Man verehre ferner den, der dem vieh sein futter gibt und dem Menschen Speise und Trank, so viel er geniessen mag

Вид материала

Документы

Содержание Измерение времени и создание идеи

Подобный материал:

• Конвенция между, 802.37kb.
• Bausteine interkultureller Persönlichkeitsentwicklung und Erfassung ihrer Vergleichbarkeit, 136.18kb.
• И. Тихомиров Проблема и метод Кантовой критики познания, 785.5kb.
• Сухопутные войска Центральной группы войск Авторы: Алеш Готтмар и майор Др. Павел Минаржик,, 263.46kb.
• Swester Katrei Meister Ekecharttes Tohter von Strazburc╩, ╚Von dem Adel der Sele╩,, 131.37kb.
• Урок круглый стол по теме «Охрана окружающей среды», 37.69kb.
• Friedrich Nietzsche "Vom Nutzen und Vorteil der Historie fur das Leben", 1385.88kb.
• Friedrich Nietzsche "Vom Nutzen und Vorteil der Historie fur das Leben", 1092.45kb.
• Institut auf dem rosenberg (St. Gallen) Возраст, 63.89kb.
• Тема «Wir malen, bauen, basteln». Раздел 2 «Wir lesen und schreiben», 20.92kb.

дление, корни выявления которого связаны во всех своих основах с философским мышлением, но оно по существу есть проявле­ние того времени, которое характеризует жизнь, живые орга­низмы в их научном понимании.

Я оставляю в стороне также то «метафизическое» время, о котором говорит, например, Гент²⁷, и другие аналогичные по­пытки связать указанные два понимания времени, так как они остаются без влияния в философской мысли и не открывают никаких серьезных перспектив научной работе.

Все остальные проявления времени, с которыми мы встре­тимся в науке и которые связаны с его измерением, не были охвачены философской мыслью и оставлены ею без внимания (§ 40).

Большее углубление в историю проблемы времени в фило­софии, мне кажется, не изменит изложенного и может быть оставлено в стороне.

37. Абсолютное время Ньютона, физическое или математи­ческое время, в готовой концепции пришло в философию из науки.

Философия, в сущности, никогда не принимала времени Ньютона – чуждой ей научной концепции. Но это по­нятие за XVIII и XIX вв. могущественно отразилось на фило­софской мысли. Достаточно вспомнить отношение Канта к этому представлению при полной несовместимости его с его филосо­фией.

Приняв за основу своего философского анализа новое тогда научное мировоззрение, данное ньютоновой естественной фило­софией и создавшейся на ней механикой и математикой, и, пы­таясь связать его с философской, критически пересмотренной мыслью, Кант пытался включить в свою систему и абсолютное время и такое же пространство Ньютона. Он некоторое время принимал и абсолютное время и абсолютное пространство, но в конце концов преодолел эти противоречащие его основным концепциям построения, придав им значение основных форм нашего разума. Ни одна из крупных систем после кантовской философии не смогла их вместить в свою концепцию Мира, как нечто реальное. Общий вывод о неприятии ньютоновой кон­цепции абсолютного пространства и времени новой философией правилен²⁸.

При оценке абсолютного времени философский анализ часто отмечает, что надо отделять чисто идеальное логическое пост­роение – математическое абсолютное время, отвечающее идеаль­ному построению, от того, которое воспринимается при физиче­ском измерении времени и только принимается ему тождест­венным. Это сознавал и Ньютон, и на этом была основана тонкая критика Маха. Именно это последнее и изменилось в нау­ке XX в.

Для Галилея было еще только математическое время, так как не был открыт закон тяготения, который требовал вы­числения и проверки выводов измерением в реальном мире...

38. «Психологическое» время, или, вернее, время субъектив­ное, выросло всецело во время философской работы, но по су­ществу является частью того реального Мира, который охвачен и охватывается научной мыслью. Лишь историческая обстанов­ка, в которой вырастала психология, долгое время отделяла ее от системы научных дисциплин.

В современную философскую живую мысль время мысляще­го субъекта – дление (duration) вошло почти немедленно, через три года после опубликования ньютоновых Principia, в 1690 г. Оно было введено Локком²⁹ в его «Essay concerning human un­derstanding» и выросло на почве критики идей абсолютного вре­мени Ньютона.

Локк заметил резкое противоречие этого времени и его про­явления в физических проблемах с временем, перестраиваемым мыслящим человеком. В этом последнем случае в ходе времени «что-то исчезает».

Локк, однако, не отбрасывал ньютоновского времени: для этого еще не было научных фактов, как это мог сделать через 200 лет Бергсон. Он выявил – философски установил – два проявления времени – абсолютное время и дление³⁰.

Абсолютное время Ньютона было идеальным построением математической и теологической мысли; дление, введенное Лок­ком, было реальным фактом научного наблюдения, явно имев­шим другие свойства, чем время механики.

39. Среди всех философских мыслителей, непрерывно после 1690 г. углублявших путь, указанный Локком, важнейшим пред­ставляется мне Г. Бергсон, опубликовавший через 200 лет, в 1889 г., в своей диссертации «Essai sur les données immédiates de la conscience» наиболее глубокое и проработанное иссле­дование пути, указанного Локком. В отличие от Локка, Бергсон резко противопоставил «дление» ньютонову абсолютному времени, которое он отбросил как ненужное и ошибочное построение.

Бергсон опирался на огромный научный материал, в котором в действительности казалось, что не было места концепциям Ньютона, и прежде всего философски углубил и изменил био­логические данные, связанные с теорией эволюции, введенной в науку в 1859 г. Дарвином и Уоллесом.

Бергсон дожил до теории относительности, которая показала, с одной стороны, правильность его основной концепции о проти­воречии с данными науки концепции независимых абсолютных пространства и времени, а с другой – новое понятие о пространстве-времени, не связанное с абсолютностью их бытия, в значительной степени изменило самые основы критики Берг­сона, что, мне кажется, он сам чувствует в вышедшей в 1922–1923 гг. его работе о теории относительности, в книге «La durée».

В это время уже оказались и другие философские течения, еще ближе подошедшие к новому направлению научной мысли.

В 1930 г. вопрос о времени, благодаря глубокому изменению в его научном понимании, должен во многом толковаться иначе, чем его оценивал в 1889 г. Г. Бергсон.

Сейчас перед Бергсоном и его пониманием времени стоит не ньютоново абсолютное время, а пространство-время современной физики. Поэтому теряет значение возражение Бергсона, по существу правильное, что время физиков есть время «прост­ранственное», так как для его понимания надо принимать дви­жение, которое может проявляться только в пространстве. В 1889 г. было, безусловно, правильно определение физического или математического времени, данное в начале столетия Н. Лоба­чевским. Он говорил: «Движение одного тела, принимаемое за известное для сравнения с другим, называется временем»³¹.

Движение неизбежно происходит в пространстве, и такое по­нятие о времени включало в понятие времени элементы прост­ранства. Дление (durée) Бергсона, связанное с личностью, поскольку оно связано с личностью, как будто могло считаться не связанным с пространством, не связанным с движением. Если связь с движением могла действительно быть оставлена в сто­роне, ибо вопрос о соотношении между изменением (при длении) и движением не так прост (§ 24), то непринятие во вни­мание пространства (тела), где происходит или ощущается дле­ние, логически неправильно. Особенно учитывая специфику пространства живых тел.

Сейчас вопрос и помимо этого меняется.

Сейчас и «дление» Бергсона входит в пространство-время, тем более что Бергсон берет дление не только как субъектив­ное время, но как время всего живущего, развертывающееся в эволюционном процессе – в созидающей эволюции: «Evolution créatrice».

40. В 1889 г., когда Бергсон ввел в философскую мысль свое понимание времени, он действительно вводил в философию но­вое понимание времени, но вводил его как новое не только в философию, но и в науку. Это было «время», независимое от абсолютного времени физиков и математиков.

Неправильно было бы, как это часто делается, ограничивать­ся в толковании понимания времени Бергсоном длением отдель­ного мыслящего индивида, рассматривать это время как психо­логическое, указанное Локком. Бергсон дал времени гораздо более широкую базу³².

Отличие «времени» Бергсона, в частности, выражающегося в сознании дления, гораздо более коренное по сравнению с отвле­ченным, абсолютным «временем» физиков и математиков.

И если «время» в понимании Локка (психологическое время индивида) могло существовать наряду с «временем» физика и рассматриваться психологически, «дление» Бергсона находилось в резком противоречии с «временем» Ньютона.

«Время» Ньютона было время отвлеченное, не поддающееся никакому научному изучению, так как оно не отражается в явле­ниях и фактах, изучаемых наукой; реальные явления и науч­ные факты находятся в нем и не дают о нем никакого понятия.

«Время» Бергсона есть время реальное, проявляющееся и создающееся в процессе творческой эволюции жизни; оно выражается в научных явлениях и фактах и как таковое может изучаться и в науке, и в философии.

В связи с этим отвлеченное «время» Ньютона есть идеаль­ное создание, вполне однородное и неизменное. «Время» Берг­сона есть явление неоднородное, различное в разных случаях и проявлениях. Здесь мысль Бергсона очень глубоко проникла в реальное явление времени, в его научном аспекте. Развитие этой стороны представлений Бергсона сейчас в научной работе получает, мне кажется, большое значение.

41. Между этими двумя пониманиями существовало еще ог­ромное различие, связанное с тем, что «время» Бергсона необратимое: оно не идет вспять – «время» же Ньютона обратимое.

Исходя из сознательной личности и создавая картину твор­ческой эволюции форм жизни, Бергсон перенес это представле­ние творческого характера времени на весь Мир: «Время есть созидание (invention) или есть ничто»³³.

Его динамическое представление о жизненном порыве (élan vital) и творческой эволюции удивительным образом отвечает одной из тех новых картин Вселенной, которая открывается перед нами в связи с развитием квантов, теории относительно­сти и открытий астрономии за последние годы, за 1929–1931 гг. особенно. К этому я вернусь ниже (§ 79, 81).

Время идет в одну сторону, в какую направлены жизненный порыв и творческая эволюция. Назад процесс идти не может, так как этот порыв и эволюция есть основное условие сущест­вования Мира. Время есть проявление – созидание – творческо­го мирового процесса.

42. В эпоху созидательной мысли Бергсона необратимые про­цессы были известны только в областях знания, в которые не про­никала механика и где сведение всех явлений на движение не могло реально иметь места, а являлось неудовлетворенной, отдаленной целью, как нам сейчас представляется, – мечтой, основанной на вере.

Необратимым процессом был – не выраженный в единицах физического времени – процесс эволюции видов, т. е. органиче­ских форм в течение геологического времени и процесс геоло­гической истории, создававший геологическое время.

Необратимым процессом был процесс истории человечества. И прав Трельч, оценивая с этой точки зрения значение деятель­ности Бергсона, как реально проявившийся фактор в понимании действительности: «Бергсон связал историческую мысль с неме­ханистической биологией и глубже чем кто-нибудь иной разде­лил математическое и эволюционно-историческое мышление»³⁴.

43. Сейчас, с изменением понимания времени в механике и с успехами знания, мы должны видеть различие не там, где ука­зывает Трельч; но для эпохи деятельности Бергсона, в апогее этой эпохи его творчества (1889–1901), это представление было правильным.

Различие заключается в том, что всякий эволюционный про­цесс есть процесс необратимый, в то самое время, как вся меха­ника и созданное в связи с ней абсолютное время отвечает обратимым процессам, время абсолютное может отсчитываться во время такого процесса и в ту и в другую стороны. Отсчеты времени основываются на таких процессах, как вращение Земли вокруг Солнца, или вращение Земли вокруг оси, как колебания маятника. Никакого различия между направлениями вращения не делается и в солнечной системе. Между наблюдаемыми вра­щениями спутников планет, наряду с преобладающими враще­ниями (посолонь), были известны и обратные.

Казалось поэтому, что случайностью обусловлено то или дру­гое направление движения – вращения, как это принималось в космологических построениях, и что правы были физики, допус­кавшие для времени любой ход его по данной линии и АВ и ВА.

Этого не было и не могло быть во времени-длении, которое выдвинул Бергсон как основное проявление жизненного порыва и творческой эволюции. Обратного хода здесь не было.

Еще резче выступала эта разница – в 1889 г. – между «вре­менем» физических процессов и «длением» Бергсона.

Среди физико-химических процессов, касающихся мате­риальных и энергетических явлений, обратимые процессы были выражены еще более совершенно, чем среди процессов астроно­мических. Время действительно не имело направления и могло идти вперед и назад, безразлично. Обратимые процессы были с ходом времени действительно обратимыми и могли идти в ту или другую сторону – как маятник – безразлично.

Вся физико-химическая картина Мира была основана на та­ком представлении о времени. Считалось, что в системе Мира, в его физическом построении необратимых процессов нет. Время абсолютное и его ход не могут быть учтены из наблюдения при­родных явлений: явление может идти вперед и назад и одина­ково отсчитываться временем.

44. Это различие, существовавшее в 1889 г., когда выступил Бергсон, отпало в 1922–1923 гг., когда он издал свою книгу о длении.

Среди астрономических процессов выявились процессы, свя­занные хотя бы с историей звезд, которые неизменно шли в одну сторону, подобно творческой эволюции Бергсона, и для них творилось в этом ходе «время». Другие известные и при­нимавшиеся во внимание астрономические явления все были частного характера и, давая обратимые процессы (или таки­ми кажущиеся), составляют частности общего необратимого яв­ления.

Еще более резкое изменение произошло в области физико-химических явлений. В основе их всех, благодаря открытию радиоактивности, выявился необратимый процесс создания хими­ческих элементов, в основе всех явлений Мира, в микроскопи­ческом разрезе стали на первое место необратимые процессы.

Как и для живого мира, время оказалось идущим в одну и ту же сторону, связанным с ходом природных основных про­цессов.

Разница между физическим временем и длением исчезла, и «дление» Бергсона гораздо более точно определило строение Мира, чем абсолютное время физиков и механиков XIX столетия.

45. Мы видим, таким образом, что в философском построе­нии Бергсона 1889 г. было достигнуто по существу более точ­ное и правильное представление о Мире, чем то, какое господ­ствовало тогда в научной среде. Лишь в XX в. подошла к нему окончательно научная мысль.

То же самое наблюдалось, как я указывал (§ 21), и в бо­лее раннем создании понятия о пространстве-времени. На не­сколько лет раньше подошла к нему – в разных формах – философская мысль в лице Ф. Брентано и М. Палади.

Особое значение имеет в этом отношении оригинальная и глубокая личность Брентано³⁵.

Ибо Палади, исходивший из глубокой философской обработ­ки данных физико-математических наук, был одинокий мысли­тель. Брентано, его старший современник (1838–1917), оставил после себя, подобно Сократу, плеяду крупных немецких мысли­телей, сейчас отрицающих вызванную им мысль в разных фило­софских школах. Лишь сейчас сочинения его начинают печатать­ся, после его смерти, по окончании мировой войны, и до сих пор еще не окончательно изданы. Их влияние только начинает ска­зываться. Брентано, признавший еще в 1869 г. определенно, что «метод философии есть метод естествознания», резко порвал с Кантом, Гегелем и др. и пошел самостоятельно, восстановив связь с Аристотелем. Для него время есть одно из глу­бочайших проявлений бытия, связано с понятием непрерывности (continuum).

Через Гуссерля с Брентано связана мысль молодого немец­кого философа Хайдеггера, ставящего время в основу своей фи­лософии³⁶.

Это течение, вызванное Брентано, мне кажется, имеет мень­ший интерес для современной научной мысли, менее глубоко проникает в современные проблемы о времени в науке, чем фи­лософия Бергсона. Ибо Бергсон, в конце концов, связывает проб­лему времени с эволюцией жизненных форм, тогда как Хайдеггер и Брентано больше углубляются только в проблему челове­ческого сознания. Для Хайдеггера человек есть историческое существо, т. е. по существу для его сознания основой является время (die Zeit). Но очевидно, и для научной мысли, раз конст­рукция мира сводится в основе к пространству-времени, и созна­ние человека, поскольку оно охватывается методами научного исследования, должно иметь свои корни в пространстве-времени. Насколько в нем проявляется сознание – время (но и прост­ранство) должно составлять его основу. Время может изучать­ся и путем сознания.

К этому я вернусь еще ниже.

46. Среди философских построений современности сейчас приобретает интерес в связи с рассматриваемой здесь научной проблемой философская мысль Александера (1858–1938), выросшая уже всецело на почве пространства-времени.

Это философская система, которая уже не вводит в свое раз­мышление пространство и время отдельно, а строится на основе пространства-времени. Следуя в этом отношении Бергсону, Александер придает творческие проявления пространству-времени и пытается на нем строить картину Мира.

Едва ли можно сомневаться, что мы здесь стоим в начале но­вого движения в философии. Пространство-время подвергается философскому анализу, и трудно предсказать результат.

Насколько можно ожидать проявления или нахождения в пространстве-времени разума, сознания, как думает Александер, покажет будущее, и я еще буду иметь случай вернуться к этому в несколько ином аспекте. Но с научной точки зрения, едва ли можно сомневаться, что сейчас мы еще очень далеки от таких конкретных представлений о пространстве-времени, которые мо­гут быть использованы для научной работы. Предстоит надежный и исконный путь для науки – интенсивная систематическая ра­бота над научным изучением времени как проявления простран­ства-времени.

С этой точки зрения приходится присматриваться к идущей здесь философской работе.

47. И с этой точки зрения в построениях Александера интересны два наведения.

Во-первых, его идея о точках-мгновениях (points-instants) и, во-вторых, о различии между движением и изменением с точки зрения проблемы времени.

В первом случае необходимо, как мы увидим дальше, иметь в виду логический вывод, поставленный в основу этого построе­ния, что пространство и время неотделимы друг от друга в самых своих мельчайших проявлениях – в точке и в мгновении. Очень вероятно, во всяком случае, это надо попытаться исследовать, что в диссимметрических энантиоморфных проявлениях пространства-времени, как это наблюдается для живых организмов, могут проявиться особые свойства и для времени, отнесенного к своим параметрам, с одной стороны, и к мельчайшим своим проявле­ниям – с другой.

48. Вторая идея Александера о возможном различии изменения и движения заслуживает еще более пристального внимания. Мы увидим, что сейчас измерение времени – в наиболее глубо­кой и точной своей части – основано не на движении, а на изме­нении свойств тела или явления. Только мысленно можно отнести его к движению, конкретно движение не входит в изме­рение.

В философии Александера движение и изменение попадают в совершенно различные классы понятий. Движение есть одна из его категорий. Изменение (change) связано с качествами – есть явление чисто эмпирическое. Всякое движение есть изменение, но не всякое изменение есть движение.

Александер высказывает мысль, что изменение связано с за­меной одной серии движений другой серией (set) движения. – Эта, мысль заслуживает, как увидим, внимания.

49. Мы видим из этого краткого очерка, насколько необходи­мо сейчас внимательно следить за философской мыслью в пробле­ме времени.

Она представляет незаменимое сейчас орудие работы в новой и трудной области явлений, как критикой понятий, так и построй­кой новых и понятий, и гипотез.

В этой работе философов сейчас, наряду с ними и в тесном с ними общении, участвуют и ученые, главным образом пока фи­зики и математики. Они вносят глубокое знание научного мате­риала их области ведения.

Но вопрос о времени глубже и шире. Необходим контакт фи­лософов не только с физиками, но и психологами, и историками, в связи с которыми идет не меньшая работа философов и ученых.

Этот контакт должен держать философскую мысль на уровне знаний и должен создавать для научной мысли необходимую обстановку для подбора научных фактов постройки рабочих ги­потез.

Для ученого философские гипотетические построения пока могут иметь именно это последнее значение.

Но тем более они ценны, ибо без этого в данной новой обла­сти, где приходится создавать факты, нельзя работать.

Насколько сильна здесь философская мысль, мы видим из следующих данных.

Она раньше науки пришла к построению понятия простран­ства-времени, частично исходя из научных же фактов.

Она раньше науки отбросила абсолютное время и абсолютное пространство.

Она поставила вопрос о возможности научно исследовать вре­мя, когда наука на этот путь не вступала.

Она дает науке ряд указаний для сбора фактов не вслепую, а по рабочим, солидным и глубоким гипотетическим построениям.


ИЗМЕРЕНИЕ ВРЕМЕНИ И СОЗДАНИЕ ИДЕИ

АБСОЛЮТНОГО ИЗОТРОПНОГО ВРЕМЕНИ.

ГАЛИЛЕЙ И НЬЮТОН


50. Мы видим, таким образом, что в философскую мысль во­шло только одно наукой привнесенное понятие о времени – поня­тие об абсолютном, независимом от пространства и чего бы то ни было времени. В современную мысль западной цивилизации
оно было введено недавно, в конце XVII–XVIII вв., и в той форме, в какой вошла в жизнь личность Ньютона. Но история этого представления идет гораздо глубже.

Она теснейшим образом связана с проблемой, которая начала разрешаться тысячи лет тому назад и которая была одной из первых точно решенных задач науки, одной из положивших ей начало.

Она связана с измерением времени.

Понятие о времени – физико-математическое, в той отвлечен­ной форме, в какой оно вылилось в 1689 г., связано в основной своей части с научным измерением времени.

В связи с этим, по-видимому, находится любопытная история получения этого понятия. В западной цивилизации оно, по-види­мому, было создано дважды.

Было обобщено в древнеэллинской цивилизации – существо­вало века – и затем забыто и заменено другим, явно не заблуж­дением. И через века возродилось вновь в начале XVII в., окон­чательно определено в конце века и существовало в этом пони­мании до нашего времени.

Мы не знаем хода мысли народов Востока, где тоже было из­мерение времени.

По-видимому, там не было мысли, обобщающей основы изме­рений времени. В этом обобщении проявился человеческий личный гений (у нас Галилей и Ньютон).

51.