те, которые рас­сматривают его как движение (Bewegung), подразумевают при этом мировую среду; те, наконец, которые склоняются к отноше­нию движения, рассматривают его или как некоторое протяжение (Ausdehnung) движения, или как его меру, или вообще как нечто, его сопровождающее, причем (сопровождающее) все движение или определенное движение».

В другом месте он говорит: «Поэтому философы пришли к определению: „Время есть мера движения”, вместо того, чтобы сказать: „Время измеряется движением” и вместо того, чтобы прибавить, что же само по себе есть то, что измеряется».

И дальше: «Если кто думает, что время не есть ипостась (т. е. не существует само по себе?) и не представляет ничего реального, то, очевидно, он и о самом Боге будет иметь ложное представление, когда будет говорить: „Бог был и будет”». И еще дальше: «Итак, есть время также в нас? Конечно, в каждой та­кой [душе] и одинакового качества (Beschaffenheit) во всех лю­дях, и все души есть единое».

Плотин и с другой стороны, как увидим, подошел к понятию времени в его научном охвате, так как он был одним из тех мыс­лителей, которые глубоко сознавали то поразительное по своей силе, мощности и прозревательному значению в проникновении в природу явлений, которое представляет смена поколений живых существ, причем, выражая время хронологически, масштаб времени Плотина был масштабом нашего времени в этом явле­нии, а не времени, например, Ньютона.

Я вернусь к этому представлению Плотина позже.

63. Эти ярко выраженные представления отвечают его живым и до сих пор философским учениям о времени, как живы до сих пор основные представления Древней Греции.

Как живо и сейчас то, вероятно, еще более древнее представ­ление, которое выразил более 2500 лет назад Гераклит из Милета, который говорил, что «все течет» (πάνταρεϊ) и сравни­вал время с рекой – «река времен» русского поэта:


Река времен в своем стремленья

Уносит все дела людей

И топит в пропасти забвенья

Народы, царства и царей.

Г. Р. Державин


По отношению к этому представлению мы в 1931 г. и Г. Р. Державин в (1716) остаемся неподвижными, несмотря на все то огромное изменение, которое произошло в науке и научном (в том философском, которое с ним в консонансе) представ­лении о времени за этот огромный сдвиг научного мышления, который произошел за эти (115) лет. Мы видим сейчас, что так же глубоко и другое представление древнеэллинской мысли, ко­торое выражено в виде научной модели и о котором говорит Плотин как живом в его время: время связано с движением кос­мических сфер. К представлению этому мы сейчас ближе, чем во времена Ньютона, так как конечный Мир для нас связан с новы­ми научными теориями, а вращение галаксии, в конце концов связанное с измерением времени, является в сущности идеализированным, освобожденным от материальной оболочки вращением сфер. Размеры сфер представлялись, по-видимому, всегда мень­шими, чем размеры галаксии – «время вращения» и «время реально существующее» – может быть, и нет в кругу тех иска­ний Востока, с которыми сталкивалась эллинская мысль.

64. Возвращаясь к другим указаниям Плотина о многих пред­ставлениях третьего столетия нашей эры, мы до некоторой степе­ни можем восстановить их конкретных представителей.

Аристотель принадлежит к тем, которые рассматривали время как отношение. Он говорит, что время не движение, а то число, которым определяется «раньше – после».

Движение отождествляли со временем стоики.

Но точно и ясно разобраться в остальных указаниях Плотина мы сейчас не можем.

65. Плотин (203 – 269) жил в эпоху, когда в эллинистической римской культурной среде резко проявились и шли к захвату человеческого сознания религиозные построения, христианские, опирающиеся на иудейство, которые несли с собой как основную часть новое миропонимание, резко отличное от господствующе­го, – понимание времени.

В это время они не только захватывали народные массы, далекие от научных интересов, но создавали миропонимание, вы­ражавшееся в рамках тогдашней философской и научной мысли.

Эллины, так же как древние восточные мыслители Египта, Индии, Халдеи, считали человечество и Мир очень древними и исчисляли историческое время десятками и сотнями тысяч лет. Допускались бесконечность времени и повторяемость одних и тех же событий, предметов, людей через сотню и больше тысяч лет – вечно идущий возврат⁴⁶.

В эпоху Плотина начало все больше и больше приобретать значение еврейско-христианское представление о малой длитель­ности и конечности человеческого существования и всего Мира. Какие-нибудь 80 – 100 поколений отделяли, по этим представле­ниям, человека эпохи Платона от начала Мира, а в эпоху Плоти­на миллионами людей ожидался как реальное явление конец Мира – прекращение времени.

По мере усиления христианства в структуре государства и общества это, резко противоречащее реальности, представление о времени получало все большую силу и значение и заглушало древние представления, более близкие к Галилею и Ньютону, чем к идеям последующих за Плотином поколений.

От VI – VII вв. нашей эры и до конца XV – XVI столетий, в течение 900 лет, когда Николай Кузанский и Джордано Бруно вернули научное сознание к древним идеям о безграничности времени и его чрезвычайной длительности, мир Запада и значи­тельная часть Востока, охваченные христианством и мусульман­ством, жили в узких пределах после адамовского времени, ждали его конца.

Долгим, кружным путем мы отходим к прежним представле­ниям. Как мы видели, еще Ньютон не был свободен от них, и лишь в конце XVIII – начале XIX в. научная мысль оконча­тельно отбросила их из своего кругозора. Потребовалось несколь­ко сот лет с конца XV в.

Эта перемена могла произойти только потому, что весь спор велся на почве не научной, но философской мысли. Указанные Плотином понимания времени были созданы философской мыслью, а огромная длительность времени покоилась, даже в значительной мере, на чуждых и враждебных христианству религиозных представлениях.

Научная мысль достигла огромных результатов в измерении времени, создала бытовую систему его использования, совершен­но не связанную с этими представлениями.

Ни одного научного – общеобязательного – факта, указываю­щего на длительность времени, не было известно не только в господствовавшем научном миропонимании, но даже в тогда «еретических» мнениях, например, не признававших космических сфер.

66. В тесной связи с этим находится и другая идея, связан­ная с временем, которая была живой в эллинской и эллинисти­ческой эпохе и которая замерла, когда в эллинистической рим­ской цивилизации победило христианство, а позже связанное с ним, имеющее также корни в иудействе, мусульманство, –